Израэль Натанович Коэн как любой порядочный еврейский муж глубоко беременной жены справлялся со своей ролью на все сто. Он закатывал глаза, показательно охал, тяжко вздыхал и считал свои последние часы с завидным упорством всякий раз, как только Тилл приходила в голову очередная идея-фикс. И было совершенно не важно, в чём та самая идея заключалась - в новой теме для фотосессии, новых требованиях к краскам, форме бороды собственного мужа, запаху шампуня или зубной пасты, рассуждениях о гипоаллергенности дезодоранта или нового постельного белья для детской кроватки. Изя на всё реагировал с равномерной экспрессией. У него даже появилась теория, что все его представления направлены на то, чтобы далеко не юный разум не пострадал от атак на него беременной женщины.
Но в общем и целом в глубине своей еврейской души Израэль сохранял арктическое спокойствие. И рождения наследника очень ждал.
- Слушай сюда, Кузя, и не беɾи себе в голову меня пеɾебивать, с мысли я могу сбиться и без постоɾонней помощи, - сгрузив с плеча увесистый кофр с фототехникой обожаемой жены, Израэль в очередной раз тяжко вздохнул, максимально разогнулся поведя плечами и хрустнув, кажется, всеми позвонками разом. Очередное представление грозило начаться с минуты на минуту. - Когда мы планиɾуем прекɾатить скачки по веɾтикали вот со всем этим богатством и заняться более важными делами?
Коэн вопросительно смотрел в ясные глаза Тилл, явно намереваясь не отставать от неё с очередным назревшим у него вопросом. Указательный палец его правой руки превратился в пресловутый указующий перст, нацеленный на стоящий у ног одинокий, скромный, но весомый как довод, кофр.
- Тебе нельзя таскать такое, если ты не помнишь, - Израэль решил в кои-то веки перехватить нравоучительную инициативу в свои руки и выбить себе произвольный "выходной" от работы миссис Коэн, которой та была завалена по самую макушку, кажется до самого десятилетия их первенца. - Я тоже уже, знаешь ли, не юный мальчик, чтобы со всем этим скаɾбом за тобой успевать. Может быть, поɾа взять отпуск и спокойно ɾодить ɾебёнка? - он перевёл дух и выдержав минутную паузу выпалил финальную фразу. - Я боюсь, что он у нас ɾодится сɾазу с фотоаппаɾатом. Или упаковкой фото-бумаги.
За последний месяц они уже трижды успели срочно похватав все вещи реактивным самолётом метнуться в госпиталь - рожать. Трижды же возвращались домой, получив как минимум получасовые уверения врача о том, что тревога была ложной. Поэтому, как только первая паника сошла на нет, подкрепившись тройным фальстартом, Тилл, конечно же, схватила холсты, краски и фотоаппарат и снова погрузилась в любимую работу. Израэль же, устав паниковать, только привычно ворчал по любому, более-менее нравящемуся ему поводу.

- Вот и пɾавильно, вот и молодцы, - чмокнув в макушку прижавшуюся к нему Тилли миролюбиво заворчал Израэль, помогая ей усесться на специально приобретённую и поставленную у порога для такого случая скамеечку. Помочь разуться, помочь влезть в мягкие и тёплые домашние тапочки - конечно, Тилл, как девушка активная, не особо нуждалась в посторонней помощи подобного толка, но вообще-то Израэлю самому было приятно так участвовать в вынашивании их общего ребёнка.
- Большинство не пɾотив, - помогая снимать верхнюю одежду Коэн продолжал негромко и совсем не сердито ворчать. - Пɾосто если ты возьмёшься ɾожать Аɾончика без пɾедупɾеждения и где-нибудь, где меня не будет - я себе этого не пɾощу. А зачем нам такой шɾам на моём пɾестаɾелом сеɾдце?
Причитать в неповторимой еврейской манере Израэль умел лучше всего. Иногда ему казалось, что из Тилл не очень получится настоящая еврейская жена и мать. Иногда он даже об этом жалел. Но больше времени всё-таки радовался - родная матушка не проела ему плешь только потому, что волосы у него всегда были густые. Такой же судьбы собственному сыну Изя не хотел, его вполне устраивали более европейские внутрисемейные отношения. Даже удивительно.
- Вот как только ɾодишь, мы снимем тебе студию побольше и поближе к дому, обустɾоим там детский угол, и твоɾи с фотоаппаɾатом в обнимку хоть кɾуглые сутки, - чуть не по пояс занырнув в холодильник, продолжал вдохновенную речь глава семейства, пытаясь отыскать для дражайшей супруги ту самую "хоть самую завалященькую помидорку". - Пɾо кɾуглые сутки, вообще-то, забудь пɾямо сейчас, иначе я пеɾестану обнаɾуживать гешефт в супɾужеской жизни, но пɾо всё остальное - чистая, заметь, пɾавда, - помидорка тем временем всё-таки нашлась. Даже совсем не одна, и совсем не самая маленькая. Израэль даже вздохнул с облегчением - всё же не нужно было скакать до ближайшего магазина галопом, пока Тилл не передумала хотеть съесть именно вот это круглое и красное.
- Деɾжи свои помидоɾы, Кузя, - пока Тилли разоблачалась и переодевалась в домашнее, Израэль половину обнаруженных овощей - ягод? плодов? - нарезал дольками, разложив их на плоской тарелке, составил на поднос небольшие плошки с солью и сахаром - кто знает, с чем сегодня взбредёт беременной на всю голову жене поглощать помидоры? - и приволок всё это разнообразие в гостиную. Аккурат к тому моменту, когда Тилл угнездилась на мягком диване. - Пɾиступай без меня, я пока себе кофе сваɾганю. Ты, кстати, что будешь пить? Ты вообще пить что-нибудь будешь? - последние вопросы неслись уже из кухни - господин Коэн в отсутствие лишних глаз развивал недюжинную прыть, которой иные представители молодёжи могли бы даже позавидовать. Старым Израэль себя не чувствовал, несмотря на то, что именно таким, если быть абсолютно честным с самим собой, ему очень даже нравилось прикидываться.

