сюда вставляем пример вашего письма с любой ролевой

Влады не было почти весь день, я слонялся из угла в угол, не находя себе дела. Она опять на работе, у нее опять завал. И я опять ни кому не нужен. Мы уже привыкли к друг другу, однако это не спасало. Я вновь начал чувствовать себя не нужным. Я не знал, что делать. Час гитары, час текилы, час сигарет, несколько часов готовки в ожидании Влады. Они сменяли друг друга, доводя меня до нервной дрожи, пока я не сорвался и не разбил очередную бутылку о стену. Осколки разлетелись по полу. "Что я делаю?!". Я открыл окно и сел на подоконник, в лицо дул слабый, но морозный ветерок.  На сердце стало ещё тяжелее, душа взвыла. Я слез с подоконника.
Открываю новую бутылку текилы и включаю Placebo вперемешку с Offspring. Депрессивные мотивы сменяются истерическим позитивом. Во мне горело какое-то желание, стремление. Я хотел куда-то идти, куда-то бежать, что-то делать, искать. И в тоже время я чувствовал себя зверем в клетке, который помнит запах свободы, но навсегда распрощался с ней. Жить! - звучало в голове. Я так хочу всё забыть! Я сидел в углу с гитарой и текилой и что-то играл наперекор тому, что звучало из колонок. Прошло ещё часа два. Плей-лист стих. Было душно. Я подошёл к открытому окну, волоча за собой гитару. Залезаю на подоконник, делаю глоток текилы. "Хм... а карниз в принципе нормальный, приличный по размеру". Недолго думая, свешиваю ножки из окна, беру гитару и что-то играю, запивая это текилой.
Я сделал глоток и закурил, пальцы что-то бренчали в струнах. Какая-то озлобленность грызла меня изнутри, но я не понимал, отчего всё так. Из памяти всплыла бывшая - это было, как ножом по сердцу. Одно воспоминание сменялось другим и становилось только хуже. Делаю ещё один глоток. Смачно заливаю боль текилой. Беру гитару и начинаю играть, срывая голос, с надрывом даже не пою, а кричу. «Стоя на карнизе своего окна, всё угасает, в глазах темнота. Не верю в надежды, в уме лишь печаль. Не прощайся со мной – мне ничего уже не жаль! Ничего не жаль! Погрусти со мной, когда я умру –  я так близок к вечному сну. Со слезой на щеке и с кошмаром во сне, вспоминай обо мне,… я был нужен тебе! Скользкий карниз, я падаю вниз, мой пронзительный крик – мой последний каприз! Чувство страха перед сырой землёй. Всё было б не так, если б я был с тобой.… По небу лечу… над землёй.… Сколько раз меня рвало на части, сколько раз добивался сраного счастья. Сколько нервов, эмоций и сил.… Всё хватит с меня! Мой час пробил! Не в силах понять, не в силах убить, не в силах в себе свою боль усыпить, в голове дефицит разумных идей, мой внутренний голос мне шепчет: «Себя убей!» Убей… Себя.… Убей! Было ли то для тебя? Тот последний каприз.… Падаю с неба.… Это последний тот день, когда я был… с тобой.… По небу лечу… над землёй.… Толкай меня! За то, что любил я! Скользкий карниз, я падаю вниз, мой пронзительный крик – мой последний каприз! Чувство страха перед сырой землёй. Всё было б не так, если б я был с тобой.… По небу лечу… над землёй… Адреналиновый всплеск, пульс участился, я стою на карнизе – своего ты»
Я чувствовал приближающийся конец, приближающийся коллапс и просто кричал. Это была не песня, а крик о помощи.

