Кассандра бросила взгляд на часы: до конца рабочего дня оставалось двадцать минут. Начало года, как всегда, несет за собой кучу бумажной волокиты: внести последние поправки в расписание врачей и финансовый план, разобраться с курсами повышения квалификации работников, составить график семинаров и лекций, которые нужно посетить лично… Время, проводимое за работой, течет неумолимо. К тому же, то и дело в кабинет заглядывают подчиненные, что-то спрашивают, узнают, требуют. Голова идет кругом.
Нынешняя работа нравится Кассандре куда больше, чем ежедневное сидение в приемном кабинете. Да, быть врачом – действительно ее призвание, но за много лет практики пациенты начали порядком утомлять, после рабочего дня сил на себя оставалось все меньше. Руководство больницей позволяло реализовать себя куда лучше, чем в сотый раз произнесенная фраза «скажите ааа» и десятый выписанный рецепт на сироп от кашля.
Она встала со своего кресла и прошлась по кабинету, разминая шею и вытягивая руки. К вечеру занятия йогой и бег не компенсируют скопившуюся усталость. План на сегодня выполнен, однако осталось еще одно дело…
Рабочий день закончился; врачи, которые сегодняшней ночью не обременены дежурством, потянулись домой. Кассандра шла по полупустому коридору, прощаясь с редкими встреченными на пути коллегами. В вечерней тишине больницы стук ее каблуков отражался эхом от стен. Она притормозила у нужной ей палаты и, увидев через стеклянную перегородку, что пациент не спит, вошла внутрь.
– Добрый вечер, мистер Морриган, - Кассандра дежурно улыбнулась, прикрывая за собой дверь.
Келлах Морриган спустя пару дней после выхода из комы выглядел лучше, чем она предполагала. Однако его взгляд выдавал тяжелое моральное состояние.
Она взяла со спинки больничной койки медицинскую карту и пробежала глазами по записям, задумчиво кивая головой. Все показатели постепенно приходили в норму, не было никаких оснований прогнозировать осложнения. Приборы возле кровати мерно пищали.
– Как вы себя чувствуете? – Кассандра вдруг вспомнила, что мистер Морриган видит ее впервые, и поспешила представиться, – Меня зовут Кассандра Шварц, я терапевт и главный врач этой больницы.
Присев на стул возле кровати, она еще раз оглядела пациента, затем посмотрела в окно. Уже стемнело и шел снег. В такую погоду больница всегда казалось ей уютной, хотя уместно ли это слово в данном случае? Кассандра вновь обратила свой взгляд на Келлаха.
– Знаете, мистер Морриган, я бы хотела с вами поговорить. Я пришла к вам не как врач, – она сделала паузу, внимательно наблюдая за реакцией. Ситуация, очевидно, была не из самых располагающих к разговорам, однако Кассандра твердо решила разобраться с тем, что так ее тревожило, – как главный врач, я рано или поздно узнаю все, что происходит в моей больнице или с моими подчиненными. И сейчас до меня, хоть и с некоторым опозданием, но дошли слухи, - она сделала паузу, подбирая слова. Держаться в разговоре и не вмешивать свои личные эмоции было трудно, – о вашей, скажем так, связи с одной из сотрудниц больницы.
Эта новость возмутила Кассандру до глубины души. Где это видано, чтобы служители церкви так просто предавались земным страстям! Она смотрела на Келлаха с вызовом, уверенная в правоте своих суждений, ослепленная давними предрассудками о мужчинах.
– Вы же священник, мистер Морриган! Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, кажется, это противоречит вашим убеждениям и правилам. Но, что более важно для меня, это может отразиться на репутации больницы. Понимаете меня?
Кассандра старалась не перегибать палку, внимательно следила за реакцией на ее слова. Кажется, священник выглядел несколько… растерянным?

Кассандру несколько смутила удивленная реакция на ее слова. Келлах выглядел так, будто действительно не понимал, о чем она говорит. Однако она не подала виду. Она внимательно смотрела на собеседника, стараясь уловить каждое незначительное изменение в лице. Это зачастую помогало ей отвлечься от собственных эмоций, бушующих внутри, взять себя под контроль и сохранить хладнокровие в любой ситуации. Кассандра медлила с ответом, словно давая Келлаху возможность что-то сказать, поразмыслив над ответом. Когда молчание, воцарившееся в палате, уже начало давить, Кассандра заговорила:
– Видите ли, меня не волнуют светские сплетни, мне неинтересно обсуждать чужую жизнь. Но мне совершенно не нравится терять ценных сотрудников, особенно, когда они буквально сбегают, почти не объяснив причин. Позвольте мне не называть имен, я думаю, вы и так прекрасно понимаете, о ком я говорю.
