- Ди, просыпайся! Новый день – дерьмо все то же.
Эти слова я слышал каждое утро все эти три года. Звонкий голос Лиз прорывался из сна в реальность. Каждый чёртов день, ёбанную тысячу и еще девяносто пять дней подряд. Я подскакивал на узких нарах, на которых можно было нормально уместиться только лёжа на боку, надеясь увидеть её рядом с собой. Но каждый чёртов день, я понимал, что это всего лишь моё воображение. Мне хотелось бить в стену кулаками, разорвать к чертям собачьим эту решётку и сбежать, сбежать и искать её, моего маленького Хорька. Но было нельзя. Надо было ждать и терпеть. Ребята подсуетились и нашли деньги на неплохого адвоката, приволокли аж из самого Дублина. Линдеманн, кажется так его звали. Богатенький хлыщ из столицы, по его взгляду было прекрасно понятно, что именно он думает обо мне. К такому как я, он добровольно не подошел бы ближе, чем на расстояния пушечного выстрела, если бы не бабки. Но мне было на это плевать, хотя и хотелось иногда хорошенько врезать по его напыщенной физиономии и спустить с его Олимпа на нашу грешную землю. Дело своё он знал хорошо, и это главное. Полгода – именно столько ему понадобилось, чтобы добиться оправдательного приговора и выплаты неплохой компенсации, которая была мне как нельзя кстати.
Нельзя сказать, что задница кончилась, но свет в её конце определенно забрезжил. Я вернулся к себе домой. И первое, что я сделал – кинулся искать хоть кого-то, кто знал, куда уехала Лиз. Один день… Одного сраного дня не хватило мне, чтобы увидеть её перед её отъездом, чтобы узнать, куда её увозит этот дедок, какой-то там её родственник.
Двое суток я искал по всему городу наших общих знакомых, и ни один не мог сказать ничего вразумительного. И когда через два дня пришел домой и рухнул на кровать, обессиленный и раздавленный, как крыса в тюремной столовой, ко мне подошел Патрик, мой младший брат.
- Где ты ходил? Лиз просила тебе передать это, - он протянул мне клочок бумаги с наспех нацарапанными на нём словами. Я выхватил этот драгоценный обрывок, жадно вчитываясь в текст. Твою мать, да она всё это время была в часе езды отсюда!
- Какого чёрта ты молчал?! – взревел я, притягивая к себе братца, еще толком не зная, что хочу сделать больше: расцеловать его за прекрасную новость или надрать его тощую задницу за двухдневную задержку. Так и не определился.
- Так ты бросил вещи и убежал, даже рта никому не дал раскрыть! – возмутился Пат и сел рядом со мной. – Дил, тебе надо уезжать. Рикки ищет тебя, он приходил недавно.
Я похолодел. Рикки был одним из тех, кто снабжал меня наркотой для продажи. Ну конечно, вряд ли они так просто спустят на тормозах тот факт, что несколько их ребят заняли моё место за решеткой. И Рикки искал меня явно не за тем, чтобы расцеловать и преподнести букетик фиалок. Я поднялся и схватился за рюкзак. В нём лежала обналиченная денежная компенсация. Десять тысяч евро, это вам не на трансформатор ссать. Я перевернул рюкзак над постелью и хорошенько встряхнул. Пачки купюр выпали и шлёпнулись на матрас. Глаза Пата поползли на лоб. Я подхватил одну пачку, сунул обратно в рюкзак. Немного подумал и добавил к ней еще одну, а остальную кучу пододвинул брату.
- Здесь восемь тысяч зеленых. Матери не показывай, спрячь. Ты старший, Хоуп и Руа на тебе. Если сможете – валите отсюда нахрен. Я найду Лиз, заберу её и мы уедем в другой город. Как только осяду – заберу вас к себе, - всё это я говорил, уже запихивая в рюкзак все необходимое и спешно одеваясь. Терять нельзя было ни минуты. Я и так просрал впустую два дня, засветил своё возвращение, а мне еще надо было доехать до нового места обитания Лиз.
- Передавай привет брату и сестре. – я пожал руку Патрику, а потом не выдержал и крепко обнял его. Насчет матери я не беспокоился, она, похоже вообще не заметила моего трёхлетнего отсутствия. По крайней мере, за все это время она ни разу не обозначила своё существование, забыв про меня, как, в принципе, и всегда за последние лет двадцать.
