Когда-то походы в гей-клубы были для Доминика обычным, хотя и не очень частым делом. Именно туда он отправлялся, когда уставал изображать из себя примерного мужа и довольного жизнью гетеросексуала - или, как сказала бы Либи, когда хотел удовлетворить "низменные потребности". В таких заведениях можно было не скрываться и не бояться быть неправильно понятым. Быть отвергнутым Картрайт тоже не слишком опасался: может, он был не очень молод, но знал, что достаточно хорош собой, чтобы найти того, кто захочет провести с ним ночь. Или хотя бы несколько упоительных минут в уборной клуба.
  Все изменилось полтора года назад, когда жизнь вдруг встала с ног на голову, семья отвернулась от него, а любимый мужчина испарился, решив, что чужие проблемы - это непомерный и ненужный ему груз. Пока Дом собирал свою жизнь из осколков, ему было не до клубов и случайных связей, а после переезда в Ирландию он никак не мог решиться возобновить свои редкие приключения. Ему казалось, что публика в клубах остается неизменной, стареет только он, и многие из этих молодых и привлекательных мужчин уже годятся ему в сыновья. К тому же сложно было забыть о том, как ирландцы относятся к англичанам, и не ожидать в ответ на предложение уединиться чего-нибудь куда менее приятного - например, сломанного носа.
  Но Хэллоуин, с его масками и возможностью побыть кем-то другим, казался идеальным случаем для того, чтобы "вернуться в игру". И даже самому себе Картрайт не признавался, что немалую роль в этом решении сыграл Рори, упрямо не желавший покидать его мысли. Ежедневные встречи на сеансах раздирали Дома на части: с одной стороны он был рад любой возможности провести время с Уиланом, с другой - настоящим мучением было в течение часа скрупулезно разбирать по косточкам его отношения с Кираном, слушать о том, как много этот человек значит для Рори, и не иметь возможности высказаться как-либо иначе, кроме как профессионал.
  И сегодня Доминик появился в клубе "XXL" с твердым намерением выкинуть из головы одного молодого ирландца и заменить его другим, пусть даже на одну ночь. Он убеждал себя, что все дело в длительном воздержании, и стоит только покончить с ним, как смотреть на Уилана сразу станет проще - не отвлекаясь на мысли и желания, которые не должно испытывать по отношению к пациенту.
  Некоторая заминка вышла с костюмом: в последний раз Доминик участвовал в маскараде, когда Тайлер был совсем еще мальчишкой, и они наряжались всей семьей. Но это были глупые, смешные костюмы, которые вряд ли подойдут для его сегодняшних целей. В конце концов образ был выбран со свойственной Дому самоиронией: Бугимен. Ведь разве стареющий одинокий гей - это не лучшая страшилка для всех этих молодых и красивых мужчин?
Впрочем, стоило только нарядиться в этот костюм, как даже Картрайт признал, что выглядит это все совсем неплохо: тяжелый черный бархат плотно облегал фигуру, выгодно подчеркивая то, что для своего возраста он все еще в хорошей форме. Узкие брюки и длинный, в пол, кардиган, застегнутый всего на одну пуговицу, заставляли его казаться выше и стройней, а остроносые туфли с металлическими нашлепками придавали прямо-таки угрожающий вид. Завершала образ черная же полумаска, оставлявшая открытыми только глаза и губы. Волосы Дом гладко зачесал назад, и из-за геля они казались почти черными, окончательно превратив его в кого-то другого.
  Осматривая зал клуба "XXL", где танцевали, смеялись, пили и всячески веселились молодые мужчины, многие из которых пришли сюда с той же целью, что и он, Картрайт думал, что быть этим "другим" ему, пожалуй, понравится. И вместе с тем испытывал некоторую робость, заставлявшую его держаться в стороне от общего веселья. Когда-то он просто выбирал понравившегося ему молодого человека, заказывал ему выпить, и через несколько коктейлей они оба уже знали, хотят ли продолжить знакомство. Сейчас решиться на этот шаг оказался неожиданно сложно, и то, что сам Доминик вынужден был воздерживаться от спиртного, нисколько не упрощало ему задачу.
