Похоже, Морриган не въезжает поначалу в озвученный текст, но Аврил стоически ждет, когда же ее мужчину осенит. И даже согласна на контрольный поцелуй в лоб. Правда внутри рождается нечто вроде щекотки, растекающееся по всему телу, вынуждающее губы невесомо изгибаться в усмешке. Монаган только надежнее сцепляет пальцы у Келлаха на поясе, пока они еще не очень озябли от этого зимнего ветра, продолжая, как ей кажется, вполне выразительно таращиться в лицо Морригана.
- Вчера.. – Аврил почти неслышно, но ласково ворчит это в ответ на вопрос Келлаха. Это действительно было еще «вчера», фигурально выражаясь. Ну, а фактически – где-то в районе Рождества, вполне возможно, что и в сам Сочельник. Врач, к которому Монаган все-таки успела попасть до отъезда, ставил срок в районе шести-семи недель.
Наконец, на лице Морригана появляются отблески понимания, перерастающие в удивленную радость. А следом за этим Аврил оказывается практически на карусели, потому что в порыве чувств Келлах подхватывает ее на руки и кружит. И параллельно что-то, кажется, кричит, но за этим уханьем вверх-вниз, кружением и свистом ветра в ушах, сложно разобрать, что именно.
- Точно, и куча эта будет уже в конце лета. – Аврил прижимается к Морригану, не осознавая, что на ее лице появляется улыбка, отражение той, что красуется на физиономии Келлаха. – И я тебя люблю. По-моему, будут мальчишки. – Конечно, для определения пола еще слишком рано, но Аврил на сто тыщ процентов уверена, что это будут сыновья. Копии отца.
Еще какое-то время им двоим требуется, чтобы перестать беспричинно смеяться, перемежая этот смех поцелуями, но зимняя Коннемара не дает поблажек.
Когда они возвращаются, оказывается, что на самом-то деле, прошло не больше получаса, и все еще внизу.
- О, хорошо, что вы все еще здесь. У нас новость. – Аврил останавливается у камина и тянет к нему продрогшие ладони. Братья сначала замирают, а потом начинают радостно переглядываться, надеясь получить свой выигрыш в споре с Аврил, на что она только хмыкает. К компании присоединяются бабушка и мать Келлаха. Все в сборе, и можно огорошить всех зараз.
- Я беременна. – Аврил лукаво улыбается, наблюдая, как на лицах окружающих их родных появляется осознание ее слов. И добавляет. – У нас будет двойня.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

август 98-го, Ома

Ома оказалась сонным и тихим городком, если сравнивать ее с Дублином, и шумным рынком - если с Коннемарой.
Сразу по приезду, еще в феврале, Аврил устроилась в цветочный магазин у входа на центральную площадь города. Работа с людьми, хороший обзор, обширные и разнообразные связи. Все только рады были поболтать с милой беременной цветочницей. Парни, работающие в суде, чье здание стояло аккурат напротив, на другой стороне площади, рассказывали о подружках, пока Монаган собирала им букеты, а вовремя ввернутый вопрос помогал узнать и кое-что о распорядке их службы.
Владельцем «Чертополоха» был Фредерик Уайт, заботливо-дотошный старик-англичанин, десять лет назад похоронивший жену-ирландку, от которой у него был сын Брайан.
Морригана жутко бесило, что этот самый Брайан, узнавший, что они с Аврил не женаты, принялся оказывать ей знаки внимания. Его не останавливало ни наличие Мойры, с которой он, кстати сказать, довольно быстро подружился, ни с каждым днем, как на дрожжах, росший живот самой Аврил.
Небольшой городок, в котором каждый первый знал каждого второго, а чихнув на одном краю, можно было услышать «будьте здоровы» с другого, выглядел игрушечным и очень английским, несмотря на подавляющее количество католиков.
Монаган по-прежнему ходила на воскресные мессы с Келлахом и Мойрой, не утруждая себя посещением церкви в другое время.
И оба они с нетерпением ждали конца этой своей добровольной ссылки и «революционной» деятельности. Оба устали от всего этого. Оба хотели просто стать и быть семьей. Оба стремились обратно в Коннемару через венчание в Дублине, которое пообещали друг другу и заручились полной поддержкой в этом вопросе, что у Морриганов, что у Монаганов. Оба ждали.
