- Ах ты, мерзавец... - Выговаривает он в некотором роде шутливо, оторвав его пальцы от своего рта. - Больше, значит?... ну спасибо, не ожидал. - Рукой при том проводя глубоко в междуножье. Он должен смотреть как все это течет, куда поворачивает русло, как поток выходит из берегов. Прикосновения резче. Рот жаднее. С ним так можно, он всемилостиво дозволяет. Все будет зафиксированно, задокументировано - это дактилоскопия по коже, это рисунок свернутой сканью стали. Мгновением позже можно словить себя на мысли, что он очень подвижен, он очень гибок в намерениях и, что немаловажно, в суставах. Ты еще не попросил, а тебе уже дали, очень вежливо: "на, возьми, пожалуйста". У него влажные глаза в отсутствии слез, у него узкие бедра, что поражает. Свои то - свои, но как бедра могут быть такими узкими? Второй раз легче, сговорчивее, мягче, расслабленнее.
К слову, холодные руки - горячее сердце, Йеста. Поговорка то шведская, чтож ты...
Только что не чекист. Все правильно - самовлюбленный эгоистичный циник, постоянно оценивающий, благо, по большей части не внешнее, все равно прости за стечение обстоятельств. А вот еще одна, славянская: сука не захочет - кобель не вскочит. Слыхал такую? Кобель, конечно, тот еще бывалый жид, но тут, с другой стороны, как зарекомендовать себя, как зарекомендовать... - подстегнуло. Не поверил. Поверил, но вмиг обесценил.
С жертвами насилия что же, не имел чтоли дела? Что по большому счету можно сказать: комплекс вины, "я самый лучший, но я же плохой человек", запредельный вопиющий эгоцентризм. Теперь что торжище разводить - смысла нет, бери как данность, и тело, и душу, и все что весь этот набор в пространстве предполагает. Сейчас. Не будучи человеком пронзенным инфантилизмом на следующее утро.
На следующее утро еле глаза разлепил, ясное дело не выспался. Все физическое пропиталось приятной истомой. Берлинг еще спал, блаженно, чуть приоткрыв рот. Снилось - бежал, в глазницах под веками колыхалось. Изрядно захотелось жрать что-то, оттого тихо пошел на кухню. В холодильнике шаром покати. Ну да ладно, собственно, глазунья, тосты, персики консервные - сойдет для сельской местности.
книга грехов человеческих
Сообщений 31 страница 39 из 39
Поделиться312016-01-19 04:06:26
Поделиться322016-01-19 21:26:48
Всю ночь рыл уголь в маленькой, на ребенка, копанке, потом топил маленькую, на ребенка, печь. Было холодно. Ломило руки, подумал - откажут, еще подумал - и ладно. Зачем иметь руки, когда так холодно. Дом пуст с первого по восьмой, с восьмого по пятнадцатый. На восьмом - печь. А откуда копанка? Наверное, у соседей залежи до потолка... Идет плохо. Пальцы черные, ногтей не осталось. Все промерзло. Страшно внизу, пусто, страшно с пустотой внизу. Что-то падает. Хлопают двери. Печь хорошо дает, жарко, красно, потом - бело. Тянулся - обжегся. В двери долбили, просили горячего. Не совсем понял, стался жаден, не открыл. Заснул в углу, возле напольных часов.
Проснулся в тепло и свет. Сначала подумал - пожар. Помотал головой, обсмотрел ногти - чисто. Все остальное, конечно, грязно, но не копотно. Трудно встал, трудно пошел, ничего не соображал. Взглядом поискал часы - часов не было. Украли, наверное, обсмотрел дверной проем - пусто. Вообще, конечно, не обидно - они и так стояли, да и зачем время, когда так холодно. Хорошо, что стало тепло. Больше можно не копать. Очень жалко руки. В первый месяц в огонь пошли пустые доски без ковчегов, потом - обработанные, потом - с набросками, потом - с лицами. Собирал из пыли глаза, еще горячие, ими грел пальцы, как нефритовыми шариками. Потом произошло что-то немаловажное, но что - почесал голову, пытался сориентироваться, - не запомнил. Лабиринты общие, коридорные. Тут тоже дверей порядком. Сначала вошел в одну - пусто. Вошел в другую - пусто. Посмотрел на книги очень тупым взглядом, так и не понял, что увидел. Вроде бы, ничего. Ну и ладно, - пошел дальше.