Выскочив из дома, я добежал до шоссе и поймал такси. Ловить попутку здесь довольно небезопасно, уж я-то знаю. Назвал адрес и растянулся на заднем сидении, старательно прикрывая лицо воротником куртки, чтобы со стороны это смотрелось так, будто уставший пассажир спит.
Мысли тяжело ворочались в голове. Что ей сказать? Что сказать её родственнику? Да, это же её дядя, я вспомнил. Святоша из благополучного района Кинсейла. Отговорил её мамашу-шлюху от аборта и самоустранился, решил, что главное дело сделал – спас заблудшую душу от греха, а остальное – как-нибудь сами. Вот теперь, получай результат своих проповедей.
Машину тряхнуло на ухабе, и мысли сбились. Если он не отдаст мне Хорька просто так, то мне придется выкрасть её. Но тогда он точно наведет легавых, а сразу после тюрьмы они с радостью запихнут меня обратно. Надо придумать что-то другое. Признаться ей и предложить пожениться? Тогда все законно, не подкопаешься.
- А вдруг она не захочет меня видеть? – внезапно раскаленной иглой вонзилась мне в мозг жуткая мысль, и я моментально покрылся холодным потом. – У неё новая жизнь, новая семья, новая школа, новые знакомые. Не такие знакомые, какие были в наших трущобах, с которыми приходилось вместе драться за выживание и планировать, как лучше стибрить лишний кусок хлеба, чтобы не сдохнуть от голода. Вдруг у неё появился парень, она его любит и они…
Меня замутило. Еле повиновавшимися губами я крикнул водителю остановиться и выскочил на обочину, где меня вырвало желчью. Я брезгливо вытер рот и сплюнул. Во рту был мерзкий горький привкус, но его было не сравнить с тем дерьмом, которое творилось у меня внутри. Медленно залез обратно в машину и кивнул водителю. Он подозрительно покосился на меня:
- Парень, а ты не заразный часом? Мне проблемы здесь не нужны, – были видны его изучающие глаза в зеркале заднего вида.
- Не парься, мужик. Меня просто укачало. Не переношу качку. Видел бы ты, на какого охренительного кита я был похож, когда пытался поплавать на пароме. – хрипло проговорил я. Водитель, удовлетворенный ответом кивнул и тронулся с места. Он попытался завести разговор о казусах в работе вестибулярного аппарата его клиентов, но я уже его не слушал. Мысли о теоретическом парне моей… МОЕЙ Лиззи, я старательно отметал, но они назойливо лезли снова и снова.
Наконец, мы приехали. Такси газануло и скрылось за поворотом, оставив меня одного на дорожке у небольшого домика. Он будто сошел с пасхальной открытки. Светлые стены, резные ставни, огромные кусты, украшенные цветами всех мастей. Я внезапно почувствовал себя неудобно. Как дерьмодемон из фильма «Догма», который приперся на бал фей. Поправил лямку рюкзака, подкинул его повыше и тут понял, что в этой картинке было не так. На двери висел огромный амбарный замок. В один прыжок я перескочил через низенькую изгородь, которая скорее украшала, чем защищала от непрошенных гостей и побежал к двери.
Сначала я постучал. Потом я постучал еще раз. Через пять минут, я уже колотил в неё кулаками, орал, звал хоть кого-то выйти, метался от окна к окну, пытаясь вглядеться внутрь сквозь тюль и увидеть хоть кого-то. Последняя надежда выходила из меня крупными каплями ледяного и липкого пота. Я сам не заметил, как слёзы покатились из глаз.
- Что вы творите?! Я вызову полицию! – какой же противный голос…
Я резко развернулся, тяжело дыша. На меня смотрела тощая как, высохший стебель, женщина. В халате, бигудях и с кочергой наперевес. Нервно сглотнул и попытался улыбнуться.
- Простите, пожалуйста. Здесь должен жить пожилой джентльмен с племянницей, - что-то, а притвориться паинькой когда надо, я всегда умел. – Я её брат, только вернулся из… длительного путешествия. Вы не могли бы сказать, где её найти?
Женщина напоминала мелкого грызуна. Крысу, с выставленными зубами и булавочными головками глаз. Некоторое время она сканировала меня (я моментально принял самый безобидный вид, на который только был способен), а потом внезапно смягчилась.