К началу августа Аврил «украсилась» таким животом, что не прочь была иметь крепкую тележку, чтобы облегчить себе передвижение. Когда они узнали, что близнецы – мальчишки, вопли восторга и радости, кажется, были слышны далеко за пределами Омы, и вполне были способны достигнуть и Коннемары и Дублина. Обе семьи с нетерпением ждали этих конкретных Морриганов, а братья Аврил заявили, что в крестные пойдут все вместе. Ожесточенные битвы и искусные осады длились вплоть до конца мая, когда, наконец, Аврил и Келлах пришли к согласию по поводу имен пацанов.
Мойра, с удивлением наблюдавшая, как мама увеличивается в объеме, тоже принимала посильное участие в деле подготовки появления новых членов семьи. Прижавшись щекой к выпуклому животу Аврил, она слушала, как парни пихаются и вертятся внутри, порой покрикивая на них, чтобы не шумели, и каждый вечер рассказывала им сказки перед тем, как самой отправиться спать и услышать собственную сказку на ночь.
Волнение нарастало.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Аврил прикусывает губу, удерживая смех внутри, в ответ на рычание Морригана в сторону Уайта. Парень и, правда, был, что твой банный лист на мокром месте, но из-за него обращать на себя внимание полиции вовсе не стоило.
- Бог терпел, и нам велел. – Аврил подкладывает ладони под подбородок, чтобы удобнее было смотреть на Келлаха. – Келли. – Монаган все-таки не выдерживает, и ее губы растягиваются в улыбке. Впрочем, она тут же ойкает, потому что близнецы, кажется, не согласны с таким ее поведением, и Аврил снова прижимается к Морригану так, чтобы доставалось не ей одной.
В последние дни напряжение скрутило их нервы в такие струны, что казалось, - чуть тронь, и звон достигнет неба. У Аврил дрожали пальцы, а мысль о том, что дальше будут битвы исключительно семейного характера, никак не хотела укладываться в ее голове. И от этого Монаган периодически зависала, замирая на одном месте, внезапно, словно ныряя вглубь себя, пытаясь примерить к себе ту новую жизнь, которая стучалась в дверь.
Утром субботы Аврил хотелось остаться в кровати, никуда не ходить, провести весь день дома, стряпать пироги с Мойрой или фырчать на Келлаха, который бы обязательно внес свою лепту в общее дело, «помогая» своим девочкам.
Маки на платьях пламенели в солнечных лучах, когда Аврил с Мойрой вышли из собора, оставив Морригана разбираться со делами, собираясь не торопясь прогуляться по ярмарочным рядам. Мойра крепко держалась за ладонь Аврил, столь же крепко вцепившись другой рукой в леденец на палочке и время от времени тянула его в рот. Несчастный петушок до рта не долетал, потому что Мойра все время отвлекалась: то на десятки воздушных шариков, то на дурачившихся клоунов, то на толпу кричащих детей, то еще на что-нибудь.
За час таких гуляний, - среди шумных, громко торгующих, разговаривающих и смеющихся людей, - Монаган почти перестала слышать собственный голос, когда обращалась к дочери, а в голове ее гудело, словно она стояла под звонящим колоколом.
Келлаха нигде видно еще не было, и Аврил решительно зашагала в «Чертополох», благо находился он совсем рядом. Магазин подарил долгожданную тень и тишину, мало кому приходило в голову посетить цветочный магазин в ярмарочный день. В дверном проеме скучал Брайан, а через полчаса заглянул и мистер Уайт. Оба они посокрушались, что Аврил их покидает, выразив надежду, что после родов она непременно вернется в их лавку. Монаган согласно кивала обоим Уайтам и знакомым прохожим, когда ей показалось, что в дальнем конце улицы маячит долговязая фигура Морригана с вечно взъерошенными волосами.
