- Судя по всему, тебя, - на первый взгляд, совершенно не глядя на Элизабет, буркнул Келлах, сосредоточенно закручивая за спину руку второму из пытавшихся окружить девчонку здоровых лбов.
Несмотря на болезненную худобу и вообще полудохлый вид, парни оказались на удивление крепкими. Впрочем, это не помешало Морригану вклиниться в "милую беседу" этих самых парней с совсем, как оказывается, не безобидной Элизабет Маги.
- Я вам, кажется, не один раз говорил о приличном поведении, дорогие мои, - вытолкнув наиболее похожую друг на друга пару парней из комнаты негромко ворчал Келлах.
Благо, что братья его узнали и уже особо-то отбрыкиваться не пытались. Но тем не менее, Морриган особо голос повышать не начинал - в таких притонах часто есть вероятность наткнуться на толпу неадекватных личностей, которая - толпа, в смысле - разбираться, священник ты или нет, не станет. Прибьют и тут же под матрасом прикопают до ближайшей облавы. По той же причине угрожать гардой он не стал. Зачем искушать судьбу, всегда ведь можно попытаться разрулить дело миром. Тем более, минимум трое уже так или иначе познакомились с кулаками викария и теперь вряд ли рискнут связываться дальше.
- Эт чо, ваша подруга что ли, па-адре? - мерзко хихикнув и растягивая слова поинтересовался старший О'Грэди. - Подругами иногда делиться надо.
- Билли, не смотри, что я священник, - погрозив кулаком Уильяму, Келлах быстро шагнул внутрь комнаты, посреди которой всё ещё торчала одинокая фигура Лиз. - Я тебе и без сутаны и в сутане при случае накостыляю так, что вспомнишь, как молиться, - перехватив всё ещё сжимающую нож руку дочери за запястье, Морриган потянул Элизабет за собой, загораживая её своей спиной и выталкивая из квартиры впереди себя, практически в одно движение.
- Цела? - едва только они оказались на улице и на наиболее освещённом участке улицы Келлах остановился, окидывая девушку внимательным взглядом. Взгляд снова скользнул по блеснувшему в свете фонарей лезвию ножа, и Морриган невольно усмехнулся одобрительно, тут же кивнув головой в сторону оружия. - Обращаться умеешь? Это хорошо. Только постарайся сильно им не светить, - он даже быстро скользнул глазами по улице, практически профессионально не выдавая этого порыва каким-либо движением тела. Опыт, как это говорится, не пропьёшь. А уж такой опыт как был наработан у Келлаха за годы увиливания из цепких лап правоохранительных органов - тем более.
- Пойдём домой. Я правильно понимаю, что у миссис Дуган тебе не понравилось?
Уложит её в своей спальне, а сам, так уж и быть, ляжет на диване в гостиной. Может хоть тогда ночь пройдёт спокойно.

Он так и не заснул за всю ночь. Проваливался в полудрёму и снова выныривал, почти подскакивая, будто из сна его что-то выбрасывало. Эйфин привычно расположился в спальне - это Келлах понял по тому, как периодически пёс простукивал когтями по полу, приходя проведать его и снова возвращаясь к Элизабет. Охранял, видимо.
В половину пятого Морриган окончательно понял, что сна ему сегодня не видать, поднялся и, подозвав Эйфина, неторопливо выполз с ним на утреннюю прогулку. К шести они вернулись домой, вдоволь набегавшись в сквере неподалёку. Эйф, едва Келлах снял с него поводок, тут же отправился в спальню, проверять гостью, и с видимым удовлетворением вернулся обратно, чтобы погромыхать наполненной кормом миской по кухне, пока его хозяин принялся за молитву. Вторую часть утреннего чтения бревиария они уже "читали" вместе - Эйфин подошёл к скамье, у которой молился Келлах, и осторожно, словно стараясь не мешать хозяину, но присутствовать рядом, положил голову на широкий подлокотник.
К семи часам Морриган уже был на своём месте в конфессионале. Вот только мысли его были совсем не о том, чтобы в полной мере и достойно разрешать кающихся от бремени греха - собственные мысли, снова и снова возвращающиеся к девчонке, спящей у него дома и в его постели, не давали ему сосредоточиться на исповедях в полной мере. Благо, что ничего слишком уж сложного ему услышать не пришлось - обычные исповедания, для которых бы хватило молитвы, читаемой в ходе мессы.