- Помидоɾкой она напьётся, - как-то даже ласково проворчал Израэль, доделывая все недоделанные домашние дела вроде закрывания холодильника, наливания себе воды и прочего переобувания в домашние тапки. Комфорт Коэн любил, а удобство обуви ценил едва ли не превыше всего прочего. Да к тому же домашней обувью можно очень живописно шаркать по полу, раздражая этим всех окружающих. Тилл, кстати, почему-то не раздражалась, поэтому в её присутствии это развлечение быстро перестало быть развлечением и даже почти искоренилось как и многие другие вредные привычки.
- Не к ночи будь помянута, - гораздо более ворчливо отозвался Израэль на аж двойное упоминание дорогой мамуленьки гораздо более дорогой его сердцу женой. - Пока она молчит, я пɾедпочитаю не подавать ей слишком уж выполнимых идей. Тебе мало ɾазговоɾов с ней по скайпу, что ли? - он даже почти взмолился, чуть было не всплеснув руками, но вовремя вспомнив о том, что в руке у него стакан с водой.
Цецилия была непревзойдённым профессионалом в сфере разговоров с неизменным лейтмотивом под названием "мозговынос". Иногда Израэль ощущал себя так, будто тот самый молзг ему не внесли обратно ещё с прошлого разговора, но матушка находила всё новые и новые запасы серого вещества если не у родного сына, то у родной невестки, которая стала чуть более любимой едва только живот стал заметен онлайн. Бабушка Циля (как теперь гордо требовала называть себя маман) действительно собиралась приехать, вот только вопреки обыкновению всего лишь намекала на этот вариант развития событий, а не звонила из аэропорта с требованием встретить её в Дублине через несколько часов. Самого Израэля это немного беспокоило, но не то чтобы совсем.

- Я тебя не заставляю, но если хочешь - можешь пɾисоединиться, - в медленно сгущающихся за окном сумерках Израэль как-то непривычно топтался на пороге комнаты, которую выделил Тилл. Стол на первом этаже дома был накрыт по всем правилам, и сам Коэн выглядел слишком уж опрятно. Непривычно, наверное, для Тилл, видевшей его постоянно каким-то суетливым и всклокоченным по пятницам, когда он торопливо собирался в Дублин. На этот раз ему пришло в голову, что шаббат можно провести и дома, главное - объяснить гостье, почему нельзя делать очень много вещей, о которых она даже не задумывалась ни разу в жизни.
Конечно, он волновался. Ведь его учили всем этим премудростям с раннего детства, а теперь вот попробуй объясни взрослой девахе всё, что вкладывалось в голову полвека.

- Не вздумай как-нибудь пɾоговориться при маман, что всё началось в шаббат, - Израэль усмехнулся приобняв Тилл за плечи и ласково чмокнув её в макушку. - Она едва смиɾилась с гойкой в семье, а такое безобɾазие её буквально ɾазоɾвёт.

Свечной фитиль легко подхватил огонь от удобной длинной зажигалки, которую держала Тилл. Израэль только лишь придерживал её запястье - вроде как, чтобы его участие в зажигании этого огня было зримым. Только что-то не давало ему отнять ладони от тонкого запястья. Он смотрел и смотрел на то, как тёплое пламя свечи озаряет изящные пальцы, чуть испачканные краской.
- Знаешь, я... - неожиданно серьёзно, каким-то невероятным усилием подавив в себе нахлынувшее замешательство, произнёс Израэль. Очень сложно было ему собраться с мыслями, собрать в кулак всю волю и перестать думать, что его отвергнут сразу. - Я хотел сказать, что... то есть, попросить тебя остаться, - Тилл обернулась слишком резко, взглянула слишком удивлённо. Он просто не успел убедить себя в том, что такой старпёр как он совершенно точно не пара такой юной красавице как она.
Первый поцелуй оказался долгим. И таким сладким, что остановиться не оказалось никакой возможности.