Еще раз попрощавшись, Аврил шагнула под полосатый козырек на улицу и тут же попала в толчею, чересчур активную для такой беременной, как она. Толпа к тому же целеустремленно куда-то передвигалась, а Аврил не горела желанием плыть по этому людскому морю, тем более с Мойрой на буксире. Как оказалось, ее желание роли не играло: человеческий водоворот легко ее подхватил, утягивая за собой; и только благодаря Брайану и Фредерику ей удалось не потерять Мойру и остаться не сжатой и не сдавленной со всех сторон. Через несколько минут общего движения Аврил стало понятно, что она обозналась, и Монаган попыталась вывернуться из толпы, притормозив у небольшого магазинчика, а Мойра закапризничала, пожелав переползти с рук Брайана к маме. Аврил развернулась, чтобы поудобнее ее принять, поцеловала дочь в щеку, улыбаясь ей и прижимая к себе, а в следующий момент не стало ничего, кроме взорвавшегося над мостовой солнца.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2018-01-23 11:45:03)

Порой Аврил казалось, что время и зеркала насмехаются над ними. Она по-прежнему видела того самого взъерошенного парня, которого встретила в пабе, того самого взволнованного мужчину, который стоял с ней под дождем в Коннемаре, того самого – единственного и любимого мужа, что принимал каждого их ребенка. В зеркалах же отражались изборожденные лучиками морщин лица двух «глубоко зрелых» людей.
На губах Аврил появилась тень той улыбки, что расцветала каждый раз, стоило кому-то из детей с самым серьезным видом произнести чепуховую чепуху. С глубоко зрелыми на этот раз отличилась Морриган. Морриган Аврил Морриган, ну, надо же было придумать. Они с Келли даже не думали переубеждать Эоль, когда той в голову молоко прокисшее стукнуло, переглянулись только с усмешками, да кивнули одновременно.
Аврил хотела в Коннемару. Слушать шум моря, свист ветра, понимала, что вдохнуть того воздуха уже не получится и печалилась от этого больше всего. И жаловалась мужу, что этот Дублин ей даром не нужен. И соглашалась с Мойрой и близнецами, что госпиталь тут лучше, и что Колин рядом и всегда, как это у молодых нынче – «на стрёме»?
Все они, - дети, внуки, правнуки, - не помещались в этой огромной палате, а попытавшись однажды, были нещадно выгнаны ее доктором: «чтобы дышать не мешали». Аврил только вздохнула, дрожащей рукой цепляясь за ладонь Келлаха, глядя на него из-под ресниц. Келлах Морриган – вот ее воздух, она дышит им. Дети до сих пор удивляются, когда они заканчивают друг за друга фразы, хотя Аврил ничего удивительного тут не видит.
Просто они любят друг друга, и каждый миг рядом – словно самый первый раз, когда ты точно знаешь, о чем думает другой, потому что и ты думаешь так же. У них никогда не было иначе. И на всех семейных праздниках и торжествах, после здравиц и пожеланий, всегда звучал один и тот же тост - «Чтобы как у Аврил и Келлаха!»
Ее грудь размеренно поднималась и опускалась, а Аврил казалось, что воздуха с каждым глотком все меньше. Если бы можно было жить только мужем, она жила бы вечно, Келлаха ей бы хватило на всю бесконечность вселенной. Но в дело постоянно вмешивалась физиология, а девяносто – это вам не двадцать.
Дети, внуки, правнуки… В каждом из них она видит своего Келлаха, поэтому каждому достается вся ее любовь и нежность, которые она вновь и вновь черпает в Морригане, которые дарит ему сама: вздохом, прикосновением, улыбкой.
Они так давно вместе. Они так мало вместе. Ей всегда будет мало. Она по-прежнему, не поклонница церкви, даже «отдав» ей сына, но Келлах верит, что за чертой их ждут дорогие и любимые люди, и что там – за последним порогом все они встретятся. И поэтому Аврил верит тоже.
- Похоже, что я снова тебя опережу. – Аврил распахивает глаза, чуть ворочается на этой больничной кровати, чтобы Морриган тоже уместился. И читает тревогу в его глазах. Ослабевшая ладонь легко касается заросшей щеки Келлаха, Аврил улыбается мужу. – Не сегодня, любимый. Мы ведь не можем подвести Дагду, и меньше всего мне хочется, чтобы он нас проклял. Ты же его знаешь. Всегда удивлялась, чего его потянуло в священники, с его-то характером и гонором.
