Я сидел за столом в аудитории и ел сэндвич. Прошел месяц, и за то время, что мы с Фордом виделись, я немного поменял свое отношение к университету. Стал больше общаться с однокурсниками, позволяя себе порой встретиться с ними, сходить на вечеринку и просто поговорить с кем-то. От меня больше не шарахались. Не было этой зоны отчуждения вокруг меня на занятиях. Я стал казаться своим одногруппникам парнем, с которым интересно поговорить или обсудить какую-то тему по учебе. В свою жизнь я по-прежнему никого не впускал но черным вороном казаться перестал.

- Эй, Эдвин, сегодня у нас олимпиада по экономике. Придешь? - крикнул Стив, и сидящая рядом Шона Уильямс тут же встрепенулась, с улыбкой глядя на меня.

- Правда, приходи. У нас место свободное. Мы еще хотели потом посидеть где-нибудь в кафе.

Девушка немного смутилась и даже покраснела, и я уже в который раз дал себе обещание общаться с ней осторожнее. Кажется, она положила на меня глаз, потому что на лекциях все чаще садилась вместе со мной, с удовольствиям ходя со мной на перерывах в кафе.

Нет, Шона была симпатичной и умной. Ее волосы имели легкий каштановый оттенок и красиво отсвечивали на солнце. Но меня это не трогало. Все, о чем я думал между мыслями о занятиях — Форд. Все, что с ним связано. Вспоминал все его привычки, которые успел выучить за то время, что мы общались еще в школе. Надевал джинсы с дырами на коленях, зная, как его бесит, когда пренебрегают правилами поведения в университете. И зная, почему его это бесит. Едва ли он обращал внимание на зеленые волосы Алекса, который учился вместе с нами, но мои колени… Его выводили из себя. И точно так же возбуждали, когда я заходил в его кабинет, закрывал его на замок и упирался этими коленями в стул между его ног, чтобы горячо поцеловать.

А потом просто выйти, сказав, где пройдет наша очередная встреча.

Поэтому все очарование Шоны меня совершенно не трогало. Мне было удобно общаться с ней, потому что работать над какой-то курсовой вместе было удобно. Она была собранной и действительно старалась учиться. Мне это нравилось. И если исключить ее недвусмысленные намеки на что-то большее, она была отличной приятельницей по университету. А еще стала приятным дополнением в моей игре с Фордом, потому что хотел он того или нет, все равно замечал, когда в короткие перерывы я покидал аудиторию вместе с ней. Мы шли в библиотеку или кафетерий, просто общались в коридоре, но о чем думал он — я не знаю. Догадаться было несложно, но ничего такого между мной и Шоной не было и в помине. Я лишь дразнил. Легко. Так, что это даже не стоило внимания, когда мы оставались наедине. Поэтому разговоры о моем общении в университете не поднимались. Однако… Однако сегодня я сказал ему, что мне некогда после занятий. Мы шли к Шоне готовить работу по литературе. Поэтому время встречи пришлось перенести на раннее утро субботы.

Он не успел мне ничего сказать, потому что в аудиторию уже вошла другая группа студентов, а я быстро скидал в рюкзак свои конспекты и слинял, отправляясь на другие занятия.

Изначально я даже не имел в виду ничего такого, но вспоминая его взгляд, то и дело ловил себя на мысли, что хочу поиграть еще больше.

Ревность вызывать хреново. Это гадко и я никогда не пользовался такими приемами, но… тут даже хотелось не чего-то игривого, а по-настоящему закрутить этот клубок, посмотреть, на что же способен Форд, когда игрушки лишают. Проблема была лишь в одном. Игрушка сама не представляла границ дозволенного. Я боялся, что перегну палку и останусь ни с чем. Снова загнусь от одиночества, в сознании воскресая воспоминания.

Я не хотел, чтобы это происходило. Не хотел терять того ощущения, которое возникало, когда гребаный Форд был рядом. Я… Наверно, мне просто хотелось посмотреть, как Форд отреагирует, когда его лишат того, чего он считает своим подсознательно, но не решается в этом признаться даже самому себе. Я же чувствовал… чувствовал, что он уже ощущает, как я становлюсь его. Хотелось ли мне подтолкнуть? Возможно. Хотелось ли, чтобы он показал, как умеет доминировать? Без сомнения. Я хотел поиграться с огнем, знал, как это опасно, но все равно никак не мог заставить себя откинуть эту идею…

Шона Уильямс, ты мне поможешь?

Играть другими людьми за их спиной нехорошо. Играть Шоной Уильямс было подло, но я тихо обещал себе, что не зайду далеко ни при каких обстоятельствах. Я не стану к ней приближаться. Я сделаю лишь видимость для Форда. И она не пострадает. Я убеждал себя в том, что смогу с этим справиться.

Итак… вместо того, чтобы провести время с человеком, близость которого хотел ощущать двадцать четыре часа в сутки, я пошел к Шоне, чтобы писать чертову работу.

---

Поздним вечером я виртуозно заставлял комнату выглядеть так, будто здесь не ночевали. А утром перед приходом Форда я ушел в магазин. И опоздал… Шел по аллее с бумажным пакетом в руках и смотрел на мерседес, остановившийся возле меня.

Внутри все задрожало. То ли от предвкушения, то ли от страха, то ли просто от того, что Форд приехал ко мне. Приехал, приехал, приехал…

- Привет, - чуть равнодушно поздоровался я, садясь на пассажирское сидение. - Вот, в магазин зашел.

Я ничего не сказал, но очень надеялся, что глядя на мою квартиру, Форд подумает, что я был этой ночью не дома...

Страх. Вот, что я испытывал, глядя на Форда. В душе все буквально звенело, как натянутая струна. Я смотрел на Форда, видел его лицо, немного напряженное, но в то же время расслабленное. И знаете, что? Уже раз двести пожалел о том, что начал все это.  Не потому, что боялся того, что он ответит мне. Не потому, что боялся, что разозлится и мне прилетит. Нет. Я позорно боялся, что он не просто возьмет и уйдет сейчас, а по-настоящему обидится, что я его больше не увижу, что своим поведением оскорблю его настолько, что он снова захочет уйти. На этот раз навсегда.

Как-то так происходило, что он всегда задавал тон происходящему. Он говорил, как будет, а я шел и исполнял все, что он от меня хотел. Мог позубоскалить, показать характер, рассказать ему о том, что я думаю, но в конечном итоге, что бы он ни приказывал, все это я делал. Черт, я даже делал минет Каварро, потому что видел, как Форду нравится на меня смотреть.

И что теперь? Я стоял, смотрел на него и понимал, что мне тупо страшно идти против него. Мне было страшно говорить, что я не ночевал дома, что я так уж сильно засиделся у Шоны, что просто решил заночевать у нее на диване. Мне было страшно смотреть ему в глаза и лгать. Потому что спал я у себя, разметав подушки по полу, заворачиваясь в простыню, а по утру старательно делая вид, что меня тут не было.

В душе все перемешалось, смотреть ему в глаза было стыдно и страшно, потому что уж кому-кому, но Стивену Форду я не лгал никогда. Просто не мог. С тех пор, как незаметно для самого себя в выпускном классе почувствовал, как твердая земля уходит из-под ног, а на ее месте появляется зыбкая поверхность зыбучих песков моей влюбленности. Пожалуй, я даже стыдился этого чувства, хотя в подростковых эмоциях нет ничего плохого. Но мне было стыдно. Возможно, потому что появились они на фоне ничего не значащих вещей, возможно, потому что они еще никуда не ушли. Я смотрел на Форда и отчаянно не хотел, чтобы все это заканчивалось. Смотрел на него и был готов играть, лишь бы интересовать его все дольше и дольше. Я хотел, чтобы в конечном итоге из его желания меня выросло что-то другое. Более... настоящее? Глупые бессмысленные желания, наверно, и такой циник, как я просто не должен был в такое верить, но я верил. И теперь мне было страшно.

Поэтому, зайдя в квартиру, я тупо оставил Форда и сбежал на кухню, убирая пакет с продуктами в холодильник. Весь, хоть там и была не предназначенная для холодильника еда. Ну в самом деле, кто будет складывать в холодильник свежие теплые булочки с корицей? На самом деле меня просто трясло, и я боялся смотреть на мужчину, мне казалось, что он тут же разгадает весь мой план, но на данный момент, казалось, Форд лишь злиться.

- Я... Ну, мы засиделись с Шоной за докладом, а потом я просто решил устроиться на ее диване, - неуверенно ответил я, с ужасом понимая, что просто подписываю себе этим смертный приговор.

Смотреть на него в этот момент было ужасно сложно. Сложно было встретить его взгляд и приобрести уверенный в своих словах вид. Сам себе я казался зайцем, которого загнали в угол волки, но перед Фордом, наверняка, стоял уверенный в себе молодой мужчина, голос которого совсем не дрожал. Я очень старался. Старался, чтобы он не заметил того, что внутри я весь дрожу от страха. Трусливый Эдвин Миллер. Едва ли это можно назвать возбуждающим зрелищем. Вообще хоть сколько-нибудь привлекательным это сложно было назвать, если уж на то пошло.

Тем временем Форд повесил пальто в холле, прошел в гостиную и небрежно кинул свой загадочный бумажный пакет на диван. Но я не на это внимание обратил. Нет. Я смотрел на то, как он расстегивает манжеты и медленно закатывает рукава. Блядь. К паху моментально прилило тепло. От такого незначительного жеста, черт подери! Что со мной не так?

Перед кем я вообще решил играть в игры?! Перед ним? Перед Фордом? Взгляд зацепился за тонкие линии мышц предплечья, чтобы провести выше, туда, где ткань рубашки сминалась возле локтя. Знаете, чего мне безумно сильно сейчас хотелось? Провести губами по чуть заметной голубой венке вверх, чтобы лизнуть сгиб локтя, порождая легкое ощущение щекотки. Хотелось подойти к нему и заглянуть в глаза, спуститься пальцами по шее на ключицы, потом на маленькие соски, сжимающиеся под прикосновениями... Мне столько всего хотелось рядом с ним, а я должен был вести свою партию.

Не выдержал, подошел к нему тихо-тихо, и уцепился своими пальцами, проводя по ладони подушечками от бугра под большим пальцем до мизинца вверх. Соберись, Эдвин. Соберись и скажи то, что собирался сказать.

