— Он сказал тебе подождать внизу. Важный звонок из Дублина.  —Приветственно сообщает Лена, поджимая губы чуть больше, чем следовал бы, но в целом не выдаёт своего раздражения. Садиться в кресло, не откидываясь на спинку, и кивком сообщает, что Доран может сделать то же самое. Все её движения плавные и осторожные, как всегда. Спина прямая. Годы балетной выдержки и черта характера. Она кажется выше своего и без того не низкого роста, потому, что всегда вытянута, как струна, но при этом выглядит совершенно спокойной, даже слишком. Тень улыбки скользит по лицу, но в темных, не первый взгляд совершенно безжизненных глазах отражается только отблеск окна. Словно она никогда не чувствует, просто проявляет соответствующую эмоцию в подходящий момент.

— Давно не выделись, Доран.  — Лена поправляет манжет своей идеально белой отглаженной рубашки, смахивает невидимую пылинку с юбки, проходится взглядом по кофейному столику, не морщиться, но мысленно делает пометку: сообщить Кларис, что протирать пыль надо тщательней. И только тогда переводит взгляд на Риордана, пытаясь понять, что он из себя представляет. Кроме общеизвестных сведений ей были знакомы лишь короткие намеки Штефана, сказанные невзначай.

Намеки, которые она не сумела понять, но которые смогли зародить сомнения ее планам, где-то на уровне интуиции.
— Выпьешь что-нибудь? Кажется, ты предпочитаешь Гаутер. А может его любит твой брат. Впрочем, есть ли разница? — Шнайдер понятия не имеет, что пьет Штефан или любой другой мужчина этого семейства, но не отказывает себе в удовольствии. Не дожидаясь ответа, разливает жидкость в снифтер.

О да, она готовилась, ей было приказано развлекать гостя, а  она, как прилежный солдат всегда исполняет указания отца. Волосы собраны в конский хвост, ни одна непослушная порядка не выбивается. Не слишком пухлые губы подкрашены бордовой помадой.  Ей хотелось выглядеть сексуально, но при этом по-деловому. Она ещё не определилась, что будет делать с Риорданом старшим. Попробует приручить и манипулировать или избавится навсегда. Другие варианты развития событий ей не импонировали.
Альма предлагала ей переодеться, ведь это своего рода свидание. Но Лена лишь слегка улыбнулась, даже не потрудившись ответить, как делала это всегда. Она уже давно отмахивалась от матери, как от мухи.
Свидание, как же. Это сделка. Купля-продажа. Весь мир озабочен трафикингом в странах третьего мира, но всем плевать на межсемейные браки по договоренности. Чтож, бизнес есть бизнес. Лене не трудно понять данную концепцию, и будь она на месте отца, то, пожалуй, поступила бы также. Но ей не хочется об этом задумываться.
Ну кто бы мог подумать, что в 2016 традиции старого Юга будут процветать, разве что рабов убила толерантность.

— За сколько лошадей и акров земли Дитрих продал меня тебе?  — Лена расплывается в очаровательнейшей из своих улыбок, предавая словам оттенок шутки и делает глоток воды из стакана, словно факт купли-продажи ни чуть ее расстраивает.

- Благодарю - Все та же дежурная улыбка, не затрагивающая глаз. Лена в который раз поправляет манжет рубашки, поскольку левый лежит несколько иначе, чем правый. Она знает, что всех или нервирует, или веселит ее педантизм. Но это ее совершенно не волнует.

- Не в моих интересах торговаться. Все девушки мечтают о пышной свадьбе. Тебе ли не знать? Сколько раз ты был женат. Два? Три? Или это кто-то из твоих братьев? Прости, никак не разберусь в ваших семейных перипетиях. - Снова. Просто так, ради своего удовольствия. Не важно, что Доран показательно демонстрирует работу своего дантиста. Риорданы и Шнайдеры чуть ли не с пеленок прекрасно владеют лицом. И улыбаются, доказывая: деньги за белоснежные улыбки были отданы не зря. 
Когда Шерон умерла, Лена училась в школе, изо всех своих подростковых сил стараясь привлечь внимание отца. Ее мало интересовали подобного рода проблемы. Честно признаться в ее памяти не отложились те дни, если и должны были. А уж муки совести вообще чужды Шнайдер как таковые.

- Много туристов, смог, пробки. – Ему плевать, очевидно. Она тоже не из тех людей, которые умеют рассказывать душетрепещущие истории, взахлеб перечисляя достопримечательности.
- Европа помогла мне отойти от разрыва помолвки, занятия любимым делом пошли на пользу, хоть я и скучала по семье. Много попутешествовать не удалось, сам понимаешь, Ковент-Гарден просто так не отпускает – Фраза заучена, как дважды два. В первом варианте были восторженные вздохи, посвященные английскому балету и эклектичному  многообразию архитектурных стилей, дань немецким традициям и шведскому гостеприимству. Ничего из перечисленного ее не трогало и откровенно надоело.

- Почти семь. Ты ведь не удосужился явиться на нашу помолвку. Но я не обижаюсь. Дела, есть дела. - Кого волнует, что Доран и не собирается просит прощения.