Длинная речь для Аврил, она тяжело дышит, и старается устроится поудобнее, прижимаясь щекой к Келлаху.
За большим окном палаты стоят их дети, внуки, правнуки, - все, кроме Дагды. Они уже отплакали свое, но то и дело, то у одного, то у другого на глазах выступают слезы. И тогда на плечи ложатся чьи-то руки, обнимая и оберегая, помогая пережить. Потому что все они - одна семья. Семья Морриганов, даже с другими фамилиями. Семья Аврил и Келлаха.
Ранним утром, еще до приезда Дагды, в палату Аврил почти вбегает Келлах-младший, сын Мойры, копия своего деда, что внешностью, что характером. Он был в Коннемаре, чтобы осуществить совершенно дурацкую идею.
- Ба, - его голос подрагивает от волнения, когда он опускается на кровать рядом с Аврил, такой маленькой под ярким домашним одеялом. – Ба, смотри, что у меня есть.
Аврил вдыхает Коннемару. Ее легкие наполняются тем самым воздухом, которого им не хватало: он пахнет белыми скалами, штормовым морем и домом. Монаган открывает глаза, внутренне ворча на саму себя: дожилась, мол, до галлюцинаций. В ногах кровати стоит ее Келли, губы которого растягиваются в веселой усмешке, а перед лицом Аврил Келлах-младший распаковывает тщательно завернутое в кучу бумаги и легкой стружки весло.
Тонкие пальцы накрывают старое выбеленное волнами и солью дерево, гладят, словно старого друга, не виденного тьму лет.
- Оно пахнет Коннемарой. – В голосе Аврил слышится удивление и радость, а по щекам текут слезы, которых она не замечает. А потом за прикрытой дверью слышатся торопливые шаги и громоподобный голос младшего сына. – Все-таки, голосом он пошел в деда.
Теперь все в сборе. И Аврил знает, что будет лежать в земле Коннемары, так же, как все ее дети и внуки, которых она встретит за порогом в свой срок. И рядом с ней, как всегда, будет стоять мужчина, который стал ее кровью и воздухом.
Они будут там.
Аврил и Келлах.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]AVRIL MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2018-01-30 09:59:26)

Когда в твою жизнь врывается нечто, запросто ее разрушающее, переворачивающее с ног на голову, заставляющее сомневаться в собственной разумности, остается либо угаснуть, подобно свече на ветру, либо попытаться собрать разбитые осколки души, склеить их, словно задетую неосторожным движением чашку. Собирать и склеивать проще и надежнее не в одиночку, потому что тогда рядом всегда есть кто-то, кто готов продолжить эту работу за тебя, подставить плечо, если сил больше не осталось, закрыть от ежесекундной памяти о случившемся.
Поначалу не удавалось даже осознать. Они долго не верили и переспрашивали Лира, вернувшегося из Омы, с опознания. Лира, с белым, как полотно лицом, с застывшим взглядом, перед которым до конца жизни будут стоять Аврил и Мойра: хрупкие, обескровленные и неживые, крошечная Мойра и выпуклый под хрусткой простыней круглый  живот Аврил. Лира, который уже не сможет больше никогда слышать, как играет скрипка.
Они все ждали Старого Монагана у пристани, и уже подходя к причалу, он знал, что случилось непоправимое. Не знал только насколько.
И каждый день ждали. Ждали, что проснутся, выберутся из этого кошмарного, одного на всех, сна. Ждали, что их Аврил рассмеется где-то за спиной, слышали ее, оборачивались – и никого не находили, и подолгу стояли замерев, только чтобы слышать ее голос там, за плечом.
Ждали, что приедет Келлах. Его ждали. Искали, сначала в Оме, потом в Дублине, потом во всех графствах. Знали, что он жив... и что пропал. И даже усилия его дяди и отца Арчи, имеющих знакомых, кажется, в самых отдаленных землях Ирландии, ни к чему не привели. Стоило в Коннемару дойти слуху, что Морригана видели в одном месте, как парни срывались туда, чтобы найти пустоту.