Вернувшись после мессы домой, он исправил на оставленной ранним утром на столе в гостиной записке место своего нахождения, зачеркнув "в храме" и подписав сверху "в мастерской", перечитал текст записки ещё раз, удостовериваясь, что довольно понятно обозначил местонахождение телефона, денег и номеров заказа еды, подсунул под телефонную базу несколько купюр и отправился работать. Дел у него в последнее время было более, чем достаточно.
К полудню должны были прийти результаты анализов - тогда можно будет начать думать, что делать дальше. И нужно ли будет что-то делать вообще.

- Доброе, - сдвинув на лоб защитные очки Келлах обернулся на голос Элизабет, забредшей в мастерскую. - Как спалось? Эйфин не беспокоил? Он всю ночь ходил проверять как ты там.
Его всё-таки не оставляла надежда на то, что ему удастся наладить контакт с девушкой до того как он узнает, дочь она ему или просто введённый в заблуждение старым священником человек. И так ведь тоже могло быть -  он достаточно давно не видел отца Ноа, чтобы быть не вполне уверенным в его здравом уме. Иначе, как справедливо Морриган полагал, о собственной дочери он узнал бы от него намного раньше.
- Рад, если тебе нравится, - кивнул он в ответ на оценку Элизабет его творческих способностей и едва заметно пожал плечами. - Дома я, большей частью, только сплю, поэтому мне ни к чему что-то там украшать. К тому же меня вполне устраивает имеющаяся обстановка.
Даже если этой обстановки всего ничего - кровать и шкаф в спальне, диван и стол со стульями в гостиной и простой кухонный гарнитур на, собственно, кухне. Необходимый минимум - самое то, что может и должен позволять себе священник, призванный заниматься духовной, а не материальной стороной жизни своей паствы, а значит и самого себя несколько ограничивать в материальном.
- Ты уже поела? - отключив токарный станок и отряхнув руки от мелкой древесной пыли Келлах опёрся бедром на верстак и взглянул в лицо Лиз. - Никто не звонил? Результаты обещали сообщить во второй половине дня.
Ну не знал он, о чём ещё им сейчас говорить. Вопрос установления отцовства был сейчас самым важным, и если бы не Эйфин, сам Келлах, к примеру, и поесть бы забыл - не до того было, мысли крутились совсем вокруг иного вопроса.
Результаты должны были прийти ему на электронную почту, но звонок из клиники должен был обозначить готовность этих самых результатов. И чем больше времени проходило, тем сильнее чувствовался мандраж - Келлах уже не мог разобрать, чего он больше ждёт, на что надеется и чего опасается.

- Хорошо, - это он в ответ на известие о пицце. Хоть что-то, ей-Богу, растущему организму питаться надо. Это вот он - привычный, может неделю на воде и сухарях каких просидеть, периодически фрукт какой зажевав на ходу, а девчонка, по всему видно, мясо уважает очень даже. Вот настолько, что не забудет про него ни при каких обстоятельствах. Это внезапно Морригана даже несколько повеселило, с лица его на короткое время исчезла маска озабоченности, уступив место нормальному выражению. Впрочем, Элизабет, по всей видимости, особо не заботило то, что ему-то как раз хотелось бы наладить нормальный контакт с этим подобием ёжика, потому как взгляд Келлаха снова и снова натыкался на хмурое лицо девчонки, по всей видимости, всё ещё обиженной на него.
Он как раз только что глубоко вздохнул, справляясь с неловкостью, снова и снова возникающей между ними, собрался было открыть рот, чтобы спросить или сказать что-нибудь ещё, хоть и понимал, что и близко не знает, что нужно говорить или спрашивать - с потенциально собственными детьми-подростками жизнь его ещё не сталкивала.
Впрочем, Элизабет сама разговор продолжила, напомнив о кулоне, и Келлах только принялся озираться в поисках блокнота, чтобы в очередной раз заняться эскизом изделия, как в глубине дома зазвенел телефон.
Вообще-то, он не думал, что простой телефонный звонок настолько выбьет его из колеи. Келлах снял очки и перчатки в которых работал, снова отряхнул руки, почти беспомощно взглянул на Элизабет и ещё раз отряхнув о бёдра вмиг повлажневшие ладони на ставших ватными ногах двинулся в дом.
Разговор с клиникой был коротким, и уже через пять минут Морриган застыл сидя за столом и всё никак не решаясь открыть новое письмо, пришедшее на электронную почту. Но рано или поздно некоторые вещи приходится делать, и Келлах письмо всё-таки открыл.
