Irish Republic

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Irish Republic » Завершенные эпизоды » Omnia vincit amor et noc cedamus amori


Omnia vincit amor et noc cedamus amori

Сообщений 1 страница 18 из 18

1

Omnia vincit amor et noc cedamus amori
вне сюжета

http://s2.uplds.ru/6aI7F.gif

участники: Аврора и Келлах

дата и место: 5 февраля, Дублин

Omnia vincit amor et noc cedamus amori. Все побеждает любовь, и мы любви покоримся.

Когда я размышляю о безграничном счастье, ожидавшем меня, о глубине и силе той любви, которой я был удостоен столько лет, меня всякий раз охватывает вновь восторг и изумление, и поистине я благодарен творцу за то, что он дал мне сердце, способное понять и оценить всю красоту и ценность ниспосланного мне дара. Да, воистину любовь vincit omnia... она дороже богатства, достойней благородного имени. (Уильям Теккерей, История Генри Эсмонда.)

+1

2

Желания начинают сбываться тогда, когда ты перестаёшь терзать мироздание своими постоянными вопросами о них.
Первого февраля Келлаху внезапно позвонил дядя. Долго ходил вокруг да около, расспрашивая о том, как идут дела в приходе, нет ли каких новостей на личном фронте, не появилось ли детей, внуков, не вернулся ли дорогой племянник к службам...
Когда Морриган уже, кажется, был готов начать кипеть от раздражения и весьма неблагостно срываться аж на целого епископа, Его Преосвященство наконец-то смилостивился и намекнул, что Келлаху не мешало бы присесть перед продолжением разговора. Келлах послушно присел на край лавки в ризнице, наводить порядок в которой после литургии стало его негласной, но практически прямой обязанностью, и оказался весьма огорошен новостью, вылившейся на него из телефонной трубки ушатом ледяной воды.
Его прошение приняли.
Его прошение удовлетворили.
Ему теперь нужно было сделать одно дело. Одно очень важное дело. Кажется, самое важное дело в его жизни.
Он даже практически не думая кивал трубке, из которой продолжал раздаваться дядюшкин голос, вещавший что-то о том, что ему непременно нужно явиться в Дублин до начала Великого Поста и уладить все формальности. Включая отеческое и не очень внушение от всего, жаждущего его крови епископата.
Келлаху было совершенно определённо плевать на то, что ему предстоит выслушать с покорным видом. Он готов был даже простоять на коленях неопределённое количество часов, пока каждый епископ будет высказывать ему всё, что он думает об отступниках различного рода. Мысли его были заняты теперь совершенно другим.
Прощаясь со Сколи, Келлах едва не забыл передать привет матери - мысли его неслись теперь с утроенной скоростью. У него совершенно определённо теперь был аргумент, с помощью которого можно было убедить поражающую своей стойкостью Грейс Харрелл в том, что ему необходимо поговорить с Авророй, и что разговор этот не будет бессмысленным. У него теперь было что предложить. У них обоих теперь был выбор, и он хотел, чтобы Аврора сказала ему о своём выборе лично.
Видимо, именно эти слова и смогли убедить неподкупную Грейс. И, возможно, наконец-то появившаяся в глазах Морригана какая-то упрямая надежда и уверенность.
Одним словом, утром четвёртого февраля Келлах прибыл в Дублин и оправив сутану, поудобнее перехватив сумку, получив от дядюшки в епископской мантии ободряющий подзатыльник, предстал перед главой диоцеза смиренно опустив очи долу.
Разговор был долгий, не очень приятный, но рано или поздно закончиться он должен был. Закончился поздно.
И продолжился на следующий день.
Одному Богу известно, каким образом Келлаху удавалось держать лицо и отвечать на каждый вопрос, каждый коварный словесный выпад спокойно и уверенно. К полудню его отпустили с миром.
Такси несло его по знакомым улицам, а он смотрел в окно и не ощущал ничего, кроме нарастающего беспокойства. Грейс выдала ему только место работы Авроры. Впрочем, ему было этого вполне достаточно. Все его разрушенные месяц назад надежды сейчас словно поднимались из того праха, рождая в нём новые, сильные и, казалось, такие, которые невозможно разрушить.
Когда он увидел её автомобиль на парковке, он подумал, что сердце его сейчас банально выскочит из груди. Ему даже пришлось задержать дыхание и очень медленно выдохнуть, чтобы успокоить сбившийся сердечный ритм.
Наверное, весьма необычно выглядел на пороге клиники священник с сосредоточенным лицом и небольшим букетом нежных фиалок в руках - кто-то из прохожих окинул его удивлённым взглядом, тут же, видимо, порешив, что у священников тоже бывают какие-то родственники, которых можно встречать из больницы с цветами.
А он просто ждал. И, кажется, готов был ждать целую вечность, не обращая внимания ни на холод, ни на косые взгляды.

+1

3

[audio]http://pleer.com/tracks/5098679Y529[/audio]
Уехать оказалось не так просто. Более того, эта идея начинала ей казаться вс более и более бредовой по мере того, как она отдалялась от Килкенни и приближалась к Дублину. Желание дать по тормозам и развернуться отбрасовало лишь то, что она прекрасно понимала, что остаться просто физически не сможет. Ну, вернутся она сейчас, ладно; ну, найдёт её Келлах, быть может, заставит поговорить с ним, но что дальше? Два несчастных человека с поломанными жизнями и душой. Нет. этого допустить она не могла, поэтому и выжимала сейчас из своего желтого "жука", кажется, его рекордные 110 км/ч.
Фонари по обочинам мелькали с той же скоростью, что и её мысли. Что будет теперь? Ладно, с жильём проблем на первых порах не будет, а с работой? Увольнять её не собирались, более того, её просто было некем заменить! Собирая вещи в такой спешке, Ро совсем забыла не то, чтобы заехать к шефу, даже позвонить, поэтому теперь, остановившись на каком-то перекрёстке, успев проехать табличку "Дублин", что означало о её прибытии на место назначения, Аврора заглушила мотор и вышла, набирая номер начальника. На время она не посмотрела, поэтому сначала немного удивилась его сонному и от этого раздражительному тону. Объяснять ничего не хотелось, оправдываться - тем более, но именно это ей предстояло сделать здесь и сейчас, иначе не сносить ей головы.
Начальник оказался на редкость понимающим. Пообещав, что утром оформит её задним числом командировку и стажировку в Blackrock Clinic и заодно договориться там со своим давним другом, он поинтересовался лишь о том, знает ли девушка что делает. Уверенна ли она в своём решении.
Ответить она не смогла.

