Я вырос в таком месте, где излишнее проявление эмоций считалось чем-то непристойным. Стюарт держи себя в руках, веди себя прилично. А ещё лучше не двигайся, не дыши, не думай. Это с детства вдалбливали мне в голову. Ты же будущий король, а король не может делать все, что ему хочется. Тогда в чем вообще смысл? Ах, да, ты же не человек, ты - государство. Это так въелось в подкорку моего мозга, что наблюдая за тем, как Кенни светится от счастья, я начинал ощущать неловкость. Мне всё время хотелось сказать. Пссс, парень потише, кто-то может увидеть это и тогда у нас будут проблемы. Словно мы совершаем какое-то преступление. Это ужасно и в глубине души я завидовал своему новому знакомому, что его жизнь не обремена таким бредом, и он спокойно может радоваться самым разным мелочам. Хотя, кажется для Кенни не было мелочью то, что происходило сейчас. Он был похож на маленького мальчика рождественским утром, который вот-вот откроет подарок и получит то, о чем так долго мечтал. И это его состояние, словно предавалось мне, заставляя беспрерывно улыбаться.
Тем временем Кенни пытается приобщить меня к процессу выбора и демонстрирует одну из камер, которая приглянулась ему больше всего. Он увлеченно рассказывает о разных функциях, тыкая в какие-то кнопочки, а потом и вовсе вручая мне аппарат и заставляя сделать пару снимков, чтобы оценить. Постепенно это перестает быть просто сделкой, между нами появляется что-то общее, что-то только наше.
Я не чувствую больше что это что-то формально, что это мой долг, потому что мне действительно хочется сделать это для Кенни, ведь он так светится, никогда раньше не видел ничего подобного. Внутри меня тоже начинает шевелиться какое-то неизвестное мне чувство, раньше я его не испытывал. Я мысленно пытаюсь охарактеризовать это, но не успеваю, так как все мысли буквально вылетают из моей головы, когда Вэндом обнимает меня. Я немею, не зная, что делать, но мозг услужливо напоминает мне, что в такие моменты принято обнимать людей в ответ. Выходит довольно неловко, я мягко прерывисто хлопаю Кенни по спине, и заметно выдыхаю, когда он выпускает меня из объятий, надеясь на то, что я не залился краской от всего этого.
– Прости. – Говорю я, в очередной раз, ощущая укол вины, за то, что натворил в прошлую нашу встречу. Пожимаю губы и думаю, о том что, наверное, пришло время прощаться, но Кенни в очередной раз опережает меня.
– Попозировать? – Переспрашиваю так, словно не расслышал, одна моя бровь вопросительно приподнимается в ожидании ответа. – Я? Не думаю, что достаточно хорош в этом… – Запинаюсь, на какое-то время, полностью погружаясь в свои мысли. На самом деле мне хочется еще немного пообщаться с Кенни, но фотосъемка. Я не особенно любил фотографироваться, наверное, потому что это навевало мне воспоминание о съемках моей семьи для ежегодника Дании. Я ненавижу эти ежегодные фотосессии, при всем параде в официальном камзоле. Ненавижу этот камзол, потому что в нем было слишком жарко, и жесткий воротник нещадно натирал мне шею. Ненавижу запах пудры и прикосновение всех этих кисточек к моему лицу. И ах, да стоять, как истукан в одной позе пока все не закончится. Это всегда были самые ужасные несколько часов в году. Но что-то мне подсказывало, что Кенни не собирается надо мной так издеваться, поэтому поразмыслив, я соглашаюсь, к тому, же я действительно свободен. После того как мое расследование о Джонни Прайоре зашло в своеобразный тупик, я пока не нашел себе занятия, а валятся в номере отеле за просмотром телепередач для домохозяек вдохновляло не особенно.
– Хотя знаешь, я в деле. – Надеюсь я не пожалею об этом после. Вместе с Кенни мы садимся в подъехавшее такси и отправляемся на студию. Дорога проходит в относительном молчании, кажется каждый из нас, был занят мыслями о предстоящих съемках или о том, что произошло не так давно в магазине. Да, я всё еще не мог отделаться от образа того объятия, пытаясь отогнать от себя эти мысли как навязчивую муху, я задумчиво уставился в окно, наблюдая за течением жизни на улицах Сан-Диего, едва заметно пожевывая нижнюю губу.
До нужного места мы добрались довольно быстро, расплатившись с водителем, мы выбрались из машины и направились вглубь переулка, напротив которого остановилось такси. На удивление в студии Кенни оказалось достаточно много света, пространства и воздуха, наверное, это было нормально, но на самом деле Вэндом не особенно ассоциировался с чем-то подобным.
– Так это значит и есть твое царство? – Улыбнувшись уголком губ, спросил я, осматриваясь по сторонам. – А здесь ничего, уютно. – Наверное, было здорово иметь нечто подобное, это напомнило мне мою комнату в Амалиенборге, а точнее кровать в балдахином, закрываясь там, я словно был свободен от всего мира, это было только мое место. Интересно чувствовал ли Кенни тоже самое находясь здесь.
– Ты не против, если я закурю? – Выглядывая из окна, обращаюсь к парню, который уже во всю занят подготовкой к предстоящей съемке, попутно доставая из кармана мятую пачку « Мальборо». Я обещал матери бросить курить, но это сильнее меня, особенно когда я начинаю нервничать, а сейчас я определенно нервничаю. Получив, разрешение я закуриваю, горький табак чуть щекочет нос, когда я выдыхаю дым из легких, прикрываю глаза и просто наслаждаюсь этим моментом.
Кенни говорит куда мне лучше встать и раздается первый щелчок камеры, я с трудом представляю что нужно делать, но Кенни уверенно направляет меня, так что спустя несколько минут мне даже начинает нравиться всё происходящее. постепенно я перестаю зажиматься и делаю всё что говорит мне Вэндом увереннее с каждым разом, пока дело не доходит до одежды. Кид просит меня раздеться до пояса, и я вновь чувствую, как начинаю закрываться. Хотя нет перед эти я уверенно скидываю с себя джинсовою жилетку и кенгурушку, и мои пальцы уже тянутся к футболке, когда я замираю. Все же для того кто лишился девственности в темноте и почти что одетым, это достаточно смело, к тому же на моих ребрах до сих пор красовался космической красоты и размеров синяк. Но все, же я снимаю и футболку тоже, хотя это выходит очень неуверенно, очень. Я вновь замираю, и не спешу откидывать её в сторону, мои пальцы тянутся к волосам на затылке и зарываются в них, смущенно улыбаюсь Кенни, как бы говоря. Ну, как-то так.