Это было так неожиданно, так хорошо, так непохоже на то, к чему Финн уже успел привыкнуть между ними, что сейчас у него даже дыхание перехватило от того, какой горячей волной прошло по телу возбуждение, каким сильным электрическим импульсом отозвалась пробравшая его крупная дрожь.
- Ох, мать твою, малыш... - хрипло выдохнул Финн, совсем не помня себя и слепо пытаясь поймать руки любовника. - Ох, что же ты... - он судорожно усмехнулся, облизнув разом пересохшие губы. - Да! Да, черт тебя возьми, мне это нравится... Нравится так, что во рту сладко, ничего нет лучше, чем представлять, как по тебе изводятся, а ты все равно мой, все равно со мной... - усмешка сменилась хищной и какой-то жадной ухмылкой, и Финн откинул голову любовнику на плечо.
  Сейчас ему казалось, что каждое прикосновение Бойда обжигает, а еще - что сама его близость заслонила весь окружающий мир, и нет больше ничего, кроме его чуть прохладных рук, кроме ощущения возбужденной плоти, так и вжимавшейся Финну в ягодицы, кроме так хорошо знакомого теперь жара тела. Кроме близости малыша и той странной, но при этом такой непререкаемой власти, которую он вдруг над Паркером получил. И Финн плавился у него в руках, даже не удивляясь ни на секунду своей готовности подчиняться, слушаться, выполнять любые желания любовника: казалось, что только в этом и есть сейчас настоящее удовольствие.
  Вскинув руки, Финн поспешно помог Бойду избавить его от свитера, прерывисто вздохнул и слегка выгнулся навстречу поцелую и новым прикосновениям. От нетерпения и предвкушения по телу снова прокатилась волна дрожи, и Финн передернул плечами. А потом едва не задохнулся, услышав срывающийся шепот Бойда, и то, что он говорит, и зашелся глухим, почти болезненным стоном.
- Черт... - от возбуждения вело голову, пробирало жаром все тело. Говорить хоть сколько-то разборчиво и связно становилось все труднее. Финн снова застонал, сдавленно, сквозь зубы, а потом хрипло отозвался: - Да! Да, хочу! Да, малыш... - следующий стон стал ответом на то, как болезненно сильно Бойд сжал ему ягодицы. - Трахни меня! Сейчас, сильнее!.. Так, как захочешь... - последние слова Финн прошептал, снова полуобернувшись к любовнику и пытаясь не то поцеловать его, не то заглянуть ему в глаза. - Пожалуйста! - и то, что должно было быть просьбой, прозвучало почти жадно.
  Паркер задыхался, не помнил себя от возбуждения и, даже чувствуя, насколько у него развязался язык, даже не думал притормозить или остановиться. Может быть, потому что это было просто невозможно, а он сам сейчас чувствовал себя способным на что угодно.

Чужое возбуждение сплеталось с собственным, многократно усиливая его, и при этом заставляло Паркера испытывать какое-то непривычное, прямо-таки хищное удовольствие. Он чувствовал, как сильно Бойд хочет его, физически ощущал и нетерпение любовника, то, какой жар пробрал его от одного только желания и предвкушения, и, чувствуя все это, Финн как будто насыщался - чужим восхищением, тем, насколько он нужен, тем, что хотя бы на эти минуты стал для Бойда самым лучшим, самим лихорадочным сумасшествием, которое так и слышалось в каждом стоне и каждом слове. Он сейчас целиком и полностью Бойду принадлежал и в раной мере наслаждался и этой принадлежностью, и тем, что любовник от него, кажется, физически оторваться не может.
- Никого так не хотел... - прерывисто и несколько неразборчиво отозвался Финн и жадно ответил на быстрый, немного грубоватый поцелуй.
  Не хотелось, чтобы Бойд отстранялся, он не должен был отстраняться, казалось невозможным хоть на секунду остаться без его прикосновений и жара, так и исходившего от его тела. Ничто не имело значения, кроме того, чтобы любовник оставался рядом, а потом стал ближе, и еще ближе, а потом и вовсе вошел, вплавился в его тело, соединился с ним в единое целое.