В ванной завис над раковиной - оттирал руки, вода взаправду, кажется, текла черной. Оттирал себя - блекло, мутно. Дверь не закрывал, чтобы смотреть, не придут ли - не пришли. Так и не сообразил, кто должен прийти. А что случилось?
Что-то же случилось.
Это было очень важно. Он просто забыл - надо вспомнить. Хорошенько поразмыслить.
Дом стал пустой, это был чужой дом. Он никогда не жил в таком доме. А откуда у соседей столько угля? Ведь никаких соседей нет. И кому в здравом уме могут понадобиться часы? Есть же печь. Почему бы ее не украсть?
В глубокой задумчивости вплыл в кухню, уселся на стол, оставив за собой пару порядочных луж, поднял руку - капли потекли вниз. Опустил руку - капли потекли вверх. Сморгнул, помотал головой. Нет, все правильно, туда же. Вниз, в смысле. Если бы они потекли вверх, все стало бы гораздо понятнее. Снова зажмурился, потянулся лениво и неспешно, открыл глаза. Все равно не вспомнил, но что-то прояснилось. Едва уговорил глаза договориться между собой, получилось смутно, но все-таки сумел оглядеться, отчего впал в ступор на полминуты. Снова уставился в пол, поднял брови. Ему всегда было паршиво по утрам, но до такого доходило редко. - Доброе утро, мистер доктор, сэр, - устроил локти на коленях, в хребте что-то щелкнуло. Господи, блядь, вот это да. За стеклом же выехал. Всего-то и делов. - Дайте кофе... поеду, - с Йестой странное чувство: ему немного неловко. Ощущается, как простуда. Нихуя не понятно. Все, в общем, усугубилось. Доброе утро еще разок. - Далеко ехать, - зачем-то поясняет он, кривит морду. Куда, все-таки, делись часы?
Поделиться332016-02-01 18:14:46
Вот именно, неловко. Шерсть в переносном на холке дымом вздымается, и вроде же смотрит в другую сторону, но животное бешенство на подходе, день-два и пена у рта. И нельзя же так, говорить подравнивая под один момент, как сострегая посеченное, как выбривая, будто никогда и не было, констатируя, что дескать все под горячность.
Гадостей наговорилось вчера в какой-то дурноте, что моветон за этим то делом. Утро невыспанное, недосонное, эрос бывший разрушительным, теперь как наемник от рабской силы, замученный и вялый, еле расправлял мокрые крылья.
- Что скажешь?... - спросил как и не спрашивал, понятное дело спросить, разумеется, надо. Все к плите, все в жратву. Наливал кофе, глазунья принялась подгорать. В принципе уже успел дойти до кондиции посредством вчерашней бутылки с горючим, так что к разбору полетов готов был во всей своей прямолинейности. Обернулся так, слегка и в разрезе хотел было заметить, что голой... телом не стоило бы на стол. На корону лишь посмотрел, подумал: ну и гад ты... ну и спекулянт.
Подумал о женский прелестях, вернее о грудях, после о своем к ним отношении. Никогда бы не подумал, что так бы подумал. Процесс бешенства ускорялся. О, это уже вроде как и не бешенство вовсе, а эпилепсия какая-то, со всей ее вероятной кататонической прелестью. Во время сна арка обрушилась, как стояла так и упала, лоб ко лбу прижимался. Не надо, пожалуйста, уходить... Ходи тут как тень, как мебель стой, но не надо далеко, а то это есть слишком бесчувственно. Так на утро бесчувственно нельзя. - подумал. Наперед подумал. Тут манеры, тут этикет, тут просто кошмар на самом деле, лучше не продолжать... Даже думать продолжать не стоило бы, просто смотреть в одну точку и пускать ликву слюнную от края рта.