Вынужденное одиночество заставляло Марту с завидной регулярностью окунаться в бак с кислотой под неброским названием «прошлое». Это было больно и неприятно, но служило для нее хорошим стимулом, чтобы не иметь никакого желания вернуться назад. Собственно, на родине беглянку больше никто не ждал. Марте еще долго снился в кошмарных снах багровый ковер в кабинете, который растекался под бездыханным телом отца, подобно озеру крови. И ей ничего не оставалось делать, как кричать в темноту брезентовой палатки, а после не смыкать глаз до самого рассвета. Вслед за отцом ушла мать, поместье прибрали к рукам какие-то дальние родственники из Дании, Марте же в наследство остались лишь воспоминания. Она не искала никаких оправданий, уже давно смирилась с мыслью о том, что проклята, а отчуждение свое получила не как дар, а как еще один способ выживания. С детства Марте приходилось заслуживать заботу и внимание. Она должна была заплатить матери за небрежный поцелуй в лоб перед сном, а своим благородным поступком пробудить в отце гордость, дабы тот все-таки обратил на нее внимание. Герд и Фредерика не делали ничего для Марты от чистого сердца, не преследуя собственных целей. Поэтому, очнувшись в незнакомом месте с обработанными ранами, Марта не знала, как расценивать такой добрый жест. Она считала, что за это все ей после придется расплачиваться, а быть кому-то должной девушка не любила больше всего на свете. Вообще, Марта много чего не любит. И, наверное, давно сгнившее сердце в ее груди стало пристанищем для личинок и прочего насекомого сброда. Чувства - это слабость, а Марта должна оставаться сильной. Она затравленным зверем осматривала палату, одновременно пыталась найти хоть какую-нибудь лазейку, дабы убраться отсюда. Откуда Марте было знать, что некоторые люди были созданы для того, чтобы спасать других людей? На жизненном пути Диттер попадались только те, кто пытался ее убить. Еще вчера Марта грелась в лучах жгучего португальского солнца, прогуливалась по узеньким улочкам деревушки Монсанто и наслаждалась сладким соком манго. А теперь прикованная к кровати, в неизвестном месте, да еще и без палочки. Палочка! Марта в панике начала водить рукой под подушкой, но кончиками пальцев ощущала лишь приятную прохладу. Она никогда не расставалась со своим оружием, понимая, что любая опасность может затаиться совсем близко. Марта сделала глубокий вдох в жалких попытках успокоиться, ведь не стоит действовать на эмоциях, тем более, она сейчас совсем слаба. Диттер откинулась на подушку, ощущая во всем теле тяжесть, как будто Марта только что пробежала несколько километров со штангой в руках. Никогда она не чувствовала себя такой уставшей и измотанной. Грудь и плечо горели огнем, а скула с левой стороны вовсе опухла, кожа вот-вот норовила лопнуть. Теперь можно с уверенностью сказать, что Марта Диттер вляпалась по полной.
— Дерьмо, - чуть слышно выругалась Марта, на мгновенье, забыв, что находится в палате не одна. Во время путешествий ей не раз приходилось ночевать в прокуренных пабах под шум и ругань бородатых мужчин из самых низших слоев общества. То были настоящие работяги с мозолями на руках, с суровым взглядом и твердым кулаком. Как раз из их разговоров Марте хоть немного удалось разобраться с тем, что происходит в магическом мире, до этого она предпочитала жить в панцире. Грядут темные времена, но Марту это совершенно не касалось. Пусть кто-то другой переживает по этому поводу, но уж точно не она. Здоровый эгоизм имеет место быть в характере Диттер. Она вновь перевела взгляд на все еще незнакомого парня. Вид его оставлял желать лучшего, похоже, юношу потрепало похлеще, чем Марту.
— Что это за место? - Марта не самый разговорчивый и приятный собеседник. Она не станет с вами церемониться: если Марта задала вопрос, то хочет получить точный ответ, пожалуйста, уберегите ее уши от ненужных подробностей. Прощай чистая кровь и аристократические манеры. По всем правилам этикета Марта в первую очередь должна была узнать имя молодого человека, расспросить, как он себя чувствует. Нет, вместо этого контрольный выстрел точно в лоб. Она смотрела на него со всей серьёзностью, нахмурив брови и поджав губы. Кроме этого, немецкий акцент выдавал ее с потрохами.
— Где я вообще нахожусь? - этот вопрос Марта почему-то задала потолку, переведя на него взгляд с юноши. Голова слегка кружилась, а тошнота так и не собиралась отступать. Может, все это просто сон? Тогда Марта не знает, как проснуться.