- По мне заметно, что ты меня от чего-то отвлекаешь?

Да, вот так. Намеки на посторонние отношения и в то же время искренность в подобные моменты. Мне казалось, что это заставит Форда злиться, но при этом не до той степени, когда просто хочется взять и уйти. Мне так казалось. И я даже затаил дыхание, ожидая его ответа.

Я поднял его ладонь к лицу, чтобы языком провести ту же дорожку, что только что водили мои пальцы. И только потом позволил себе посмотреть ему прямо в глаза.

Я не знаю, что заставило Форда успокоиться. Мое ли заявление, что я был с Шоной или мое прикосновение к его ладони. Я не знал, в какой другой момент он решит злиться, не знал, до какой степени он может вообще почувствовать ярость и при этом не уйти.

Когда дело касалось Форда, мне приходилось двигаться вперед маленькими шагами, словно я пытался пересечь берега через болото. Одна безопасная кочка, вторая… чтобы уже занеся ногу над очередной, понять, что прежняя срывается со своего места и устремляется вниз, под воду, грозя меня утопить. Это даже было не минное поле, знаете ли. Когда ты идешь по минному полю, ты взрываешься… и все. Тут же все было не так просто. Я действительно балансировал на грани, когда нетерпение означало бы медленную гибель от того, что мутная вода, пахнущая болотом, медленно проникает в твой нос, заменяя воздух. Легкие жжет, но ты ничего не можешь сделать, лишь судорожно хватаешься за траву рядом с собой в тщетных попытках встать, вылезти, выползти из этой утопии.

Вот так я чувствовал себя, смотря на Форда, понимая, что наступает момент, после которого все наше общение снова перерастает в потрясающий секс. Секс, который заставляет колени дрожать, а горло выдавать самые нестоящие крики, которые нужно залепить, закрыть, не показывать бездну, в которую ты падаешь. Секс с послевкусием, когда ты еще долгое время не можешь собрать мысли в кучу, чтобы думать, чтобы… просто существовать.

Но Форд остановился. Смотрел на меня изучающим, немного равнодушным взглядом, замечая, что мое поведение изменилось. На моих же губах появилось легкое подобие улыбки. Веду себя не так? А как, Форд? Кажусь тебе более равнодушным, чем тогда? А ты уверен, что это правда? Ты уверен, что я плюю на наши встречи, совершенно к ним не готовясь? Если бы ты только знал, Форд, как я жду каждую запланированную встречу, и если бы ты только мог догадаться, как приходится переступать через себя, чтобы с равнодушным видом заметить, что нам придется повременить с этими встречами… Если бы ты только знал, чего мне хочется на самом деле. Если бы ты только мог догадаться, ты бы испугался. Ты бы снова отстранился, а мне остался бы лишь один холод, который ты мастерски изображаешь.

- А ты хочешь, чтобы я вел себя, как раньше?

Хочешь ли ты, чтобы я смотрел на тебя щенячьими глазами, ожидая похвалу за послушание? Хочешь ли ты, чтобы я ждал тебя, считая секунды, и даже не скрывал этого? Хочешь ли ты, чтобы после секса я не отпускал тебя, а долгое-долгое время наслаждался твоей близостью, какой бы холодной она ни была? Хочешь ли ты всего этого? Ты сам не знаешь. Или не хочешь себе признаваться. Или не хочешь, чтобы кто-то увидел твою слабость. Не хочешь, чтобы это стало заметно хоть кому-то еще, кроме тебя самого, потому что даже признаться мальчишке, которого ты пялишь так грязно, пошло и при этом неимоверно горячо, на самом деле постыдно для тебя.

Что в тебе сидит? Мысли о том, как все это неправильно? Что конкретно неправильно, скажи. То, что ты трахаешь своего ученика? То, что он моложе тебя в два раза? То, что ты хочешь его, несмотря на то, что изо всех сил стараешься отречься от своих желаний? Что неправильно? То, что ты проникал в него на улице, сжимая его губы ладонью, чтобы его стоны, пошлые, требовательные, мучительные, не были слышны посторонним? Что для тебя плохо, Форд?

В мире миллионы людей подвержены куда более серьезным порокам, чем секс с молодым пацаном, который хочет этого ничуть не меньше тебя. В мире царит голод, смерть и терроризм, когда ты смотришь на его губы и представляешь, как они будут вести по твоему члену. В мире ведутся споры об эвтаназии в те моменты, когда этот пацан смотрит на тебя и желает, на самом деле желает, чтобы ты делал с ним все самые пошлые и грязные вещи, которые «нормальные» люди хотеть не должны. Скажи, что для тебя нормально? Миссионерская поза с нелюбимой женщиной, когда ты трахаешь ее за закрытыми дверями с выключенным светом один раз в месяц, когда дальше оправдываться работой уже не получается? А в обеденный перерыв смотришь на молодого мальчишку, недавно взятого тобой на работу, и думаешь о том, как засадишь ему в зад по самые яйца. До влажных шлепков, до твоей спермы, стекающей по его худым бедрам… Это для тебя нормально?

Я вздрогнул услышав очередной вопрос Форда, перевел глаза на него, вглядываясь в его зрачки…

- А ты хочешь откатиться до заводских настроек? Чего ты(!) хочешь, Форд?

Я упрямо выгнул шею, заставляя себя нагло смотреть в его лицо. Не сдамся. Не сдамся. Не сдамся! И тут же потянулся за его губами, которые он так сильно приблизил ко мне, чтобы не дать мне поцелуя, которого я просил… Свел мои руки за спиной, отчего я чуть заметно выгнулся вперед, отступая потихоньку к стене. Смотрел с вызовом в его глаза, думая о том, что же он хочет сделать.

Что же на самом деле? Я плавился от его близости. От того, что его тело касается моего, а его глаза внимательно следят за тем, как я веду себя. Он был сконцентрирован на мне. Смотрел на меня, был в этот момент только со мной. И этого понимания было достаточно для того, чтобы выкинуть из головы все посторонние мысли. С ним, для него, ради него…

Хищно усмехнувшись, я повернулся к нему спиной, но это было единственным, что я сделал, повинуясь ему. Мои руки вывернулись из его хватки, и я быстро расстегнул ширинку на его брюках, проникая в трусы, чтобы оттянуть их и снять одним резким движением. Его член дернулся и задел мою задницу, на которой еще красовались те самые джинсы, которые он так не любил.

Предостерегающее «Эдвин» коснулось моего уха, посылая мурашки по коже по тому же пути, как проходят нервы в организме человека. Я был на взводе. Кажется, только тронь, и вся обойма разрядится к чертовой матери. Моя кожа горела. В воздух вырывалось горячее дыхание, оседающее на стене невидимым конденсатом.

Еще жарче стало от того, как Форд отреагировал. Прорычал что-то абстрактное, прижал меня к прохладной поверхности стены, сжимая пальцами мои бедра, обтянутые денимом. Его дыхание было похоже на мое. Такое же горячечное, но гораздо более спокойное. Весь Форд был гораздо спокойнее меня, потому что меня буквально трясло. Боже. Так я находился в его власти, и это было по-настоящему прекрасно. Мне было так неимоверно хорошо, что будь я девчонкой, непременно бы почувствовал у себя на щеках слезы.

Его тело рядом с моим. Эта близость, черт подери, ощущалась даже на уровне клеток, потому что мое тело рвалось к нему, стремилось всем своим существом, хотело слиться. И чертова одежда все портила.

Мои руки надо связывать… Да, пусть он свяжет меня, пусть обездвижит, пусть сделает со мной, что только ему заблагорассудиться, пожалуйста. Я совсем не против. Пальцы свело судорогой от острой потребности снова почувствовать его кожу под своей ладонью. Еще больше прикосновений. Еще больше смешивающегося дыхания. Еще больше его. Вот, чего я хотел. Вот, чего я буду хотеть, наверно, всегда. Мой бог снизошел до простого смертного меня. Такое ощущение возникало всегда, когда он находился рядом. И я не понимал, почему меня так тянет к нему. Не понимал, что в нем привлекало меня так, что я терял себя. Не понимал, почему готов на все, что бы он мне ни предложил. Я всего этого не понимал. Мучился, пытался догнать, но совершенно не преуспевал в затеянном. И постепенно приходил к тому, что не хочу понимать, хочу просто поддаться этим чувствам, смириться и не пытаться разобраться в волшебстве, потому что когда он был рядом, это походило на волшебство.

Волшебство, которое грозило разбиться, потому что Форд отстранился и натянул на себя одежду…

Из глубин души поднялась паника. Ужас. Даже не страх, нет. Обычно я всегда знал, когда перехожу грань между допустимым и неприемлемым. Всегда понимал, когда мне следует остановиться. Всегда знал, что вот эти попытки вызвать ревность были сразу же за гранью. И сегодня эти границы были расширены. Так мне казалось. Но… Но что произошло сейчас? Что я сделал? Что сделал не так? В какой момент времени похерил то, чем так сильно наслаждался.

Молчать. Мне нужно молчать. Я искоса взглянул на Форда, стараясь не показывать настоящего ужаса, сквозившего в моем сознании. Нет, нельзя… Нельзя!

Пальцы сжались в кулаки. Не те, что обычно сжимаются от злости. А те, что случаются, когда человек действительно о чем-то переживает. Я был готов развернуться к нему полностью, готов был просить, чтобы он остался. И в то же время я молчал и просто стоял. Потому что знал: чего бы он ни захотел в конечном итоге, я приму любой его выбор. Захочет уйти — и сможет, и уйдет. Я не стану просить его остаться. Не смогу. Потому что внутри всегда знал, что никак не могу на него повлиять. Внутри я всегда знал, что являюсь лишь пешкой для него. Фигуркой, которую можно походя смахнуть с доски и забыть. Так ведь?

То, что мы не просто встретились спустя два года, но и продолжили наши встречи без понимания того, что происходит — уже само по себе смахивало на чудо. Ему ничто не помешает просто отвернуться. Я не смогу ему помешать. Не смогу и не захочу, потому что уходить или оставаться — это выбор самого человека, и я не могу решить что-то за него. Пусть даже это будет больно.