Эрин и Сколли, так и не успевшие стать частью семьи, но бывшие ею, встали рядом со всеми, чтобы разделить горестную ношу на всех, чтобы всем стало на самую малость легче.
Монаганы вернулись в Коннемару. Аврил, Мойра и близнецы вернулись домой к концу августа. Коннемара приняла их в себя, сделав своей частью, позволила мирно уснуть без всякой надежды проснуться.
Отец Фрейзер крестил всех Монаганов, и Аврил с Мойрой тоже. Отец Фрейзер отпевал всех Монаганов, и не думал, что доживет до часа Аврил, куда там до Мойры.
Они лежат на том самом месте, что так нравилось Аврил: почти на обрыве, под сенью старого ясеня, охраняющего их покой. На том самом месте, где Аврил связала свою жизнь с единственным мужчиной, которого любила, и с которым хотела быть.
Монаганы. Все вместе и каждый в отдельности. Молодые и старые. Разбросанные по Ирландии и по всему свету. Все они были здесь: стояли в маленькой церквушке, шли к обрыву. Все они баюкали сейчас Аврил с детьми в своих руках, провожая и прощаясь. Всех их согнула эта беда. Преждевременно убелила: кого-то покрыв белоснежным покрывалом, кого-то только припорошив первым снегом седины. В семье всегда теряли кого-то, но вот так – в один бесконечно короткий и долгий миг времени сразу четверых, которым бы жить и жить еще...
Семья замолчала, ни песен вечерами в уютной комнате с камином, ни псалмов в церкви, ни просто крика во тьму и ярость негодующих штормов.
Тишина. Гулкая, затягивающая, одна на всех тишина, как одна на всех боль.
Они жили и ждали. Потому что Аврил не будет покоя, пока ее не отпустит Келлах.
Прошел год, наполненный новыми радостями и горестями. Старый Монаган все больше становился похож на огромный крепкий дуб, корни которого перестали цепляться за землю. Часто молча сидел у потухшего камина, каждый день ходил к ясеню, рассказывая Аврил новости, заканчивая свои с ней монологи неизменным «Нет, еще не пришел».
Коннемара снова ждала Монаганов, теперь уже на годовщину. К стуку в дверь привыкли, впуская одного родственника за одним. Уже приехали Фэлан, Лир и Риан, и Эоль все так же хлопотала у печи, порой забывая, что Аврил уже не сбежит по ступенькам лестницы вниз, чтобы ей помочь, а вспоминая, каждый раз молча вытирала мокрые щеки.
Очередной стук привел к двери Гарвана, идущего мимо. Парни с тревогой переглянулись, дед сдавал, действительно становясь Старым Монаганом: согнулась спина, опустились плечи, все реже раздавался его громоподобный голос.
Монаган распахнул дверь, и словно покачнулся вперед, заставив внуков кинуться ему на помощь. Шаг вперед и старые узловатые ладони накрывают поникшие плечи стоящего перед Гарваном человека, чтобы в следующий миг привлечь его, обнимая, чтобы сказать:
- Ты, наконец, дошел.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2018-02-06 09:15:44)

Океан – часть внутренней силы Коннемары, то бесконечно бьющий в ее скалы, то бережно гладящий белое побережье своими волнами. Океан – часть внутренней силы Монаганов, позволяющий пережить нежданные беды, принимающий их радости. Весь последний год океан не давал Гарвану уйти, поддерживал, ждал вместе с ним, обещая надежду на покой потом, после такой долгожданной встречи.
За что проклинать и в чем винить человека, который потерял гораздо больше, чем он сам. У Гарвана по-прежнему были дети и внуки, каждый день рядом была любимая жена. А этот мальчик перед ним в один миг стал бедняком из бедняков, превратившись из мужа и отца в никого.
Нет в мире слов, способных примирить Морригана с произошедшим, тем более оправдать его перед самим собой. Если кто-то из Монаганов и хотел приложиться о его физиономию в первые дни и недели после гибели Аврил, то глядя на него сейчас, приходил к выводу, что больше, чем сам Келлах, никто бы его не смог наказать.