  Так он и оказался в почти неосвещенном углу, на удобном диване, с безалкогольным коктейлем в бокале и в полном одиночестве. Отсюда было удобно наблюдать за происходящим в зале, и чем больше Дом наблюдал, тем более чужим себя чувствовал. И тем меньше верил в то, что наберется все же смелости подойти к одному из этих мужчин. Может, вон к тому вампиру, чье лицо выглядит таким юным и свежим даже под слоем белил? Или к этому герою комиксов, имя которого Доминик не назвал бы, даже если бы от этого зависела его жизнь? Или, может...
  Определить, на какого персонажа он смотрит сейчас, Картрайт затруднялся. Может быть, какой-нибудь лесной эльф? На фоне остальных костюмов, которые были либо откровенно страшными, либо агрессивно-сексуальными, парень у бара выделялся удивительным изяществом и прямо-таки чистотой. И Дом ловил себя на том, что снова и снова возвращается к нему взглядом, с удовольствием скользит взглядом по стройной фигуре и пытается хотя бы немного рассмотреть его лицо - насколько это позволяла маска и нанесенный прямо на кожу лиственный узор.
  Неизвестно, решился бы он все же подойти к "эльфу", если бы не одно обстоятельство: со своего наблюдательного пункта он заметил, что не только он обратил внимание на необычного юношу, и какой-то широкоплечий бугай, одетый в звериную шкуру, уже пробивается сквозь толпу к барной стойке. Это заставило Доминика мгновенно покинуть темный угол и направиться к "эльфу", на ходу пытаясь придумать подходящее начало для разговора. Взгляд его сам собой упал на две клетки, расположившиеся за спиной бармена - там, в костюмах ангела и демона, почти не скрывавших крепкие тела, танцевали двое стриптизеров.
- Как думаешь, им хочется оттуда выбраться? - произнес Дом, все же добравшись до "эльфа" первым и подавшись ближе к нему, чтобы перекрыть шум музыки и толпы.
  Из всех своих прежних посещений ночных клубов он вынес несколько правил: быть как можно проще, не обращаться ни к кому на "вы" и не использовать слишком сложных слов. Если только он не хочет, чтобы его назвали дедулей и выставили из заведения, конечно. В ирландском клубе пришлось добавить еще одно правило: во что бы то ни стало попытаться свести английский акцент к минимуму. Из-за последнего даже голос Картрайта звучал не совсем так, как обычно.
  Словом, его попытка завязать разговор, может, и не нарушала все эти правила, но стоило ему только произнести эти слова, как они тут же показались ему невозможно глупыми, и он несколько смущенно рассмеялся.
- Ладно, это был не лучший способ познакомиться, признаю, - он обаятельно улыбнулся "эльфу", пытаясь рассмотреть его глаза. - Но я десять минут придумывал подходящую строчку, сидя там, - он махнул рукой на диваны у стены, - и наблюдая за тобой. Позволишь угостить тебя или мне лучше снова вернуться к наблюдению издалека?

  Как только "эльф" повернулся к нему и заговорил, Доминику почудилось что-то смутно знакомое - не то в голосе, не то в самой манере говорить, не то в улыбке, которая так приятно смотрелась на молодом лице, пусть он и мог видеть лишь часть его. Но почти сразу он эту мысль отбросил: он ведь не в Лондоне, где в подобных клубах и впрямь одна и та же публика, и велика вероятность наткнуться на того, с кем уже был знаком прежде. Здесь же, в Килкенни, он никого не знает, а значит, может получить то, за чем и явился - ночь с незнакомцем. А то, что ему показалось знакомым - это всего лишь ирландский выговор, который для  него, англичанина, звучит одинаково у всех.
