I guess i just got lost
Bein' someone else
I tried to kill the pain
Nothin ever helped
I left myself behind
Somewhere along the way
Hopin to come back around
To find myself someday ©
Порой боль бывает такой, что ее то не чувствуешь вообще, то она поедает изнутри. Даже не поедает, а скорее – разрывает все внутренности, отщепляя по кусочку. Эта боль бывает по разным причинам. Одна из них – ревность. Другая – подозрение. Третья – потеря. Боль именно третьего характера познал Маннер, в ту пору, когда начал понимать, что смерть любимой девушки ему не приснилась. Он вспоминал все – от их посиделок на кухне ее дома, когда маленькая Мэрион все выспрашивала про Капитолий и про работу миротворца, и до их последней ночи. Как жадно он целовал ее, перед тем, как вместе с рассветом она покинула его комнату. Как шептал советы дрожащим от напряжения, возбуждения и страха голосом.
Она стала единственной, и последней, пожалуй, кто увидел, каким может быть ментор второго дистрикта, если влюбится.
Влюбится… Да, Кейси был влюблен в эту девушку, которая в его глазах в один момент стала взрослой. Не то малышкой с косичками, которая выбегала навстречу. Но той, которая с серьезным видом смотрела на него в день Жатвы; той, которая надменно поднимала голову, пребывая в образе Дианы-охотницы; той, которая снимала одежду и позволяла ее снимать с себя; той, которая позволяла оставлять на своей коже следы от поцелуев… И какая разница, заметил ли их кто-нибудь. Ведь профи первого и третьего дистриктов понадобилось не так много времени, чтобы разобраться с этой «проблемой».
А потом начался ад. Маннеру требовалось и было предписано правилами следить за своим вторым трибутом, но для это следовало отрешиться ото всех остальных проблем. И он смог. Смог, словно бездушная машина для убийства, которой и был когда-то на Арене.
- Двигайся, Макс. Ты – наша последняя надежда.
Шептать, как будто Максимилиан услышит. Кусать губы, словно сам стоит перед профи с мечом в руках, а за спиной видно лук, и уже ничего не скроешь – ни сильных сторон, ни своих слабостей. Слышать свое сердце, словно оно еще живое, словно еще бьется, а не лежит где-то в зале, рядом с телом Мэрион. Чувствовать спертый воздух, который еще по каким-то причинам поступает в легкие. Не иметь возможности выдохнуть нормально… И поэтому удивляться тому, что пока нет никаких чувств.
Только для того, чтобы потом эти чувства нахлынули в полной мере. Захлестнули, как волна, а ты плавать не умеешь, более того – у тебя аквафобия!
Прилив. Ты входишь в воду, ощущая мягкий песок. Первая волна пока что лишь нежно ласкает твою кожу теплом. Тебе приятно, и ты идешь дальше. Вторая волна слегка подталкивает, и ты покачиваешься, пытаясь удержать равновесие. Третья волна хлынет вот-вот, и уже в спину. И в тебе пробуждается страх. Кажется, что ты вот-вот захлебнешься, ведь эта третья волна, она такая большая, такая высокая, что тебе ее не пережить, не преодолеть! И вода бьет тебя в спину, как нож, пущенный рукой профессионала. Но ты не чувствуешь боли. Тебе… комфортно? Да. Именно так, тебе комфортно. До тебя помаленьку начинает доходить, что ты всю жизнь был рыбой – безмолвной, но способной чувствовать. Пока не началась другая жизнь, которая тебя аквафобом сделала, вырвала из тех пут, которые по-домашнему уютны, и бросила к каменным стопам холодного и безжизненного, безэмоционального города. Там ты задыхался, но постепенно научился дышать даже отсутствием воздуха. Привык к чужим условиям, и то ли мутировал, то ли деградировал, пока привыкал. Пока снова не почувствовал РОДНОЙ вкус. Вкус воздуха, вкус воды.
Вкус свободы.
***
У Кейси этой самой свободы не было уже много лет. С тех пор, как начал думать о ней. С того самого памятного дня жатвы.
Это так больно – любить того, кто, как знаешь, рядом с тобой долго не будет. Это и бесконечные звонки, и письма, и любые способы узнать – что с твоей избранницей не так? В порядке ли? В безопасности ли?
Это ревность и скандалы. Это показатель чувства собственности. Это извинения по вечерам у дома, сидя на скамье, и обнимая ее за талию.