Дни летели со скоростью местных электричек. Женщина, о которой так лестно отзывалась Грейс, действительно оказалась приятной женщиной, которая с радостью выделила ей комнату на мансарде. Однако, она, на первым взгляд одинокая и тихая, оказалась хозяйкой тридцати кошек и котов. Этот фактор стал стимулирующим на скорый поиск нового жилья, заодно и Аврора превратилась из придирчивой квартиросъёмщицы в покладистую и сговорчивую. Через неделю поисков она съехала. Через ту же неделю пошла на новую работу. Работая по 90 часов в неделю, она просто валилась с ног, приходя в новый дом, поэтому ей в принципе было всё-равно, что творилось вокруг неё, а особенно - внутри. Сил на мысли просто не оставалось, поэтому, быть может, она больше не ощущала той боли, что преследовала её в первую неделю на первом месте, порой давая о себе знать лишь в периоды затишья или в те пару минут, когда голова блондинки уже оказывалась на подушке, но ещё не погрузилась в сон. Считая себя в безопасности, она больше не подпускала к себе никого, кто бы мог испытать к ней нечто большее, чем профессиональную симпатию, и была вполне довольна этим.
Прошёл месяц. Этот день, который знаменовал о том, что она всё-таки не умерла от горя и боли, как думала тогда, сидя в машине и задыхаясь от слёз, был очень тяжёлым и насыщенным. Ночная смена плавно переросла в рабочий день и вечер, не давая возможности даже перекусить. Но она была по-своему счастлива, ведь именно сегодня, отстояв десятичасовую операцию, она поняла, что чего-то да стоит. Особенно приятным это было и с той стороны, что её коллеги признали в этой "провинциалке" профессионала.
Спускаясь по лестнице в холл, Аврора залпом на ходу выпивала уже третий стаканчик эспрессо. До дома оставалось тридцать, если без пробок, минут дороги, а там её ждал вечно пустой холодильник и жалующийся на нелёгкую жизнь с безалаберной хозяйкой желудок. Как раз прикидывая, в какой в магазин по пути она сможет заехать, потеряв при этом минимум времени, Аврора замерла как вкопанная. За стеклянными дверьми стоял ОН.
Чтобы убедиться, что это не глюк от её хронической усталости, Ро потрясла головой и зажмурила один глаз, ведь всем известно, что наваждения исчезают, стоит взглянуть на них лишь одним глазом. Но Келлах не исчез, а наоборот, кажется, почувствовав на себе взгляд, обернулся. Взглянув по сторонам, удостоверившись, что их немая сцена не привлекла внимания, девушка стремительно и даже как-то зло преодолела расстояние между ними, хватанула мужчину за локоть и отволокла, насколько способствовала этому её хрупкая фигурка, в сторону.
- Что ты тут делаешь? Откуда ты узнал, что я здесь? - то, что Грейс выдаст ему её адрес только под пытками, Ро не сомневалась. Или же этому способствовало что-то очень ужасное, поэтому в следующее мгновение её глаза немного расширились и блеснули опасливым огоньком. - Что-то случилось?
Её голос срывался на шепот. хоть и от больницы они были довольно далеко, но она всё равно не хотела привлекать особенного внимания. Ведь только сегодня она заслужила от коллег что-то большее, нежели приветственный кивок по утрам.
- Не здесь. Пошли.
Теперь уже стараясь к нему не прикасаться, Аврора вновь боролась с желанием убежать отсюда, куда глаза глядят. В мыслях она повторяла "ненавижу", колотила мужчину кулаками что есть мочи и ревела, ревела, ревела, но в действительности она молча подошла к машине, открыла ключом свою дверь и, сев в машину и потянувшись в сторону, открыла дверь Келлаху.
Говорить она не хотела, а слушать его - тем более, поэтому всю дорогу она молилась лишь о том, чтобы по пути они не встряли в пробку, чтобы непроизвольно не завязать мучительные разговоры. Будто сжалившись над ней, даже светофоры встречали е зеленым светом, поэтому дорога заняла прекрасные пятнадцать минут. Так же молча, Аврора вылезла из машины, громко хлопнула дверью и загремела ключами.
Её квартира-студия оказалась на последнем этаже пятиэтажки. Небольшая квартира была на удивление очень светлой и просторной, потому что слева от входной двери ютилась скромная кухня с барной стойкой вместо стола, справа была измятая и неубранная круглая кровать, а посередине - широкий бархатный диван шоколадного цвета. Кажется, даже телевизора нигде не наблюдалось.
- А теперь, - Аврора скинула куртку, на автомате повесила её на крючок и кинула ключи на тумбу. - Объясни мне, какого чёрта ты здесь забыл?
Только теперь она увидела в его руках цветы и ей стало почему-то совестно за свой резкий тон и сверкающие негодованием глаза. Её взгляд смягчился, но девушка не могла расслабиться. Она стояла перед ним, дрожа от его близости, и пускай между ними было метра два, ведь совсем недавно их разделили десятки километров.

+1

4

Восемь лет он учился формулировать свои мысли красиво и правильно.
Восемь. Долбаных. Лет.
Так, чтобы они ложились в головы слушателей ровными и красивыми рядами, каждая на своё место, максимально удобное для неё.
Ну и что теперь в итоге?
Их разделяет стеклянная дверь, через мгновение их разделяют несколько метров, сантиметров... миллиметров. Она хватает его за рукав и тянет в сторону, а у него - словно гирю пудовую к языку привесили - ни единого слова во рту. И в голове тоже.
- Грейс, - это на вопрос о том, откуда он узнал, где её искать. В самом деле, кто бы ещё мог выдать такую ценную информацию, кроме человека, который её знал? Он ещё добавляет "хорошо" в ответ на её резкое "не здесь", хотя и близко не понимает - ну почему не здесь-то? Почему вот прямо здесь нельзя сказать друг другу банальное...
"Господи, как я скучал".
Она ведь тоже это чувствует, правда?
Её глаза горят каким-то огнём, почти лихорадочным, щёки покрываются лёгким румянцем - "Боже, как она прекрасна!" он шепчет беззвучно, наблюдая как резко она садится в машину, распахивает ему дверцу и срывает автомобиль с места, ловя на улицах пресловутую "зелёную волну" светофорных огней.
Он не знает куда деть руки с этим небольшим букетом, с сумкой, в которой в жёсткой папке лежат ключи от его новой жизни. Почему-то ему кажется, что он выглядит как-то по-идиотски, скукоживаясь в салоне дамской машинки и отчаянно стараясь не оттоптать подол сутаны, как на пакость то и дело попадающейся под подошвы ботинок.
Дурдом какой-то.
Они молчат. Всю дорогу. Они молчат, когда она хлопает дверцей машины и идёт, гордо вскинув голову, звоном ключей словно разбивая всю эту тяжёлую тишину между ними. Они молчат в лифте, поднимаясь в её квартиру, когда она продолжает смотреть перед собой, а он, неловко скинув пальто и повесив его на руку сосредоточенно пересчитывает количество лепестков у каждой фиалки.
"Один, два, три, четыре..."
Механический "Дзынь!" говорит им о том, что они приехали. Аврора снова гремит ключами, скидывает куртку, бросает ключи на какую-то поверхность - у него уже буквально в каждом зубе звенит от перекатов этого металлического грома, но он молчит, терпит всю эту неловкость, понимая, что рано ли поздно всё это закончится. Нужно только терпение.
Терпение.
И смирение.
А ещё полное отсутствие заготовленных фраз. Он стоит на пороге, как загулявший муж, которого дома ждут с соскучившейся по его спине скалкой в руках. Ему не хватает шляпы, чтобы можно было стянуть её с головы с виноватым видом и помять в разом вспотевших ладонях.
"Да скажи уже хоть что-нибудь!"
- Я приехал за тобой, - выпаливает он, тут же понимая, что не то, ну не то совсем. Но "того" нет в голове, и поэтому он заполняет неловкую паузу простыми действиями - ставит на пол сумку, вешает на вешалку пальто и делает шаг ей навстречу, протягивая маленький букет. - Их, наверное, в воду лучше поставить. Жалко будет, если погибнут...
Снова неловкая пауза. В самом деле, откуда они берутся, словно кто-то щедрой рукой сыпет им на головы эту неловкость, насмехаясь над внезапным косноязычием уже почти бывшего священника.
- Я хотел поговорить с тобой тогда, - он наблюдает, как она находит какое-то подобие вазы для цветов, наполняет её водой, ставит букет. Он как заворожённый следит за её руками, меняющимся выражением живого лица, за всей ей.
- Ты так быстро исчезла, что мне не осталось ничего, кроме этого, - он возвращается к дверям, достаёт из сумки её шарф и протягивает ей, но не отдаёт, ждёт, пока она ухватится за него крепко, словно эта полоса ткани может помочь им сейчас понять друг друга. - Я принял решение, так или иначе касающееся нас обоих. Прости, я не мог обсудить его с тобой раньше. Тебя не было...
Он приближается к ней, непроизвольно понижая голос, говоря тише, неосознанно заставляя этим её саму приближаться к нему.
- В Килкенни пусто без тебя. Вернись, пожалуйста. Какие бы причины не побуждали тебя тогда уехать - всё решаемо, - он смотрит в её бездонные, безумно любимые глаза, чуть улыбаясь - грустно, но с какой-то надеждой. - Почему ты уехала?

+1

5

- Зачем ты приехал.. - теперь это уже не вопрос, а явное утверждение для самой себя этого факта. Её шепот наполнен отчаянием, тихой болью, от которой, как оказалось, никуда не скрыться. Она принимает его цветы - нежные фиалки, которым было расшито её платье в одном из тех странных снов, - понимая, что они-то как раз ни в чём не виноваты и, действительно, было бы жаль, если они погибнут просто потому, что двое взрослых людей ведут себя как идиоты. Теряя на время способность говорить, да даже мыслить, она опускает взгляд, практически не глядя выбирая маленькую пузатую вазу и наполняя её водой. Прохладные капли, падая на ладони, бодрят и словно постепенно приводят в себя, возвращая к реальности.
А реальность тем временем была жестока. Аврора понимала, что, наверное, ни у кого не бывает простых и лёгких жизней, у каждого случаются трудности, на пути возникают препятствия, которые надо преодолевать порой даже сквозь собственное "не хочу" и "не могу". И вот теперь, когда, как ей показалось, она кое-как сумела выправиться, выпрямить спину, выплыть из этого топящего её омута чувств, когда она перестала думать о нём каждую секунду, когда всё вокруг перестало шептать его имя, - вот именно сейчас жизнь подкидывает ей такое, против чего она бороться уже не в силах. Потому что самих сил не осталось.
Её маленькая квартира постепенно наполнилась его запахом. С каким-то ироничным сожалением в её голову закрылась мысль о том, что теперь, кажется, придётся проветривать помещение не один час, а ведь на улице не лето. Она не могла допустить, чтобы его приход вновь выбил почву из-под её ног. Но когда Келлах достал и протянул ей её шарф, Аврора натурально вздрогнула словно от сильного удара под дых. Она непроизвольно ухватилась за край светлой ткани, но, не желая его возвращать, не потянула на себя, а просто держала, будто это действительно было нечто, что смогло бы их связать.
-Почему я уехала? А ты не понимаешь? - ответила она ему, криво усмехаясь и точно так же понижая голос. - Ты священник, Келл. Я не знаю, что мной руководило, когда я осталась у тебя и.. - Аврора облизнула пересохшие в миг губы и опустила глаза в пол. - Ты священник. Из-за меня ты совершил ошибку. Я надеюсь, поправимую... понимаешь, я не очень смыслю в таких делах, но, мне кажется, тебя простят и иы вновь сможешь служить. Зачем ты приехал? Я не вернусь, Келлах. Я не смогу жить в одном городе с тобой, он слишком мал для нас. И как, скажи мне, это можно решить? Я не знаю...
Макнилон отпустила шарф и отступила от мужчины на шаг назад.
- Зря ты приехал. Через час с четвертью идёт последний автобус до Килкенни, тебе стоит поторопиться.
Она отвернулась. Она мысленно проклинала всё: и себя, и его, и эту чёртову судьбу, что свела их в книжном магазине. Аврора больше не могла, она больше не хотела абсолютно ничего, даже сил на то, чтобы сдержаться и не заплакать, не осталось: едва успев повернуться к нему спиной, блондинка почувствовала две предательские влажные дорожки, бегущие вниз по щекам.
- Чёрт... "Черт, чёрт, чёрт!..." - поспешно прикладывая руки к лицу. - Уходи, прошу тебя. Уходи... если ты хотя бы капельку меня любишь, пожалей меня... у нас ничего не выйдет. Уходи..

