Дом даже вздрогнул от неожиданности, услышав свое имя - слишком уж непривычно оно прозвучало из уст Рори. Настолько, что это показалось едва ли не чем-то интимным. Он тут же рассердился на себя за эти мысли - походило на то, что он просто зациклился на них и подспудно ищет в словах и поведении Уилана подтекст, которого там, конечно же, нет и быть не может.
- Из Лондона, мистер Уилан, - усмехнувшись, отозвался он на вопрос Рори о том, откуда он такой взялся.
В ирландском фольклоре он разбирался слабо, если не сказать - никак, но о "добрых соседях" уже слышал сегодня от художника, когда тот рассказывал о своих работах и изображенных на них сказочных существах. Он хотел уже возразить, что эти самые добрые соседи должны быть существами исключительно бескорыстными, и никакой благодарности не требуется, когда Рори вдруг потянулся ближе к нему, обвил шею руками и поцеловал так, что даже дух захватило.
Тело отозвалось мгновенно - яркой вспышкой желания настолько сильного, что Картрайт не сразу нашел в себе силы на то, чтобы одуматься и отстраниться. Он ответил на поцелуй, скользнул языком по губам ирландца и опомнился только тогда, когда поймал себя на том, что тянется рукой к его волосам. Тут же обожгло стыдом: если у Уилана было железное оправдание - он был пьян и не ведал, что творит, - у Дома не было ровно ни одной причины для такого неприемлемого поведения. Если не считать, конечно, причиной то, как сильно ему этого хотелось весь вечер.
- Вам нужно поспать, - тихо, враз охрипшим голосом произнес он, все же отстранившись. Наверное, нужно было сказать что-то веское и значимое вроде: "Это совершенно недопустимо и больше не должно повториться", но у доктора не было сил на такое лицемерие. Так же как не было сил на ложь вроде: "Я сделаю вид, что этого не было". Потому что, Бог свидетель, вряд ли он скоро сможет забыть этот поцелуй. - Это был очень долгий вечер.
Возражений, если они и были, Доминик слушать не стал: выключил свет и вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь. Лицо горело, точно от десятка пощечин, руки подрагивали, было так жарко, что он поспешил избавиться от пиджака, с удивительной для себя небрежностью повесив его на спинку стула. Первой мыслью было напиться, второй - вернуться в гостиную и продолжить начатое, третьей и наиболее здравой - выгулять Честера, проветрить голову и покурить. Что Дом и сделал, к радости пса, едва дотерпевшего до его возвращения.
Прохлада осенней ночи и правда несколько остудила тело, но вот мысли в голове не стали ни холоднее, ни чище. То и дело он сбивался с шага, представляя, чем мог бы обернуться этот поцелуй, и Честер удивленно оборачивался на хозяина, чувствуя, что с ним творится неладное. К концу прогулки Картрайту окончательно удалось взять себя в руки и даже составить четкий план, который позволял чувствовать себя увереннее: вернуться домой, помыть псу лапы, принять душ, снять напряжение и идти спать. Ни в коем случае даже не глядя в сторону спящего на диване Рори.
"Господи, сделай так, чтобы он уже спал..."
... - Да, Либи, он и мой сын тоже.
Телефонный звонок бывшей жены застал доктора Картрайта за приготовлением завтрака. Как это всегда бывает, утром все переживания уже не казались такими же сильными, как ночью, и если Дому так и не удалось выкинуть поцелуй с Рори из головы, ему хотя бы удалось убедить себя, что тот все равно не будет о нем помнить. После такого-то количества виски!
- Нет, Либи, я не думаю, что причина его неуспеваемости в том, что его отец - гей. Как и развод вряд ли можно считать причиной для того, чтобы уже во второй раз быть отчисленным из университета.
Прижимая плечом к уху мобильный, Доминик продолжал заниматься делом: взбивал яйца, резал хлеб и лимоны, ставил чайник на плиту. Помня о том, что за стеной спит Уилан, он старался шуметь как можно меньше, но вот говорить тихо никак не удавалось - связь сегодня была ни к черту.
- Да, Либи, нам можно так себя называть. Вам, кстати, тоже. Поверь, это лучше, чем то слово, которое ты обычно используешь.
Редкие разговоры с женой всегда были непростым испытанием. Заключались они обычно в том, что он упрашивал ее повлиять на Тайлера, убедить его все же поговорить с отцом, а она обвиняла его во всем, что шло не так в ее жизни или жизни их сына. Дом всерьез подозревал, что когда у Элизабет начнется климакс, виноват в этом тоже окажется муж-гей.
- Нет, Либи, боюсь, мне будет сложно заставить его одуматься. Если помнишь, наш сын не разговаривает со мной. Я не говорил, что... Я просто хочу сказать, что... - вклиниться в бесконечную череду обвинений и возразить хоть на одно из них было невозможно, и Картрайт закрыл глаза, подавляя вспышку бешенства, так умело вызванную бывшей женой. - Да, Либи. Конечно, Либи. До свидания, Либи.
Сбросив соединение, он с минуту стоял неподвижно, прикрыв глаза и сжимая в кулаке телефон так, что его корпус начал жалобно трещать. Минута прошла, он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, спокойно убрал мобильный в карман джинсов и вернулся к приготовлению завтрака. Попытался точнее - едва взяв в руку половину лимона, он с ненавистью сжал его так, что во все стороны брызнул сок, а потом запустил им в стену.
- Чертова сука!
Это и в самом деле немного помогло. Еще раз глубоко вдохнув и сосчитав до десяти, Доминик взял резиновую салфетку и принялся невозмутимо ликвидировать следы своей вспышки.
Отредактировано Dominic Cartwright (2016-11-05 14:36:14)