Кассандра вновь сделала паузу. Разговор выходил неторопливым, создавая впечатление того, что время тоже пошло медленнее. Тишину вечерней больницы прерывало только тиканье настенных часов и размеренный писк приборов в палате. Однако в воздухе повисло напряжение. Кассандра понимала, что у мистера Морригана нет никакой причины говорить ей правду, да и вообще говорить ей что-либо сейчас. Но внутри нее бушевало возмущение, которое заставляло ее сидеть здесь и вести этот диалог. Одна из немногочисленных ситуаций, когда она не смогла присмирить свои эмоции, потому что дело затрагивало ее интересы, как главврача больницы, и рушило ее уверенность в нравственности служителей церкви и их приверженности своим ценностям.
На секунду Кассандре показалось, что она зря теряет время. На секунду она начала на себя злиться. Взгляд ее, обращенный на Келлаха, стал холоднее, словно он виноват в том, что сейчас она находится здесь, хотя ее рабочий день уже закончен. 
– Все только и говорят, что о вашем романе с доктором. На вашем месте я бы не делала вид, что не понимаю происходящего, - возможно, Кассандра сказала это жестче, чем следовало бы.
Она вспомнила, как перешептывались медсестры в сестринской, хихикая и удивленно восклицая, будто школьницы. Как ей самой казалось, что окружающие, все до единого, знают то, что неведомо ей. И как она негодовала, когда наконец узнала, почему в одно утро на столе ее ждало заявление об увольнении от ведущего акушера-гинеколога ее больницы.

Смотря теперь на священника, видя пустоту его взгляда и слыша безжизненность его голоса, Кассандра с ужасом думала, что нарушила старейшее правило медицинской этики – primum non nocere – «прежде всего – не навреди». Нет, она не причинила ему умышленно боли, не нарушила врачебную тайну, но она пришла к человеку слабому сейчас – морально и физически – и так грубо нарушила его покой, потревожила. Также она понимала, что не приди она сюда, не случилось бы и этого разговора, а значит, в своих мыслях она бы продолжала осуждать незаслуженно оклеветанного человека, но от этой мысли легче не становилось. Однако Кассандра изо всех сил старалась сохранять хладнокровие и не выдавать себя. Она слушала слова Келлаха и пыталась понять, как действовать дальше.
- Нет, - Кассандра вздохнула, - к сожалению, мне неизвестно, где она теперь.
Его отчаяние напомнило Кассандре ее саму после развода. То же метание от отрицания к принятию и обратно. То же желание узнать о нереальность происходящего и проснуться, которому не суждено сбыться. Наверное, сейчас она может сказать, что понимает Келлаха. Но какое право она имеет его утешать?
Погруженная в свои мысли, она не сразу заметила, что священник со всей силы сжимал в руке крест, отчего на ладони выступила кровь. Молча встав со стула, Кассандра взяла из небольшой аптечки, предусмотренной в каждой палате, бинт и атинсептик.
- У вас кровь, - с этими словами она взяла руку Келлаха, обработала небольшой порез и наложила бинтовую повязку.
Наверное, теперь ей следовало бы уйти и дать падре побыть одному. Она вернула пузырек с антисептиком на место и, посмотрев на Келлаха, заговорила, стараясь, чтобы ее голос звучал не так холодно и железно, как обычно:
- Несмотря на то, что все говорят совершенно другое, я склонна верить вам.
Больше было нечего выяснять. Реакция Келлаха, его растерянность, дрожь в его голосе говорили за него. Кассандра направилась к выходу, но едва дотронувшись до дверной ручки, остановилась.
- Доброй ночи, мистер Морриган, и… - она замялась, не зная, уместно ли произнести то, что уже почти сорвалось с языка, – извините за беспокойство.
Она вышла в коридор, теперь уже совсем опустевший, и аккуратно закрыла за собой дверь, стараясь не создавать лишнего шума. Голова начинала болеть от усталости. По пути в свой кабинет Кассандра думала о том, что в тяжелый момент утраты у нее была ее работа, которая оказалась спасением. У падре же есть молитва, которая, надо полагать, поможет ему даже лучше.
Добравшись до кабинета, Кассандра рухнула в кресло, надеясь вскоре найти силы на дорогу домой. Снег за окном перестал пушистыми хлопьями падать на землю. Какая все-таки неблагородная, но сильная вещь – слухи! Доберутся до кого угодно, заставят в себя поверить даже самого рассудительного и здравомыслящего человека и никого не пощадят, будь ты хоть королем, хоть простым фермером, хоть священником.
Стрелки часов подбирались к семи. Кассандра решительно встала и достала из шкафа свое пальто. Домой. А завтра она поинтересуется состоянием Келлаха Морригана у его лечащего врача.