Она опять слышала в ушах, как её выстроенная на новом фундаменте жизнь рушится как карточный домик. Стены падали с таким грохотом, способным перекрыть даже стук сердца, колотящегося сейчас в грудной клетке как обезумевшая птица.

+1

6

Священник...
Сколько раз за последние несколько дней он слышал подобное воззвание к своей совести, к своему призванию? Наверное, около тысячи. Что-то вроде того, несомненно.
Но неужели она не понимает, что ему было бы ничуть не легче просто видеть её каждый день. Или даже не видеть - просто знать, что она где-то рядом, ходит по тем же улицам, что и он, дышит тем же воздухом. Знать всё это и не иметь возможности прикоснуться, обнять из-за самим же данных обетов. Это ведь было бы каким-то высшим пилотажем самоистязания - иметь перед глазами объект искушения и обманывать себя в том, что способен не поддаться ему. Понимать, как искушение трансформируется в вожделение, греховную страсть, с которой ничего нельзя поделать. Да уж... рукоблудием тут явно бы падение в бездну греха не ограничилось.
Ему даже головой пришлось потрясти, чтобы из головы вылетело побольше этих странных мыслей.
- Это не было ошибкой, - негромко, но уверенно сказал Келлах не двигаясь с места. Его словно сковало, пудовые гири к ногам прикипели и не дают сделать ни шагу больше - только стоять на одном месте шевеля разве что одними губами. - Ошибку совершают по недомыслию, по неосторожности, когда не ведают, что творят. В ошибках раскаиваются...
Зря ты приехал.
Почему-то эта фраза цепляет мысль, застревает комом в горле, выбивает воздух из лёгких. Почему зря? Она не хотела его видеть? Похоже на то - выражение её лица с самого начала было недовольным. Он не вовремя? У неё кто-то есть? И ещё тысяча тысяч идиотских мыслей-вопросов.
Впрочем, они рассеиваются как пыль в единое мгновение - когда Аврора отворачивается. Слишком резко для простого недовольства, слишком беспомощно пряча лицо в ладонях для того, чтобы это можно было принять за элементарное нежелание больше видеть.
Он видел как вздрагивают её плечи и ему даже не нужно было слышать того, КАК она просит его уйти, оставить её. Всё слишком элементарно, чтобы это нельзя было понять вот так сразу. Всё слишком элементарно и ему не верилось, что так может быть, что так бывает, что это может произойти с ним. С ними.
Он неуверенно протянул руку, желая только одного - прикоснуться к ней, заставить обернуться и обнять. Крепко-крепко, так, чтобы она сразу поняла, что он не оставит её ни за что на свете. Но снова мелькнула предательская мысль о том, нужно ли ей это на самом деле, и пальцы плетью опавшей руки сжались в кулак.
- Послушай, Аврора, - он уже сделал слишком многое, чтобы сейчас быть столь неуверенным в происходящем, но эта неуверенность парадоксально порабощает его, заставляя делать шаг к ней через неимоверное усилие, через страх сказать что-то не то и потерять её навсегда. Тонкий аромат её духов стал сильнее и Келлах несколько раз вдохнул и выдохнул, наслаждаясь им, прежде, чем начать говорить дальше. - Всё слишком сложно, чтобы можно было объяснить это всё парой фраз, но я попытаюсь.
Он сделал ещё один шаг - небольшой, будто даже с места не сдвинулся, но теперь он стоял практически вплотную к ней, даже ощущая тепло её тела сквозь плотную ткань сутаны.
- Я люблю тебя. Больше жизни. Ты - вся моя жизнь теперь. Я это осознал ещё тогда, именно поэтому произошедшее не было ошибкой. Но это была лишь малая часть того, к чему я был и остаюсь готов, - он резко выдохнул, чувствуя как сдавливает грудь какое-то непривычное чувство - словно на него вылили ведро ледяной воды и теперь вдохнуть никак невозможно. Только выдыхать в надежде, что спазм этот пройдёт и со временем снова можно будет дышать нормально. Его ладони мягко легли на плечи Авроры, обнимая. - Я подал прошение о сложении сана.

+1

7

Она забыла прикрыть окно и теперь, не зная куда деть мутный от слёз взгляд, пялилась на небольшую лужицу на подоконнике. Был дождь? Она даже не заметила этого. В блестящей глади маленького озера отражалась часть окна и часть неба, точнее, его чернота, подсвеченная блеском фонарей. Она была готова поклясться, что там были различимы звёзды, пока не потёрла зудящие от слёз глаза тыльной стороной ладони. Это были слёзы, а не звёзды, и даже жаль, что именно они сейчас катились по розовеющим щекам, желания не загадать ведь... А чего бы она хотела? Чтобы он ушёл? На первый взгляд, да. В эту минуту она хотела больше всего на свете, чтобы он ушёл и оставил её в покое. По возможности - навсегда. Чтобы вычеркнул себя из её жизни, стёр ластиком и смахнул все следы краем своей сутаны. Но ровно на столько же она хотела, чтобы он остался. Чтобы протянул к ней руки и обнял так, что всё внутри бы сжалось и скрипнуло от такого порыва страсти. Она хотела вновь ощутить тяжесть его тела, теплоту его ладоней, ласковый и таких родных.. Когда они касались её, ей хотелось стать маленькой, такой, чтобы полностью поместиться в его руках, навсегда поселиться в его кармане и больше никогда, понимаете?, никогда не расставаться.
Аврора слышала гул машин за окном. Автострада была далеко, но в вечерней тишине все насыщенные звуки отражались от поверхностей однотипных домов и крыш, теряя свою сочность и интенсивность, какие-то мелочи и детали, щедро просыпая их на землю, но всё же доходили до приоткрытого окна её квартирки. Они и только его слова теперь наполняли ставшее почему-то маленьким помещение, перемежаясь друг с другом и дополняя.
- Всё сложно... - повторила она за ним тихо
"Да, Келл, всё слишком сложно. Вё так сложно, что я не могу этого понять. Я отказываюсь даже думать об этом... о, бедная моя голова.. она сейчас лопнет"
Но тут она чувствует его. Его теплоты и нежность даже в том, как он приобнял её за плечи, подойдя со спины. Сквозь плотные ткани одежды она чувствует его тело, будто тогда, когда они лежали в постели, наслаждаясь друг другом. От таких мыслей сразу же бросает в жар и в холод, потом вновь в жар, а картинки сами собой уже начинают появляться перед ничего не видящим от застывших слёз взглядом.
Его слова проливаются на её душу исцеляющим бальзамом. Он любит её, она знает это и это делает её жизнь чуточку светлее. Это делает и её саму чуточку светлее, словно одаряя каким-то источником бесконечного сияния. Ей хочется слушать это вечно, постоянно прося и умоляя повторять только эти три слова, пока не утонешь в них, не захлебнешься в неимоверной нежности собственной души и не покинешь этот мир, ничего не зная и не помня кроме одного "он любит меня".
Но всё решится в одним момент с таким грохотом, что Аврора непроизвольно вздрагивает.
- Ты - что?! - она, не веря своим ушам, резко разворачивается. забывая о том, что её тушь, наверняка, не выдержала такой мокрой атаки и потекла. - Что ты сделал? Зачем?!
Резким и слитным движением она выдирает саму себя из его рук и отходит в сторону поражённая услышанным.
Все слова исчезают в её горле, так и не осуществляясь. Ей хочется кричать о том, какой он дурак и что он наделал со своей жизнью. Что она наделала с его жизнью, зачем сломала всё, к чему притронулась.
- Ведь это было твоё призвание, Келлах! - ей хочется орать, но вместо этого она срывается на дикий хриплый шепот. - Это было дело твоей жизни! И ты бросаешь это? Ради чего? Ради кого? Из-за какой-то бабы!
Эта баба, то бишь Аврора, яростно бросается к дивану, хватает массивную подушку с кисточками по углам и кидает от бессилия в мужчину, просто не зная, куда выместить всю бурю эмоций внутри.
- Надеюсь его не примут. Келлах, я надеюсь, они не позволят совершить тебе очередную ошибку! Зачем... зачем, о Господи?!