- Отец Ноа, благослови Господь его душу, скончался. Вы не представляете, какое это горе для нас всех! Это был такой человек, такой человек… Самый отзывчивый священник из всех, кого я знала. А знавала я много священников, уж поверьте мне, юноша. А в последние годы приютил у себя эту бедную сиротку, Элизабет. Вы ведь её ищете? Такая милая девочка, обходительная. Только уж слишком тощая и хмурая. Я в её годы такой не была. Вот, помнится мне, в семнадцать лет я была той еще пышечкой. А уж хохотушкой! Именно поэтому Тэд Фланнаган клюнул на меня, помяните мои слова, молодой человек!
Я слушал это тарахтение и не мог вклиниться. Одно я понял точно – дядя Лиз двинул кони, и самой Лиз здесь уже нет.
- А девочку жаль, да, очень жаль. Ведь такая хорошенькая, только здесь обжилась. А теперь всё, одна ей дорога, в интернат. Она же несовершеннолетняя, а родственников, кроме отца Ноа, упокой Господь его душу, у неё больше нет.
- Благодарю Вас, миссис…
- Мисс. Мисс Найтингелл.
- Благодарю, мисс Найтингелл. Вы очень мне помогли. И напоследок, Вы не подскажете, где можно узнать подробнее о местонахождении Элизабет? – я с трудом сдерживал нервный смех, таким дураком я себе сейчас казался.
- Да вы идите прямиком в церковь! Это они занимались всеми вопросами. Тут рукой подать – сначала свернете направо, потом три фута прямо и еще раз направо, прямо перед домом миссис Фигг, вы его сразу узнаете, там стоят эти кошмарные розовые фламинго. Ужаснейшая безвкусица на мой взгляд. А вы, значит брат? Надо же, ни капли не похож, но тоже милый. Вы мне напоминаете моего Фреда, в его лучшие годы, да упокой Господь его грешную душу! Пропойца он был редкостный, но каков красавчик! Женщины тучами вокруг вились, уж попомните мои слова, молодой человек!
Дождавшись конца её повествования, я спешно попрощался, пока она не вспомнила еще кого и отправился к церкви. Если и они мне ничего не скажут – это конец. Но с другой стороны, хоть Лиз я еще не нашел, но, по крайней мере, продвигался в поисках.
Церковь я нашел сразу. Кстати, фламинго у этой мисс Фигг действительно страшненькие. Вокруг было тихо и безлюдно, поэтому я, немного помявшись, вошел внутрь. Меня тут же окутала приятная прохлада и какой-то незнакомый запах. В таких местах я никогда не был. В том месте, где я вырос, приходилось полагаться только на себя, а те, кто ждали милости Божьей, обычно заканчивали довольно грустно, но быстро.
На самой первой скамье сидел священник – его выдавал белый воротничок под черным пиджаком, или как это у них называется – с очень усталым лицом.
- Простите, с кем я могу поговорить об отце Ноа и его племяннице Элизабет?
Священник вздрогнул, выдернутый из раздумий.
- Смотря, что Вы хотите узнать, сын мой. Меня зовут отец Кевин.
- Отец Кевин, я брат Элизабет и ищу её. Только что мне стало известно, что отец Ноа умер, я очень соболезную, но теперь мне нужно найти свою сестру. Вы можете мне сказать, куда её отправили?
Священник поднял на меня глаза, и внезапно мне стало душно. Я почувствовал, что он видит меня насквозь. Такого ощущения не было даже на допросах, а следаки там те еще въедливые сволочи (уж попомните мои слова, молодой человек).
- Пойдемте со мной, сын мой. Мне кажется, что Вам нужно многое рассказать, - отец Кевин встал, дождался меня и провел меня в небольшой кабинет. Пропустил меня вперед, налил мне чашку чая – всё это происходило в полнейшем молчании – пододвинул стул, сел напротив и все так же молча уставился на меня.
И внезапно меня прорвало. Я рассказал ему все. Как оказался в Кинсейле (мне сто раз рассказывала это мать, очередной раз напившись), про своего отчима, братьев и сестре, как торговал наркотиками, как меня подставили, как загремел в тюрьму на отсидку, как выбрался оттуда. А самое главное, я рассказал ему про Лиз, что никакой я ей не брат и что люблю её, что не могу вот так вот её потерять и забыть, вычеркнуть из жизни, будто её никогда не было. Потом я замолчал, схватил дрожащими руками чашку и жадно выпил давно остывший чай.
Отец Кевин разомкнул руки, всё это время сцепленные замком.
- Много испытаний выпало на твою долю, сын мой. Неправедный путь ты выбрал, но кто я такой, чтобы судить тебя. Все мы предстанем в конце перед Господом Богом нашим, и я буду стоять рядом с тобой. Но любовь твоя чиста и искренна, она очищает твою душу, - он помолчал немного. – Сейчас я нарушу одно из важнейших правил, тайну исповеди. Но разве не будет кощунственным, спасти твою душу и душу юной Элизабет от терзаний разлуки, бездумно повинуясь запретам, как ты думаешь?
Я кивнул, не знаю, что сказать. Наверное, вопрос был риторическим, но сидеть истуканом было бы глупо.
- Перед самой своей смертью, отец Ноа говорил мне, что всё это время знал, кто является отцом его племянницы. И говорил, что хочет рассказать ей об этом. По правилам, я должен был направить Элизабет в интернат, но она покинула город, и я думаю, что она отправилась на поиски своего папы. Его зовут Келлах Морриган. Он вспомогательный епископ диоцеза Оссори, в Килкенни. Подожди, я запишу тебе… - он торопливо зацарапал перьевой ручкой в блокноте, после чего вырвал листок и протянул его мне. Я бережно принял его и спрятал в нагрудный карман, вместе с запиской Лиз. – Найди её, обязательно найди. Я буду молиться за вас.
Отец Кевин встал, показывая, что разговор окончен. Я, не веря своему счастью, рассыпался в благодарностях, всё еще дрожащим, от безумного напряжения, голосом. Отец с улыбкой выслушал меня и легко подтолкнул к двери.
- Торопись. Сделай всё правильно, и помни, что Господь не оставит тебя.
Я еще раз поблагодарил его и почти бегом направился к выходу, поминутно оглядываясь на священника. Он стоял совсем один, на фоне огромного витражного окна, озаренного светом, и это показалось мне самой красивой картиной, какую я только видел.
Уже через час, я трясся на автобусе, который, похоже, решил собрать все ухабы и выбоины, по дороге в Килкенни. В этот раз в голове билась только одна мысль: «Нашёл, нашёл, нашёл…». В пункте назначения, выхожу из автобуса и почти сразу перехожу на бег. Нахожу кафедральный собор Святой Марии, у первого попавшегося служителя спрашиваю, как найти отца Морригана. Идти пять минут, но я плутаю минут двадцать.
И вот опять, я перед очередным домом. Несмело ступаю на дорожку. Тут же откуда-то из воздуха материализуется большой пёс. Как странно, он не рычит на меня, не лает, а просто идет рядом. Вдох. Выдох. Стучу. Закрыто. Без сил сажусь на ступеньки. Неужели это конец? Достаю сигареты. Спустя три штуки, меня начинает отпускать. Дом не выглядит заброшенным. Скорее всего, его обитатели просто куда-то ушли. На время. И они обязательно вернутся.
- Ну в самом деле, не могут же они вечно сидеть дома. Так ведь, приятель? – обращаюсь я к псу. Он, будто поняв меня, ложится головой мне на колени и прикрывает глаза. Мол, ты прав, приятель. Просто расслабься и жди.
Внезапно я понимаю, что у меня немилосердно болят ноги. Стаскиваю кроссовки. Так и есть, стёр пятки до кровавых мозолей. Неплохой вариант, чтобы скоротать время – я поищу аптеку, чтобы купить себе пластырь, а пока хожу, наверняка все вернутся. Если не вернутся, что ж, буду спать прямо на крыльце. Поднимаюсь, прощаюсь с псом. Он, коротко вздохнув, неспешно уходит куда-то вглубь сада. Хороший всё-таки человек, этот пёс.
Аптеку я искал недолго. Идти до неё пришлось минут десять. Количество товаров, по сравнению, с аптеками Кинсейла поражало. У нас их грабили такое количество раз, что очень скоро, купить там можно было только бинты, аспирин, да пару прошлогодних журналов. Из которых один был бы с телепрограммой и сплетнями о знаменитостях, а второй – с голыми бабами. Прошу упаковку пластырей, с трудом выбираю одну из бесконечного количества вариантов. Плачу деньги, забираю покупку, иду к двери, крутя в руках коробочку. Открывается дверь. Картонная яркая упаковка летит из ослабевших пальцев на кафельный пол, удар отражается эхом от стеклянных витрин.
Три года… Каждый чёртов день, ёбанную тысячу и еще девяносто пять дней подряд, я представлял нашу встречу… Каждый из этих проклятых дней, я думал, что я тебе скажу… Три года. И вот теперь, я стою перед тобой и не могу сказать ни одного слова, Хорёк Лиз… МОЯ Лиз…
Отредактировано Dylan Moore (2017-09-03 08:59:05)