- Но ведь на танцполе они оказались бы частью толпы, - мягко возразил Картрайт, с удовольствием рассматривая улыбку "эльфа". - А здесь они привлекают взгляды всего зала.
  "Эльф" не торопился отвечать на его предложение, и Дом внутренне подобрался - ему казалось, что его оценивают, да так оно скорее всего и было. Когда-то в такие моменты он оставался невозмутим и улыбчив, сейчас же поймал себя на том, что хоть немного, но нервничает - слишком много времени прошло с тех пор, как он "вышел из игры".
- Отличный выбор, - улыбнулся он "эльфу", когда тот все же согласился - относилось ли это к выбору виски или компании, он не уточнил. - "Jameson" для очаровательного создания, пожалуйста, - повысив голос, обратился Картрайт к бармену и тут же снова повернулся к собеседнику - от него вовсе не хотелось отводить взгляд.
  В устах кого-то другого такие слова прозвучали бы, пожалуй, пошло или даже как-то по-хозяйски, но Дом произнес их так мягко, что не оставалось сомнений - он и в самом деле очарован.
- Верно, - согласился он с "эльфом", чувствуя, что не может не улыбаться в ответ на его улыбку. - Если честно, до того, как я подошел к тебе, мне казалось, что я снова оказался на своем выпускном. Все танцуют и веселятся, а я пытаюсь слиться со стеной в темном углу... - запоздало спохватившись, что это, наверное, не лучшая "пикап-лайн" для того, чтобы удачно продолжить знакомство, Доминик чуть отстранился, чтобы иметь возможность целиком осмотреть костюм своего нового знакомого. - Рискую показаться невежественным, но - кто ты? - осмелев, он легко коснулся кончиками пальцев маски "эльфа", избегая касаться его кожи. - Какой-нибудь лесной дух?

  Очень много времени прошло с тех пор, как Доминика кто-то в последний раз благодарил за него самого, и услышать это сейчас от незнакомца оказалось не просто приятно, а будто необходимо - как глоток свежего воздуха или прохладной воды. Картрайт невольно подался ближе, наблюдая за тем, как "эльф" пьет свой виски, как зажмуривается от удовольствия. Даже под прорезями маски его глаза казались Дому необычайно красивыми, какой-то удивительной формы, и он ловил себя на желании рассмотреть их, попросить незнакомца избавиться от того, что разделяло их.
- На своем выпускном я не был в костюме Бугимена, - тихо рассмеявшись, возразил он, - с чего бы им было бояться? - когда-то, в прошлой жизни, комплименты были для Доминика обычным делом, но сейчас он неожиданно смутился и поспешил спрятать взгляд в своем бокале. "Насколько проще было бы, будь в нем виски". Но одно то, как доверительно, почти интимно понизился голос "эльфа", заставило его снова поднять так и вспыхнувшие ярче глаза. - Уверен, если кому-то здесь и завидуют, то мне: ты похож на какое-то волшебное существо, поймать такое - наверняка к удаче.
  Как оказалось, он не сильно ошибся. Ши, народ холмов, Самайн - все это было уже Дому отчасти знакомо, благодаря Уилану и его удивительным, словно наполненным какой-то чуждой, но прекрасной магией, картинам. И сейчас, когда "эльф" говорил о  том, кто он, Картрайт ловил себя на том, что верит - как будто они и не о костюме с маской говорят, а о принадлежности незнакомца к этому волшебному народу. Слишком неземным казался этот юноша, и очень легко было поверить, что он исчезнет, растает, стоит только закончиться ночи Самайна.
  И только ощутив под пальцами его кожу вместо искусной маски, Доминик как будто вспомнил, что перед ним все же живой человек, а не эфемерная иллюзия. И тепло его кожи, его улыбка, его словно горящие изнутри глаза только подтверждали это, заставляя сердце сжиматься от почти болезненной нежности, и в то же время - от жажды обладания. В его жизни никогда не было ничего волшебного, может, хотя бы сегодня ночью он узнает, каково это?