Но Форд сказал, что я ошибся еще раньше, чем я успел полностью принять свою участь. Урок не выучен… И я, черт подери, отдал бы очень многое, чтобы этот урок не был выучен в ближайшую вечность. Не уйдет. Не уйдет. Не уйдет. Эти слова сверкали красным перед моим сознанием. И я поспешил отвернуться сразу, как только он мне об этом сказал. Страх не покинул мое тело. Страх завился толстыми тугими кольцами в клубке ядовитых змей. И от вида стека мой страх… самым непонятным образом исчез. Просто пшик — и не стало. В груди будто порвалась тонкая натянутая струна. Ладони стали влажными, а ноги чуть заметно ослабли.

Форд стянул с моих плеч рубашку, оставляя манжеты на запястьях… Что ж, если не связал, то уж точно ограничил движение. Прохладная мягкая кожа коснулась моей поясницы, запуская мурашки, тут же разбегающиеся по коже. В груди потяжелело и задрожало. Дышать становилось тяжело. Снова. Снова тяжело...

Что будет дальше? Форд спросил меня, и я невольно задался вопросом. Что будет дальше. Только я думал не про ближайшее обозримое будущее в компании Форда и стека. Я думал о том, что вообще случиться с нами. И покосившись на стек, прищурился. Хотелось улыбнуться, но страх еще давал о себе знать. И я ограничился лишь тихим:

- Выпорешь?

Это слово повисло в воздухе, когда он опустил голову к моей шее, сминая кожу губами, проводя по жилке языком, закусывая вершину ключицы у плеча. Глаза моментально закрылись, а с губ сорвался стон. Эта мнимая ласка, такая теплая, искренняя, такая необходимая… И тонкий звук расстегиваемой пуговицы на джинсах. Его рука на моем животе, медленно продвигающаяся вниз, обхватывающая член через ткань… И чуть слышное «ах», вылетевшее из груди.

Окунуться в эти ощущения с головой мне не дали, коротко приказав раздеться и пройти к кровати. Хорошо. Я больше не решался противиться. Лишь развернулся к Форду и протянул свои руки к нему, прося о том, чтобы он расстегнул манжеты. Он, полностью одетый, медленно прикасающийся к пластику мелких пуговиц… Своего рода вид отдельного эротического искусства. Джинсы слетели с меня еще быстрее, я просто перешагнул их и послушно отправился прямиком в кровать, останавливаясь у самого края. Прямые плечи, вопросительный взгляд на лице Форда. Что еще мне нужно сделать? Я готов был ко всему.

Кажется, облегчение затопило меня в тот момент, когда я увидел его, входящего в спальню. До этого момента я стоял возле кровати и думал, действительно думал, что вскоре услышу щелчок двери, и он уйдет. Я начал игру, которую сам же теперь и проигрывал.

В этот самый момент пришло понимание, что если Форд вздумает давить на мой страх его потерять, то я окажусь полностью размазан по стенке. Не останется уже ничего. Ни гордости, ни самоуважения, ни показушной непокорности в глазах. Я окажусь растоптан. И единожды увидев в его глазах живой интерес, как я отреагирую на подобное заявление, я... Скорее всего просто дам ему уйти. Уничтожу сам себя, заставлю себя молчать, хватаясь за... за что, если ничего не останется? Разве что за пустоту. Я не позволю себе умолять его. Или позволю... Я не знаю, во что это могло вылиться, но мне чертовски не хотелось проверять. Поэтому да, я надеялся, что Форд принимает правила этой игры так же, как и я. Что он не уйдет, если я скажу что-то, что ему не понравится... Ему же нравится моя непокорность на словах и покладистость в действиях... Нравится? Я... Кажется, мне просто нужно было знать, что он не уйдет, если в рамках этой игры я что-то сделаю не так. Мне важно было это знать, чтобы не чувствовать свою ущербность, потому что сейчас я и сам не представлял, что могу ему сказать, а что нет.

И.... Правильно. Я же, блядь, Эдвин-сучий-ублюдок-Миллер. Вместо того, чтобы заткнуться на сегодня окончательно, я пришел к совершенно нелогичному выводу. Раз не знаю границ, значит, их нужно определить. И в тот момент, когда Форд толкнул меня на кровать, я смотрел в его глаза нагло, игнорируя стек, который он мне показывал.

- Знаешь... Пожалуй, подарком это станет тогда, когда я воспользуюсь им для тебя.

На моих губах заиграла улыбка, наглая, открытая, намекающая на то, что меня нужно наказать прямо сейчас. Форд же забрал стек и прикоснулся наконечником к моему виску, обводя линию скулы. Ладно. Это не смущало. Это было вполне себе терпимо. Это не вызвало тот трепет, как.... как когда этот козел провел наконечником по животу, чуть заметно прикасаясь к основанию члена, проводя по всей длине.

Тело мгновенно покрылось мурашками, побежавшими по бокам и опускающимися к паху, прямо под самый кончик стека, касающегося моего тела. Грудная клетка мгновенно расширилась, втягивая больше воздуха, а потом я просто, кажется, не мог выдохнуть. Слушал и слушал то, что он говорит, вспоминал, представлял, задыхался от желания. Мне хотелось вернуться туда. В то время, когда еще не было всей этой боли между нами. Хотелось вернуться и просто... хотелось меньше показывать ему своей зависимости от него. Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы непременно это сделал, надеясь, что буду все помнить. Буду и поступлю по-другому. Буду доводить его до белого каления, чтобы при одном только виде меня у него вставало. Я вернулся бы и никогда... никогда не сказал бы отцу, что между нами что-то происходило.

Наверно, так думает почти каждый: мои бы мозги столько-то лет вперед, чтобы обернуть события вспять и поступить правильно. Вопрос только был в другом... А действительно ли это было бы правильно? На этот момент - без сомнения. Но... Но что, если мы должны были это пережить ради будущего? Как говорят? Если бог хочет для вас счастья, он ведет вас к нему кривыми дорожками. Это была наша кривая дорожка? Теперь я смотрел на Форда и замечал в нем больше мягкости по отношению ко мне. Он стал другим. Я стал другим. Мы изменились, и в наших отношениях, как мне казалось, теперь было больше понимания. Взять даже эту игру... Мы же оба знали, что ведем ее с обоюдного согласия, так? А раньше было бы такое? Ни-чер-та.

И вот теперь я слушал Форда, а, казалось, в следующее мгновение оказался на животе и стек вел свои линии по моей коже. "Да что такое со мной?!" - хотелось орать, но в горле встал комок, который с трудом сглатывал, ощущая боль в кадыке. Его голос... Его такой обычный, ничем не примечательный голос, который раньше меня так безумно бесил вместе с этими дурацкими волосами медного оттенка. В какой момент все пошло по пизде, и я начал возбуждаться от одного его голоса, говорящего слова с какими-то поражающими воображение интонациями, когда кажется, что он не слова говорит, а трахает тебя. Толчок... Толчок... Толчок...

Стек прошелся по ягодицам, чуть проникая между ними, вызывая чертовы мурашки, вызывая потребность просто умолять...  И слова. Перестаю нагло ухмыляться? Вот как сейчас, хватаю ртом воздух, задыхаюсь, затыкаю себя, чтобы не стонать, не просить, не требовать? Что еще я делаю, Форд?

По ягодице пришелся удар. Не очень больной, но неожиданный. Я привык к тому, что стек только прикасается ко мне, но не бьет. И вот это... Я вздрогнул и резко втянул воздух сквозь зубы, почти сразу ощущая теплую ладонь Форда на месте удара. Сжал зубы, чтобы не захныкать, показывая, как же, черт подери, классно мне сейчас было...

Еще один шлепок. Моя спина выгнулась волной, а я закрыл руками лицо и спрятал его в простыни, борясь со стыдом, который был вызван тем, что да! Да, блин, мне все это нравилось! Нравилось, как этот хренов стек путешествует по моему телу, нравилось, как говорит Форд, нравилось, что я не представлял, в какое место он снова меня ударит. И да, мне нравились сами удары.

Мои губы приоткрываются и я жадно глотаю воздух... Ему это нравится... В следующее мгновение с его новым шлепком, я стянул простыни в кулаках и простонал, выгибая шею вверх, затуманенными глазами видя тень от силуэта Форда.

Блядь. Мне казалось, я сам в желе превратился. Мне было настолько нереально классно, что меня буквально ломало. Плавило. Черт. Я хотел большего. Хотел получить больше его прикосновений. И… получил. Выгнув шею, я почти сразу почувствовал на своем горле его руки. И это было настолько нереально круто, что я тут же чуть не кончил. Я не знаю, почему, но я всегда так реагировал, когда он держал мое горло.

Возможно, для меня это был знак принадлежности ему. Возможно, так все казалось еще более ярким. Я терялся, чувствуя его пальцы на трахее, на вене, учащенно бьющейся в эти моменты, когда меня разрывало от желания. Мне было так хорошо, безумно, убивающе классно, что я выгибал спину, вжимаясь задницей в его пах, словно, блядь, он был ключом, а я замком. Замком на дверях в неизведанный мир абсолютной нирваны. Мы стремились, кажется, оба понять, куда ведет эта дверь, но каждый раз, несмотря на то количество нереального секса, который был между нами, мы топтались у порога и не могли зайти дальше. Скорее всего, нам обоим было страшно. Но и этого топтания на месте хватало с лихвой, чтобы понять, как это на самом деле крышесносно. Каждый гребаный раз, когда его пальцы прикасались ко мне, каждый раз, когда его член входил в меня миллиметр за миллиметром, охуенно, горячо, пошло. Так, как могло быть и получалось только рядом с ним. Будто каждое касание попадало прямо в глубину, словно, блядь, отпечатывалось свежей типографской краской на печати, которую хотелось заиметь на себе. «Его». Только, блядь, его и ничье больше. И я бы, наверно, сдох от счастья, если бы он когда-нибудь прижал меня к себе после секса и тихо прошептал на ухо «мой».