"Не стоило этого... это все не нужно..." - представил берлинговскую интонацию, подумал заранее как сконструировать уместное ебло. "Конечно... дада, не стоило..." - Безусловно ответил бы. Дверь закрыл бы тихо за ним, бесшумно, дальше пошел бы собираться, воскресенье же как никак, деятельный должен быть день, рабочий, частники к двум приходят, нужно же выглядеть стабильно, как машина-для пересчета купюр, или как автомат с газировкой.
Отредактировано Peter Crowley (2016-02-01 18:23:50)
Поделиться342016-02-01 21:30:49
По хребту ведут гвоздем - значит, смотрит
Ну и пожалуйста
Пожалуйста...
посмотри. У меня не было времени, все случилось очень быстро, не успел привести себя в порядок. Следовало затеять влажную уборку. Это была бы самая важная влажная уборка. Утереть копоть, прогладить смявшееся, отстирать пятна, заполировать прожженное, где-то заштопать: давненько поддувает снизу, - отбелить, затемнить, наложить тона, закрыть лаком. Это выходит некрасиво... ты постоянно приходишь в бардак... ты приходишь и смотришь как-то странно... неприя... нет, - не знаю слова. Не пойму. Кажется, я не знаю этого слова. Ты приходишь,
- Слушай, Питер, у меня такой беспорядок, ума не приложу, как это вообще может сотворить живой человек. Обычно все чисто, но тут я не успел...
- О, ничего страшного, у меня тоже всегда бардак, - ясное дело: у него никогда нет бардака. Все утерли, прогладили, отстирали, заполировали, заштопали и с тех пор не трогали. В этом доме никто не живет. В этом доме мучаются головой, или пьют литрами, или молятся богу, или занимаются любовью. Даже унитаз стерилен. - А можно я посмотрю что в этом шка... - Нет! - нет, нет, нет! Нельзя!
О, Питер...
Я знаю эту маленькую хитрость...
- А под кроват...
- Нет!
- Ну можно хотя бы в ящике сто...
- Нет, нет, нет! Нет! Нет!
О, Питер.
Кто знал твою болезнь, кто знал твое расстройство, твою слабость, кто знал сосуды твоих глаз и сосуды твоих слез (никто - даже ты сам - я покажу, когда проснусь), кто знал твою зубную боль, кто знал остроту твоих ногтей, твоих приправ, твоих зрачков? Кто знал твою растерянность, твой сон, твой запах, твой стыд? Кто знал твою совесть? Кто знал твой страх, твою любимую букву, твое любимое слово, твой любимый звук, кто знал поворот твоего тела, кто знал шаг твоей ноги, кто знал цвет твоей кожи, кто знал тепло твоей лимфы. Кто знал вкус твоих соков. Кто знал упрямство твоего мяса. Кто знал твои тайные письма? Кто знал могилу твоих родителей? Кто знал твою неопытность, кто знал твою скромность, кто знал деликатность твоих рук. Кто знал твое детское лицо, кто знал твои волосы на вкус. Кто знал песнь твоего дыхания, кто знал стон твоего сна? Кто знал меня? Кто знал твою любовь?
Поводит в грудине. Надо бы продышаться. Некогда. Лучше бы ударил
Что скажешь?
когда ты рядом я начинаю кричать
буквы выходят из точек и становятся словами кричит каждое слово
ты думаешь это кричат птицы, - нет
ты думаешь это кричат люди, - нет
я выкрал каждое лицо чтобы смотреть сквозь них как ты говоришь свое вежливое вызубренное, вычищенное до каждого амперсанда
я видел их глазами видел тебя уродом и видел юным богом
я видел тебя бежавшим я видел тебя молчащим
я видел глазами стакана, глазами пепельницы, глазами книги и глазами бляди
я видел из своей головы как ты омываешь водой из моего черепа свои ноги
я видел как ты утираешь их моими волосами
зачем утруждаться
я и сам бы утер...