+1

8

Она замирает в его объятиях, а ему больше, кажется, ничего и не нужно сейчас, лишь бы это мгновение длилось и длилось бесконечно.
Но кажется, этому вновь не суждено свершиться - она вырывается из его рук так неожиданно, что Келлах даже удивиться не успевает, только лихорадочно соображать, что же на этот раз пошло не так. Вроде бы он всё решил, всё устроил лучшим образом (не без помощи дяди, конечно, но всё же), разобрался и с самим собой, и с окружающей действительностью, примирился со своей болью, чувством вины и прочими не дававшими ему спокойно спать явлениями... Но что-то всё равно было не так.
Видимо то, что он ожидал совершенно другой реакции, совершенно не предполагая того, что всё может пойти совсем не по его сценарию.
Он даже слова не успевает вставить в её гневный словесный поток, только лишь успевая взглядом следить за ней, оборачиваясь ошеломлённо и едва успевая поймать тяжёлую диванную подушку буквально перед самым лицом.
- Постой! - отбросив в сторону подушку он вскидывает руку призывая её остановиться, замолчать, сделать хоть что-нибудь, лишь бы не уничтожать его сейчас какой-то новой своей красотой, открывшейся ему в её гневе. Он чувствует, как и в нём зарождается, поднимается волна ярости, опирающаяся на досаду, на злость на самого себя, на все эти её безосновательные заявления. Но он опускает руку, сжимая и разжимая кулак, утихомиривая вместе с этим простым движением всю ту бурю, что бушует сейчас в нём. Священство учит многому, в том числе - умению усмирить самого себя в нужный момент.
- Ты ни разу не слышала моей проповеди, - он медленно идёт на неё, не отводя взгляда от любимого лица. Очень стараясь не смотреть на разобранную кровать в центре комнаты - манящую, призывающую прямо сейчас и прямо здесь сгрести эту искрящуюся неподдельной огненной страстью женщину, уронить её на смятые простыни и не выпускать из рук до рассвета. Как минимум. Но и с этими порывами можно справиться, если не забывать о самом главном, и Келлах продолжает своё медленное движение навстречу Авроре. - Ты ни разу не была на исповеди у меня. Не слушала Катехизис. Откуда тебе знать, было ли священство моим призванием?
Он сжимает её плечи, не давая ей двигаться, нависает, дурея от её запаха, что снился ему сотни раз - он в кои-то веки не может сказать, сколько дней прошло с их встречи. Он наконец-то сбился со счёта, запутавшись в днях, неделях, наконец-то перестав отмерять жизненные отрезки - впервые за семнадцать с лишним лет. И наконец-то его это не волнует.
- У каждого свои причины посвящать себя этому делу. И я не настолько праведен, чтобы посвящать себя Богу, - его голос наконец-то начинает едва заметно дрожать то ли от досады на то, что не смог предвидеть подобную реакцию на новость, то ли от волнения, то ли ещё от чего неизвестного. - Я пытался искупить свою вину, посвятив себя людям. Я всегда был ужасным священником и единственное, чем я мог бы гордиться на этом пути, - следование обетам.
Он всё крепче сжимает её плечи, понимая краем сознания, что стоит ему сократить дистанцию между ними, приблизиться к ней на сантиметр ближе, как всё его покаяние после случившегося месяц назад полетит в тартарары, как всё, что он должен исполнять до конца срока своего служения, просто превратится в ничто, и тогда он станет не просто ужасным священником, но и человеком, не могущим держать своё слово. Слово данное не кому-нибудь, но Богу.
- Бог милостив, Аврора, Он прощает всё. Даже преступление данных Ему обетов, - его ладони наконец-то смягчаются, хотя хватка не перестаёт быть всё такой же крепкой. Он просто хочет, чтобы она поняла. Поняла всё, до последнего его слова, до последней мысли. Потому что он знает, что она и только она способна понять его полностью. - Нужно лишь быть верным Ему. Но следовать за Ним можно по-разному.
Снова какая-то проповедь вместо разговора по душам - слишком крепко засело в нём священство, уж поистине - печать его неистребима.
Он наконец-то мягко отпускает её плечи, скользя ладонями по рукам вниз, незаметно оттесняя её к дивану, заставляя сесть, крепко сжимает запястья и медленно опускается перед ней на колени, поворачивая её руки ладонями вверх и пряча в них своё лицо.
- Мне нет жизни без тебя, - говорит он тихо, не поднимая головы. - Я ведь столько лет и помыслить не мог о том, что когда-нибудь моя жизнь вдруг так повернётся. Перед моими глазами за эти годы прошли сотни женщин, но я и не видел их, и только ты оживила меня, дала вдохнуть воздух полной грудью, снова увидеть краски мира. Ты стала моим искуплением, знаком, что я всё сделал правильно и теперь свободен от тех цепей, которыми сам себя сковал, - ком в горле снова мешает говорить, глаза предательски пощипывает, но он не поднимает головы. - Я хочу только одного - быть рядом с тобой. Пусть не вечно, столько, сколько ты позволишь, сколько ты сможешь выдержать. Но я хочу видеть тебя, иметь возможность касаться тебя, говорить с тобой, думать о тебе, не прерывая каждую мысль молитвой об избавлении от искушения.
Он тяжело вздыхает, замолкая на мгновение, которое кажется ему самому бесконечно долгим. Слова теснятся в горле, выпрашиваясь на язык - ему так много нужно сказать ей обо всём, что он даже сам осознать не может всего этого и потому молчит. Молчит, пока самое важное на данный момент не всплывает в сознании.
- Поверь, милая, я очень хорошо всё взвесил и обдумал прежде чем писать самому Папе. У меня был один единственный шанс и если бы я им не воспользовался, то не смог бы простить себя до конца жизни. Но Господь, видимо, действительно любит меня. Я смог написать всё правильно, объяснить своё решение, и его всё-таки приняли, не рассматривая несколько лет, как это чаще всего и делается. Я даже парадоксально суда избежал, - он поднимает на неё глаза, всё не отпуская её рук. Будь его воля он бы никогда в жизни их не отпустил. - Но это всё уже не важно. Точнее, важно, но это всё уже решено. Остался самый главный вопрос - примешь ли ты меня?
Надежда умирает последней, говорят? Пусть живёт.
Пусть живёт, трансформируясь в бесконечную веру в счастливую жизнь.