- Почему они пишут девяносто девять и пять десятых процента? - задумчиво проговорил он, промолчав ещё минут пять, напряжённо вглядываясь в текст письма. - Это ведь ясно как белый день... - замешательство никак не давало ему сформулировать все накатившие мысли. Почему он не помнил ничего, что происходило с ним в Кинсэйле? Да, он помнил племянницу отца Ноа - весьма скромную девчонку лет...
- Господи... - закрыв глаза ладонью сдавлено простонал Морриган нихрена ровным счётом не вспоминая, но осознавая разумом ту ситуацию, в которой оказался восемнадцать с лишним лет назад. - Господи, сколько ей было? Шестнадцать? - обхватив ладонями голову он даже несколько раз качнулся на стуле вперёд-назад. - Чем же я думал-то тогда? Что я творил...
Разумеется, понятно было, чем он думал и что творил, но тем не менее вся та ситуация по прежнему была сокрыта от него каким-то странным туманом беспамятства.
А ещё он теперь не знал совершенно, что делать дальше - замешательство от осознания собственного весьма недостойного поведения и волнами накрывающей непривычной радости осознания того, что у него есть дочь, не давало ему мыслить спокойно и обстоятельно.
- Что же мы будем теперь с тобой делать, девочка? - наконец-то перевёл он взгляд на Элизабет, торчащую неподалёку от него и тоже, по всей видимости, ждавшей результатов этой экспертизы ничуть не меньше его. - Ты ведь и правда моя дочь, - он неловко хмыкнул, поднимаясь ей навстречу, чувствуя как бешено колотится сердце в самом горле. - Настоящая, моя, живая дочка.
Горло сдавило так, что даже сколько-нибудь нормальных слов произнести не получалось, в носу немилосердно щипало и, кажется, даже губы дрогнули - Келлах ощущал себя так, будто его прямо сейчас шарахнет инфарктом. Но теперь-то этого допустить было нельзя, теперь у него есть дочь, о которой он должен заботиться.
- Прости меня пожалуйста, Элизабет, - сделав неуверенный шаг к дочери (к настоящей его, Господи Боже, дочери!) тихо произнёс Келлах. - Я был очень неправ. Прости, если сможешь, дочка. Пожалуйста.

Нет, не так он представлял общение со взрослой дочерью.
Хотя, если так разобраться, вообще не представлял. Да, воспитанников у него было пруд пруди. Даже того же возраста, что и Элизабет. Но они, как бы там ни было, не были его детьми - плотью от плоти, кровью от крови. Он мог только представлять, фантазировать о том, как строились бы его отношения с родным ребёнком, но не чувствовать этого на своей шкуре - все несовпадения взглядов, все эти конфликты отцов и детей.
Ему хотелось понимания. Тихих вечеров с неспешными разговорами о том, как прошёл день, и что случилось за этот день нового. Ему хотелось утренней суеты, когда они бы собирались каждый по своим делам. Он всегда хотел этого, всегда мечтал только об этом. Даже когда пошёл в семинарию. Даже когда отвечал "Да" на каждый из вопросов епископа на своём рукоположении. Это была мечта из разряда невероятного - то, чего он хотел больше всего, но во что уже не верил.
И вот теперь появляется этакая колючка, тут же выясняется, что она его дочь, призрак мечты начинает проявляться миражом на горизонте... и рассыпается в пыль.
- Знаешь что, - остановившись на расстоянии вытянутой руки от - теперь уж совершенно точно! - дочери, Келлах задумчиво прикусил губу, потёр колючий подбородок, тут же отозвавшийся шорохом щетины о жёсткую ладонь, опустил эту самую ладонь на гладкую поверхность стола, смахивая невидимые крошки со скатерти, сжал ладонь в кулак и несильно приложился этим кулаком о столешницу, обозначая принятое твёрдое решение. - Мы не знали о существовании друг друга кучу лет, и мне очень жаль, что всё могло бы сложиться совсем по-другому. Правильно. Но, к сожалению, не сложилось. Но всегда есть шанс всё исправить.
Ему огромных трудов стоило оставаться на месте, не пытаться сгрести девчонку в охапку, обнимая её так, будто всю жизнь растил и внезапно расставшись на длительное время ужасно соскучился. Что-то подсказывало, что подобный порыв вряд ли был бы оценён по достоинству.