- Как там Аɾончик? - положив ладонь на живот жены поинтересовался Израэль. Он-то, конечно, привык к тому, что Тилли у него девушка прыткая и не в пример ему активная - Коэн иногда подумывал о том, что вот-вот ещё пара лет и он перестанет за ней успевать. Потом, конечно, скукожится весь, сгорбится, покроется морщинами и проплешинами... на этом моменте обычно его отвлекали. Вот например сейчас маленькая пятка упёрлась в его ладонь, мирно покоящуюся на животе Тилли. - Опять кульбиты кɾутит, соɾванец...
Но вообще, конечно, ему это нравилось. Как и все эти их мирные спокойные посиделки после возвращения откуда-нибудь с работы. Иногда они смотрели какие-то фильмы, Израэль обычно укладывался головой на колени Тилл и негромко пересказывал неспешно возюкающемуся в материнском животе детёнышу увиденные сюжеты. Иногда жаловался сыну на его же мать. Как-то раз даже прицельно получил пяткой в нос - Тилл тогда хохотала без удержу. Сам Израэль тоже не сдержался, хоть и собирался поначалу показательно обидеться на семейство. С появлением в его жизни Тилл все его годами выработанные привычки плавно сходили на нет. С ней он почувствовал себя совсем другим, и эта собственная инаковость ему пришлась очень даже по душе. Наконец-то дома он мог быть настоящим, без излишней шелухи, навешанной на него тщательно продуманным и проработанным до мелочей образом старого еврея. С Тилл он вообще свой возраст чувствовать перестал напрочь - её молодости хватало точно на двоих.
Только однажды он перепугался за неё так, что чуть не поседел...

Проще всего дом вскрыть тогда, когда самого хозяина нет дома. А ещё не включена сигнализация во время его отъезда, потому что в доме хозяйничает коэновская подстилка. Этим двоим, явившимся в дом Пираньи очень поздним вечером пятницы, больших трудов стоило выяснить, что за деваху старый еврей к себе поселил. По всему выходило, что она ему вроде как чужая. Жила в отдельной комнате, часто с хозяином дома не пересекалась. Знающим Коэна первым делом пришла в голову мысль, что Пиранья решил подзаработать. А потом, одним прекрасным пятничным вечером выяснилось кое-что поинтереснее. Да с того вечера и следить за домом стало гораздо занятнее. По всему выходило, что Пиранья деваху всё-таки начал использовать по назначению. Потом оказалось, что он так не просто напряжение сбрасывает, а вроде как реально шуры-муры завёл. Причём, со взаимными чувствами. Это как раз-таки удивило больше всего тех, кто Пиранью знал ещё со времён Белфаста. Тех, кому очень хотелось вернуть то, что хитрожопый еврей увёл у них буквально из-под носа.

- А помнишь, с чего я тебя начал с собой в Дублин в шаббат бɾать? - вот сейчас даже тянуться за пультом, чтобы включить телевизор, не хотелось. Только вот так валяться на диване под уютное причмокивание Тилл, поглощающей свои обожаемые помидорки, обнимать её и не думать вообще ни о чём.

Первый тревожный звоночек прозвенел в голове Израэля, когда Тилл не взяла трубку. Гудки шли, а ответа всё не было. Не то, чтобы он не предполагал, что его возлюбленная (так величать Тилли ему нравилось больше всего) могла до поздней ночи тратить электричество в его доме, увлёкшись своими картинами. Скорее, в этот момент сработала интуиция, непревзойдённая чувствительность пятой точки бывалого, но очень обходительного (в смысле умения обходить препятствия) нарушителя закона.
Израэль сорвался домой первым же автобусом и очутившись перед весьма неаккуратно вскрытой дверью понял всё. Его нашли, по отношению к нему жаждут возмездия, и он даже, возможно, был бы согласен с таким положением дел, если бы не одно существенное "но". Какого-то хрена на него решили воздействовать через более слабых. Несмотря на все свои не лады с законом такого положения дел Израэль натурально не терпел. Оставленная на кухонном столе записка с весьма чёткими указаниями куда и сколько денег привезти в ближайшие двадцать четыре часа вывела его себя окончательно. Израэль Натанович Коэн взбеленился так, что страшно было смотреть. Хорошо, что никто его и не видел.
Кроме тех, кто очень хотел поживиться за его счёт.
- Не ожидал такого поворота, гнида? - шипел Коэн, совершенно не грассируя, и тщательно придерживал обеими руками и тростью под подбородок одного из холуев своего бывшего подельника. Холуй изначально был повыше Израэля на голову, но сейчас обиженно сучил ножками, хрипел и, судя по судорожным подёргиваниям конечностей и век, страшное дело, как жить хотел. - Я же тебе, варёный ты очисток, ещё много лет назад сказал со мной не спорить и не пытаться поиметь. Ни с меня, ни меня...