И руки братьев Аврил легли поверх ладоней Гарвана, втягивая Морригана в тепло и свет камина, впервые за все это время закрывая и защищая его, оставляя за порогом безнадежность и бессмысленность его блужданий.
Они любили Аврил, и они приняли в семью мужчину, которого она привела. Семья, а особенно любящие братья, вполне способна накостылять по шее и надавать по щам. Но только в качестве реакции прошедшего испуга, когда все закончилось благополучно. Никто из Монаганов не был испуган; сокрушен, вывернут наизнанку, с загнанными в легкие гвоздями, - что ни вдохнуть, ни выдохнуть, да, но не испуган. Все они знали, во что ввязалась Аврил, все они знали, что существует вероятность того, что ее задержат или она попадет под пулю. Все они не приветствовали ее выбор, не мирились с ним, но ничего поделать не могли.
Старый Монаган позволил Морригану отогреться, и впервые за год выспаться, не просыпаясь ежеминутно, чтобы разбудить его ранним утром.
- Они ждут. – Гарван тяжело спустился по лестнице, опираясь на вытертые поколениями белесые перила, натянул непромокаемую куртку, бросив такую же Келлаху.
Утра августа в Коннемаре дают понять, что штормовая осень не за горами: легкая взвесь морской воды висела в воздухе, оседая моросью на лице и волосах, стекая по гладкой прорезиненной ткани курток почти невидимыми ручейками. Соленый воздух холодил горло, проникая в самое нутро, еще не вымораживая, но остужая горячее дыхание, паром повисающее рядом с губами.
Старый Монаган вел Келлаха к той, что всегда будет частью его жизни, как бы она дальше не сложилась. Под тяжелыми ветвями мощного ясеня угадывался небольшой холм, увенчанный простым белым камнем, которым с Монаганами поделилась сама Коннемара. Ничего проще быть не может: земля, камень, дерево. И столь же простая надпись – Аврил, Мойра, Эйд, Энгус. Четыре имени, коротких и простых, одно под другим. [AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

Отредактировано Neassa W. Flanagan (2018-02-10 10:01:35)

Гарван не знал, как этому мальчику жить дальше. Надеялся, что знает Аврил. Большая, еще крепкая, ладонь, покрытая коричневой, просоленной морскими ветрами и волнами, кожей, скользнула за отворот куртки, чтобы появиться наружу, сжимая в ладони порядком помятый конверт из простой бумаги без всяких надписей. Монаган молча коснулся плеча Келлаха и протянул ему конверт.

Если ты держишь его в руках, значит, Джо не зря меня учил всей этой «шпионской» премудрости. Значит, им нужен ты, и они хотят тебя достать: как угодно, за мой наш счет, но очень-очень хотят, а значит – достанут рано или поздно.
Значит, ты один. Я надеюсь, что Мойра с тобой, но думаю, что нет. Мой бедный медведь. Наверно, мои истерли все ноги, разыскивая тебя. И, скорее всего, ты пришел сам. Я не знаю через сколько, надеюсь, дед еще жив, потому что следующие пару месяцев ты должен быть рядом с ним. Если нет, все равно: останься в Коннемаре, Фэлан тебя не выгонит. И даже не думай, что они винят тебя в том, что случилось с нами. Ты сам себе обвинитель и судья, только помни о презумпции, пожалуйста. (дурацкая смешная рожица)
Я ни о чем не жалею, ни на миг. Ни об одной минуте, что привела меня к тебе, ни об одном мгновении, что провела рядом с тобой. Ты – единственный из всех мужчин, что был мне нужен. И я тебя получила, правда, любимый?