Я никогда не стремился к тому, чтобы определить наши с ним отношения. Никогда, мне не нужны были ярлыки на отношениях. Я хотел исключительно ярлыка на себе. На нем. И все. Отношения можно было не затрагивать. Что бы нас ни связывало. Только секс или что-то большее — я до безумия хотел, чтобы это было только наше, чтобы это означало, что он больше ни с кем другим этого не делает. Потому что за себя я знал, что с моей стороны поблядушек не будет. Вставлял только секс с ним. Только его тело рядом с моим. Только его глаза, которые я видел в моменты злости, в моменты возбуждения, в моменты оргазма. И это, наверняка, звучит, откровенно романтично, но я не знал, как охарактеризовать это еще какими-то другими словами, чтобы донести хотя бы до своего сознания, какого же хрена я чувствую.

Он перевернул меня к себе, когда мои пальцы только чуть-чуть ослабли, переставая держать простыню так, что я вообще удивлялся, каким образом она еще оставалась целой. Провел по моему лицу стеком, оттягивая губу. Блядь. Снова блядь, потому что это казалось неимоверно сексуальным. Но не настолько, насколько могли быть его губы в коротком поцелуе, который он мне подарил.

- Форд… - прошептал я, надеясь продолжить и сказать, как сильно я хочу, чтобы он трахнул меня. Со всей пошлостью, которая в нем была. Каждый раз казалось, что он удерживает какую-то часть всего этого в себе, не позволяя вырваться наружу без остатка. Точно не знал, да и… Да и Форд уже давно дал понять, что не любит, когда лезут в его душу. Не буду. Это его территория. И я окажусь там только тогда и если он меня туда впустит.

Закончить он мне не позволил.

Прикоснулся пальцами к члену, заставляя почти сразу потерять хрупкую тонкую нить мыслительного процесса. Зато я благополучно напрягся и громко простонал, фактически растягивая единственную гласную в его фамилии. Это было каким-то мучительным, нереальным наслаждением. Член в его руке дернулся от резкого прилива крови, и я закусил губу после судорожного вдоха, на который Форд посмотрел с удовлетворением. Ему нравилось все это делать со мной. Нравилось ли вообще или только я был объектом такого интереса, я не знал, но мне хотелось бы верить, что Форда заводит именно наши с ним отношения. Странные, непонятные, не охарактеризованные ни одной из сторон.

Дальше — больше. Он вовсе оседлал мои бедра, заставляя кружиться голову, потому что обычно я сидел сверху, а тут… Он обхватывал своими бедрами мои, словно блядь, показывал, что я в его власти. И это мне тоже нравилось. Настолько, что я не сразу сообразил, для чего он стянул галстук со своей шеи. Красноватой шеи, с ярким пятном в ямке между ключицами, к которой хотелось прикоснуться губами немедленно. Я тунулся к нему вверх, надеясь урвать еще один поцелуй, но он уже отстранился, повязывая чертову удавку на моих глазах.

Нет! Нет! Я хотел на него смотреть, хотел видеть все, что он делает, хотел внимать каждому его движению, но вдруг совершенно неожиданно оказался абсолютно открыт для него. Беззащитен. С обостренными ощущениями. И сдавленно негодующе простонал, когда он скатился с меня. Впрочем, этот стон тут же и запечатался у меня в перехваченном горле. Звук оборвался резко, словно я буквально умер. Стоило ему только накрыть ртом мой член, резко, без предупреждений, что мне действительно показалось, что я умер и вопреки всяким ожиданиям попал в рай.

- Блядь… - выстонал я и снова схватился за простыни в попытках то ли показать, как это охуенно, то ли в попытках найти хоть какую-то опору, точку, которая удержит меня в этом мире и не позволит перенестись в другой.
Форд что-то спросил, но своими действиями напрочь лишил меня возможности понять, что именно он хочет от меня услышать. И только когда он предательски остановился, до затуманенных мозгов дошло, что именно он говорил.

Я простонал еще раз. Негодующе, почти истерично, а потом запрокинул голову и выдал:

- Я тебя ненавижу.

Я очень надеялся, что он поймет, о чем я ему говорю. Дернулся бедрам вверх, надеясь, что он поймет, чего я хочу, но… ответить пришлось, сжав губы и процедив:

- Продолжай, черт бы тебя побрал… А то я тебя сейчас сам выебу.

Отредактировано Edwin Miller (2018-07-15 20:51:52)

Все, что оставалось в моем распоряжении, были слух и ощущения. Ощущения прикосновений, дыхание, вырывающееся из горла Форда с трудом, потому что я понимал: он на пределе. Это тоже добавляло яркости моим чертовым ощущениям, которые хотелось проклясть. Я не видел его выражение лица, не видел, что он собирается сделать. Каждое его прикосновение становилось гребаным сюрпризом. Вы не ждали? А вот получайте. Та-дам!!!
В очередное такое мгновение я прошипел, почти хныкнув в конце. И в этом, черт, не было совершенно ничего смешного, потому что любое прикосновение казалось, блин, каким-то микровзрывом на моей коже. Ладно на коже. Хотя бы представьте, что я ощущал, когда ожидание неизвестно чего вдруг сменялось ярким, резким прикосновением языка Форда к моему члену. Блядь. Я даже не знал, сколько на самом деле частей есть у этого органа. Вот его язык ударил по уздечке, вот — по верхней части головки, вот провел по крайней плоти.
Если бы я любил свою мать... Точнее — нет. Если бы я видел когда-то заботу собственной матери, если бы я чувствовал ее любовь, я бы определенно сейчас звал бы ее, как маленький ребенок, потому что мне казалось, что в следующую секунду я сойду с ума от неимоверной гаммы ощущений.
Если бы я верил в бога, я бы ему молился прямо в это мгновение, блядь. Вот все по той же причине, потому что я чувствовал дыхание Форда на своей шее, а в следующее мгновение он уже обводил языком родинку на моем бедре с внутренней стороны. Но в бога я не верил. Не сказать, что я был атеистом, но религиозным меня точно нельзя было назвать.
И знаете что? За неимением того, во что бы я верил или любил чистой любовью сына, я твердил и твердил фамилию собственного преподавателя, который в этот момент меня имел. Форд. Фо-о-о-орд. Форд… Форд! Десяток раз с разной интонацией, которая варьировалась от злости до восторга, от мучения до абсолютного счастья. У меня не было ничего, к чему я относился бы так же трепетно, как к нему. Не было никого, у кого я мог бы попросить помощь. Не было никого, кто хотел бы мне эту помощь оказать. У меня был только он. Единственный, как бы сопливо это ни звучало, кто затрагивал мою душу, даже не желая этого. Единственный, к кому стремилась моя суть. Единственный, с кем я был похож на самого себя, даже играя роли. Поэтому именно его фамилия скатывалась с моих губ вместе со стонами.
Он заполнил собой весь мой мир в этот момент. У меня не было возможности видеть, и постепенно моя реальность сужалась исключительно до размеров моего тела, которое таяло в руках Форда. Весь я сейчас был сосредоточен на его прикосновениях. Посторонние звуки рассеялись, оставаясь где-то за пределами этой комнаты, которая… которая стала восприниматься всем Фордом. От и до. Ласка простыней, скользящих по коже, его дыхание за моим ухом, его язык, вытворяющий все самое пошлое, что вообще возможно. Это все был он. Целиком и полностью. И я подчинялся, выгибался, просил горячечным полушепотом еще большего. Сдался. Я всегда ему сдавался. Раз за разом. Он был моим личным вирусом иммунодефицита. Потому что даже после того, что он со мной делал, даже если новизна притуплялась, у меня не получалось ему противостоять. Мой иммунитет против боли рядом с ним пасовал. Зная, что потом больно смотреть ему вслед, когда он уходит, оставляя мое распластанное тело приходить в себя после секса, зная все это, я все равно пасовал. Раз за разом испытывал всю гамму эмоций, разрушался, приходил в себя. И все по кругу. Моя чертова зависимость с медным отливом волос и красноватым пятном в ямке между ключиц. Моя чертова зависимость, которая обожает носить строгие костюмы и аккуратно причесывать свои волосы. Моя зависимость, губы которой так сладко проводят по моей коже, а пальцы умеют находить такие места, которые отзываются фейерверком в глазах.
И в тот момент, когда моя чертова зависимость резким движением спустил меня вниз, укладывая мои ноги к себе на плечи и обводя кольцо мышц языком, я вскрикнул. Скрюченные от интенсивности ощущений пальцы впивались в его кожу короткими ногтями за неимением безопасной простыни. Тело сводило в судороге, заставляя выгибаться, шумно дышать, стонать, сходить, блядь, с ума… так же ведут себя больные со столбняком. Смешно, да, но мой вирус иммунодефицита не позволял справляться с этими ощущениями, каждый херов раз добавляя все новые и новые.
- Форд… Форд… Форд, пожалуйста, перестань, пожалуйста…
Слабак. Я окончательно сдался, напрочь забывая о всякой гордости. И если бы он захотел, я бы прямым текстом попросил бы меня трахнуть, как грязную портовую шлюху. Рядом с ним я был готов стать, кем угодно.
Он сжалился, только когда мое дыхание начало вырываться со свистом, с хрипом в сжавшемся горле. Провел моей рукой по своему животу, позволяя почувствовать, как он возбужден, что я действую на него ничуть не меньше… Или это с ним делали его же действия — я не знал, но мне хотелось верить, черт подери, что все это из-за меня. Что я хоть что-то значу для него. И если не привязанность духовную, то хотя бы привязанность физическую… Я так ужасно этого хотел…
Мои глаза стягивал галстук. Плотная ткань буквально царапала ставшей сверхчувствительной кожу. На закрытых веках плясали яркие пятна. И чем больше я ощущал давления на глаза, тем этих пятен становилось больше. Ярче. Насыщенней. Или все это было от желания, острого желания получить разрядку… Я не знал. Ни черта не знал. Мог только повиноваться его тихому вкрадчивому голосу, предложившему его раздеть.
Мои пальцы нащупали его ширинку, но этого было мало. Я хотел чувствовать больше его обнаженной кожи, поэтому вопреки ожиданиям, мои пальцы двинулись вверх. Путаясь в пуговицах его строгой рубашки, почти интуитивно догадываясь, где должна быть следующая. Тонкие нити, из которых была сделана ткань ощущались почти отдельно, черт бы побрал эту пытку… Очертания мышц под полотном… Чертова пуговица на воротнике, никак не желающая поддаваться. А потом неуверенные пальцы, проводящие линию от его шеи вниз через соски, по животу. Нетерпеливое ощупывание ремня в попытке найти пряжку. Высунутый от старания и торопливости кончик языка.
- Мог бы и помочь… Если бы тебе так не нравилось смотреть на мои потуги. Да, Форд?
Я закусил губу и улыбнулся совершенно по-мальчишечьи, должно быть. А потом постарался снова стать серьезным, потому что моя непосредственность, моя откровенность, моя слабость по отношению к нему… Я еще в школе понял, что все это ему совершенно ни к чему. Я резко замолчал, снова сосредотачиваясь на том, чтобы опустить собачку на молнии ширинки вниз. Раздался коротких тихий звук, и я наконец-то сдернул с него эти орудия пыток, прикасающиеся к моей коже наждаком. После его легких ласк любое соприкосновение с посторонним материалом казалось очередным орудием пытки.
Неловко встав, опираясь на его плечо, чтобы не упасть от головокружения, я потянул его к себе, чтобы он опустился на кровать. На легкое напряжение его мышц, я лишь пожал плечами.
- Ты хотел, чтобы я тебя раздел. Что, собираешься трахать меня в носках?
Легкий смешок я подавил и уложил Форда на кровать, то и дело ощупывая края матраса, чтобы самому не промахнуться. Стянул с него носки и провел ладонями вверх по ногам. Длинным, красивым ногам. Обвел указательными пальцами коленные чашечки и двинулся выше. Носом прикоснулся к внутренней стороне бедра, чтобы не промахнуться, и двинулся дальше, вовремя приоткрывая рот, чтобы провести языком по стоящему члену.
Довольно улыбнулся и выжидающе приподнялся, словно хотел посмотреть на его лицо, но не мог. Я ждал его действий. Или разрешения. Хоть чего-то, что дало бы мне понимание, как дальше себя вести.