Но это у обычных людей. Маннер перестал себя к ним причислять еще с 12-ти лет. Когда понял, что все уже – жизнь стала другой, он сам стал другим, и прежним никогда не будет. Так оно и случилось. Подросток-трибут. Даже не ребенок. Он так вынужденно и резко повзрослел, что это стало неожиданностью для него самого. С другой стороны, когда вытаскиваешь стрелу из спины того, кого только что убил, чтобы выжить самому – как тут оставаться самим собой?
***
Он смотрел в глаза старшего Уитфилда, и качал головой. Маркус, или как-его-там его жутко бесил. Бесил своим наличием в жизни, и присутствием в этой квартире. В голове и/или груди кипело нечто, что напоминало негодование – как кто-то посторонний посмел заявиться в капитолийскую квартиру миротворца?! Игры не скоро должны были начаться, потому что еще толком не прошел Тур Победителей, а так как победителями были трибуты не второго дистрикта – Маннер наслаждался свободой. Насколько мог.
Пока не появился этот парень. Мужчина. Брат. Брат убитой Мэрион.
Усмехнувшись, Кейси покачал головой, и прошел чуть дальше. Он не боялся удара в спину, принял бы его с пониманием, напоследок сострив что-нибудь в стиле «не забудь кровь подтереть с пола – не хочу, чтобы впиталась в дерево!». Он не боялся сейчас ничего, как бы пафосно это ни звучало. Просто хотелось отдыха. Но не того, который бывает для большинства, а такого, чтобы отдохнуть уже рядом с ней – с сестрой этого странного Уитфилда.
Налив в свой стакан вечернюю порцию горячительного напитка, Маннер подумал, и отпивать не стал. Стакан был убран на стол, сам же ментор оперся на него руками, и посмотрел в окно. Ночной Капитолий. И снова ты свел две судьбы. И снова у второй фамилия Уитфилд. Вот только вторая судьба нынче весит фунтов так сто больше. Да и сила удара, наверняка, больше. Хотя бы по причине не самых положительных эмоций в адрес того, кто не уберег единственную, похоже, сестру.
- Что ты хочешь услышать? Мое признание вины? Не дождешься. Это было в первые месяцы после ее смерти.
Нельзя так говорить. Если подумать, Маркус тоже переживал тогда…
Ох.
Тоже.
Кейси поставил себя на место незваного гостя, и представил, что потерял… Мать. Вот таким вот способом. Потом представил, что был тот, кто мог положение исправить, но не исправил. И почувствовал снова этот дикий коктейль – боль и гнев. Желание растерзать на части, почувствовать на языке кровь, а между пальцами вытянуть кишки. Божественное наслаждение было бы. Утолить вот так свое желание мести!
- Ты и сам все видел. Макс уговаривал ее уйти, но она послушала моих советов. И советы гласили – не доверять профи. Я судил по себе, да и сам бы профи не поверил, если бы много лет назад меня тоже не учил ментор, что нужен союз. Странно, правда? Кажется, что я делаю все и всегда наоборот. Мне дают советы. Я их коверкаю, и передаю следующему поколению. Идиотизм? Возможно. Но не тебе меня судить. Каждый год я вижу перед собой двух трибутов. И каждый год никто из них не выживает. Скажешь, что я плохой ментор? Что ж, милости прошу на мое место – я займу твое. Страдающего и переживающего брата. Только учти, что вместе со своими полномочиями отправлять детей на смерть, и для этого же их тренировать, я дам тебе еще кое-что. Возможность влюбиться в ту, которая может погибнуть!
На последнее фразе он срывается на крик, и стакан летит в стену. Похоже, это был виски, судя по запаху, который остался на руке. Сейчас благородный напиток стекает по стене, и в лунном свете кажется, что это капли чьей-то крови…
- Ты пришел сюда меня обвинять, ведь так? Тогда наслаждайся. Я виноват, да. Опровергаю свои же слова несколько минут назад. Я виноват в том, что давал ей неправильные советы. Виноват в том, что посмел что-то начать чувствовать. Виноват сильно еще и  том, что больше времени уделял нашим отношениям, которые прерывать не хотелось, даже на время пребывания на Арене! Ты знаешь, что это такое – знать и чувствовать, что всего через несколько часов у тебя отберут самое дорогое, что есть со времен собственной победы?! Я был готов пойти туда вместо нее, и плевать, что правилами запрещено!
***
Кому мы врем, говоря, что дети и подростки навсегда остаются там – в нашем прошлом? Нигде они не остаются. На протяжении всей жизни они рядом с нами – то поддерживают, то толкают на авантюры, то вталкивают в неприятности, а потом, подло или задорно хихикая, смываются куда подальше, только чтобы не огрести хорошенько.