Питер, Питер, Питер, Питер
каждая буква это клавиша
знаешь откуда идет звук
знаешь откуда идет звуууууууууууууу
к
тебе
вот уж правда, лучше бей
оно хотя бы проходит
оно хотя бы, хотя бы, хотя бы, хотя бы хотя бы
не хо тя бы
Питер
как больно
как страшно
как хорошо.
Он поднимается весьма лениво, опускает ноги на пол, влажная кожа проходится по столешнице со странным гулким звуком, и идет так медленно, как только возможно идти. Он плывет. Мыслей в нем нет. Воды порядочно. Он степеннен и целомудреннен. Целен. Мудр. Он спокоен, у него от слабости сводит в коленях. Натурально подкашиваются ноги. В любое другое время не поверил бы. Да и сейчас не особенно поверил.
Можно я засуну туда руку...
Если не увижу рук твоих и гвоздей твоих
и не вложу перста моего в свои раны от твоих гвоздей
и не вложу руки моей в ребра твои
не поверю
Руками он обвивает талию Кроули, кладет подбородок ему на плечо. Рассуждает про себя, но держится крепко (боится упасть). - Ты знаешь, Питер, как паять витражи, - почему-то он говорит очень тихо. Это уместно - тихо. Тихо - это хорошо. Он опускает кончик пальца в кофе, держит, пока не становится нестерпимо, водит по ладони, оставляя бледный коричневый след: объясняет. - Мы написали эскиз... мы режем стекло... мы красим стекло... мы печем стекло. Это краска специального стекла, тонкого, она прикипит, если ее запечь, - Кофейный силуэт мутен, да и он отвлекся - водит рукой бездумно, оглаживает пальцы. Понятно плохо. - Сейчас берут латунь, но я беру свинец... Нужен контур, Питер. Между частями всегда есть контур.
Не отнимая от Кроули лица, Йеста резко едет вниз, опускается на колени, прижимается лбом к его бедру. Брови его сведены на переносице - он размышляет, стучит пальцем по дверце духовки. - У тебя плохая печь, температуры не хватит. Мы отравимся... нельзя есть со стеклом. Придется купить еще одну.
Отредактировано Gosta Berling (2016-02-01 21:33:08)
Поделиться352016-02-01 22:47:29
- А ставить ее куда, извини?... - Облизал палец. Солил. После, лопаткой подцеплял белесый край. Формализм сплошной. Не ест яичницу уже лет пять так точно, может больше. Ест отварные. Без соли. Терпеть не может когда не чистятся, скорлупа присасывается к белку, с белком вместе счищается, в сердцах выкидывал в помои как-то раз.
Рот открыл. Закрыл. Что-то там выпил немного. Слышно было как глотает. Сказать хотел, своевременно замечая, что художник от Бога и ногтем тебе на стене нацарапает все что хочешь, но не стал. Уложил ладонь на голову, посмотрел заодно не против ли, сам был бы против, вне всякого сомнения. Волосы совсем еще мокрые, так и простуду недолго хватануть. Никуда не надо идти, то есть.
То есть, в контексте - и что, мне тоже так можно что ли? Расслабиться что ли можно? Серьезно, можно расслабиться что ли?... Контроль потерять? Комично выражаясь - передознуться?...
Вау...
Нос заложило, шмыгнул некуртуазно. Понятное дело. Кофе его глотнул. Он мой, оно мое. Через минуту остынет.
- Я думаю, если уже встали, то надо поесть... хотя на самом деле я поспал бы еще часок. Ты как?... бодр, весел, полон жизненных сил? - Сарказм - тройной тулуп. Идеальное исполнение, за сарказм и не идет. Все нужно рядом. В окне небо серое, начало весны. Иногда солнце, иногда без солнца. Снял сковороду с плиты. Дотянулся до упаковки с хлебом. Заправил им тостер. Все одной рукой. Всегда надо что-то делать. Уже чувствуется в этом какой-то мемуаризм. Надо запоминать, потому что неясно, слишком шатко-валко, но все же едва обнадеживающе. Привет мать, привет отец, я спал со свои пациентом. Чем черт не шутит, знаете ли. Это можно интерпретировать как угодно, по большей части так, что врач - тот еще ваш сынок.