  Нетерпеливо поведя плечами под руками Бойда, Финн в голос застонал, протяжно и глухо, а потом послушался - прижался к столешнице, выгнулся немного, так, чтобы открыться, податься навстречу.
- Пожалуйста... ох, пожалуйста... - не помня себя зашептал он и вздрогнул всем телом, когда член Бойда скользнул между ягодицами. - Пожалуйста, сейчас... - и он послушно и жадно обхватил губами пальцы любовника, скользя по ним языком.
  Финн уже и не смог бы вспомнить себя таким податливым, жадным, открытым и ни за что бы не подумал, что способен не просто отдаваться, а прямо-таки требовать его взять, но сейчас собственная открытость как будто многократно усилила возбуждение и предвкушение будущего удовольствия. Он затаил дыхание и замер в ожидании большего, а когда Бойд вошел в его тело, откликнулся пронзительным, долгим стоном, полным разом и облегчения, и голода.
- Да! - хрипло вскрикнул Финн и вцепился в край стола так, что жилы на руках вздулись. - Да, малыш! Давай, сильнее! Только сильнее... еще! - и он прогнулся, нетерпеливо подаваясь назад и всем своим видом требуя как можно большего. Столько, сколько любовник сможет дать.

За то время, что они были вместе, Финн начал считать любовника своим, почти привык испытывать к нему какой-то особенный голод, хищный и дикий, наслаждаться даже их разницей в росте и силе, чувствовать себя во многом хищником, которому удалось поймать зверя, о котором другим оставалось только мечтать. Так было все это время, но совсем не так было сейчас: сейчас Финн целиком и полностью Бойду принадлежал, сам был добычей и с наслаждением отдавался этим ощущениям. Не ему решать, что будет дальше и как будет, даже его тело сейчас не в его власти: с каждым грубым резким движением Бойд все больше присваивает его, забирает себе, и противиться этому невозможно и не хочется. Только подчиняться, отдаваться, жадно ждать чужих желаний и выполнять их какими они ни были.
  Собственная покорность потрясла, но не возникло ни тени потребности вернуть себе контроль. Финн хрипло, низко застонал, почувствовав властную хватку рук любовника, и стон получился таким мучительным и долгим, как будто был ответом на боль, а не наслаждение. Сильно прогнувшись и снова подавшись Бойду навстречу, Финн запрокинул голову.
- Твой... - отозвался он, не узнавая собственный срывающийся, низкий голос. - Твой!.. - выкрикнул он, чуть не захлебнувшись собственным дыханием. - О, черт... Только твой!
  От того, как глубоко и грубо входил в него Бойд, все тело теперь пробирало не только удовольствием, но и понемногу нарастающей болью. Эти импульсы становились все острее, но не хотелось ни заглушать их, ни просить любовника быть мягче - Финн и эту боль сейчас принял как часть из близости и ее тоже теперь хотел получить как можно больше.
  Хриплый окрик прозвучал почти приказом. Финн беззвучно ахнул, облизывая пересохшие губы, а потом стиснул руками край стола так, что костяшки пальцев побелели, снова запрокинул голову и зашелся пронзительными, бессвязными криками:
- Сильнее! Глубже! Ох, черт бы тебя!.. - он с трудом перевел дух и выдохнул требовательнее и громче прежнего: - Давай, малыш! Трахни меня глубже! Делай, что хочешь... - а потом воздуха все-таки не хватило, и Финн снова сорвался на хриплые отрывистые стоны, упершись лбом в гладкую поверхность столешницы.

Не было ни криков, ни стонов в унисон его собственным, но не было и тишины, и хриплое, хищное рычание, которое у него за спиной то и дело выдыхал Бойд, странным образом отзывалось во всем теле еще большим удовольствием, чем могли бы любые слова, стоны или возгласы. Звериного сейчас между ними было гораздо больше, чем человеческого, но Финну и не хотелось быть человеком, он чувствовал себя зверем, подчинившимся другому зверю, и этим ни на что непохожим ощущением упивался не меньше, чем физическим удовольствием.