- Давай попробуем начать всё с начала? Я не буду лезть в твою жизнь больше, чем ты сама этого захочешь или позволишь, но я хочу видеть тебя, знать, что с тобой хотя бы теперь всё в порядке, хочу узнать тебя так, как положено знать отцу свою дочь, - и говорил он сейчас абсолютно искренне, хотя удержать спокойный тон ему стоило немалых трудов. - Меня слишком долго не было в твоей жизни, и я хотел бы исправить как можно больше ошибок. Дай мне этот шанс, пожалуйста.

- Не выйдет, - Келлах отрицательно махнул головой. Действительно не выйдет - и тут он не лукавил совершенно - просто отделаться подписью на бумажке. - Ты немного не понимаешь, похоже, Элизабет...
Он снова опустился на стул, опираясь локтем на стол и задумчиво утирая ладонью лицо, пытаясь подобрать слова, которые максимально коротко и доходчиво объяснили бы девчонке, почему её план не просто не сработает сейчас, а оказался несостоятельным с самого начала.
- Я не имею права брать опекунство, - вдаваться в подробности не хотелось, ибо дело было даже не в этической стороне этого вопроса. В любом случае, оформление опекунства в его случае оказывалось делом более сложным, чем признание отцовства. Во-первых, он был священником, во-вторых, не имел никаких явных родственных связей с Элизабет, если исключить отцовство, в-третьих, под его началом не было даже какого-то мало-мальского приюта, чтобы он имел возможность оформить опеку хотя бы так, как делали некоторые салезианцы, устраивавшие оратории и мини-пансионаты при своих монастырях.
- Я не подпишу эти бумаги, - ткнув указательным пальцем в папку, Келлах поднял глаза на Лиз. - Ты моя дочь, и единственный выход, если ты не хочешь попасть в лапы опеки - остаться здесь и ждать решения суда о признании отцовства.
Ему не нравился его собственный тон, но иной использовать сейчас было совершенно невозможно - ему нужно было, чтобы Элизабет поняла, осталась, перестала творить не пойми какую ерунду... хотя бы попросту смирилась с необходимостью их сосуществования на одной территории ближайшие несколько недель как минимум.
- Я священник, - напомнил он, будто на всякий случай. - И другого варианта просто нет. Суд признает меня твоим отцом, назначит тебе содержание из моего заработка, обязует предоставить тебе жилую площадь. И канонники будут внимательно следить за исполнением всех решений. Следить не только за мной, но и за тобой.
Он задумчиво поковырял ногтем указательного пальца бумаги, задумавшись и замолкнув на несколько минут.
- С ситуацией, которая вышла у меня с твоей матерью, суд тоже разберётся, - думать о том, что его реально могут закрыть на пару лет за секс с несовершеннолетней Келлаху не хотелось совершенно, но и искать лазейки он не собирался. - Так что... бумаги останутся без подписи, а ты остаёшься здесь. Других вариантов у нас нет.

У него уже адски трещала голова от всех этих разборок, когда одно и то же приходилось повторять снова и снова только разными словами. Больше всего ему сейчас хотелось остаться одному в полной тишине, сесть лицом в угол и абсолютно не шевелиться несколько часов, отключиться от всего происходящего полностью.
Элизабет кричала, возмущалась, взмахивала руками и стучала кулаком по столу так, что он невольно вздрогнул от этого последнего, оказавшегося слишком неожиданным, звука. Вздрогнул и замер, глядя куда-то сквозь Лиз. Его уже мутило от этого непрерывного дурдома, который творился в его жизни последние два дня, но в то же время он понимал, что если его попытаются этого лишить - вцепится в глотку и отпустит только тогда, когда сам испустит последний вздох.
Дверь оглушительно хлопнула за спиной Элизабет, вылетевшей на улицу, но в этот раз Келлах даже не моргнул, всё так же пусто глядя перед собой. И только через несколько минут уткнулся лицом в ладони, сгибаясь словно под тяжестью всего происходящего с ним прямо сейчас.
- Господи, - едва слышно взмолился он, потирая лицо ладонями. - Помоги мне со всем этим справиться. Я знаю, Тебе под силу дать мне сил и разума, чтобы разобраться и объяснить ей всё, что нужно. Помоги мне...