+1

9

Она хватается за свои пушистые волосы, полностью поглощённая какой-то неизвестной ей ранее яростью. Пелена застилает глаза, не давая увидеть перед собой ничего, кроме бьющих из её же тела искр. Она не понимает, она негодует, скрываясь под маской злости, в душе осознавая, что дело вовсе не в том, что Келлах отказался от священства. Это понимание упало в её голову, с ужасом разогнав все остальные мысли. Он отказалась от священства не просто так, а ради неё.
Ради неё никто никогда не делал ничего подобного. Но это не главное и не самое страшное. Что если он потом пожалеет об этом? Что если через день, два, год, пять лет он поймёт, что променял своё призвание на неё, недостойную, не такую уж прекрасную женщину-вовсе-не-его-жизни. Аврора едва успевает замечать его ладонь, поднявшуюся в воздух дабы прекратить всю несуразную истерику. Вдох, выдох, ещё один вдох и очень медленный выдох. Она успокаивается, но только на мгновение, успевая за это мгновение смахнуть с глаз предательские слезы.
Он стоит перед ней, прекрасная фигура в тёмном одеянии. Такое одеяние носят священнослужители, поэтому глядя на него, она никак не может избавиться от мысли о том, что он священник. Это слово повторяется в её голове тысячу раз, но как только мужчина крепко и сильно сжимает её плечи, Аврора будто бы отключается. Буря в её душе смолкает, а море больше не перекрывает шума мыслей, идущих теперь не сплошным потоком.
В конем счёте он прав. Она никогда не бывала на его проповедях, поэтому не имеет права говорить о его призвании.
- Но я знаю, что говорили о тебе люди, Келл, - это правда. За то время, что он пролежал в больнице, она успела выслушать сотню историй от больных и от сотрудников о том, что этот человек если не святой, то очень близок к этому. С каждым их восторженным словом она всё больше углублялась в своей вере о том, что это его призвание, его истинное назначение, а значит никакого чуда в её жизни не произойдёт. Ничто не сможет преломить его, ничто не сможет направить по другому пути, пути к ней и к её любви. Всё останется как есть, каждый будет поодиночке.
Но спустя месяц он стоит перед ней, здоровый, влюблённый, держит её за плечи и смотрит такими глазами, что ноги подкашиваются, а внизу живота стая бабочек вдруг начинает биться в каком-то безумном ритуальном танце. Его голос.. он щекочет её кожу, даже не смотря на то что сам он находится на порядочном расстоянии, но она чувствует даже его сердцебиение, боясь перепутать со своим неровным. Его сильные руки, горячие, что ощущается даже сквозь ткань, сжимают её всё сильнее и сильнее, невольно призывая к вниманию, и Ро слушает. Она слушает и, более того, слышит его. Наконец, его слова проясняют что-то такое, от чего сжимается сердце.
Аврора не замечает, как оказывается на диване, а он - перед ней на коленях. На какие-то слова не хватает сил и мужества, с досадой вспоминается её минутная истерика. Ей правда жаль и безумно стыдно за свою реакцию, но что ей было делать? Она только-только отделалась от мыслей о нём - врёт, конечно - только-только начала какое-то подобие жизни и вот появляется он. И всё рушится заново.
- Келлах.. - шепчет она, с удовольствием ощущая теперь явственно его дыхание на своих ладонях. Ей-Богу, она бы просидела так вечность, просто держа его лицо и имея возможность чувствовать его и прикасаться в ответ. Неимоверное чувство нежности накрывает её сладкой волной, сердце заходится в любовном приступе, как только все его слова проникают чуть поглубже в сознание.
Только сейчас она начинает понимать, НАСКОЛЬКО она его любит. Насколько он ей дорог, насколько сильна привязанность к нему. Как она могла оставить его? Как могла покинуть тогда, ехать даже не оглянувшись. Как она могла просить его уйти совсем недавно? Как она могла отвернуться от него, отгородиться...
- Келлах.. - её голос дрожит и она вновь ощущает, как слёзы подбираются комом в горле. Аврора чувствует, что вот-вот заревёт, но не успевает что-либо сделать, потому что её руки всё ещё находятся в его ладонях.
- Как же я люблю тебя... счастье моё.. - шепчет блондинка, глядя в его глаза. - Ты не представляешь, как я люблю тебя.. Жизнь моя. Ты моя жизнь. После первой же нашей встречи я поняла, что не будет мне покоя, что .. - она всхлипнула и спустилась с дивана, точно так же становясь перед ним на колени. - Прости меня.. пожалуйста, прости, что.. я есть. Что из-за меня ты разрушил свою жизнь, что я её разрушила. Я люблю тебя больше всего на свете, Келлах.. больше всего...
Она не выдерживает, срываясь на плач. Её тело сотрясается от всхлипываний и приступов слёз, и Аврора не находит ничего лучше, чем уткнуться лицом в его грудь и плакать, плакать, плакать, наконец, позволяя всем чувствам вырваться на свет, чтобы не рвали её уставшую душу. Кое-как отстранив руки от его рук, она обняла ими его плечи, опираясь на них без каких-либо сил, утыкаясь в грудь сильнее, и в промежутках между очередными всхлипываниями вдыхая его запах, такой родной и уютный. Домашний.
Макнилон не понимает больше, почему она плачет. Счастье и горе наполняют её душу в равной степени, застилая своей интенсивностью всё остальное. Она хочет быть с ним и бежать от него. Она не хочет никогда больше отпускать его и оттолкнуть, больше никогда не впуская в своё личное пространство. Она не может жить без него, но и с ним..
- Конечно... конечно, ты нужен мне, - Рора шепчет единственную возможную правду о себе. - Нужен...

+1

10

- Люди склонны идеализировать священников, милая... - едва слышно говорит он уже неизвестно зачем, просто, чтобы сказать, чтобы поверить, что он всё ещё здесь, она всё ещё здесь.
Всё меняется так стремительно, что у него захватывает дух, тысячи раскалённых игл впиваются в грудь не принося боли на этот раз, только странное чувство нехватки воздуха, невозможности вздохнуть от сдавившего сердце и лёгкие парадоксального счастья. Болезненного, вымученного, истекающего кровью и слезами, отпечатавшегося шрамами на сбитых о стену дома костяшках, выжженного болью на сердце, но такого настоящего и долгожданного.
Это так странно - влюбиться с первого взгляда на середине пятого десятка прожитых лет. Полюбить по-настоящему - без памяти; растворяясь в бесконечном свете этой неожиданной любви - пылкой, наполненной невероятной нежностью, желанием не отпускать друг друга ни на минуту, ни на единый миллиметр.
- Девочка моя, - шепчет он в ответ, прижимая её к себе, запутываясь пальцами в мягких волосах, снова и снова зарываясь в них носом, целуя её в макушку, в лоб, прижимаясь губами к виску, прижимая её к груди, обнимая так крепко, как только возможно, забывая обо всём. - Я люблю тебя. Безумно... безумно люблю тебя, счастье моё.
Каждое слово её - священный елей для его израненной, измученной души. Каждое её слово заставляет его сердце биться в самом горле, банально расправляет крылья за его спиной, оживляет его и излечивает даже мельчайшие царапины.
Его внезапно захлёстывает такой невероятной нежностью к хрупкой фигурке в руках, что он даже пошевелиться боится, словно движение его может вдруг сломать её. И он обнимает её крепко, закрывая своими объятиями от всего мира, заключая её в их маленький мир. Невероятно огромный, бесконечный мир, принадлежащий только им двоим.
- Никогда больше, слышишь? - он обхватывает ладонями её лицо, вглядываясь в него, ловя её взгляд, глядя прямо в глаза. -  Ты никогда больше не будешь плакать. Только от счастья, слышишь, Аврора? Я всё сделаю для этого, - он снова обнимает её, прижимая к себе самою большую ценность в своей жизни. - Только ты не оставляй меня. Верь в меня, и я смогу сделать всё, даже невозможное...
Он неожиданно отстраняется, снова окидывая взглядом любимое лицо, замолкая на бесконечно долгие мгновения - веришь? веришь мне? - отводит светлую прядку со лба, прижимается к нему губами, слушая как бьётся её сердце, как выравнивается её дыхание.
- Возвращайся домой, Аврора, - тихо, словно по большому секрету, так, чтобы никто, кроме неё, не слышал наконец-то говорит он, прикрывая глаза и прижимаясь горячим лбом к её лбу. - Возвращайся в наш Килкенни.
И наконец-то мягко, почти несмело, едва уловимо касается губами её губ. Нежных, упоительных губ. Наслаждаясь этим лёгким касанием словно каплей живой воды в самом сердце пустыни.
Только поцелуй, ничего более. Только один поцелуй.
Все хорошие вещи приходят,
К тому, кто их ждёт. ©