Единственное и неповторимое в жизни это личность взятая как факт, полная противоречий и противоположности - тоже хорошая интерпретация, годящая, изящная, претендующая на чистоту. - Давай еще часок поваляемся, а там видно будет... - Ткнул по вилке в желтки, где-то там пропустил волосы сквозь пальцы, и правда мокрющие. Поставил сковороду на стол и подумал куда теперь - вверх или вниз.
Поделиться362016-02-01 23:44:13
сними штаны надень крест
мой крест всегда со мной, мой крест всегда на мне
я несу его в руке
я несу его рукой
я совмещаю, все совмещают
асексуалы, бисексуалы, си... сексуалы, дисексуалы, исексуалы, эфсексуалы, джисексуалы, да-бл-ю! знаешь в этой ценовой категории никто не говорит слова "поваляемся". в этой ценовой категории никто не говорит. в этой ценовой категории никого нет. в этой ценовой категории обеденный перерыв, вы что, совсем дурак?
для кого висит расписание
Ни с того, ни с сего, ни там и ни сям он чувствует себя таким разбитым - разбиты колени, разбиты ладони, разбита голова и разбиты легкие, - что где-то в квартире отчетливо звенит, слышен стон, кто-то накололся, бедняга
надо смотреть под ноги
пожалуйста смотри под ноги
пожалуйста смотри под ноги
- У меня на кухне, - рассеянно отзывается Йеста, невзначай почесывая колено - сначала свое, потом его, - неужели у тебя нет аллергии, - как странно. Ведь у всех есть аллергия на коленях. Каждое утро - коленно-локтевая аллергия. Серьезные разговоры. Благовест. Ничего не билось, кроме колоколов. Какая глупость, Питер. Изо дня в день. Денные бусы. Нощные бусы. Все дело в дислокации. Высокая мода. Низкая мода. Средняя, разумеется, мода.
после работы со свинцом тщательно облизываю пальцы чтобы было чисто
субботний день
Кронос оскопляет своего отца
я утонул где-то в Ахее
Он обстоятельно молчит о любых обещаниях, которые может вспомнить, капли текут по его позвоночнику и остаются в дырах от гвоздей. Скоро от меня совсем ничего не останется, Питер... разве ты не понимаешь
Надень мои очки, ведь это так неприятно трогать
А что мне теперь делать? Ведь ты знаешь мою голову наизусть. Как же теперь быть? Что-то ничего не пойму
- Вы снова отдадите меня куда-то, мистер доктор, сэр, - несколько безразлично интересуется он, тянет руку к столу, находит сигареты - осталась одна. Одна так одна. Почему бы и нет. Под дымной вуалью он с большим удовольствием вытягивает ноги, поводит головой, мягко и несильно кусает Кроули чуть пониже его о, какого чистого колена. - Хорошо, - немного подумав, соглашается он сам с собой. - Хорошо, мистер Кроули, вы можете это сделать... я вам позволяю. Вы можете это сделать. Я знаю, как бывает хуже. Уже не будет. - Он нехотя поднимается, целует Кроули в щеку и тащится к спальне. - Уже никогда не будет, - орет он на ходу, разбрызгивая вокруг сигаретный дым.
Поделиться372016-02-02 10:30:13
Ну началось...