- Рядом с тобой мне кажется, что я уже оказался в этой Стране вечной юности, - глухо произнес Картрайт, подавшись еще чуть ближе и не находя в себе сил оторвать взгляд от глаз "ши".
  Теперь их лица разделяли считанные дюймы, и несмотря на мельтешение ярких огней, толпу, которая обступала их со всех сторон, и громкую музыку, Дому казалось, что все это отступает куда-то на задний план, оставляя их вдвоем. Кто-то слегка подтолкнул его под локоть, пытаясь пробиться к бару, и иллюзия рассыпалась, оставив его смущенным и растерянным. Залпом допив безалкогольную дрянь в своем бокале, Доминик поставил его на стойку, а сам забрался в карманы, выуживая пачку "Данхилла" и зажигалку.
- Ты куришь? - спросил он, поднимая взгляд на "ши" и чувствуя, что снова начинает нервничать. - И есть ли здесь вообще место, где можно покурить? - он оглянулся в поисках вожделенного знака. Если что-то и могло сейчас привести его в чувство и заставить снова говорить с  незнакомцем, не пряча глаза, то это порция ядовитого дыма в легких.

  Вслед за "эльфом" Доминик кинул взгляд на зажигалку и едва сдержал показавшийся бы сейчас странным смешок. Привычно взяв с собой в клуб вещь, с которой успел давно уже сродниться, он совсем не подумал о том, как она выглядит. Это был подарок Беверли на его тридцатипятилетие: золотая гладкая поверхность была украшена гербом "Манчестер Юнайтед", любимого футбольного клуба Картрайта. И теперь красный дьявол насмешливо скалился на него с зажигалки, будто намекая на то, что даже такой мелочью он может выдать в себе англичанина.
- Пойдем, - поспешил он согласиться с незнакомцем, вслед за ним направляясь к заветной двери. - Подальше от лишних глаз, - добавил он, вспомнив волшебные слова "ши", больше похожие на загадку.
  А загадки, похоже, продолжались: по крайней мере, Дом, пробиваясь сквозь толпу, становившуюся все более веселой и развязной с каждой прошедшей минутой, именно так думал о словах "эльфа". Имел ли он в виду под "другими развлечениями" то, о чем подумал Дом, или все же нет? Было ли намеком это легкое, почти незаметное прикосновение к руке? Картрайт ловил себя на том, что думает слишком много для этой ситуации, когда следовало бы просто отпустить себя и поддаться течению, но ничего не мог с собой поделать.
- И в самом деле уютно, - немного деревянно повторил Доминик, и сердце его самым банальным образом пропустило удар, когда он увидел, как "эльф" плотно закрыл за ними дверь.
  "Волнуюсь, как мальчишка", - с досадой подумалось ему, и он поспешил улыбнуться своему спутнику, первым подходя к одному из диванов. При мысли о том, кто, сколько раз и как именно "развлекался" на этой мебели, желание сесть на него резко ушло в минус, но Дом все же пересилил себя - не время включать паранойю.
- Присоединишься? - тихо спросил он, присаживаясь и поднимая взгляд на "ши". Здесь, в этом красноватом освещении, он казался уже не невинным, скорее соблазнительным, искушающим, и  у Картрайта мгновенно пересохло в горле. - Ты очень красивый, - выдохнул он прежде, чем подумал, что случалось с ним нечасто, и тут же смутился, зачем-то добавив: - Хотя я и почти не вижу твоего лица, - после этого он окончательно смешался и уткнул взгляд в пачку, сосредоточенно вытряхивая из нее сигарету.
  "Лучше бы молчал".