+1

11

Всё сливалось в одно единое. Аврора, словно больной с тяжелой травмой головы, больше не различала ни цветов, ни звуков, ни ощущений. Она плыла по течению невероятно буйной и страстной реки, полностью отдаваясь её волнам и порывам ветра. Она и не хотела выплывать из нее, наслаждаясь всем тем. чем её душа сейчас была обуреваема: несказанной нежностью, любовью, печалью. И если печаль пару минут назад преобладала, то сейчас главенствовала нежность, заставляя девушку податливо ластиться в его руках, подставлять лицо под его мягкие и короткие поцелуи, словно впитывая их всеми слоями кожи, запечатлевая их в памяти как особо дорогие и значимые.
Ро знала, что её чувства взаимны, но и представить не могла, что настолько. Её душа рвалась к нему, желая преодолеть то крохотное расстояние, что было между ними в виде одежды и тела; она вместе с сердцем стучалась в грудь, неистово перенося все удары куда-то под дых, от чего у девушки каждый раз куда-то пропадало дыхание, возвращаясь каким-то судорожным вздохом. Но всё это были лишь отголоски настоящих ощущений, реальными же были только его губы и руки, такие сильные и крепкие, что обнимали за хрупкие плечи бережно и крепко одновременно, словно боялись, что Аврора сейчас растает. А ведь она могла - под жаром его близкого тела растаяла бы и Антарктида . Рора чувствовала, как он дрожит, как стучит бешено его сердечко, как срывается вслед за её дыханием его дыхание, и не переставала отдавать слова благодарности тому, кого проклинала месяц назад. В кого не верила в силу своей работы, в силу своей профессии и прочих издержек, которые перечислять не имеет смысла. Она не верила до последнего, но сложно укореняться в своей это не_вере, когда буквально на глазах происходит то, о чём даже мечтать боялась. Он здесь. И он может, хочет, быть с тобой. Всегда. До скончания его или её дней. И даже если этот конец близок, она бы счастлива, потому что получила шанс и не упустила его.
- Келлах.. - мягко произносит она перед тем, как замолкнуть от его поцелуя. То был не поцелуй страсти, как тогда, когда им обоим сорвало крышу; этот поцелуй был бесконечно нежен, мягок и невесом, может быть, поэтому произвёл на Макнилон ещё больше действия. Её руки аккуратно поднимаются к его плечам, обнимают, прижимают к себе ещё крепче, хотя казалось бы - куда ещё сильнее. Она не хочет прерываться от поцелуя ни на миг, наслаждаясь теплотой его губ, но его слова, сказанные за полмгновения до поцелуя, словно наконец находя адресат, звучат в её голове, проясняя и оттесняя розовое облако нежности.
- Келлах, - блондинка отстраняется, автоматически хлюпая носом и утирая щеки. - Но я пока не могу вернуться..
Она смотрит в его блестящие глаза, находя там своё отражением. "о, Господи. У меня же потекла тушь.."
- Я.. так стремительно уехала, что мой шеф меня чуть не уволил. Я догадалась позвонить ему уже только в Дублине. Он устроил меня в местную больницу, оформив это стажировкой, и я просто не могу прервать её... Я лишусь работы и...
Она хотела продолжить " средств к существованию", но внезапно поняла, что основное её средство да не к существованию, а к жизни, сейчас сидит перед ней. Девушка медленно поднялась на ноги и села на диван обратно. Да, когда первый наплыв чувств уходит, остаётся место для реальности, думать о которой, быть может, очень не хочется, но надо.
- Она заканчивается через неделю. Я смогу вернуться только через неделю.. Постой, а как же ты? Если теперь ты не будешь.. священником, то что же делать? И мы... что же? Мы сможем быть вместе?
Она не верила. Ей нужно, чтобы он произнёс это снова. А потом ещё раз и ещё. И так раз двадцать, как минимум. И вот тогда, вполне вероятно, она наконец-то поймёт всё.

+1

12

- Я понимаю, - успокаивающе улыбается он. - Я всё понимаю, - он понимающе кивает, отпуская её из своих рук.
Сердце снова щемит - ему до одури не хочется расставаться с ней ни на миг больше - слишком тяжело дался ему этот месяц ожидания и неизвестности, заполненный разговорами с дядей, с матерью, с администратором его нового прихода, с епископом, со всеми своими "коллегами" и ещё десятками людей. И хотя прихожане пока что в большинстве своём не были официально уведомлены о намерении одного из священников свернуть с "пути истинного", Келлах то и дело ощущал на себе взгляды различного характера - кто-то словно подбадривал его, кому-то было совершенно безразлично, кто-то осуждал... Морриган за это время очень хорошо осознал, почему так необходим перевод в другой приход в случае отказа в прошении, подобном тому, что он подал - тяжело выдержать буквально на глазах меняющееся к тебе отношение.
- Я тоже должен дослужить свой срок, - он поднимается с колен на секунду позже неё, всё так же, не отводя взгляда от её лица. Садится рядом вполоборота, поджимая под себя ногу и опираясь плечом о спинку дивана. - Он немного дольше твоего, - короткую паузу он заполняет тем, что берёт в свои ладони её руку, подносит её к губам, целует мягко и всё так же не отпуская утверждает её на своём колене.
- Он заканчивается двадцать первого февраля, в воскресенье. Я должен отслужить что-то вроде прощальной мессы, сообщить всем о своём окончательном решении, попрощаться, - он говорит, говорит и говорит, объясняя ей весь этот нехитрый, в общем-то, порядок, чтобы она тоже осознала, что всё происходит наяву. Чтобы он сам тоже смог осознать всё происходящее с ними обоими до конца. Потому как пока что все события продолжали походить на очень крепкий сон. Только чем дальше, тем всё страшнее было просыпаться - Келлах не был уверен, что смог бы пережить что-то подобное в очередной раз рассыпавшимся в прах надеждам.
- После этого я буду совершенно свободен, милая, - он снова улыбается краем губ, протягивает руку к ней, мягко касаясь кончиками пальцев щеки, прижимается всей горячей ладонью, застывает так на мгновение. Ему до дрожи хочется поцеловать её, прижать к себе, ощутить нежную кожу под пальцами - пульс сбивается, и он явственно ощущает это, практически отдёргивая руку от её лица, облизывая опалённые разгорячённым вмиг дыханием губы и медленно выдыхая.
- Прости, - он резко поднимается с дивана, отходя вглубь комнаты, стараясь не смотреть ни на Аврору, ни на кровать, в который раз вероломно притягивающую его внимание. Утирает ладонью лицо, сжимает кулаки, пытаясь отключиться от мыслей, вспыхивающих в сознании алым, огненным цветом. Ему это в конце концов удаётся и он снова поворачивается к ней лицом обхватывая всё ещё сжатую в кулак левую руку ладонью правой.
- Да, - он кивает, глядя на неё с нежностью, всё так же, едва заметно, буквально одними глазами улыбаясь. - Мы сможем быть вместе. Меня освобождают не только от сана, но и от обетов, так что да, мы сможем быть вместе.
А ещё нужно будет найти работу, жильё и уладить ещё кучу всяких формальностей, связанных с переменой статуса. Но это всё такие мелочи, что он о них даже не размышляет сейчас, позволяя подсознанию самостоятельно устаканивать всю сложившуюся ситуацию в поисках наилучшего решения.

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-02-10 04:21:51)

+1

13

Её маленькая квартира быстро наполнилась его голосом и его запахом. Аврора даже не пыталась помешать такому распространению, с упоением думая о том, что когда он уйдёт, ей останется это и звучащее эхо по углам. Келлах говорил, словно это что-то могло изменить между ними, утвердить их в своей же правоте, правильности решения, заговаривая реальность и переговаривая её на свою сторону. Он сел рядом, и Ро ощутила, как её диван, ранее привыкший только к её фигуре, явственно вздрогнул, не от его веса, а от его присутствия, подражая самой девушке, её чувствам и ощущениям.
- Хорошо, - она не моргая следит за его прикосновениями, отклоняя голову в сторону его руки, желая впитать в себя как можно больше его тепла. Но.. - Келлах?
Что-то случилось. Что-то, от чего мужчина так резко отпрянул от неё, что девушке стало почти больно.
-Всё хорошо? - но её вопрос останется без ответа, разве что словесного, зато его глаза, его движения и дыхание говорят за него. На губах блондинки появляется лёгкая улыбка с некоторой долей торжества, ведь она догадалась, что именно подвигло его на такие решительные действия. - Всё хорошо.. - слетает с её губ тихо на выдохе неким ответом на её же вопросы, но совершенно не меняя сути. Она чувствовала всё то же самое, что чувствовал он. Как зеркало.
Девушка медленно поднимается с дивана и, всё ещё утирая щёки, подбирается к кухонной раковине.
-Прости, я сейчас больше на панду похожа, чем на человека, - наклоняясь и включая холодную воду, Аврора двумя движениями, прижимая ладони с водой к лицу, смыла с себя остатки растёкшейся краски туши. Где-то справа должно было лежать кухонное полотенце, но оно оказалось чуть дальше, чем успел уловить её взгляд, поэтому замешкавшись, девушка смахнула на пол попавшие под руку подставки под горячее. Наконец нашарив ткань, Ро наскоро протёрла лицо и сокрушённо вздохнула.
-Ты ведь, наверное, голоден? - опускаясь вниз, Рора подхватывает упавшие предметы и поднимается. - Я сейчас что-нибудь приготовлю..
"Кажется, где-то были яйца, молоко.. омлет? А если есть мука, то блинчики. Но муки, кажется, нет.." - думает Макнилон и открывает холодильник, с печалью обнаруживая там только упаковку яиц. Живя одна, она привыкла перекусывать на работе, а дома она только спала, поэтому и еды здесь не водилось. "Ладно, яичница и чай, хоть что-то!"
Чайник быстро наполнился водой и опустился на варочную поверхность. Пьезоэлектрик от её нажатия звучно щёлкнул и конфорка зажглась голубым огнём.
- Сейчас будет чай. Ты же пьёшь чай? - её вопрос вовсе не был уточнением. Она действительно совершенно не знала, пьёт ли он чай, или, быть может. только кофе. Осознание того, что она вообще ничего о нём не знает, ровно как и он о ней, нашло на неё неожиданно, да так, что выдавило из неё весьма громкий смешок. Обернувшись, она села на поверхность кухонного гарнитура и уставилась на тёмную фигуру в сутане.
- Келлах, а ты ведь обо мне ничего не знаешь... Как я могу быть уверенной в том, что ты не пожалеешь о собственном решении?  Проснувшись однажды утром, ты можешь вдруг понять, что променял своё призвание, тяжёлое и сложное, но такое светлое, на какую-то женщину, которая, между прочим, очень много работает. Нет, не так. Я СЛИШКОМ много работаю. Я просто пропадаю на работе. Я легкомысленна, я максималистка. Господи... Келлах, я разведена. Да, я была замужем, но.. - эту часть своей биографии она была пока не готова рассказывать, поэтому замолчала, опуская взгляд и ощущая, как эта тёмная фигура к ней приближается. - Я ведь о тебе тоже почти ничего не знаю.
Подняв глаза, она столкнулась своими взглядом с его и уже не смогла отвезти глаз. Он был так близко, что она просто была не в силах противиться побуждающей её силе. Подавшись вперед она поцеловала его губы, плотно прижимаясь всем телом и обнимая его за шею так, чтобы тот не смог оттолкнуть её. Её поцелуй становился всё более горячим и страстным, не давая даже услышать свиста уже вскипевшего чайника.