Тебе будет плохо, тошно, страшно засыпать и еще страшнее просыпаться. Ты будешь вскакивать ночами и выть в подушку. Ты не забудешь этого никогда. Ты не будешь замечать, что плачешь. Тебе не раз захочется разбить кулаки, а еще лучше голову, о что-нибудь твердое. Я даже не удивлюсь, если ты попытаешься. (дурацкая грустная рожица)
Но в твоем большом сердце хватит места не только мне с детьми. Мы с радостью потеснимся и примем любого, кому ты его откроешь. Я не настаиваю на семье, иначе ты меня сейчас проклянешь, но обещай, что попробуешь. Не станешь запираться в одиночестве. Ты должен любить. Слышишь, Морриган? Должен. Ты должен это мне и своим детям. Потому что только так нам будет спокойно ждать тебя здесь, где бы это «здесь» не существовало. И мы настроены на длительное ожидание, не какие-то там двадцать-тридцать лет, а не менее полувека, а еще лучше лет семидесяти. Как раз успеет вырасти сад.
Прости, что оставила тебя. Я не хотела. Так просто получилось. Ты же знаешь, в жизни случается даже самое невероятное. Оно и случилось.  Я всегда буду тебя любить. И всегда буду рядом. Ну, не в спальне, конечно, если ты решишь остепениться. По крайней мере советов давать не стану. (смеющийся чертенок)
Живи. Слышишь? Живи за всех нас. Живи так, чтобы и на нас хватило. Живи за себя. Живи сам. Живи. Я приказываю тебе жить. Иначе, можешь не приходить.
И, Морриган, оставь мне скрипку. Тебя ждет соло.
С любовью, Аврил.
(хоровод забавных чертенят и ангелочков)
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]

На Коннемару снизошел редкий покой. Не гудели рваными аккордами ветра, не срывали пену с волн; сами волны, - мягкие и едва заметные, - ласково трогали извилистый берег, не делились с ним топляком и не приносили охапки пахнущих йодом водорослей. Впереди были несколько недель, не штиля, нет, относительного спокойствия, когда волнение на море позволяет старым баркасам, блестя на солнце обновленной краской и новым варом между плотно подогнанных досок, перекатываться с бока на бок на сверкающей ладони океана.
«Лисица» Старого Монагана была хорошо известна на побережье. Больше полувека она  «мышковала» на море, принося в сезон добычу, которой вполне хватало на безбедное житье большой семье. Еще один член этой большой семьи, молчаливый, но с собственным характером, как и все Монаганы. Приведенный в порядок баркас ждал, когда его крутых боков снова коснется холодная вода Атлантики.  Порой казалось, что «Лисица», не надеясь на своих любимых, но иногда таких бестолковых хозяев, день за днем, сама двигается поближе к прозрачным языкам моря, то и дело облизывающих пологий берег, горя от нетерпения и желания поскорее окунуться в привычную среду.
Рыбацкое дело – тяжелая мужская работа, даже в конце двадцатого века, который механизировал привычный ручной труд. Попробуй весь день потягать набухшие водой сети, и тогда поймешь, почему с рыбаками в пабах на побережье рискуют связываться немногие, в основном те, кто здесь не живет. Местным же хорошо известно, что ударом кулака средний коннемарский рыбак способен свалить с ног самого упрямого барана. Считали, что самые удачливые среди рыбацкого племени – потомки роанов, морского народа, и злить их не с руки. В молодости Гарвана так и звали «роаонов выкормыш», на что он только смеялся, неизменно возвращаясь из моря с самым богатым уловом.
Руки Гарвана еще годились на то, чтобы держать штурвал, управляя рыщущей «Лисицей», но сил его уже не хватало справляться со всем остальным в одиночку, поэтому каждый день то один, то другой внук сопровождали старика. Теперь же в помощники и компанию себе Гарван выбрал Морригана.
Старый Монаган знал, что Келлах вернулся затемно, но все равно растолкал того еще до рассвета. На кухне уже хлопотала Эоль, готовя нехитрый завтрак, да собирая мужу с собой корзину с едой. Уходя в море, Гарван возвращался перед самым закатом, считая, что пока глаза видят, а ноги еще носят – время отдыхать не пришло.
«Лисица», ведомая уверенной и знакомой рукой, скользила по зеркальной глади залива в сторону открытого океана, унося с собой двух мужчин, объединенных одной потерей.
[AVA]http://s0.uploads.ru/wCvI6.png[/AVA][SGN]Erin Go Bragh[/SGN][NIC]MONAGHAN[/NIC][STA]Страшно не умереть, а страшно не жить[/STA]