  "Эльф" сел рядом с ним на диван и оказался так близко, что Дом мгновенно забыл про сигарету, которую так и вертел в пальцах, не успев подкурить. Их плечи соприкасались, и Картрайт отчетливо чувствовал чужое тепло - к нему так и хотелось потянуться еще ближе, впитать в себя, ощутить его всем телом. Только сейчас он будто в полной мере осознал, до чего же истосковался - не только по сексу, но и всему, что ему сопутствовало: прикосновениям, поцелуям, объятьям, жару, запахам и звукам. Близость незнакомца, который держался так уверенно и был таким соблазнительным, все это ему обещала, и Доминик застыл в каком-то восторженном предвкушении, смакуя каждый момент.
- Я вижу твои глаза и губы, - мягко возразил он, рассматривая теперь лицо "эльфа" вблизи и мысленно благодаря контактные линзы за то, что может видеть его так четко без привычных очков. - Этого достаточно, чтобы потерять покой...
  Но тут "эльф" потянулся к тесемкам своей маски, и Дом осекся, всматриваясь в него почти жадно. Его сейчас одолевали противоречивые чувства: ему одновременно и хотелось увидеть лицо того, кто, возможно, на сегодняшнюю ночь станет его любовником, и хотелось, чтобы тот оставался идеальным незнакомцем -  прекрасным существом, начисто лишенным недостатков и изъянов, образ которого он сохранит в памяти, пусть даже он будет иметь мало общего с реальностью.
  Но едва "ши" отвел от лица руку с маской, как Картрайт забыл об этих желаниях - увиденное словно парализовало его, лишив возможности двигаться и дара речи. Человек перед ним больше не было незнакомцем - это был Рори, тот самый Рори Уилан, которого он так надеялся выкинуть сегодня из головы. В первое мгновение Доминик даже подумал, что сознание затеяло с ним дурную шутку, и теперь лицо Рори видится ему на человеке, который вызывает в нем такое же желание. Но теперь все складывалось одно к одному: без грохота музыки, без спасительного самообмана Дом узнавал и голос молодого художника, а лицо, в которое он так растерянно всматривался, вне всяких сомнений было лицом Рори.
  Пауза затягивалась, а Картрайт все смотрел и смотрел на избавившегося от маски "эльфа", и не знал, что сказать. Точнее он знал, что должен сказать: немедленно признаться в том, кто он, извиниться за досадное недоразумение и уйти. Это было бы правильно, ведь ситуация и без того была глубоко сомнительной с точки зрения профессиональной этики. Вот только одна мысль о том, чтобы уйти сейчас, когда Рори так смотрит на него и так к нему прикасается, горчила и отдавала разочарованием, почти болезненным. Доминик хотел его - именно его, только его, и отказаться от удовольствия, едва не ли счастья, которое само шло в руки, казалось немыслимым. Пусть даже это продлится только одну ночь.
- Немыслимо красивый, - тихо и честно ответил наконец Дом и легко поцеловал коснувшиеся его губ пальцы. А затем подался еще ближе, погладил чуть дрогнувшей рукой лицо Уилана и заглянул в его глаза. - Забери меня в Страну вечной юности, - еще тише попросил он и накрыл губы Рори неторопливым, чувственным поцелуем.
  Эти губы Дому тоже были знакомы - и недели не прошло с тех пор, как они поцеловали его, запомнившись неожиданно ясно и четко.

  Доминик никогда не считал себя темпераментным мужчиной: он не терял голову от страсти, не чувствовал себя способным отдать что угодно за утоление сиюминутного желания, и не испытывал частой потребности в сексе. Скорее он соответствовал стереотипу о холодных и сдержанных англичанах, и в этой ипостаси ему было вполне комфортно. В конце концов, джентльмен должен оставаться таковым и в постели, а значит, потеря контроля совершенно недопустима. Благодаря Честеру он знал, что означает сходить с ума от любви, разрываясь на части от невозможности быть рядом с тем, кто тебе дорог, но до сих пор он не знал, что можно сходить с ума от желания.