Мне хотелось улыбаться. Вот так, просто. Просто улыбаться, потому что этот разговор о носках казался уж слишком домашним. Словно мы давняя пара, которая уже давно живет вместе и обсуждает совершенно обыденные вещи. Да, мне хотелось улыбаться, но я старался этого не показывать. Ничего этого не было, не было пары и все это существовало только в моей голове.

Поэтому стоило выкинуть ненужные мысли, полностью концентрируясь на «здесь и сейчас для него». Я не знаю, как так получалось, но в такие моменты близости для меня переставал существовать мир вокруг, все крутилось только вокруг Форда, и эксперимент с завязанными глазами это отлично показал. Наверное, поэтому я был так ориентирован на него. Или он просто стал центром моей реальности. На самом деле было плевать. Был я, был он, были эти неимоверные встречи, а все остальное отходило на другой план. Становилось неважным, размытым, несуществующим.

Я провел руками по животу Форда и резко насадился ртом на его член. Я любил делать это для него, и с ужасом вспоминал тот первый раз, когда я отказался делать ему минет. Если бы я на тот момент знал, от чего отказываюсь, я бы ни за что этого не сделал. Даже тогда, когда был дерзким пацаном, не знающим запретов.

Вообще, если бы я тогда знал будущее, я бы вел себя совсем иначе. Хотя… А как бы я себя вел? Разве что не стал бы ничего говорить отцу? Все остальное… Я не мог быть более правильным для него. Любой я, любое мое проявление, любое мое поведение не могло быть правильным, потому что Форду все это было не нужно. Я мог бы хоть раствориться на атомы в попытках стать для него идеальным. Все это зависело не от меня, а Форд и сейчас не был готов к отношениям. К каким-то хоть сколько-нибудь постоянным в сравнении с этими встречами без обязательств.

Я не знал, встречается ли он с кем-то помимо меня. Не знал, ждет ли его кто-то у дома в те дни, когда я просто уходил домой, зная, что сегодня встречи не будет. Я ничего этого не знал. Наверное, поэтому порой чувствовал себя шлюхой, но потом… Черт, я просто не верил, что ему может быть с кем-то так же хорошо, как со мной. Или это было слишком хорошо мне?

Тысячи вопросов, ни одного ответа. На все только один: упирающийся в мое лицо член Форда. Я не видел его сейчас, но был уверен, что гладкая красноватого оттенка кожица опалесцирует на свету, отдавая молочным белым. Блядь. Даже представлять это было так жарко, что я невольно застонал, посылая по естеству Форда вибрацию. Я знал, как в эти моменты он выглядит, как выглядит его кожа, становясь будто прозрачной, блестящей, неимоверно притягательной. В голову снова пришла мысль о том, что я хочу его видеть. Галстук мешал… Мешал очень сильно, и я то и дело одергивал его концы коротким движением головы.

Резкое слово «довольно», рука Форда отстраняющая меня от себя. Почти отталкивающая. Оставляющая после себя двоякие чувства. С одной стороны было неприятно, что он не использовал другого способа, чтобы прекратить мои действия. С другой — радость, что это мой рот заставил его выйти из себя. Но я отстранился, чуть заметно улыбаясь. Подчиниться этому «довольно» всегда хотелось сразу же. И я делал. Подчинялся.

Наклонился к Форде ближе, почувствовал легкое прикосновение к своим губам его. Медленное, издевающееся. А потом сощурился, потому что привыкшим к темноте галстука глазам стало больно от света. Наблюдал за Фордом сквозь ресницы, повинуясь его движениям. Перекинул ногу через него, чтобы оказаться сидящим на его бедрах. Закусил губу синхронно с ним, когда его член протиснулся между ягодицами.

Коротко выдохнутое «Ах», и я зажмурился, желая только одного — почувствовать его в себе. Снова, вспомнить это ощущение с прошлого раза, поддаться ему, подчиниться, двигаться на его бедрах, повинуясь его рукам, задающим ритм.

Холодная, быстро нагревающаяся смазка, отдающая чуть заметным жжением ментола. Всегда поражался этой особенности. Смазка нагревалась, но сама лишь охлаждала кожу.

Проведя зубами по нижней губе и раскрыв рот, я почувствовал прикосновение члена Форда к кольцу сфинктера. Дернулся чуть заметно, нетерпеливо намекая на то, чего хочу, а потом… потом дождался. Медленное проникновение почти не доставляло боли, потому что мы достаточно часто виделись в последнее время. Я со высоким стоном выдохнул воздух, скопившийся в легких и так же быстро вдохнул новую порцию, плавясь от ощущений. Миллиметр за миллиметром, кажется, я ощущал все. Буквально. Каждый изгиб вен на его члене, каждый новый приток крови, каждую заминку. Блин…

Облизнул губы, мучительно выгибаясь в спине от того, что хотел все и сразу, насадился на его член сильнее и тут же был остановлен гнусно ухмыляющимся Фордом. Мой собственный член дернулся и проехался между нашими животами, заставляя меня потерять мысль и вместо того, чтобы нахмуриться, раскрыть рот, пытаясь справиться с горлом, которое не желало больше спокойно пропускать воздух.

Опустившись ниже я уткнулся носом в шею Форду и чуть слышно прошептал:

- Хочу тебя... Бля, как же хочу... Полностью. Прямо сейчас, пожалуйста. Слышишь? Трахни меня.

Отредактировано Edwin Miller (2018-07-23 16:32:03)

Сложно дышать… Нереально, черт подери. Просто, блядь, невозможно, когда Форд находится рядом со мной. В каждый такой момент, когда его взгляд останавливался на моем лице, я забывал, как дышать, даже если в этот момент просто сидел на лекции. В такие моменты Шона могла болтать все, что угодно, я просто втыкал в поведение Форда и ни хрена не слышал.

Все куда-то уплывало, ничего не существовало, пропадали посторонние звуки, и я оставался в тишине. Думаете, это было хорошо? Ни хуя. Это было плохо, потому что счастливо влюбленные люди в такие моменты слушали душу другого человека. Что было у меня? У меня даже сучьей влюбленности не было. Я не знал, что это такое. Когда-то казалось, что было, теперь… Я чувствовал потребность в нем. Просто находиться рядом, видеть его, слышать, чувствовать его бледно-красноватого оттенка кожу под подушечками собственных пальцев. Это влюбленность? Я не знал, меня никто не научил за мои девятнадцать лет. Так что я не знал, что чувствую по отношению к Форду, но в моменты тишины, когда все окружающее исчезало, когда за окном заглушался щебет птиц, когда скрип ручки по бумаге уже не слышался, когда слова Форда растворялись в пространстве, не достигая моих ушей, я оставался в гребаной тишине. Тишине, которая напрочь. Тишине, в которой можно орать и все равно ничего не услышать. Тишине, от которой можно оглохнуть. Я не слышал его души.

Вот и сейчас… Благодаря снятому галстуку, я видел его, ощущал все его движения, чувствовал все, что он со мной делал, даже чересчур, но его души не слышал. В какой-то момент мне казалось, что появилось что-то, какой-то тонкий отголосок чувства, но и это исчезло. Знаете, как бывает, когда в громкой дребезжащей басами музыке вдруг случается провал? Вот, блядь, у меня часто возникало этого ощущение провала, прямо как сейчас.

Горячие движения, его темный взгляд, который странно было ощущать на себе после светлых водянистых глаз. Сейчас его глаза были похожи на небо перед грозой. Но я ни черта не слышал… И своего дыхания тоже, хотя его просто не было. Остались только ощущения, которые и заполняли эту тишину. Одуряюще, до разрыва, до запаха крови из ран. Боже… Меня ломало от того, что я чувствовал. Это было так сильно, что подобрать слова просто тупо сложно. Мне не хотелось ни кричать, ничего, просто закрыть глаза, плавиться, вникать в каждый полутон оглушающих прикосновений Форда, разрывающих все в башке проникновений, собственных движений. Медленных, тягучих, растягивающихся на каждое нервное окончание импульсов, которые неслись к мозгу, собирались в мозгу и были подобны ядерному взрыву.

В какой-то момент Форд тоже не выдержал, просто швырнул меня дезориентированного, потерянного на простыни и, подложив под мой зад подушку, резко вошел в меня. Несдержанно, нетерпеливо… Звуки вернулись. Обрушились на меня, словно, блядь, я был планктоном в океане, населенном китами и касатками. Из горла вырвался стон, который я заглушил кулаком, а в награду получил еще более резкое движение Форда.

Мои губы искривились в мучительном желании получить разрядку, потому что, казалось, тело превратилось в натянутую струну, тронь — и разорвется. Пальцы Форда тут же стянули мой рот. Короткая пауза, а потом новый толчок вместе с большим пальцем на моей нижней губе. Я послушно обхватил подушечку губами, вылизывая, смачивая в своей слюне, слушая Форда. Сначала даже не понял, о чем он говорит, настолько Макс мало значил в моей жизни, а потом кое-как кивнул, стараясь абстрагироваться от его движений, каждое из которых отдавалось в простате, заставляя терять нить его слов, рассматривая потом разорванную кружевную салфетку стройной только что речи, складывая полотно, как мозаику, как пазл, оставленный безумным человеком.

«Не хочу делить тебя ни с кем»… Это я правильно вообще услышал? Мне безумно хотелось это слышать, но я не был уверен в том, что это был не обман слуха. Мне так хотелось этого, что я вполне мог перепутать. Сложить неправильный пазл, перепутать обрывки слов… Захотелось плакать. Мгновенно, просто удар в сердце.

Мгновение за мгновением, пока смысл сказанных Фордом слов медленно доходил до меня. «Не хочу делить это с кем-то еще». Я тут был не при чем. Облегчение, разочарование, горечь, пошлый взгляд, кивок. Его влажная рука на моем члене. Резкое ощущение давления, от чего я запрокинул голову, громко выдыхая воздух, когда сглотнул комок в горле. И… был вознагражден очередной попыткой Форда меня оттолкнуть.

Впрочем, он довольно быстро вернулся ко мне, спустя каких-то четыре судорожных вдоха, он лег на бок сзади меня и одним резким движением вновь наполнил меня до характерного шлепка яиц по заднице.

Я схватился скрюченными пальцами за простыни, словно в попытке найти что-то, способное удержать мое сознание на месте. Его зубы на мочке моего уха. Глаза закрылись, тело выгнулось дугой без всякой моей на то воли. И в тот момент, когда я почувствовал оргазм Форда, мне хватило буквально его слов для того, чтобы оказаться опрокинутым в пропасть собственных ощущений. Сфинктер сжался, а на руку выстрелила струя белесой спермы.

---

Рассеянный белыми занавесками свет путешествовал по спальне. По ощущениям казалось, что должен наступить вечер. На деле же вспомнилось, что мы встретились поздним утром. Я лежал на животе, глядя в противоположную стену безжизненным взглядом. Я не знаю, почему и в какой момент - от чего? - во мне что-то сломалось. Все стало никчемным, не имеющим значения, и я равнодушно продолжал втягивать в себя воздух, который вдыхать совсем не хотелось. Может, просто короткий момент усталости… Я не знаю.

Пальцы Форда, спускающиеся по моей спине. Он казался таким близким, но при этом далеким. С другой планеты. Из другого мира. Призрак прошлого, ночной сон, рассеивающийся по утру. Зыбкое ощущение дежавю… Мой несбывшийся? Я не знаю.

Обычно мне хотелось задержать его, хотелось получить краденное ощущение его ладони на своей спине после секса, хотелось обнять его, прижаться, просто не отпускать. Но не теперь...

Я даже не повернул к нему голову. Все так же смотрел на стену, замечал глазами лучики света, путешествующие по комнате с каждым движением легчайшей занавески.

- Уходи.

Отредактировано Edwin Miller (2018-08-07 17:23:07)

Дышать сложно… Апатия навалилась стотонной плитой, но я даже не понимал этого. Мне просто ничего не хотелось. Не хотелось думать, не хотелось смотреть, не хотелось находиться рядом с Фордом, не хотелось дышать. Вдохи получаются рваные, сиплые, когда легкие уже начинает жечь от нехватки кислорода. Странно, правда? Обычно дыхание не приходится контролировать, оно идет опосредованно, не касаясь мыслей. Выходит, даже мой спинной мозг не желает больше жить? Такое вообще возможно?

Ничего не хочу… Но когда я слышу закрывающуюся входную дверь, губ касается горькая усмешка. Ушел. Он ушел. Он ведь всегда уходил. Что бы я ни делал, каким бы ни старался для него стать, как бы ни пытался оправдывать все его ожидания — все было бессмысленно. Он уходил, а я оставался. Сказать, что я не привык? Нет, не правда, привык, еще как. Уже не обращал на это внимания, просто продолжая существовать в своей бессмысленной жизни. Ел, занимался спортом, принимал душ, учил домашнее задание, готовил, прибирался — все это я делал. Но шаблонно. Просто брал и исполнял свои каждодневные дела, которые сам же себе придумывал. Ужинал за столом, пользовался салфеткой и думал в этот момент, что завтра эту тарелку нужно помыть и поставить сушиться в правый отсек сушилки, потому что в левом стоят глубокие. И так каждый день. Яркие пятна на этом сером полотне обозначали мои встречи с Фордом. Когда кажется, что каждый вдох — это выстрел, проникает сразу на глубину. Пуля, прошедшая через мышцы навылет. Каждое прикосновение — зарубка на дереве. Мимолетные вещи обретали смысл. Смысл, который не затирается в памяти, оставляя вещественные доказательства, потому что после пуль остается шрам, а зарубки на дереве никогда не зарастут…

А потом снова никакого смысла… Будто моя жизнь — это видео на YouTube, человек садиться смотреть, а потом вспоминает, что забыл попкорн, ставит на паузу и идет на кухню. Вот Форд в моей истории — как раз тот, кто держит в руке мышку, потому что без него меня не существует. Я становлюсь на паузу и все процессы на компьютере переходит в фоновый режим.

Зачем все это? Я лежу один в пустой комнате, фиксируя глазами, как меняется солнечный узор от занавесок на стене напротив окна. Он смещается, становится немного тусклым. Зачем все это? Для чего? Кому это надо? Все, что я из себя представляю — набор бессмысленных команд для жесткого диска. Я ничего не стою. Меня не любят. Обо мне не думают. Меня не существует. Я пустое место. Бермудский треугольник снов с подростковой поллюцией. Что снилось — неизвестно, но простыни мокрые.

Не хочу так больше… Не хочу…

Наверное, стоит пойти в ванную, вымыться, привести себя в порядок, одеться, наполнить ванную и взять лезвие. Все равно это останется за кадром. Быть может, в конце видео покажут мою могилу, если Форд когда-нибудь решит ее навестить. Или видео закончится на моменте, когда он уходит. Солнечный свет, узорно отражающийся на стене, обнаженная спина мальчишки, лежащего на белых простынях. Красиво, наверное…

Я стремлюсь встать, но сил как будто нет… И только потом раздается звук шагов. Попкорн готов, видео снято с паузы. Так быстро?

Он что-то говорит, но я почти не слышу. Лишь бездумно понимаю, что он стянул свою рубашку. Я… не готов? Или для него я всегда готов? Я сопротивляюсь, не хочу, не хочу, не хочу. Оставь мое ебаное видео на паузе, закрой вкладку, забудь. Этого видео больше не существует. Уже идут финальные титры! Я толкаю его в сторону, пытаюсь отделаться, пытаюсь не замечать короткие поцелуи, которые выжигают во мне душу. Напрочь, оставляя гребаные бесполезные куски нематериальной энергии. Царапаюсь, кричу, сопротивляюсь, а он продолжает меня коротко целовать. Фиксирует мои руки у головы и продолжает, продолжает, продолжает выжигать на моей душе гребаное клеймо принадлежности хозяину.

А потом я сдаюсь. Знаете, как обычно происходит у жертв насилия? Они сопротивляются, сжимают ноги, царапаются, кричат, но стоит им присунуть — они перестают реагировать. Молчат, пропуская сквозь закрытые глаза беззвучные слезы. Никогда не видел, но… Но в первый раз, когда я оказался рядом с Фордом, было во мне что-то похожее. Пока он не умудрился разжечь во мне желание. Вот и сейчас…

Все возвращается на круги своя, да? Затухающие волны воспоминаний, превращающихся в настоящее… Обратное воспроизведение… Вот-вот, сейчас, он встанет, перестанет меня касаться и я снова стану собой… Нет, не стану. Закончу цикличность воспроизведения этого гребаного видео, которое никак меня не отпускает. Его не отпускает. Я хочу это закончить…

Но потом сдаюсь. Его губы отвлекают меня… Его дыхание уводит меня за собой. Пальцы на моих запястьях не выпускают из крепкой хватки, чтобы не потерять мою душу из собственных владений. Я нуждаюсь в тебе, Форд… Я не умею без тебя, не хочу без тебя… И с тобой тоже не могу. Зачем ты оказался в моей жизни, Форд?

Не замечаю, как начинаю отвечать. Не замечаю, как позволяю увести за собой. Вывести на свет, отвернуть от тоннеля, ведущего в никуда. А потом иду за ним на кухню, как послушный бычок на привязи. Еда, палочки, выпавшая из хватки лапшинка… Набор зрительных образов, складывающихся в картинку, которая кажется счастливой. Но я же знаю, что он уйдет. Всегда уходит. Поэтому стараюсь уснуть быстрее в его руках, когда мы возвращаемся в кровать. Закрываю глаза, вдыхаю его запах, позволяю себе представить, что он никуда не исчезнет…

---

Утро начинается с затекшей спины. Под рукой чья-то кожа. Привычно одуряющий запах… Родинка возле правого соска. Знакомая, вылизанная вдоль и поперек и по окружности в разных направлениях. Родинка возле правого соска Форда.

Открываю один глаз и натыкаюсь взглядом на короткую щетину медного отлива. Не приснилось… Со мной, рядом. В панике подпрыгиваю на кровати и пытаюсь сбежать в ванную, чтобы снова казаться ему красивым. Черт… не получается. Слишком резкие движения, которые будят его, которые заставляют меня, кажется, покраснеть.

Сбежал. Просто взял и сбежал, не в силах чувствовать себя настолько странно. Забавное вообще ощущение. Я так хотел, так хотел, чтобы он когда-нибудь остался, чтобы этот безумный секс стал чем-то большим, чем просто крышесносным сексом, что в итоге, когда добился этого... не знал, как себя вести. Правильно говорят, бойтесь своих желаний, они имеют обыкновение сбываться.