- Что касается твоего брата, не имею понятия - Шнайдер почти не врет. По приезду из Лондона она ни разу не видела Штефана. - Не пойми меня неправильно, но я полагала, ваше семейство избавило меня от своего присутствия. В конце концов не я устроила метадновую терапию – Холодок пробегает у неё по спине, от того как Риордан произносит «брат». Лена интуитивно чувствует, что эта тема важна, но не развивает ее. Данную информацию она обмозгует позже, не под изучающим взглядом серых глаз Дорна и не тогда, когда отец может спуститься в любую минуту. Ей понадобиться другой Риордан, не тот, с которым она должна зажить долго и, не дай Господи Боже, умереть в один день.

- Я стану хорошей женой тебе и мачехой твоей дочери. - Искренняя заинтересованность и забота в голосе, не подразумевает "я превращу вашу жизнь в ад". Шнайдер достойная дщерь своих смешенных кровей.  - Я сама гожусь тебе в дочерей, но, как говориться, извращение - дело вкуса. У всех свои недостатки. - Подается вперед, поднимает стакан, машинально рассматривает его на наличие следов грязи. Преломляясь через граненые стенки, свет придаёт ее глазам какое-то рыбье выражение.
Детское желание хоть немного задеть хладнокровие Дорана, затмевает страх быть обвинённой за высокомерие и спесь. Чтож, большего ей не остается. Правда в том, что Лене придется  заплясать под аккомпанемент Дитриха, либо покинуть зал. Ибо подиум для оркестра слишком высок, чтобы она могла без печальных для себя последствий, на него забраться и велеть музыкантам играть свою музыку. Шнайдер не пойдёт против воли отца. Не тогда, когда он наконец перестал называть ее Эрикой. Она лишь пешка в их игре. В игре, о правилах, которых лишь смутно догадывается.

Риордан угрожает, что Лену, которая не в состоянии адекватно расценивать обстановку через призму своей охуительности, не пугает. Однако в последний момент она сдерживает желание нагло добавить, мол жизнь штука капризная, имеет тенденцию заканчиваться. И чья-то раньше. Дитриху это не понравилось бы. А желание главы семейства для Шнайдер безапелляционно. Она сделает все, чтобы папочка был счастлив. Даже соединит себя узами священного брака. Говорят, браки свершаются на небесах. Их будет под патронажем преисподней.

Доран говорит мало, коротко и по делу. То есть не говорит ничего. Ничего действительно важного. Да, ты будешь прекрасной женой; да, мачеха из тебя выйдет замечательная; да, Штефан придурок; мы созданы друг для друга. По тону его голоса невозможно понять, что нужно конкретно от Лены: быть красивым предметом мебели (в лучших традициях Шнайдер); прикинуться тапком (привет дорогой сестрице); или он действительно рассчитывает на идеалистическое "и жили они счастливо" (во что, возможно, верит Дитрих, но не Лена).  Нет, она абсолютно ничего сегодня не поняла, ну разве что нужно держать язык за зубами.
Ее жизненному кредо "все придурки, я королева" это совсем не нравится. Самолюбие уязвлено, дурное настроение испорчено окончательно. И ночью она снова будет мучиться бессонницей, пытаясь проанализировать каждое движение и каждое слово.

Хотела поиграть - получай. Он бьет точно и наотмашь, Лене едва удаётся сдержать лицо. Дитрих не различает своих дочерей. Совсем. Общеизвестный факт, ставший притчей во языцех. Пора бы привыкнуть, но это неприятно задевает ее болезненные амбиции.
— Да — медленно тянет Шнайдер — это значительно упрощает задачу. — К сведению принято, впредь будет умнее.
Ненависть, безграничная и безоговорочная, она почти осязаема в пределах комнаты.

Лена наклоняет голову на бок, ощущая на себе его руки. Холодные. Тугой узел смыкается на шее, но она заливается искренним смехом. Не иметь уборщиц, ха-ха, совсем он с ума сошёл что ли.

— Полагаю так оно и будет. Доран. Долго и счастливо. — Встает, поправляет юбку, критичным взглядом проходится по комнате. Он поставил стакан на деревянный подлокотник дивана. Возмутительно.
— Время, проведенное с тобой бесценно, поэтому летит незаметно. — Ухмыляется Шнайдер, она откровенно издевается, еще не простив ему отсылки на Эрику.

— Пожалуй ты прав. Тебе пора, как и мне. Назначьте дату свадьбы, я займусь организацией. А когда будете обсуждать лошадей и рабов, позовите меня для составления брачного договора. Сообщи об этом Дитриху, сам он не догадается. — И уже на полпути к выходу.
— Я люблю фрезии. Побеспокойся об этом в следующий раз. — Интонация ее голоса, как точный отголосок отца «Он будет ждать внизу. Позаботься об этом». Ей вдруг становиться весело и, прежде чем уйти, она оборачивается, на прощанье одаряя Дорана самой что ни на есть счастливой улыбкой влюбленной невесты.