Все сплошной мрамор. На мраморе вполне некорявый такой вандализм. Спина долгая, зада нет по факту - астеник. Секунда в секунду: стоило ему скрыться за дверью как белый хлеб нарумянился, загорел, подсох. Дзын! - запахло приятно, оба куска выскочили, свидетели происшествия, не меньше. Бисквит лимонный. Крем сливочный в фондане. Безе. Мороженое талое. Нет, пожалуй солонее - пена венерина. Бешамель. Предположительно мука, ударение на первый слог. Экзистенциализм сартровский. Есть расхотелось. Тремор в руках некоторый - подобие похмелья. Пустился следом. Вчера что там сам вещал, дай Бог памяти, какая сегодня отдача? Это что, все это, стены этого дома - пункт выдачи товара? Покривился. Нуда, этому и сутенером обозвать вполне себе не заржавеет. Обидно тем не менее. Присел на кровати у возлегшего. Сигарету из пальцев забрал, затянулся глядя. Хохотнул с едва различимой нервозностью. - Ты правда считаешь, что у меня для психиатрии слишком мало практики?... - Тем же временем уложил ладонь посередь груди. Стучит - это хорошо, пусть стучит. Скоро и для аналитики практики хватать перестанет, - подумал.
Вернул сигарету. Взгляд отвел в сторону угла, куда-то вверх воззрясь. Конечно мало, тут о гениальности и речи идти не должно. Медикаментозного тут не дают, стоит обратить внимание на специфику собственной деятельности. Вот и Фрейд попервости тоже лечил кокой и к чему он в итоге пришел?
Это стандарты психотерапевтического пространства. Одна только ясно обозначила, что стала посещать консультации для разнообразия быта. Это было мощно, маскулинно, светло и сухо. Разнообразия: "Я думаю все больше о том, что хочу заняться с вами сексом, Питер, при этом я абсолютно не рассчитываю на какие-либо долгосрочные отношения... Мне нравится ваш стол. Меня бы он вполне устроил... Еще я знаю точно, что это должно быть без контрацепции..."
При этом все они думают, что психотерапевты это изрядно сентиментальные люди. В том и загвоздка, что практика должна в том убеждать. Иными словами, я плачу вам деньги - это есть элемент внутренней культуры человека, разумеется. Кто платит, тот и заказывает музыку. Чем жаднее человек, тем больше он хочет любви, любви в свое удовольствие. Контроль - источник родительского удовольствия, далее рост компульсий. Ты в курсе, Йеста, что последние консультации твоей матери до сих пор не оплачены? В смысле, патефоны порой ломаются, да и музыку всю не иметь, чего-то всегда да и не хватит.
Лег наконец, до этого снова забрав сигарету, затушив в пепельнице. Обняв накрыл одеялом. Сразу моментом постель стала лучше, она стала мягче, пожалуй в таких запросто можно видеть грезы. - Спи, пожалуйста...
Отредактировано Peter Crowley (2016-02-02 10:32:55)
Поделиться382016-02-02 12:56:56
Теперь, само собой, война, хуже - плен, хуже - Гуантанамо, хуже - Гуанахуато, - случайная левитация, голый завтрак, обед с чертом и длинные ложки. Ужин отдай врагу. Подташнивает мумийной органики: уже и не органика, так - пыль. Не успел собрать бумаг и не смог доказать, что когда-то жил - мертвец взаправду и навсегда. Так пишут и в семейной хронике. Генеалогическое древо: живой - живой - мертворожденный: встал и пошел. Безо всяких Лазарей. Как был, так и пошел. Пятна, конечно, запах тот еще.
- Как вы себя чувствуете?
- Непревзойденно...
- Что-то сердце у вас...
- Бьется? Что-то тут не так. Надо сходить к врачу.
Врач: не беспокойтесь. Вы проглотили вишневую косточку: бьется о брюшные стенки. Прорастет и перестанет беспокоить.
Спасибо.
Не успел оплатить - окажешься на улице. Моя могила очень удобна. У меня отлично обустроенный склеп. Там тепло и влажно. Там очень хорошо не дышится. Сначала ждал, пока захочешь, теперь жду, когда перестанешь. Ладно. Научился... подожду. Самую малость. Лет тридцать, и еще двадцать поверх. Господи, как страшно. Это семейное захоронение. Вы не имеете права!
За витриной выставлена оптимальная температура - не жарко и не холодно, - целыми днями он занимается тем, что прижимается носом к стеклу и внимательно смотрит за посетителями. Кому-то становится не по себе. - Он же дернулся! - Успокойтесь, пожалуйста... Вы не привыкли смотреть на трупы. Это часто кажется, что дернулся. На самом деле вы слишком напряжены. Это просто музей.