Мне казалось, что я попал в ебучий сон. Серьезно. Мне казалось, реальность расплывается, стоит только на нее посмотреть. Мне казалось, что все это сон, что на деле я еще лежу в кровати, один, совсем один, и никто не вернулся ко мне вечером. Трясущимися пальцами закрыв дверь на задвижку я просто прислонился к дереву своей воспаленной башкой, пытаясь хоть как-то разобраться в происходящем. Бля, сложно. Форд в моей кровати. Ладно, сам по себе этот факт не являлся странным. Но он был в моей кровати утром. И провел в ней ночь. Обнимая меня. Позволяя мне обнимать его. Кажется, я схожу с ума.

Все мои мысли превратились в кипяток. Я не мог сообразить ни черта. Просто стоял до тех пор, пока в голову не пришло понимание, что сейчас, именно в этот момент я просто проебываю волшебство, которое подарила мне жизнь. Тряхнул волосами и сунулся в душ, собираясь привести себя в порядок. Стоял под горячими каплями и не знал, то ли мне счастливо улыбаться влюбленным придурком, то ли рыдать.

Дыхание вырывалось со свистом, в груди что-то сжимало, пальцы тряслись. Господи, что за долбаная психосоматика?! Мне следовало успокоиться, привести себя в порядок и выйти из ванной. Улыбаясь. И... блядь, что еще мне нужно будет делать?!

Самым тупейшим образом я не понимал, как мне следовало себя вести. И я не понимал мотивов Форда. Не понимал, почему он остался. И хотел это знать, но так же легко было догадаться и о том, что он-то как раз говорить не захочет. То, как он не любил уводить разговоры в сторону отношений, не оставляло мне никаких шансов. Я просто не смогу поднять эту тему. Побоюсь. Слишком велик был шанс, что после этого он как раз и уйдет. И я не мог с уверенностью сказать, что это будет не навсегда.

Стоял, смотрел на себя в зеркало и понимал, как же на самом деле я выгляжу сейчас странно. Словно прямиком попал в прошлое, туда, где два года назад, стоя в квартире Форда, признавался ему, что он мне... нужен. Только сейчас у меня уже был опыт прошлого. И я понимал, что ничего, блин, хорошего в этом нет. Ты нужен мне, Форд. Нужен, нужен, нужен. Я нуждаюсь. Я... бля, я не знаю, что такое "любить", но мне кажется, что это именно оно и есть.

В зеркало на меня смотрит растрепанный, растерянный, сонный пацан. Не молодой мужчина, а школьник, который не в силах справиться со своими чувствами к учителю. Мне страшно... До одури просто, до дрожи в позвоночнике. Но мне пора выходить. Открыть чертову задвижку и войти в реальность. Пугающую, волнительную, безумно непонятную реальность...

Натягиваю боксеры и выхожу в комнату, но Форд шумит на кухне. И, замирая на секунду, чтобы собраться с мыслями, если бы это помогло, я иду туда, где вкусно пахнет беконом. Мужчина стоит у столешницы. В одних трусах. Такой невозможно красивый. Вытянутый, высокий... с медным отливом в волосах и красноватым оттенком кожи. На шее виден след от засоса, который поставил я. Невозможный. Нереальный.

Когда-то мне совершенно не нравился подобный типаж внешности. Да и теперь тоже. Вот только теперь мне нравился Форд. Я стал зависим от него уже давно. И все два года мне благополучно казалось, что я избавился от этих эмоций. А потом на лекции впервые увидел его. И мой мир снова перевернулся. Воспоминания хлынули в голову, а я поддался. Он поддался. И теперь я смотрел на то, как он готовит нам завтрак. Наверное, завтра мир беспросветно изменится. Океаны расступятся, половины суши затопиться, а на поверхность вылезут скалы. Черт... Во всяком случае, ощущения были именно такие. Будто все именно в это мгновение меняется и нужно учиться жить как-то заново...

И все же... Он был невозможный. И в это самое мгновение казался таким.... домашним, настоящим, теплым и, как бы я ни боялся этого слова, моим, что мне показалось, будто сердце вырвали. Я подошел к нему со спины и обнял. Крепко, утыкаясь носом в затылок, втягивая его запах, такой... забившийся мне в память, наверное, навечно. Родной. Слишком близкий. С раной в сердце навылет.

И слова. Бля. Я просто не ожидал услышать таких от него. Спокойных, дружелюбных, без сексуального подтекста или язвительности. По рукам пробежала дрожь.

- Доброе, - прошептал я ему в затылок и тут же улыбнулся. - Да, я голоден, но ты не остывай уж слишком, идет?

Отстранился, выдержал его взгляд и сел за стол, не зная, куда деть руки, пока передо мной не появилась тарелка с яичницей.

- Стоял... Смотрел... - залип я, пытаясь понять, что чувствую, когда он сидит вот такой домашний прямо передо мной. Выходило, что мне нравилось, но я просто боялся... Боялся верить хоть во что-то...

- Эм... нет, не долго.

С отчаяньем взглянул на него после очередного вопроса и просто уже не знал, что сказать еще. Как сказать? Не спугнуть, не смотреть ему в спину потом...

- Я... не знаю. Я не знаю, как мне себя вести. Не знаю, чего ожидать. И... Черт.

Я нервно отодвинул от себя тарелку, чтобы не отвлекала меня от мыслей, посмотрел на... Стивена и тихо добавил:

- Мне нравится видеть тебя здесь и сейчас. Но я не понимаю, что это значит. Я потерялся.

Я всегда знал, что Форду тяжело говорить на серьезные темы. По сути, наверное, я был таким же. Я не любил ни открывать свои проблемы другим людям, ни показывать раны на сердце и слабости, ни доверяться, ни давать понять, что на самом деле являюсь ранимым и глубоко влюбленным человеком. Мне не хотелось идти в серьезный разговор и еще меньше хотелось заставлять идти на это Форда. Но по-другому не получилось бы. Я действительно не знал, чего мне ждать. Не знал, как себя вести и на что надеяться, или надежде тут вовсе было не место…

И знаете что? Ни хрена слова Форда не помогали обрести землю под ногами. Он сказал много слов, но я так и не услышал одного, того, что мне было нужно. Все, что мне было необходимо - это услышать «попробую». Хотя… Его планы на день были не такими уж и плохими. Вот только…

Я не зря говорил, что моя жизнь без него ставилась на паузу. Все, чем я являлся, было рядом с ним. Я был только студентом, затаенно слушающим пошлые слова, которые говорит преподаватель. Меня не существовало. И я не знал, что бы мне хотелось ему показать… Наверное, мне бы хотелось сходить с ним в парк к небольшому искусственному прудику, где разводили рыбу, засунуть туда руку с крошками хлеба, потому что было щекотно. Мне хотелось показать ему ночной Килкенни, когда кажется, что ты попал в какое-то волшебное место. Мне хотелось целовать его у всех на виду, чтобы показать, что в этом нет ничего постыдного. Мне хотелось чего-то тихого и спокойного. А в другие моменты показать всю веселость, которая наполняет, стоит только увидеть танцующих людей, переодетых в костюмы лепреконов.

Я боялся, что буду неинтересным для него. Боялся, что он придет к выводу, что я бываю ярким только в те моменты, когда он меня хочет. Боялся всего и просто… просто понимал, что мне бы хотелось сейчас сбежать.

Но вместо этого я улыбнулся в ответ на его улыбку и положил руку на его запястье, понимая, что больше всего на свете мне не хочется, чтобы он уходил. Дерьмовый расклад. Ужасный. И сейчас мне просто хотелось подойти к нему и обнять. Крепко. Жарко. Показать, что… черт, я больше не оттолкну.

Но у него зазвонил телефон, поэтому я не стал ему мешать и просто решил помыть посуду, которой было слишком мало… Слишком мало для того, чтобы справиться с тем ураганом, который появился в душе после его слов. Я боялся, что после дней со мной он добровольно захочет уйти, чтобы больше никогда не вернуться.

А потом я вернулся в гостиную, где как раз появился Форд, молчаливо извиняясь за то, что разговаривает по телефону. И… на моих губах появилась улыбка. Я просто сел рядом на диване, спустя несколько секунд укладываясь головой на его колени. И смотрел… Смотрел на то, как он разговаривает. Смотрел на то, как движутся его губы, как хмурятся или разглаживаются брови. Смотрел на его лицо и видел в нем весь свой мир. А еще понимал, что обозначение «Форд» ему больше не подходит. Стивен? Стив? Что было приемлемым для него? Что было приемлемым для меня? Стивен - слишком отстраненное. Стив… Бля, как я вообще мог называть его Стивом? И как же мне, черт подери, быть?

Это было приятно. Просто лежать и смотреть на него. Неожиданно, непривычно, но безумно хорошо. Мне было хорошо. И еще лучше стало, когда я почувствовал ладонь мужчины на своей голове, в своих волосах.... Почувствовал пальцы, перебирающие пряди, один волосок к другому. Никогда бы не подумал, что вот такое ощущение тишины и спокойствия, перебиваемое только его словами в трубку, будет настолько в сердце. И... Черт, кажется, мне действительно хотелось познакомиться с его собеседником. Немного равнодушные фразы, кажущиеся таковыми из-за отсутствия собеседника в этом помещении, но... Настолько необычно домашнее, что мне тут же безумно захотелось пригласить этого человека в гости, сделать пасту, заварить чай и просто наблюдать. Наблюдать за тем, как Форд общается с кем-то помимо меня. Просто, как человек. Обычный человек, которого я не возвожу в ранг события. Мне действительно этого хотелось.

А еще мне нравилось, как задумчиво он перебирает мои волосы, как смотрит в мои глаза, а его губы движутся. Не знаю, почему, но мне просто ужасно захотелось запомнить это на всю оставшуюся жизнь. Пронести этот момент через все свои прежние и будущие воспоминания, доставать из закромов сознания, оттряхивать от пыли затертую картинку и вглядываться, вглядываться, вглядываться в его тонкие длинные пальцы, нажимающие на кожу моей головы.

Все было невинно на самом деле. Невинно, тепло и уютно. Это даже не желание секса, и не прелюдия. Это уют между двумя людьми, выражающийся в прикосновениях, легких, невесомых без всякого сексуального подтекста. Его взгляд, тонущий в моем, моя едва оформленная улыбка. И его пальцы. Поглаживающие, прикасающиеся. Обычные прикосновения, которые постепенно из простых поглаживаний волос перерастали в нечто более трепетное. Сильное. К пальцам на моем подобродке, шее, надавливающие на мои губы... И... он потерял нить разговора, переспрашивая собеседника.

Наверное, именно в этот момент все изменилось. Его глаза стали казаться глубже, темнее... Мои губы на мгновение раскрылись, выпуская воздух... Его разговор и палец, надавивший на мою губу, оттягивающий... Но он смотрел на меня так пристально, так жарко, что уже при следующем его прикосновении я просто не выдержал и обхватил его палец губами, проводя по шероховатой поверхности языком.

Довольно улыбнулся, услышав мат, и вновь обратил свое внимание на палец, лаская его языком так, как если бы это был член. Мне, черт подери, нравилось сосать его пальцы! Это было так горячо и сексуально, что я действительно очень старался, чтобы ему это нравилось. И ему нравилось. Я видел это по его глазам, видел по линии губы, напряженной, подрагивающей. Я видел жадность в его взгляде. Я чувствовал это, когда он добавил к одному пальцу второй, позволив мне окончательно сорваться с катушек и начать буквально вылизывать его. А потом... Блядь. Да, очень верно, блядь! Потому что он сам начал трахать мой рот пальцами, позволяя первым пошлым хлюпающим звукам раздасться в комнате. И то, что он продолжал говорить, заставляло меня действовать еще и еще, продолжая стараться так, словно прямо сейчас в мое горло утыкался его член.

Влажные пальцы спустились по моей груди и животу... Ладонь задержалась возле пупка, а потом быстрым движением скользнула по волоскам, убегающим дорожкой к паху, оттянула ткань боксеров и...

- Бля... - шепотом пискнул я, мгновенно выгибаясь в спине под его рукой.

Вел я себя тихо, не решаясь мешать разговору, но обратно пропорционально этому продолжал реагировать. Пальцы сжались на обивке дивана, вцепились в запястье Стивена. Зубы накрыли нижнюю губу и провели по ней с оттяжкой, скрывая стон...

Я был молодым парнем. Я просыпался с эрекцией. Я шел в душ и приводил себя в порядок, но сегодня мне было не до этого. Бесстыдно вставший по стойке мирно член уткнулся в ладонь Форда, заставляя меня то ли смутиться, то ли пошло улыбнуться. Дыхание выходило со свистом, а я... я ощущал задней частью шеи жесткие волоски на бедрах Стивена и терялся.

До тех пор, пока Стивен не попрощался резко и не отбросил от себя телефон, задавая вопрос, который я с таким же успехом мог задать и ему. Что он со мной делал? Заставлял терять себя и полностью утопать в нем.

- Ни... Ничего. Ничего не делаю, это ты начал, - слова прерывались, приобретая хныкающую интонацию, а я уже ослабевшими пальцами пытался оттянуть его боксеры. Но Форд помог мне. Его пальцы оттянули резинку трусов, а он уже прижал свой член к моим губам. И... Все. Я пропал. Он медленно проник в меня, а я почти сразу простонал, обводя головку языком. Хотелось скулить, как щенку от ноющей боли в паху... Но я продолжал смотреть в его глаза, обводить венки на его члене и смотреть, смотреть, смотреть... Смотреть на то, как и он точно так же теряется во мне.

Пожар разгорался, тух, снова разгорался. Я честно не понимал, как так происходило, что все, происходящее между мной и Фордом, так или иначе вновь давало о себе знать. И еще... Мне было страшно, потому что я не мог с уверенностью сказать, возможно, это было из-за того, что мы никогда не были полноценно вместе? Всегда было что-то, что мешало, что разводило нас по разные стороны, а то и вовсе разлучало на годы.

И мне хотелось торопиться, отдать, показать, подарить ему все, что я мог бы. Все, что во мне было. Влюбленность ли то была или нужда, страсть или зависимость, любовь или обман - я не знал, но мне хотелось выложить перед ним все свои карты. Возьми, пожалуйста, возьми, разберись, потому что я не понимаю. Потому что для меня это все было ничуть не менее страшно, чем для него, разве что страх был в другом. Стивен Форд был определенного рода человеком в футляре, если обращаться к мировой классике. Он был застегнут на все пуговицы, жил по правилам и никогда не позволял себе допускать ошибки. Его ошибкой последних двух лет был лишь я. Теперь я чувствовал это, знал, хотя раньше был уверен в том, что вовсе не являюсь такой уж особенной персоной в его жизни. Тогда, два года назад, я всерьез думал о том, что являюсь далеко не единственным учеником, нетерпеливо закрывающим дверь его кабинета на ключ. Теперь же я знал, что всегда и навечно буду его главной жизненной ошибкой. Вот только мне хотелось превратить эту ошибку в самый верный поступок его жизни. Был ли я в силах или боролся с ветряными мельницами - я не знал, но... Время покажет. И если не мне, то хотя бы самому Стивену.

Оттого ли я так старательно сосал его член или все было связано с тем, что сам горел я ничуть не меньше его самого - наверное, все вместе, но сейчас мне было хорошо. И еще лучше стало, когда боксеры спустились по бедрам вслед за его рукой, а его ладонь почти сразу обхватила мой член. Хотелось кричать от ощущений, хотелось плюнуть на все, оседлать его бедра и ввести в себя его член. Без смазки, без подготовки, насухо. Хотелось... Но я продолжал водить языком по венам на его члене, потому что не мог оторваться от вида его лица. Отрешенного, живого, настоящего, когда малейшие движения кончика моего языка вызывали в нем шквал желания. Черт... Кто-то там не любил делать минет? После встречи с Фордом мне всегда было интересно, а в своем ли уме были эти люди? Отказываться от такого прямого доказательства, что ты доставляешь кому-то удовольствие, что от твоих губ он теряет контроль? Эти люди точно были лишены всякого понимания.

Я вот не мог отказаться от этого чувства, когда проводил по его коже языком, а в ответ получал нетерпеливый стон. Когда обхватывал губами основание, игнорируя рвотный рефлекс и чувствовал, как его руки сжимаются на моих волосах. Я не мог от этого отказаться.

Но отказаться пришлось. Потому что реальность не желала оставлять нас в покое, потому что в дверь позвонили, потому что я знал, что должен открыть... Поморщившись и на мгновение зависнув в темном недовольном взгляде Форда, я спохватился и побежал за джинсами, пытаясь натянуть их, прыгая на одной ноге. Черт... Слишком узкие, чтобы попасть в штанины быстро.

Кое-как запрятав стоящий колом член, я схватил деньги с тумбы и распахнул дверь. Запыхавшийся, с голым торсом, растрепанный и покрасневший с отекшими губами и лихорадочным блеском в глазах - становилось предельно ясно, чем я занимался в этот момент. Домовладелица смерила меня заинтересованным взглядом серых глаз, усмехнулась и взяла деньги, а я... Я собрался закрыть дверь, вот только она мне не позволила.

- Мистер Миллер, к вам должны будут подъехать электрики. Я хотела заменить проводку на новую, поэтому выберете время, чтобы вы могли этих самых электриков встретить. Простите, что прерываю, - она бросила заинтересованный взгляд вглубь квартиры, но ничего не увидела, чуть недовольно нахмурившись.

Я бросил взгляд на календарь, торопливо прикидывая в уме, когда буду свободен, но в голову ничего не шло, поэтому я благополучно назвал первую попавшуюся цифру и захлопнул перед любопытным носом женщины дверь. Почти бегом кинулся на балкон, где стоял и курил Форд, утыкаясь носом в его спину, обнимая сзади, прижимаясь к нему, словно он был моим кислородом... Да черт, пока я говорил в прихожей, мне действительно казалось, что я был лишен воздуха.

- Прости...

Накрыл ладонью его пах, обхватывая рукой член, скрытый боксерами... Я был его. Весь, без остатка. Отдаваясь ему телом, головой, душой, всем, что было у меня в закромах. Я вскрывал все свои карты, припрятанные в рукавах и сознавался во всех местах, где я мухлевал. Он владел мной, моим разумом, и я хотел, чтобы это оставалось так всегда. Поэтому я так откровенно вымученно простонал, когда он прижал меня к косяку, ответил на поцелуй, чувствуя его пальцы на своей щеке, а потом безропотно опустился перед ним на колени, проводя языком от яичек до самой головки. Его рука обхватила член и прислонила к моим губам, а я... Я не мог себя сдержать и тут же раскрыл губы, опуская их на член Стивена самостоятельно. И наградой мне стал гортанный стон, заставляющий хотеть тут же опустить руку в собственные трусы. Но я терпел, терял нить реальности, погружался в ощущения, открывая рот все шире и проводя по его члену все сильнее. Я как будто оглох и даже не сразу понял, что он что-то говорит. И когда он взял меня за волосы и слегка качнул мою голову в сторону, я увидел парня на балконе соседнего дома. Он запулил окурок куда подальше, но с балкона уходить не захотел, с усмешкой глядя на нас с Фордом. На меня... Явно давая понять, что хочет видеть себя на месте моего любовника.

Был ли я смущен? Не знаю. Нет, наверное, нет. Я не хотел доставлять проблем Стивену, а потому был не уверен, как сам к этому отношусь, но переведя взгляд на него, понял, что это его заводит. Он облизнул губы, озвучив мои наблюдения. Что парень смотрит на меня. И... Не стоило обманывать себя, так ведь? Мне это нравилось. Нравилось, что на меня смотрят в тот момент, когда я отдаюсь Форду. Это знак моей ему принадлежности. Потому что я хотел ему принадлежать. И хотел, чтобы окружающие это знали. Едва ли я при этом задумывался, что мои желания меняются со скоростью света, когда я улавливаю настроение Стивена.

Поэтому когда он наклонился ко мне и спросил, хочу ли я продолжить, я перевел взгляд на наблюдающего, порочно улыбнулся ему, провел пальцами по губам, вытирая влагу, а потом кивнул Стивену и с готовностью накрыл его член своим ртом, хватаясь одной рукой за его бедро. Пусть Форд знает, что на самом деле в этом ничего плохого. Дарить друг другу любовь прекрасно. Это похоже на произведение искусства.