+1

14

Всё действительно хорошо. Всё хорошо так, как только может быть хорошо. Хотя определение "хорошо" не совсем подходит тому, что он чувствует сейчас. Ему не хорошо, ему... интересно, можно ли быть счастливее, чем вот сейчас, когда его всего на куски рвёт от желания обнимать, целовать эту женщину и осознания того, что он не может себе этого позволить в полной мере. От осознания того, что ему приходится тысячу раз в минуту напоминать себе, что обеты, обеты, обеты всё ещё связывают его. Что преступать их нельзя ни в коем случае. Не сейчас. Только не сейчас.
- Голоден? - он повторяет вслед за ней, словно провалившись в свои мысли, на самом же деле вопя самому себе в лицо "Остынь!" и вдыхая глубоко воздух, напоённый её ароматом. Выдыхает и наконец-то вполне успешно берёт себя в руки. - Чай, да. Я пью чай...
Он и вправду счастлив сейчас как, наверное, был счастлив последний раз лет двадцать назад. От осознания величины этого срока у него перехватывает дыхание и он даже не слышит её смешок, только лишь любуется взметнувшимися от резкого поворота головы волосами.
Он пожимает плечами в ответ на её тираду о своих особенностях. Для неё они недостатки, для него - именно особенности, присущие ей одной. Он прямо сейчас всё отчётливее понимает, что будет любить её любую, с любыми качествами характера, каждый раз открывая в ней что-то новое для себя, восхищаясь этим каждую минуту. Потому что только так и можно любить - бесконечно восхищаясь каждой мелочью. Тем, как подрагивают крылья носа, когда она горько вздыхает, жалея о чём-то, тем, как она неосознанно касается безымянного пальца, когда говорит о неудачном замужестве, тем, как она вся замирает едва заметно дёрнув уголком губ не желая касаться какой-то болезненной темы.
Всё это тянет его к ней как магнитом. Он точно знает, что мог бы без сожаления жизнь положить на то, чтобы узнать её, всё о ней, каждую мелочь. И он точно знает, что именно так он и сделает, узнавая её каждый день, открывая её для себя, любуясь бесконечными гранями её сущности как драгоценнейшим из бриллиантов.
- Ты знаешь главное, Аврора, - просто отвечает он, приблизившись к ней настолько, что ощущает теперь тепло её тела. Настолько, что даже руку протягивать не нужно, чтобы почувствовать нежность кожи. Настолько, что когда их взгляды встречаются он очень чётко ощущает, что произойдёт дальше, утопая в блеске её глаз.
- Я люблю тебя, - его слова тонут в поцелуе, растворяются в объятии её нежных рук. Она боится, что он оттолкнёт её, он же точно знает, что никогда не сможет этого сделать. Не в этой жизни - так точно.
Но..
- Аврора, - выдыхает он в её губы, прижимая её к себе всё крепче, буквально физически ощущая как всё внутри него разрывается от противоречий. - Прости меня, - он отчаянно путается в словах, в своих собственных мыслях, желаниях, глохнет от вопля собственной совести, не позволяющей ему прямо сейчас наплевать на всё и сдаться нежным рукам любимой, которую он и сам не может выпустить из рук сейчас.
- Прости, - он нежно обхватывает ладонями её лицо, отстраняясь насколько возможно - так, что их губы всё ещё соприкасаются, когда он шепчет ей. - Я безумно хочу бросить всё прямо сейчас, остаться с тобой с этого момента и навечно, но... - единственная мысль, бьющаяся в его сознании сейчас - это как бы не задохнуться, не захлебнуться собственными словами, - Я хочу завершить этот путь достойно, чтобы никто не смог меня упрекнуть. Чтобы я сам не мог упрекнуть себя ни в чём. Прости меня, любимая моя.
Одному Богу известно, как тяжело ему сейчас держать себя в руках, не давая огненному жару накрывать с головой, как трудно надеяться на то, что она поймёт его, но ведь любовь долготерпит, милосердствует, всего надеется и все переносит. И поэтому он отчаянно верит в то, что Аврора сможет понять его, сможет поддержать, не оттолкнуть. Потому что это на самом деле невероятно важно для него сейчас. И всегда.

+1

15

Что она делала? Чем думала, перед тем как решиться на этот поцелуй? По крайней мере точно не тем, что принято думать, в противном случае никогда бы так не поступила. Но Ро поддалась порыву, настолько сильному и обезоруживающему, насколько сильными и обезоруживающими были её чувства к нему: девушка всем телом ощущала безжалостное притяжение, а тело мужчины словно было сейчас для неё нужнее, чем воздух. Правда, когда мужчина отпрянул от неё, она не задохнулась и не умерла, как казалось ей мгновением раньше; всего-лишь печально прикрыла глаза и выдохнула.
Конечно, она понимала его. Прекрасно понимала, что человек в сутан е просто не может позволить себе такой роскоши, как поцелуй. Даже если этот человек в сутане уже отрёкся от своих обетов.
-Да, я понимаю, - тихо прошелестела она одними губами, действительно стараясь понять его, но пока что просто не находя в себе на это сил - уж слишком велико в ней было желание, а перед глазами то и дело всплывали детали их встречи в январе.
Она аккуратно перехватила его ладони и опустила их, желая получить немного личного пространства, буквально выскользнула из-за его тела и опустилась на пол. Всё, чего она хотела сейчас, это остыть. Ну или выпить очень горячий чай.
-Я правда понимаю. Вернее, принимаю твоё решение. Я не знаю, что на меня нашло, - хотя знала, конечно, - Я постараюсь так больше не делать. По крайней мере.. пока ты сам этого не захочешь.
И чтобы хоть как-то отвлечься от его чересчур соблазнительных губ, Ро, наконец, снимает обезумевший и уже на половину пустой чайник с плиты, не забывая потушить газ, и принимает в себя эту хозяйственную суету, окунаясь в неё с головой. Сначала она ищет чай, не удосужившись даже запомнить, на какой полке - тем более в каком шкафу - он находится. Потом выбирает, какой именно заварить, и в итоге насыпает в стеклянный заварочный чайничек тот, который, как ей показалось, был симпатичнее.
- Ты надолго в Дублин? - её вопрос звучит вполне буднично, - И где ты остановишься? Я, конечно, отдала бы тебе свой супер удобный диван, но, мне кажется, это будет слишком сильным испытанием для меня
На её губах появляется лёгкая улыбка - сказывается многолетняя привычка сводить всё в шутку.
-И, кстати, чай готов. Только осталось найти чашки... Посмотри в том шкафчике, там их нет? - указала она на крайний правый, а сама же полезла в крайний левый. Привстав на цыпочки, Аврора шарила по полке рукой, пока на ней что-то характерно не звякнуло, - Нашла, ура... извини, за этот месяц я всё никак не запомню, где и что тут находится... Представляешь, я однажды и вовсе забыла, где живу. Шла по памяти, а потом очень долго вспоминала этаж и выбирала входную дверь. Эта мне показалась более опрятной, чем соседняя, поэтому я рискнула предположить, что именно тут я и живу!
Её смех наполнил комнату, а чай - чашки в строгую серебристую полосочку. Девушка аккуратно придвинула одну к мужчине, а другую взяла в руки и спрятала там свой взгляд.