Он пытается говорить.
- Вот это технологии, - ахают.
- Вот это физиологии, - передразнивает.
Все одно.
Пожалуйста не надо меня выгонять, пожалуйста не надо, пожалуйста, мне так удобно быть мертвым именно здесь. Все это время я был мертв ради того, чтобы быть мертвым здесь. Пожалуйста не надо меня выгонять. Сегодня там идет дождь и я станусь никуда не годен
Я разойдусь по коже и жировоску вылезут все волосы кости покатятся по улице вниз чтобы дети прыгали через них и смеялись я ненавижу когда смеются дети, от этого звука мне становится дурно
От этого звука я начинаю убийства
Пожалуйста на мне и так многого греха...
Меня и так никуда не пустят пожалуйста не пускай тоже
По образу и подобию не пускай
Безобразно и бесподобно не пускай
Он тихо смеется себе под нос, улыбается мягко, смотрит влажно. - Я считаю, Питер, что у меня для психиатрии слишком много практики, - и мертвым ртом прижимается где-то подмышкой, укладывая мертвые руки на плечи. Пока они подмерзли, но скоро адаптируются к комнатной температуре, а там и до горячки недалеко.
Все лечится опытным путем безо всяких таблеток
До Кармеля слишком далеко... слишком далеко ехать... дорога утомительна, и чего ради? Ради нескольких дней, чтобы потом снова утомляться дорогой... нет, пожалуй, нет
Не соотносится, никакой выгоды
Кармель стоит, Кармель будет стоять, как ты или как твой член, или как памятник, или как церковь. Если бы он завтра рухнул, тогда, может быть... но что с этим поделать? Он рухнет, это его судьба. Зачем лишний раз двигаться, Питер...
Поделиться392016-02-02 16:25:32
Глаза минус. Света нет, но голова гудит как старая люминесцентная лампа. В голове всплывает сексопаталогия, в частности Имелинский. Человеческое стремление к любви неизвестное животному миру. Мужчина - животное, женщина - животное. Теперь стало отчего-то очень модно держать в домах калечных кошек и собак. Женщина это предмет мужского восхищения, тут сакральное, наравне со стремлением к насилию. Порой эти два процесса проходят одновременно. Она падает когда в нее влагают, она возвышается снова повелевая жизнью. Все эти мужские заморочки на тему собственной непревзойденности это детский лепет. Она приходит и берет как хочет и когда хочет, распростертая телом в нежности и бесстыдстве. Это, конечно, патология, это безусловно она.
Кроули открывает глаза, смотрит и дивится. Никакого смущения в нем от этих мыслей нет, хотя бы постыдился ради приличия. Он закрывает глаза с мыслями, что они поднимают теперь восстания по ущемлению в правах, за мир во всем мире, за тело в деньгах и деньги ради денег в сущности не понимая элементарных житейский вещей, которые именуются человеческой мудростью и дело не в том, что раньше люди были мудры ввиду того, что мудреть нужно было быстрее, так как жизнь изрядно ограничивала во времени, а потому что теперь женщину как категорию может заменить мужчина как животное, который осознает и остро чувствует эту категорию, сливаясь с ней и становясь ей. Это дело не в пошлости и не в рефлексах.
В сущности же мужчина это стадное животное, которое склонно к одомашниванию, это животное, которое не выживет без ритуальности. Среди женщин истинный садизм не так уж и распространен, стоит заметить. Фрейд замечал во всей красе своей педантичности, что страх это жизненная необходимость для рода. Именно что мужской.
Он открывает глаза, Берлинг уже уснул. Он закрывает глаза, обнимает его еще немного. Питер спит сам по себе. Объятия его раздражают. Это, видимо, временное. Сегодня по обыкновению он отвернется, как бывало и с каждой, но думать теперь в такой позе ему крайне приятно.
Отредактировано Peter Crowley (2016-02-02 16:32:40)