  Выгибаясь как можно сильнее, он нетерпеливо подавался навстречу каждому рывку, которым Бойд входил в его тело, и задыхался от того, как наслаждение накатывает все более и более высокими горячими волнами, а временами и вовсе будто хлещет его электрическими бичами, от которых нет спасения, но и спасаться не хочется.
  Движения любовника становились все быстрее и резче, Финну то и дело казалось, что еще немного - и он не устоит на ногах, не хватит ни сил, ни дыхания для того сумасшедшего ритма, который с головой захватил их обоих. От рук Бойда, теперь скользивших по его телу, разлетались электрические импульсы, пробиравшие до самого нутра, и в ответ на них Финн заходился все более отчаянными, пронзительными криками. Кто их слышит ли и слышит ли кто-нибудь, что вокруг и что будет потом - все эти бессмысленные мелочи окончательно потеряли всякое значение. Важно было только одно - ни на секунду не прерваться и не разделиться.
- Малыш! - отчаянно вскрикнул Финн, когда рука любовника сжалась у него на члене. - Малыш мой! Бойд! Ох, еще!.. - а потом дыхание сбилось, и он сорвался на хриплые бессловесные крики, которые так и рвались из горла.
  Сильно зажмурившись, Финн не видел и не чувствовал ничего вокруг, кроме жестких, почти жестоких ласк любовника, а когда тот вцепился в него зубами, на секунду замер, затих, потом сдавленно застонал - и кончил так, что на пару мгновений потемнело перед глазами и показалось, что дыхание больше не вернется. Кажется, на ногах он удержался только потому что все еще отчаянно цеплялся за край столешницы.

Удивительно медленно и будто бы нехотя Финн выплывал из той блаженной истомы, больше похожей на полузабытье, от которой вовсе не хотелось приходить в себя. Руки, по-прежнему сжимавшие край столешницы, подрагивали, колени норовили подогнуться, дыхание все еще не желало восстанавливаться до конца, и все равно так и тянуло чуть подольше продлить этот момент, посмаковать ощущение того, что и правда "никогда такого не было". Все случившееся сейчас между ними было непривычным и при этом совершенно упоительным, и, постепенно возвращая себе способность хоть сколько-то здраво соображать, Финн впервые сознательно признался себе, что не может и не хочет отпустить человека, принадлежать которому так запредельно хорошо.
  Впрочем, все это были слишком сложные ощущения и мысли для такого момента, обо всем этом можно будет подумать потом, позже - когда он окончательно вернет себе способность владеть собой и связно мыслить. Когда Бойд перестанет шептать ему на ухо признания, которым хочется вторить эхом. Когда его губы уже не будут так нежно, почти бережно скользить по спине Финна.
- И у меня никогда, - все-таки отозвался Паркер, хрипловато и совсем тихо. - Так, как с тобой, вообще быть не может, - и он блаженно улыбнулся собственному признанию, которое еще недавно посчитал бы в такой ситуации до смешного скороспелым.
  Почувствовав свободу, когда любовник подался назад, Финн медленно выпрямился, повел плечами и натянул джинсы. После совсем недавно пережитой встряски он все еще чувствовал себя неловким и слабым. Мысль о таких примирениях после малейшей размолвки - не только после больших ссор - показалась соблазнительной, Финн мечтательно улыбнулся и уже хотел было ответить, когда заметил жест Бойда, а еще через несколько секунд понял, что именно заставило любовника так встревожиться.
  Несколько секунд Паркер молчал. Это было не очень хорошо, этого полагалось избегать любому разумному человеку, это, в общем-то, случилось с ним далеко не в первый раз. С одной стороны, действительно есть о чем беспокоиться, с другой - теперь-то какой смысл дергаться? В конце концов, один неприятный визит в больницу - и никаких лишних мыслей.
- Все в порядке, - улыбнувшись, Финн погладил Бойда по щеке, потом по подбородку. - Ничего страшного, не о чем говорить. Со всеми случается, - не удержавшись, он слегка усмехнулся и щелкнул любовника по носу. - Да и, в общем-то, не в первый раз между нами, помнишь? Так что забыли, - и, по-прежнему улыбаясь, Паркер опустил взгляд и деловито принялся застегивать джинсы.