+1

16

Пока он сам этого не захочет. Это, в самом деле, весьма смешно и печально одновременно. Потому что он хочет этого прямо сейчас, прямо здесь, невзирая на осипший хор страдающих молекул вопящий из несчастного чайника на плите. Она выскользнула из его объятий с минуту назад, а до него это вот-вот только что дошло.
Хорошо, что он не снял сутаны, а прямо так и рванул к ней в больницу. Облачение не позволяет на себя наплевать, напоминает о долге, о данном самому себе слове, о всё тех же обетах, помогает держать себя в руках.
- Ничего, - единственное, что удаётся ему снова и снова выдавить из себя так, чтобы пересохшее горло не саднило так безжалостно. - Ничего, всё в порядке, милая.
Он с каким-то удивлением обнаруживает, что ласковые слова по отношению к ней срываются с его губ легко, словно сами собой. Раньше у него так не получалось. Правда, это "раньше" было с ним слишком давно, чтобы до сих пор оставаться какой-то правдой.
Она принимается хозяйничать, разыскивая по шкафам то чайник, то заварку, то ещё что-то - плевать совершенно, что именно; а он смотрит и смотрит на неё, словно стараясь запомнить, как вытягивается её тело, когда она пытается заглянуть на самые верхние полки, как скользят тонкие пальцы по изогнутым ручкам шкафчиков, как склоняет она набок голову, кажется, даже слишком аккуратно наливая кипяток в стеклянный чайник, как начинают кружиться в прозрачной ёмкости чаинки, отдавая воде красноватый цвет, а воздуху - терпкий аромат.
- Нет, здесь я ненадолго, - улыбнувшись лишь краями губ мотает головой Келлах. - На самом деле, я здесь уже два дня - процедура сложения сана предполагает длительные нравоучения в исполнении целого взвода епископов и прочих очень важных людей, - он усмехается уже веселее, понимающе кивая в ответ на реплику о диване. - Нет, не беспокойся, это было бы слишком тяжёлым испытанием для нас обоих, вряд ли бы обошлось без летального исхода.
Он так натурально хватается за сердце и, покачнувшись, заваливается на бок, что самому внезапно становится смешно - хорошо ещё, что представление это его заняло всего какие-то доли секунд, вряд ли за это время можно что-то понять и испугаться.
- У меня здесь живут мать и дядя, так что.. остановиться мне всегда есть где, - задумчиво шаря в поисках чашек взглядом по полкам сообщает он, тут же, впрочем, слыша, что, собственно, чашки уже найдены и даже чай уже почти налит. Да и обстановка между ними как-то разрядилась, перестала прощёлкивать искрами и наполнилась смехом. Её смехом, который он готов слушать бесконечно, счастливо улыбаясь ей в ответ.
- О, да, трудно привыкнуть к новому жилью, - понимающе кивает он. - Мне пришлось съехать из того дома - меня перевели из собора в церковь святого Каниса. Так вот первые две недели я по старой привычке, вместо того, чтобы идти в свою комнату в приходском доме, каждый раз как сомнамбула притаскивался на старый адрес. Весьма удивлял соседей и нового священника, которого там поселили.
Им, кажется, снова нужно было учиться говорить друг с другом на отвлечённые темы, но нельзя сказать, что им это так уж не удавалось сейчас.

+1

17

- Мать и дядя... - вторит ему Аврора словно эхо. Про отца и дядю она помнила по его рассказу ещё тогда, в больнице, а вот про ещё одну близкую родственницу, маму, не знала. Хотя уж и могла догадаться, если бы хорошенько подумала, но именно этого в те дни она делать решительно не могла: слишком больше впечатление произвели на неё те события. Сейчас же это выглядела как дурной и сумбурный сон, оставляющий по утру во рту горький привкус прошедшего кошмара, порой оттеняя его чуть сладковатым, на который низ живота отзывается весьма однозначно. Мысли плавно, словно чай из чайничка, перетекали из одного русла в другое, порой принимая самые неожиданные формы и обороты. Ей вспомнилось то январское утро, потом январский, теплы не по сезону, день, потом вечер.. Девушка и не заметила, как в её чашке закончился напиток, поэтому пришлось отставить кружку в сторону и продемонстрировать мужчине не в меру порозовевшие щёки.
- Так, значит, тебе фактически негде жить? - Аврора едва не добавила "из-за меня", но удержалась, понимая, что несмотря на все муки её совести, в этом она не виновата, - Так живи у меня. У меня большой дом, одна гостевая комната у меня точно найдётся. Кажется. Нет, правда, точно есть свободная комната в уютных голубых тонах и с занавесками в наивный цветочек. Таких же, которые висели у тебя, помнишь? Кажется, они тебе понравились..
Девушка улыбалась, не совсем ещё понимаю, что предложила Келлу. Точнее, на что решилась сама. Нет, ей, конечно, было не жалко комнату тем более ради него, но невозможность  допустить то, что она в своих мыслях проделала с Келлахом, светила Авроре не одной выпитой бутылкой вина и парой бессонных ночей. Но всё это в перспективе. Сейчас же они находились в Дублине, в съёмной квартире и пили чай, как два человека, между-которыми-никогда-ничего-не-было.
- Келлах, - её голос внезапно стал тихим, словно сам испугался обрушившейся на девушку правды, - Ты правда меня любишь?.. Ох, прости , это такой глупый вопрос! Веду себя как девчонка.. - она опустила голову, отгородив своё лицо пеленой золотистых волос, дабы не показать своё смущение. Она всё ещё не привыкла смотреть на Келлаха, когда тот был в одеянии священнослужителя, поэтому, всё так же не поднимая головы, Аврора неуклюже приблизилась к мужчине, выудила из его тонких пальцев чашку, тихо поставила её на стол и так отчаянно обняла, утыкаясь носом в его грудь, что сама не поверила, что сможет так сильно обнимать кого-то когда-нибудь.

+1

18

- Не то, чтобы совсем негде, - Келлах едва заметно мотнул головой, только что сделав очередной глоток весьма приятного на вкус чая, отчего голос на мгновение почти пропал и ему пришлось ещё раз сглотнуть слюну, чтобы вновь стать слышимым. - Выгонять по окончании срока служения из приходского дома меня никто конечно не будет, но.. - он словно не заметил её предложения в первый момент и теперь, когда до него дошёл смысл сказанных Авророй слов, осёкся.
Удивление оказалось настолько сильным, что брови медленно поползли вверх, изумлённо изгибаясь, и тут же чуть нахмурились, словно он попытался прислушаться к какому-то очень далёкому звуку. Нет, ему действительно не послышалось - Аврора как раз говорила о занавесках, тут же всплывших в его памяти нежным ощущением на кончиках пальцев.
- Понравились, - наконец-то захлопнув удивлённо приоткрывшийся рот кивнул он, ничуть не сдерживая вновь медленно выползающую на губы улыбку. Ему всё же ещё предстояло привыкнуть и окончательно поверить в то, что всё, что он сделал в последние месяцы, было на самом деле и было не зря. А посему: - Спасибо, милая, я постараюсь не стеснить тебя. Мне было бы достаточно и дивана в гостиной, но если у тебя есть целая свободная комната, да ещё с такими же занавесками, то я.. я буду просто счастлив принять твоё предложение.
В очередной раз он с удивлением понял кое-что новое о себе. Не смотря на то, что случилось между ними месяц назад, очень легко и непринуждённо характеризующееся как внезапный порыв телесных инстинктов, с которыми не смог совладать ослабленный дух; то, что вполне можно было бы забыть и продолжить служение.. несмотря на все эти вероятности, даже на той самой исповеди, когда его внимательно слушал отец Стефан, поражённый его обжигающей неподдельным раскаянием в совершённом грехе искренностью, Келлах ни под каким видом не рассматривал возможности отступиться от своей внезапной и всепоглощающей любви к этой конкретной женщине. Он с такой готовностью принял всю её в своё сердце, что казалось...
- Правда.
...казалось, что их души ещё до рождения были предназначены друг другу, и всё, что так или иначе они пережили, происходило и произошло лишь для того, чтобы они не упустили друг друга в стремительно несущейся сквозь них жизни, чтобы смогли узнать друг друга сразу.
- Ты вся моя жизнь, - едва слышно, одними губами, прижимающимися к светлой макушке, прошептал Келлах, обнимая Аврору с той же нежностью и силой, что и она обнимала его, прижимаясь к его груди. - Моё нежданное счастье. Как же я могу не любить тебя?
А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.
Вера излечила его душу, надежда дала сил жить, любовь - искупила и спасла.
- Я люблю тебя, девочка моя.

Они говорили ещё очень долго, всё время находя новые и новые темы, обсуждая всё подряд - от вкуса любимого десерта до фильмов и книг. А когда время начало приближаться к полуночи, Келлах всё-таки откланялся, долго обнимая Аврору на пороге и нежно целуя её лоб на прощание, повторив на всякий случай, что ждёт её возвращения в город, так неожиданно ставший для него родным.
Домой, в Килкенни, он уехал следующим же днём, надеясь, что теперь-то время перестанет для него тянуться неимоверно медленно.

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-03-06 20:00:58)

+1


Вы здесь » Irish Republic » Завершенные эпизоды » Omnia vincit amor et noc cedamus amori


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно