Хотелось реветь, смеяться, стучать кулаками по этой твердой как дуб груди, рождая в ней гулкие звуки. Самой Аврил казалось, что только слепой не заметил и не понял того, что творилось с ней каждый раз при встрече с этим долговязым лохматым парнем. Оказалось, что они оба слепцы. Джо понял раза с третьего, семья – с полувзгляда.
Монаган помнила Соэрли, до сих пор иногда просыпалась ночью в слезах от острого ощущения потери. Но чем больше времени проходило с момента его гибели – дурацкой, ненужной, нелепой – тем лучше она понимала, что это была вовсе не любовь, которую она себе придумала лет в пятнадцать. Влюбленность, обожание, восхищение. Такой взрослый, (на самом-то деле старше ее всего на пять лет), такой нужный, (Джо всего лишь выполнял просьбу его отца, пытавшегося уберечь сына от глупостей возраста), такой… глупый. Ведь глупо погибать в двадцать семь от заражения крови, вызванного раной от случайной пули.
Келлах совершенно не напоминал Соэрли. Сколько бы Аврил не пыталась выискать в его лице, голосе, руках, манере двигаться или вот так, прищурившись, смотреть в ответ, что бы то ни было напоминающее мальчишку, ставшего ее первой влюбленностью.
Он коснулся ее лица, убирая набухшую водой прядь волос, а ей захотелось скулить от нежности этого движения. И пришлось прикусить щеку изнутри, да упрямо сжать губы до тонкой острой линии, чтобы не выдать этого желания его ладоней на своей коже. И, будто в ответ на скрытое, теплые пальцы касаются ее лица, мягко и уверенно приподнимая подбородок, вынуждая сделать шаг вперед, ближе, еще, чтобы уцепиться-упереться за единственную для нее сейчас опору. Жаркие губы растапливают холод, сдавливающий грудь где-то в области сердца, вытесняют его теплом и обещанием. Тонкие пальцы на мужской груди перестают быть кулаками, скользят в каплях дождя вверх, за воротник, вплетаются в мокрые пряди, сжимают их, тянут. Так, что он вынужден запрокинуть голову, чтобы почувствовать, как согретые его же огнем мягкие губы трогают кожу на шее. Осторожно, легко, привыкая к его вкусу: пряному, соленому, словно пронизанному лучами солнца.
И Аврил позволяет себе разреветься, смеяться, стучать кулаками по его груди, и затихнуть в кольце его рук, уткнувшись заплаканным лицом в пахнущий морем свитер, неразборчиво, икая через раз, выталкивая непослушными, припухшими после поцелуев губами хриплое и вымученное:
- Где ты был так долго?
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Казалось, что дождевые капли испарялись, не успевая осесть на пылающую жаром кожу, создавая вокруг них кокон, скрывая их от посторонних глаз. Впрочем, Аврил было совершенно все равно, видит ли кто, что и с кем она сейчас делает. Все, что выходило за пределы ощущений губ и рук Морригана, могло лететь в тартарары, она бы и не заметила. В голове промелькнула мысль, что они похожи на людей, поднявшихся высоко в горы и вдруг обнаруживших, что всю жизнь дышали вполсилы. Прикосновения и поцелуи пьянили, как повышенное содержание кислорода в воздухе, как лучший дедовский виски, как… любовь.
Монаган даже замерла, почти перестав дышать, от сложившегося в голове слова. Такого простого, такого жданного, такого редко дающегося в такой длинной человеческой жизни. И зажмурилась, мотая головой, вытряхивая из нее попытавшуюся влезть мысль о невозможности этой самой любви, которая как буравчик вкручивалась в виски, словно червяк, пожирающий сочную мякоть яблока, разъедая возможности и вероятности их жизни вдвоем. И только прикосновение прохладных, мокрых от дождя, мужских губ к пульсирующему виску, и обещающий эту самую жизнь горячий шепот, позволили преодолеть внезапную дрожь тела и скованность пальцев, цепляющихся за морриганов свитер.
Они целовались, как подростки, впервые распробовавшие вкус взрослых поцелуев, не останавливаясь, делясь дыханием, словно наверстывали что-то неслучившееся или потерянное. И прерывались только для того, чтобы опять увидеть глаза, лучащиеся ярче полуденного солнца, губы, манящие и растягивающиеся в дурацкой улыбке счастливых людей.
Похоже, что Аврил была готова стоять так, - в тесном объятии, прижимаясь настолько близко, насколько возможно, и еще чуть-чуть, - пару-тройку веков, чтобы потом слегка пошевелиться. И словам Келлаха понадобилось некоторое время, чтобы все-таки проникнуть в ее голову и воздействовать на то, что зовется нейронными связями, вызвав ответную реакцию. Она даже успела кивнуть и открыть рот, чтобы сказать, кто и где их ждет, когда ее настигло окончание реплики Морригана.
От тона и смысла этих простых слов у Аврил снова перехватило дыхание, и чтобы справиться с собственным голосом, ей пришлось уткнуться лбом в грудь Келлаха, закрыть глаза и буквально отключиться от «здесь и сейчас», иначе бы, плюнув на чужие ожидания, она потащила Морригана в ближайший лодочный сарай.
- Отец Фрейзер. – Голос все еще подрагивал и явно отдавал хрипотцой, но уже не пропадал и не срывался. – И к нему лучше успеть до темноты, чтобы ты мог осмотреть церковь.
Монаган потянула Келлаха за собой по ручью, в который превратилась тропа, переплетая свои пальцы с мужскими, не собираясь ничего скрывать и наплевав на возможные последствия.
А они грозили быть.
Уж что-что, а свое семейство Аврил знала очень хорошо.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Они расцепили ладони только у церкви, да и то потому, что пришлось в четыре руки тянуть разбухшие от бесконечной влаги створки большой двери, чтобы оказаться внутри. Аврил была тут тысячу раз. Здесь крестили, венчали и отпевали всех Монаганов без исключения. За столько лет эта церковь превратилась почти в семейную, а отец Арчи стал кем-то вроде дядюшки.
Оказалось, что и Морригану он не совсем чужой. По крайней мере, у чужих не бывает столько общих знакомых. Аврил нарезала круги, бродя по церковному залу, трогая то одну, то другую потемневшую от времени скамью, гладила пальцами узкие стрельчатые арки окон, где вместо стекла были вставлены витражи. Поговаривали, что лет этим витражам никак не меньше, чем самой церкви, и каждый из них бережно сохранялся и оберегался.
И все время своих метаний чувствовала, как цепляется за нее взгляд Келлаха, как он тут же спотыкается на слове, и на место тихому гулу их с падре разговора приходит тишина. В конце концов, она примостилась за его спиной, почти у выхода, давая возможность отцу Фрейзеру перечислить все то, что нуждалось в починке, а Морригану все это услышать и оценить масштабы приложения собственных сил.
И, кажется, умудрилась задремать, потому что распахнула глаза от легкого прикосновения теплых пальцев к своему лицу.
- Привет. – Монаган улыбнулась и приподняла плечо, прижимая мужскую ладонь и потираясь об нее щекой. – Обо всем договорились? – Она смотрела в смеющиеся глаза Келлаха и чувствовала, что и ее губы растягиваются в ответной улыбке. – Что? Чему ты улыбаешься? Дед даст все, что нужно, только составь список необходимого.
Наверно, они смогли бы просидеть вот так всю ночь: вдвоем, в тишине древних камней, смотря друг на друга, и просто улыбаясь.
- Бабушка отправит парней на поиски, если мы не вернемся через полчаса. – Аврил совершенно не хотелось куда бы то ни было двигаться, но бабуля и правда могла это сделать. Вот уж насмешек потом не оберешься.
Дождь перестал поливать землю, а дорогу домой Монаган могла найти и на ощупь, если бы пришлось, поэтому они вполне благополучно добрались обратно, даже, несмотря на опустившуюся ночь и нежелание отпускать друг друга хоть на секунду, хоть на миллиметр. Перед воротами Аврил затормозила резвый шаг, почти впечатывая Морригана спиной в каменную опору, прижимаясь к нему и находя его губы своими, запечатывая любые возможные возгласы поцелуем, пробираясь холодными пальцами в тепло под рубашкой на спине Келлаха, ощущая, как он подается ей навстречу и настигая его ладонями снова. Теперь уже ему приходилось затыкать ей рот поцелуями, чтобы заглушить, готовый огласить округу, смех, пока хватало дыхания.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Аврил была ирландкой и католичкой, но это вовсе не значило, что эра хиппи, свободной любви и сексуальная революция прошли мимо ее глаз, ушей и прочих частей тела. Какой-никакой опыт у нее имелся. Монаган была в курсе того, что происходит между мужчиной и женщиной, и что детей находят вовсе не в капусте, и не аист их приносит. Ирландки и католички, как правило, выходили замуж, имея в багаже невинность, неосведомленность и воскресную школу. Аврил замуж не стремилась и не собиралась, полагая, что сама вправе распоряжаться собственным телом по собственному же усмотрению. И всегда руководствовалась принципом "делай так, чтобы другому нравилось и не в ущерб себе" и будет тебе если и не счастье, то хорошо. Местами - очень.
Вот как сейчас. Она уже не понимала, где заканчивается сама, где начинается Келлах. Казалось, что с каждой минутой, проведенной в объятиях друг друга, они переставали существовать по отдельности, спаиваясь в одно целое. И шепот Морригана она слышала, буквально, кожей, костями, мясом. И стоило невероятных усилий оторваться от его губ, расцепить, сомкнутые за его спиной ладони, перевести дыхание.
Аврил уткнулась лбом в мужское плечо, чувствуя, как мелкими иголочками колет пальцы, по-прежнему цепляющихся за него ладоней, как дрожат измятые поцелуями губы, не желая складывать буквы в слова. Она покачивалась в кольце его рук, вдыхая запах Морригана, мешавшийся сейчас с запахом самой Коннемары.
- Идем. - Аврил потянула мужчину за собой, сосредоточенного глядя под ноги, на дорожку, освещаемую только светом горящих окон. - Ба, мы пришли. - В сторону кухни, задерживаясь только, чтобы оставить мокрую одежду, вперед, сквозь распахнутые двери, наверх.
Не было сил терпеть обжигающее изнутри пламя.
Аврил толкнула собственную дверь, увлекая Морригана за собой, оборачиваясь на минуту и прижимая кончики пальцев к его губам, ощущая как опаляет кожу ладони горячее дыхание.
Дрожь рождалась глубоко внутри, заставляя сердце колотиться птицей в клетке, вырывалась наружу тысячами мурашек, заставляющих волоски на коже вставать дыбом, словно она окуналась в статическое напряжение, ныряя в него с головой. Аврил снова и снова касалась Келлаха, то кончиками пальцев проводя по шее, то мимолетно касаясь губами его щеки, то кусая за нижнюю губу. И прочь, прочь, прочь все, что мешает быть ближе. И вот уже вокруг громоздятся сдернутые, стянутые черте как свитера и джинсы, и Аврил уводит Келлаха за собой, скрываясь за дверью небольшой ванной. Не отрываясь от очередного поцелуя, слепо нашаривает вентили, включая воду, способную хоть как-то погасить неминуемый шум, и вталкивает Морригана под горячие струи воды, шагая следом.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2017-12-10 05:40:44)

Вода обжигает. Так кажется. Ровно до того момента, как его губы касаются груди. Она вздрагивает под его обжигающими поцелуями и прикосновениями. Это еще никогда не было так остро, словно он трогает не кожу, а оголенные нервы.
Вода смывает июльский холод. Он стекает по телу, исчезая под его ладонями. Это не отменяет того, что вся ее кожа покрывается мурашками. И горит там, где его пальцы или губы задерживаются чуть дольше, чем на мгновение.
Она обвивает его ладонями, скользит ими по спине вверх, впивается в кожу пальцами до белых следов. И приникает к его губам жадным поцелуем, не замечая прохлады кафельной стены за спиной. Но осознает ее наличие только, когда пытается откинуть голову, чтобы подставить его губам шею. И упирается в твердую поверхность, цепляясь за мужские плечи, чтобы устоять, когда возбужденные горошины сосков обхватывают его губы, заставляя ее выгибаться и тянуться за ними вслед.
Она кусает собственные губы, не давая вырваться наружу громкому вскрику от неожиданно прошивающей все тело сладкой дрожи.
Он путешествует по ее коже, исследуя ее поцелуями, прокладывает влажные дорожки, тут же исчезающие под струями воды, как смываемые волнами следы на песке. Но она всё равно чувствует их, знает, где они пролегли, знает, что он еще не раз вернется по ним.
Пульс бьется под тонкой кожей на шее, но кажется, что сердце, вслед за его губами, скатывается куда-то вниз. Замирает на секунду-другую, которой ему хватает на то, чтобы прижаться к ее животу, а ей – втянуть в легкие остатки воздуха между водяной пыли, и снова срывается в дикий галоп.   
Ладони упираются в плечи, а потом срываются с мокрой кожи, давая возможность вплести пальцы в его волосы. Ей так не хватает его поцелуев, так хочется насладиться его дыханием, пить его, как эти водяные струи…
… последние обрывки мыслей и слов пропадают, стираются, оставляя место лишь только вздохам и вскрикам…
Она уже не тянет его вверх, но сильнее сжимает пальцы, прижимая к себе. И выгибается дугой, упираясь затылком в стену, на краткий миг ощущая, как барабанят по груди капли воды. А потом все исчезает в жаркой волне, рожденной прикосновением его языка.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2017-12-12 15:26:51)

Мир сузился до обжигающей пульсации внизу живота. Ей едва хватает искр сознания, чтобы не кричать в голос. Она хватает ртом воздух, снова и снова кусая губы, пока на языке не появляется вкус крови. Ее пальцы почти не ощущают его кожи, которую сжимают, в которую вонзаются ногти, так сильно она их стискивает на его плечах.
Ничего не существует, кроме мужчины рядом, кроме его рта и языка, заставляющих ее стремиться к ним еще ближе, прижиматься еще теснее. Еще мгновение и весь дом огласится криком, который уже не скроет шум воды. Ее тело выгибается, ногти вонзаются в плечи еще глубже, она на какой-то миг замирает на грани, с которой есть только один путь, но ему хватает этой песчинки времени, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, даря передышку, забирая готовый сорваться с алеющих губ громкий стон.
Его ладони сжимают ее тело, подчиняют его. Она обхватывает его бедра ногой, откровенно раскрываясь перед ним. И, наконец, ощущает, как он  делает то, что доставляет ни с чем несравнимое наслаждение – впервые проникает в ее тело.
И нет разницы, чьи пальцы оставляют синяки на коже, чьи зубы впиваются в изгиб шеи, плечо или грудь. Движения двоих сливаются в одно, становятся резче и сильнее в стремлении проникнуть друг в друга как можно глубже.
Он что-то шепчет, неразличимое за их тяжелым дыханием и ревом воды в ушах, обхватывает ее бедра, приподнимая над собой, прижимая спиной к кафельной стенке. Она обвивает его ногами, скрещивает лодыжки на его пояснице, приподнимаясь и опускаясь в задаваемом им ритме, прижимаясь к нему снова.
Внутреннее напряжение вырывается наружу дрожью тела, и она обнимает его за шею, вплетая пальцы в мокрые пряди, тянет его голову назад и скользит языком по шее вверх, чтобы снова накрыть  своим ртом его губы.
… и выгибается, упираясь лопатками в стену за спиной, почти вырывается из его рук, чтобы прильнуть, снова вцепиться в его тело, сжать его внутри и снаружи, не давая ни малейшей возможности покинуть ее.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Хочется не размыкать рук. Стоять под острыми каплями, не переставая касаться друг друга. Вышагнуть из-под горячих, - да куда им, -  струй воды рука об руку. Ощущать рядом тепло его кожи. Иметь возможность прикоснуться в любой момент дня или ночи. Услышать это «люблю» еще миллионы раз. И столько же произнести его в ответ. Дышать одним воздухом в унисон. Стать и быть не «я и он», а «мы». До самого края. И за ним. Знать, что любое чувство, мысль, движение, желание – зеркальное отражение его собственных.
Хочется бесконечно чувствовать его внутри и снаружи. Потому что именно это делает ее цельной. Аврил никогда не считала себя чьей-то половинкой. Но, только приняв Келлаха, поняла, что была незавершенной.
Что бы ни ждало их за пределами этой ванной, через минуту, час, день, год или десятки лет, сейчас всё было так, как нужно. Как должно быть.
Одно на двоих сердцебиение. Одинаково сумасшедшая пульсация крови в венах. Единый ритм движений и дыхания. И даже то, как оно срывается, застревая в стонах, всхлипах, криках одного, поглощаясь губами другого.
Хочется выцарапываться из его рук и втискиваться до обжигающей близости. Впиваться в его кожу ногтями и зубами и прокладывать по ней влажные дорожки языком и губами. Чувствовать. Трогать. Дарить. Требовать. Касаться. Целовать. Любить. Быть. Просто быть с ним. Кем угодно. Как угодно. Быть.
Хочется продлить эти мгновения до бесконечной вечности. И по ощущениям именно она и проходит, прежде чем ее пальцы нашаривают вентиль, перекрывающий все еще льющуюся на них словно с небес воду. Её губы скользят по его шее и плечам, собирая капли влаги, пока её тело соскальзывает по нему, и она обретает опору под ногами. И всё-таки продолжает вжиматься в него, не разрывая объятий, ластиться к его ладоням.
Хочется прорастать друг в друга всеми этими прикосновениями, шёпотом, вдохами и выдохами.

Она нашаривает пушистое мохнатое полотенце, которым они вытираются вместе, давясь смехом, полыхая какой-то искристой радостью. Миг, и она уже у него на руках. Мгновение, и они оба уже на прохладных простынях узкой для одного, и просторной для двоих, кровати. Её губы подрагивают: то ли от вышептываемых слов, то ли от вновь разливающегося в крови желания, когда резкий стук в дверь заставляет их замереть. Её ладонь взлетает вверх, запечатывая его рот. За дверью слышится голос брата.
- Аврил, что случилось в церкви? – В голосе Лира жгучее любопытство. Двое на узкой кровати слышат, как в филенку двери упирается крепкое плечо. И тут же раздается недоуменное.   -  Какого черта ты заперлась? Твоего Морригана нет в комнате. Ты его случайно по дороге не убила, а, Аврил?
Аврил приходится справляться с бьющимся в её ладонь смехом горячим дыханием Келлаха и собственным голосом.
- Я что, в своем доме не могу закрыть свою дверь, чтобы всякие мучающиеся бессонницей, мучились ею подальше от меня? – Она переводит дыхание, и тут же закусывает губу, потому что Келлах, кажется, не расположен ждать. – Не трогала я его, гуляет где-нибудь. Дай поспать, а.
Губы Келлаха касаются поцелуями ее пальцев, а Аврил прислушивается к удаляющимся шагам продолжающего ворчать Лира. И только когда они затихают, сливаясь с тишиной, Аврил отнимает ладонь от горячих мужских губ, чтобы тут же накрыть их своими. И на излете поцелуя шепчет так, чтобы Келлах услышал её слова сердцем.
— Я люблю тебя. И я никогда тебя не отпущу. Никому не отдам. Никогда...
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Она всегда знала, когда он возвращается. Похоже, что порой и сам Морриган этого не знал, а Аврил чуяла. И поэтому никогда не удивлялась и не вздрагивала. Как бы Келлах ни подкрадывался, не задерживал дыхание, не старался появиться незаметно.
Стоило ему уехать дольше, чем на пару дней, в груди появлялось тянущее ощущение, не проходившее, как ни старалась Аврил себя убедить, что это безопасно, что это всего лишь «дела церкви». А уж если это были дела совершенно иного толка, то к тянущему ощущению прибавлялся круговорот мыслей, отделаться от которого тоже не получалось. И даже если Монаган задвигала их так далеко, что почти можно было жить спокойно, они оставались где-то в мозгу, словно расписанный задник в театрах на представлениях: вроде и внимание не отвлекает, но всегда присутствует.
Иногда Аврил казалось, что с момента их встречи прошли, как минимум, десятилетия, и она знала о Келлахе всё, что можно знать о любимом человеке. Но в первые минуты встречи после даже непродолжительной разлуки, даже, несмотря на всю долгожданную радость, они словно вновь присматривались друг к другу, пытаясь предугадать настроение или реакции.
А еще Аврил всегда ощущала предшествующий появлению Келлаха запах дерева: густой, обволакивающий запах можжевельника, которым дышала и не могла надышаться.
Вот и сейчас Монаган даже губу закусила, чтобы не рассмеяться, но улыбку удержать все равно не удалось, она предательски изгибала губы, стремясь вырваться из заточения, стоило только Аврил почуять своего мужчину на пороге.
Она накрыла мужские ладони своими, и потерлась щекой о макушку обнимающего ее Морригана, прежде чем повернуться к нему, подставляя губы для поцелуя.
- Голодный? – Аврил привстала на цыпочки, чтобы цапнуть Келлаха за губу и запечатлеть теперь уже свой поцелуй. – Как насчет отбивных с чампом? – Монаган блюла заветы всех ирландских женщин: сначала накорми мужчину, а потом выкладывай новости.
Стоило определенных трудов, чтобы не выскакивать ежеминутно из-за стола, пока Морриган насыщался, одновременно рассказывая то, что удалось выяснить к сегодняшнему вечеру про «дорогих гостей славной Ирландии», но Аврил справилась.
- Как насчет десерта? – Монаган рассмеялась, уворачиваясь от цепких пальцев Келлаха . – Я имела в виду кофе. – И через минуту водрузила перед Морриганом любимую кружку, исходящую паром, и небольшую картонную коробку.
- Говорят, это лучшее, что может быть. – Аврил мотнула подбородком в сторону кружки, аккуратно раскрывая коробку так, чтобы ее стенки больше не скрывали содержимое.
Ее пальцы слегка подрагивали, когда она убирала ладони, чтобы открыть взору мужчины малюсенькие вязаные пинетки. Монаган подняла глаза на Келлаха, не замечая, как снова прикусывает губу, ожидая вердикта.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

8 февраля 1997
- Морриган, сволочь, если ты сейчас уйдешь, я тебе никогда не покажу ребенка, - Аврил опять кричит, выгибаясь в пояснице, вцепившись в руку Келлаха так, что на его коже выступают капли крови.
- Я вижу головку, - Сосредоточенный голос акушерки нарушает секундную тишину, пока Аврил собирает силы для нового крика.
Всегда кажется, что времени полно, и можно успеть подготовиться к чему угодно. Монаган достаточно быстро узнала о беременности, рассказала Келлаху, потом родителям, и оставшееся время выдерживала форменную блокаду со стороны родственников, непременно желавших видеть ее замужем. Морриган, единожды получив отказ, больше не совался. Порой Аврил задумывалась, отчего не хочет связывать себя браком. Она любила Келлаха, была счастлива. Что беременна от него, они жили вместе… Но выходить замуж ей не хотелось категорически.
Большими капризами беременность себя не ознаменовала, Аврил переносила ее спокойно, регулярно посещая врача, и успевая выполнять прямые свои обязанности, от которых ее освободил Морриган после грандиозного скандала.
Монаган была на шестом месяце, когда едва не попала в облаву со стрельбой, и только внезапная тошнота, не характерная, в принципе, для этого срока беременности, вынудила ее запереться в туалете ближайшего кафе, обеспечив отсутствие Аврил на месте перестрелки.
Битье посуды, вопли о том, беременность не болезнь и «какого черта, Морриган» не возымели действия. Келлах, после того, как перестал стискивать ее в своих руках и кричать что-то шепотом ей в макушку, успокоился и совершенно спокойным голосом заявил Аврил, что она перестает участвовать в каких-либо операциях. По крайней мере, пока не родит.
Дублин нравился Аврил. Она любила гулять по его улицам, одна или в сопровождении Келлаха или кого-то из родни, которой становилось, кажется, больше с каждым приездом. И даже слякотная зима не стала препятствием для этих прогулок.
Рождество они встретили втроём: Келлах, Аврил и младенец в ее животе. Лучшее Рождество, мирное, радостное, только их. И живот вовсе не мешал. Аврил буквально купалась в нежности и заботе, которыми окутал ее Келлах. Новый год мало отличался от Рождества, ну. Если только подарков было самую малость поменьше.
А на рассвете восьмого Монаган вытолкала Келлаха из постели, заявив, что хочет кровяной колбасы. И пока он соображал, куда податься в ее поисках, Аврил судорожно выгнулась от тянущей и внезапной боли, напугавшись сама и напугав Морригана. Впрочем, ума сообразить, что это им хватило, и вот уже почти десять часов она находилась в ближайшей больнице, вцепившись в руку Келлаха и не собираясь ее отпускать. Пару последних часов это происходило в родильном зале, куда ее перевезли после оперативного шепота между врачом и акушеркой двадцать минут назад.
Аврил снова выгнулась, сцепив зубы, подчиняясь командам врача, напрягаясь до вздутых вен на висках. И снова закричала от боли, за которой последовало освобождение, а к отголоскам ее голоса примешалось младенческое кряхтение.
- Это девочка. – Акушерка положила ребенка на грудь Аврил, позволив ей накрыть мокрое тельце ладонями, прижимая его к себе. Монаган подняла сияющие глаза на Келлаха и улыбнулась ему абсолютно счастливой улыбкой.
- Смотри, это Мойра. Её зовут Мойра Морриган.– По щекам Аврил катились, сверкающие в свете галогенных ламп, слезы.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2017-12-29 14:17:28)

23 декабря 1997 - конец февраля 1998

Мойра оказалась на редкость спокойным ребенком. Даже, когда у нее резались зубы, создавалось ощущение, что родителей это беспокоит больше, чем самого детеныша. И даже детские болезни, через которые проходят все дети мира, протекали довольно легко. Спокойная и всегда готовая улыбнуться. Радость мамы с папой и всех родственников с обоих сторон.
Жуткий рёв Мойра поднимала только в двух случаях: когда теряла своего плюшевого медведя, и когда спать вечером ее укладывал кто-то один. Нет, Мойра соглашалась заснуть только в присутствии и Аврил и Келлаха, никак поодиночке, только вместе.
И чем бы кто из них не был занят, приходилось рысью лететь домой, чтобы уложить дочь спать. Потом можно было вернуться к прерванным занятиям, или остаться дома, где тоже находились интересные дела.
Приближалось их первое Рождество втроём. Все эти месяцы с момента рождения дочери пролетели так быстро, что оставалось только удивляться этому стремительному бегу времени. Дни были заполнены повседневными заботами, а ночи - любовью. Аврил почти прекратила лезть в "революционную" катавасию. Весь мир ее сосредоточился на любимом мужчине и ребенке. Так странно было ощущать себя просто женщиной, а не борцом за справедливость. Теперь ей приходилось волноваться за Келлаха в тысячу раз больше, чем прежде. Каждый день мог стать последним, и от этого тревога, казалось, навсегда угнездилась глубоко в груди. И стоило Морригану где-то задержаться, как она выползала наружу, погружая Аврил в беспокойство.
Но сегодня они с Мойрой ждали Келли, - Монаган всегда улыбалась, когда огромного мужика так называл его дядя, и, конечно, пользовалась любой возможностью это увидеть, потому что Морриган мгновенно превращался из мужчины в мальчишку. Келли сегодня должен был принести ёлку.
Окна они уже украсили гирляндами и вырезанными из бумаги фигурками, шары мирно покоились в коробках, готовые к тому, чтобы их покинуть, а Мойра щеголяла мягкими оленьими рожками, неуверенно еще ступая по комнатам, периодически шлепаясь на попу, но ничуть этому не огорчаясь.
С утра заходила Эрин, оставить подарки, погулить с внучкой, почитать ей сказки, пока Аврил бешеным сайгаком носилась по ближайшим базарам.
Оставалась ёлка. Настоящая, пахнущая зимой и снегом. Именно с её появлением Рождество становилось Рождеством.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2018-01-06 09:14:24)

Аврил не успевает к двери, но прекрасно слышит голос Келлаха, и то, как топочет на него Мойра. Следом раздается почти грохот и шебуршение, и когда Монаган застывает в проеме двери, ее глазам открывается картина, от которой сердце любой женщины готово расплавиться. Детеныш сидит на руках у отца, цепляясь за него своими пухлыми пальчиками, лопоча ему что-то в самое ухо и тыкая свободной ладошкой в сторону Аврил.
Она скептически выгибает бровь, откровенно веселясь, глядя на то, как Морриган кажется забыл спустить дочь с рук, чтобы раздеться, попутно задавая ей вопросы. Ответ на протяжении нескольких недель один и тот же, чтобы они не спрашивали – вдвоем или поодиночке, на какие бы предметы не указывала ладошка Мойры, все сейчас было «ням».
- По крайней мере, «ням» ближе к «маме». – Аврил с Келлахом даже пари заключили на то, кого из них дочка быстрее назовет. – Ты принёс ёлку! – Монаган только сейчас замечает объемистый сверток у порога, и глаза ее зажигаются, словно рождественские огоньки. Аврил любит эти семейные хлопоты в Рождество. Особенно теперь, когда у нее самой есть те, кого можно так назвать.
- Мой руки. - Аврил протягивает руки к дочери, принимая ее от Келлаха, и умудряется поцеловать его. – Сначала ужин, потом елка?
И пока Морриган плещется в ванной, Аврил накрывает на стол, удерживая Мойру одной рукой на бедре. Не очень удобно, но она уже привыкла, а дочь научилась крепко держаться.
Потом Келлах ест, а Монаган держит дочь на коленях, попутно лепя ей из хлебного мякиша кого-то вроде снеговика, и слушает, как прошел день её мужчины.
А потом они, наконец, устанавливают ёлку, которая расправляет свои лапы, от чего по всей их маленькой квартире плывет хвойный аромат. Мойра, усаженная между подушек на пол, тут же тянет руки к нижним веткам, а потом пробует их на зуб, замирая с изумленным видом, готовая заплакать, но Аврил отвлекает ее мишурой и игрушками. Попутно ёлка украшается шарами и гирляндами, а рядом вывешивается ряд красных носков для подарков.
И всё то время, что им понадобилось для елочного наряда, в комнате звучат смех и радостные возгласы взрослых и умильное воркование ребенка.
За окном уже сгущается непроницаемая тьма, когда они заканчивают. Аврил купает дочку и укачивает ее на руках, напевая колыбельные. А когда детеныш мирно и крепко засыпает, укладывает ее в кроватку, которую сделал Келлах.
И вытягивает Морригана из детской, в которой он готов дневать и ночевать, чтобы устроиться с ним в обнимку на маленьком диване у ёлки.
- Все целы? – Аврил берет руку Морригана в свои, и сначала прижимается к его пальцам щекой, а потом целует в самую середину ладони. – Я соскучилась. – И она тянется к его рту губами, чтобы накрыть его долгожданным поцелуем.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Монаган смотрит, как он ест, слушает его голос, улыбается вместе с Мойрой, и думает, что это, наверно, и есть счастье. Дом, семья, любимые люди. Может быть, через пару-другую лет, она родит Морригану сына и даже согласится на то, чтобы выйти за него замуж. Может быть. Аврил погружается в круговорот этих мыслей, и ловит себя на том, что отчаянно хочет этого. Она поднимает голову, ловя взгляд Келлаха и читая в нём те же мысли и чувства.
А потом по ее щеке неожиданно скатывается слеза, - Господи, позаботься о Джо, - и она смахивает ее тыльной стороной ладони, чуть покачивая головой в ответ на встревоженный взгляд Морригана, и одними губами шепчет: - Джо.
- Эрин звала завтра на ужин. – Аврил раскладывает шары в кучки по размерам. – Большие, наверно, внизу, да? – И вытягивает из цепких ладоней дочери лампочки гирлянды. – Нельзя, детка. – И подталкивает к ней специально сшитого на этот случай снеговика – чуть меньше самой дочки, мягкого, пушистого и забавного, в которого та вцепляется с не меньшим энтузиазмом, тут же кусая его за нос-морковку.
Порой Келлах словно зависает где-то в мыслях, и тогда Аврил трогает его то кончиками пальцев по ладони, то касается губами кожи там, где попадет.
Ёлка готова к празднику. Дочь убаюкана и уложена. Они вдвоём. Монаган прижимается к своему мужчине, едва слышно произнося «хорошо», в ответ на его «спокойно». Это и правда хорошо, что все целы. Особенно в Рождество.
- Малая выдержит. – Тактическая пауза, чтобы повернуться в руках Морригана. - Вопрос в том, выдержу ли я. – Аврил прикусывает губу, чтобы не рассмеяться в ответ на выражение какой-то детской обиженности на лице Келлаха, и разглаживает пытающуюся угнездиться между его бровей хмурую складку сначала пальцами, а потом губами. – Ну, хоть посплю под песнопения.
И негромко смеется, пытаясь увернуться от щекочущих пальцев Морригана, до которого доходит, что это шутка.
В конце концов, ей удаётся поймать его ладони, и она переплетает их пальцы, чувствуя своими твердые мозоли и шершавую кожу его рук. И перебирается на мужские колени, не обращая внимания, что юбка платья задирается до самых бедер, потому что это самое внимание сейчас сосредоточено на лице Келлаха. Аврил отпускает ладони Морригана, которые тут же устраиваются на ее бедрах, а сама кончиками пальцев «рисует» его брови, скулы, линию подбородка, складку у рта. А потом обвивает его за шею ладонями и стирает «нарисованное» короткими мелкими поцелуями, добираясь до его губ.
- Я люблю тебя, Келлах Морриган. – Она целует его так, словно он колодец, а она иссушенный солнцем путник. – И пойду с тобой куда угодно. – Её глаза смеются. – Даже в церковь.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2018-01-05 10:49:56)

- Боюсь, твоя матушка не поняла бы, увидев меня без платья. – Ладони Аврил сжимают плечи Морригана, ее пальцы скользят вверх по шее, вплетаются в пряди на затылке, пока он сражается с пуговицами. Внутри разгорается желание и нетерпение. Ей хочется уже почувствовать на своей коже его руки, обжигающе горячие, то нежно ласкающие, то стискивающие почти до боли.
И когда это, наконец, происходит, - мужские ладони обхватывают грудь, ласковые пальцы касаются сосков, чтобы поглаживания превратились в потягивания, - Аврил кусает губы, чтобы не разбудить дочь. А потом на помощь в нелегком деле удержания тишины приходит Келлах, запечатывая ей рот поцелуем, разрешая ей выдохнуть длинный глубокий стон в свой рот. И снова поймать его губы своими, провести по ним языком, осторожно раздвигая, чтобы погрузиться в сладость его рта. Они целуются, как дорвавшиеся до запретного подростки. Нежная робость сменяется уверенным желанием, разжигающим и без этого пылающее нутро.
Воздух закончился уже несколько мгновений назад, и теперь они дышат друг другом, по-прежнему прижимаясь друг к другу. Она чувствует, как он зарывается в ее волосы, тянет за них, и следует за этим движением, открывая его губам гибкую шею. Короткие поцелуи сухих горячих губ, едва ощутимые рваные укусы заставляют ее выгибаться, вжимаясь в него еще теснее.
Ее пальцы все еще на его плечах, и она готова вонзиться в них ногтями, но что-то мешает, и она недовольно шипит, осознавая, что это ткань футболки. Прочь. Быстрее. Она нетерпеливо тянет мешающую футболку вверх, вынуждая его разрывать объятия, избавляясь от собственной одежды. Чтобы снова прижаться, уже обнаженной кожей, почувствовать биение его сердца под ладонью, подхватить этот ритм собственным пульсом.
И жадно поглотить его признание, захватывая его губы в полноправное пользование. Теперь ничто не мешает ее ладоням касаться его кожи, и она пользуется этим правом, обвивая его шею и плечи.  Чуть приподнимается над его бедрами, позволяя ему избавиться от последней преграды между ними, пока ее губы скользят по его шее вверх. Она цепляет губами мочку его уха, втягивая ее в рот, чтобы сомкнуть на ней зубы. И ее хриплый возбужденный шепот льется ему в уши.
- Возьми меня, любимый. – Поймать его взгляд, тонуть в нем, стискивая зубы до последней границы, за которой не останется никакой возможности удерживать в себе стон удовольствия.
До сих пор каждый раз – как первый. Она не может это объяснить, да и не хочет. Каждый раз, когда он входит в ее тело, по нему словно ток проходит. И это вынуждает ее цепляться за него, втискиваться в его тело, чтобы хоть немного сбить это взлетающее вверх напряжение внутри.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Они проводят рождественско-новогодние праздники в Дублине в окружении семьи Келлаха. Эрин так часто у них в доме, что проще, кажется, просто съехаться. Да и Сколи не отстает, зачастую решая какие-то свои церковные вопросы, качая Мойру на одной ноге, и успевает отвечать и ей и в телефонную трубку, зажатую у плеча. А в конце января Аврил ставит всех перед фактом, что первый день рождения дочери будет в Коннемаре, и все хотящие и желающие могут присоединиться.
Поэтому последние дни перед отъездом, - Эрин едет с ними, а Сколи явится восьмого, - наполнены суетой, шумом и гамом. Мойра, уже устойчиво держащаяся на ногах, и довольно резво передвигающаяся по дому, ходит за каждым, утягивая в рот все, что плохо лежит. И поднимает рёв, когда у нее отбирают какие-то шурупы или деревяшки. И пытается, видимо, ругаться на своем детском наречии, потому что к «маме» и «папе» добавляется что-то, на слух Аврил, явно непечатное.
Коннемара встречает их ветрами и снеговыми зарядами, чего тут не помнят уже несколько лет. Мойра радостно знакомится с каждым из новых родственников, становясь центром внимания всего большого семейства. Ее почти не спускают с рук, чем она пользуется без зазрения совести, а Монаган только остается ворчать и шипеть на всех и каждого «хватит портить ребенка». Эрин легко находит общий язык с Эоль, и они обе готовы дни и ночи проводить на кухне, чтобы накормить всю эту ораву голодных ртов.
Дед смотрит на Морригана с легким укором, а тот в ответ виновато пожимает плечами: оба сокрушаются, что не удается уговорить Аврил на замужество. А вот братья давно и прочно приняли Келлаха в свой круг, и теперь вечерами у камина гремят мужские голоса, прерываемые громким смехом и скверными шутками.
Аврил же все это время тиха, мила и почти незаметна, что вызывает законный интерес у Келлаха, но она только улыбается и уверяет, что все хорошо.
Все и правда хорошо. Все, кого она любит, и с кем хотела бы провести всю оставшуюся жизнь – здесь, в месте, которое она всегда считала, и будет считать своим домом.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

- Что ж, добро пожаловать домой, Монаган. – Дед поворачивается к Мойре и серьезно стукается своей большой кружкой о ее маленькую, а потом обращается к Келлаху. – Без обид, Морриган.
Аврил безуспешно старается скрыть усмешку, а Мойра крутит головой от отца к деду, отчего ее банты снова слетают. Потом следует торжественный ужин, во время которого не стихает смех и шутки сыпятся со всех сторон. И когда все собираются у камина, Эрин выносит именинный пирог, украшенный одной свечой. Кажется, что Мойра полностью сознает торжественность момента, по крайней мере, сидя у отца на руках, она не пытается, как обычно включить его в какую-нибудь свою очередную игру, понятную только ей. Нет, она задувает свечу и смеется, когда та вспыхивает снова. А ее дядюшка Лир получает подзатыльник от Аврил, потому что именно он умудрился подменить обычную свечку вот этой, несгораемой.
Потом детеныш с серьезной миной держится за рукоятку ножа, которым Келлах режет пирог так, чтобы досталось по кусочку всему семейству. И весь вечер Мойра – центр внимания: с ней танцуют, играют, кружат, ей рассказывают сказки и истории, и, конечно, дарят подарки.
- Кажется, все это в фургон не влезет. – Аврил стоит рядом с Морриганом, касаясь его плеча, и скептически смотрит на все растущую кучу коробок и свертков. – По-моему, они и рождественско-новогодние ей дарят.
Но даже бесконечный в детстве источник энтузиазма и радости требует ежедневной подпитки. Точнее, еженочной, и у Мойры начинают слипаться глаза, хотя она и не разжимает своих пухлых ладошек, которыми уцепила наиболее понравившиеся подарки. И Келлаху приходится нести в кровать не только дочь, но и эти подношения родни.
Вечерние процедуры Аврил совершает уже с практически спящим детенышем, но оказавшись в кроватке, Мойра моментально открывает свои глазёнки, и крепко держась за руки обоих родителей, требует колыбельную.
- Твоя очередь. – Аврил успевает быстрее, и Морригану ничего не остается, как мурлыкать хоть что-то, отдаленно напоминающее колыбельную, пока сама Монаган легко поглаживает дочь, пытаясь распутать ее кудряшки.
Мойре хватает буквально трех минут, чтобы заснуть, спокойно сопя и сжимая любимого медведя. Аврил поправляет на дочери одеяло и тянет Келлах за собой из комнаты, оставляя дверь чуть приоткрытой.
- Мойра спит, дверь открыта, мы прогуляться. – Скороговорка предназначена засидевшимся внизу. Сколи, кажется, пытается спорить с дедом, Эрин о чем-то судачит с Эоль, братья внимают и тем и другим, пытаясь не потерять нить разговоров, хотя после того количества эля, что бушевал сегодня вечером в бокалах, это мудрено сделать.
Монаган тянет Келлаха за собой, и, когда они одеваются потеплее, ведет его к своему любимому месту. Здесь земля фермы обрывается крутым уступом прямо в море, здесь ветер бьется в белые утесы, поет им бесконечную песню, а море вторит и шумит в такт, сражаясь с этим безумным ветром за право внимания неприступных скал.
Аврил прижимается спиной к груди Морригана, чувствуя, как он обхватывает ее руками, а потом поворачивается так, чтобы видеть его лицо в лунном свете.
- Как ты относишься к идее стать многодетным отцом?
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]