Сколько он просидел вот так, замерев и даже как будто дыша намного медленнее, успокаивая расшалившиеся нервы, - неизвестно. Единственное, о чём он просил в своей безмолвной молитве - чтобы Элизабет вернулась, выслушала и поняла его. Хотя бы немного пошла навстречу, раз уж у них всё сложилось как-то вот так - слишком криво для радостного момента воссоединения семейства.
- Здесь всё слишком сложно, - она наконец-то вернулась и вроде бы как даже выглядела поспокойнее - Келлах втайне надеялся, что вот сейчас ему удастся донести до Лиз основную мысль. - Официально я не имею с тобой никаких родственных связей пока что, - всё же проще всего начинать хоть и издалека, но постараться разобрать все пункты по порядку. - И я не имею шефства ни над каким приютом. Поэтому я не то, что бы не могу, а просто не имею права оформлять опекунство по отношению к кому бы то ни было, - он оперся локтями на собственные колени, сжимая пальцы в замок и словно что-то сосредоточенно разглядывая в рисунке половых досок. - Но я могу потребовать признания отцовства, потому как у нас уже есть на руках даже подтверждающий это анализ. Это элементарно будет сделать проще.. И потом, - он поднял голову, ловя взгляд Элизабет и едва заметно пожимая плечами, - ко всему прочему так будет проще выйти из-под повсеместного контроля опеки, ты сама должна понимать, что над опекунами надзор гораздо строже, чем над родителями. Даже если родители эти объявились, когда ребёнок стал практически самостоятельным. И ещё, Элизабет, я не стану заставлять тебя жить здесь, со мной, если ты этого не захочешь. Я могу снять тебе небольшую квартиру. Но чтобы всё это можно было сделать спокойно и без лишней нервотрёпки, нам нужно будет пройти процедуру именно усыновления. В моём случае это будет даже несколько проще - я ведь священник, и все судебные дела могут решиться даже без моего присутствия Апостольским Престолом.
Он замолк ненадолго, сжимая пальцами одной руки ладонь другой и глядя снизу вверх на Элизабет, словно пытаясь что-то прочесть в её взгляде.
- Я не смогу, да и не захочу заставлять тебя делать то, чего ты сама не захочешь, так что решение, в любом случае, только за тобой.

Отредактировано Ceallach Morrigan (2017-09-27 04:21:13)

- Твоё право, - ему осточертело спорить и что-то доказывать. Он, кажется, смертельно устал сейчас, и единственное, чего ему хотелось бы - остаться в полной тишине, чтобы просто успокоить взведённые нервы.
Нет, она действительно права. Наверное. Хотя, кто бы мог сказать как вёл бы себя он, окажись в ситуации такой же или хотя бы похожей. Он даже понимал её и вполне мог бы сказать - в чём именно, как именно и почему ему понятно её поведение и почему он его не может осуждать. И дело тут было совсем не в священстве, которое как минимум обязывает его не осуждать никого и ни за что.
Она злилось и это было... хорошо? Гораздо сложнее наладить отношения с человеком, которому всё безразлично, которого ничто не задевает. Лиз бесилась, и это значило, что у него есть крохотный, но всё-таки шанс. Именно поэтому он закрывал глаза на все её слова, на каждый выкрик. Потому что пока она злилась и кричала - у него была надежда.
- Сейчас я могу определить тебя только в монастырь к сёстрам-служительницам. Там принимают всех, в общем-то, даже бесплатно, но, полагаю, тебя эта идея не вдохновит, - если уж она у Тары не захотела ночевать, то в монастыре с достаточно строгим распорядком точно не останется. - Бесплатный ночлег в монастыре предполагает порцию работы поутру...
Нет, не запугивал, просто говорил как есть. Что ж поделаешь, если действительно только какой-то такой вариант он мог устроить для Элизабет сейчас. Не знал он ничего о ночлежках, потому как это было совсем не в его компетенции.
- Я знаю, кто сможет помочь с ночлегом, но уже не сегодня, - тревожить настоятеля Келлах не то что бы не хотел, скорее, не считал возможным и настолько необходимым. - Переночуй сегодня здесь. Кровать есть, горячая вода и чистые простыни - тоже найдутся. Еду, если что, можно и заказать, - он поднялся наконец со своего места, отходя на кухню и ставя чайник кипятиться - нервы сдавали, и ему нужно было хоть чем-нибудь себя занять. - Если тебя не устраивает моё присутствие, я могу уйти, ночь в приходском доме меня не напугает и не стеснит.