Сейчас в Кейси кричал от безысходности тот самый подросток, который получил ранения на Арене. Только кричал он, держа в руках тело молодой девушки 17-ти лет. Мэрион Уитфилд.
Вскоре ее портрет покажут в небе, под звучащий гимн Панема. Прозвучит пушечный выстрел, и планолет заберет тело, которое Кейси увидит только уже на похоронах. Когда встретится взглядом с ее матерью. Когда посмотрит в заплаканные глаза. Когда отведет свой взгляд. Только для того, чтобы не выдавать свою слабость.
Ему не стыдно за чувства. Ему стыдно за то, что позволил этим чувствам появиться. Почему же он тогда ее не остановил? Что помешало?
Эгоизм, – шепчет Память.
Иди ты нахрен! – вещает Сердце.
Я всегда буду с тобой, - усмехаясь, Память возвращает его обратно. В то время, которое так хочется забыть. И так хочется помнить…
[…]
- Что мы делаем, Кейси?
Он зарывается носом в ее волосы, и вдыхает их аромат. Особенный такой, ни с чем неповторимый, только потому, что он ее.
Тихо урчит, смешком выдыхает на кожу ее шеи, оставляя поцелуй, и шепотом отвечает:
- А я думал, что ты знаешь, как это называется.
Шутливо отталкивая ментора от себя, девушка садится в кровати, прижимая одеяло к груди, и смотрит на Кейси своим серьезным коронным взглядом. Так тоже умеет только она.
- Я не об этом. Ты ведь прекрасно понял, что я имела в виду, Кейси Маннер! Ты – мой ментор, а я…
- А ты сейчас получишь по заднице, если не замолчишь!
Мэрион обиженно замолкает, и Кейси со вздохом притягивает девушку к себе. Вокруг валяются разбросанные подушки, где-то сбоку висит часть одеяла, во вторую половину Мэрион пытается завернуться. Но Маннер все же укладывает ее на свое плечо, и улыбается:
- Давай судить логически. Ты знала меня с самого детства. Всегда встречала, когда я приезжал. По возможности старалась находиться рядом, потому что неосознанно чувствовала, насколько мне плохо. А я иногда пытался специально тебя оттолкнуть – поведением, или случайно, якобы, брошенным словом, только для того, чтобы эту боль не показать вообще. Я боялся, что копнув поглубже, ты перестанешь быть ребенком намного раньше, чем мне бы того хотелось. Видишь ли, у меня есть мечта – чтобы мой ребенок… Ну, если он когда-нибудь от кого-нибудь будет… Так вот, чтобы мой ребенок узнал этот кошмар как можно позже. Я хочу, чтобы жизнь моих родных и близких (которые, опять-таки, появятся только в будущем) как можно меньше зависела от Игр. Понимаю, что Жатва у нас не делится на справедливую и несправедливую, честную или лживую. Знаю, что там сложно подтасовать результаты, или же вытащить кого-то совсем уж специально, но… Я не хочу ни для кого этого кошмара. Мэрион? Только не говори, что ты заснула!
- А? что? Ты что-то сказал?
Смеясь, девушка открывает глаза, и смотрит на своего ментора. Он качает головой, и в следующую секунду нависает над ней, уже опираясь на руки и будучи наверху.
- Я ей тут философию своей жизни раскладываю, а эта чертовка спать удумала, да? Если бы устала, так и сказала бы, Мэрион!
- Я просто не люблю философию, вот и все. Кейси, ты колючий!
Все с тем же тихим, но и одновременно звонким смехом, девушка пытается увернуться от поцелуев, пока все же не отвечает на один из них.
Остаток ночи сладок. Только потому, что это последний шанс доказать друг другу, что небезразличны. Что чувства еще есть.
Чувства будут, пока есть люди…
[...]
- Говоришь, что не будешь убивать? Как это мило с твоей стороны. И великодушно. Да ты прям король, Уитфилд.
Усмехнувшись от ощущения снова этой фамилии на губах, Кейси открывает окно, впуская в помещение еще больше света, и поворачивается к Маркусу.
У них одинаковые глаза. И взгляд.
Фамильная черта бьет болью. Бьет куда сильнее даже, чем воспоминания. Потому что это как будто вернуться туда, откуда бежал, сломя голову.
И куда возвращался каждую ночь в своих кошмарах, на протяжении многих месяцев.