  Ему помогли узнать это губы Рори, жаркая близость его тела и тихое "еще", от которого вдоль позвоночника прошла ощутимая волна дрожи. Может, дело было в том, что это была запретная страсть, и Дому ни на секунду не удавалось забыть об этом, а может, в том, что он так старательно подавлял в себе это желание, пытался выкинуть из головы все мысли об Уилане. И теперь, когда то, чего он так хотел, так охотно шло ему в руки, Доминик и в самом деле пребывал на грани утраты рассудка.
- Ни за что не отпущу, - хрипло шепнул он в губы Рори, когда очередной поцелуй прервался только потому, что обоим не хватило воздуха.
  Он и в самом деле обнимал прильнувшего к нему Уилана так крепко, будто опасался, что тот захочет сбежать, или кто-то со стороны вздумает отобрать его. С каждой секундой Дом все больше смелел, а потому его руки уже опустились с талии Рори на бедра, сжались, привлекая еще ближе, так что они оба уже полулежали на диване, тесно прижавшись друг к другу. Становилось жарко, невыносимо душно, и когда Рори расстегнул единственную пуговицу его кардигана, Картрайт торопливо выпутался из рукавов, сбрасывая его на диван.
- Ты уверен?.. - он и сам не знал, о чем переспрашивает - о том, что никто не нарушит их уединение, или о решении Уилана пойти дальше поцелуев.
  Мысли путались, и Дом с ужасом ловил себя на том, что если любовник ответит сейчас "нет", он, возможно, и не сможет остановиться. Только не после того, как губы Рори коснулись его шеи, вырвав тяжелый, прерывистый вздох, не после того, как его пальцы скользнули по груди и животу, заставив непроизвольно потянуться навстречу. Едва слышное "хочу тебя" как будто стало последней каплей, и Картрайт сорвался на тихий, глухой стон - если и существовали до сих пор какие-то причины не делать этого, только что их как будто смыло мощной, жаркой волной.
- Хочу видеть тебя, - сдавленно выдохнул он, обнимая ладонями лицо Уилана и всматриваясь в его блестящие глаза. - Видеть тебя всего, - добавил он, удивляясь собственной смелости. - Ты позволишь мне раздеть тебя? - это, наверное, был последний отголосок хороших манер, потому что ладони Дома уже забирались под тонкую тунику, задирая ее выше и вынуждая Рори поднять руки, чтобы снять ее полностью. - Хочу, чтобы ты сел ко мне на колени, - он продолжал шептать на ухо любовнику, вслепую шаря пальцами по его животу и отыскивая молнию. - Хочу взять тебя, глядя тебе в глаза...

  Прежде Доминик, хоть и никогда не отличался самоуверенностью и самовлюбленностью, свойственными некоторым людям, был довольно уверен в себе. Расставание с Честером, когда тот просто отвернулся от него в тяжелый момент, осознание, как легко бывшему возлюбленному оказалось найти свое счастье с кем-то другим, как непринужденно он этому другому улыбался так же лукаво и ласково, как когда-то Картрайту, - все это губительным образом сказалось на самооценке Дома. И теперь он ловил себя на том, что невольно ждет, когда "да" Рори сменится на "нет": может, он рассмотрит в нем что-то отталкивающее, а может, наоборот не увидит чего-то, что обязательно должно быть в его любовнике - пусть даже случайном.
  Наверное, именно поэтому он теперь держал Уилана так крепко и наслаждался каждой секундой его близости. Жадно всматривался в его лицо, ловил его шепот, сам до конца не веря в то, что слышит, скользил горячими ладонями по его телу, млея от гладкости его кожи. И не сдержал тихий, судорожный вздох, когда любовник положил его руку к себе на пах - чувствовать его возбуждение было все равно что получить подтверждение, что все по-настоящему, что согласие не сменится внезапно отторжением.
  Отпускать Рори сейчас казалось настоящим преступлением - даже на те секунды, что понадобились ему, чтобы окончательно раздеться. Дом помог ему избавиться от штанов, чуть отстранился, чтобы рассмотреть его целиком, и едва не задохнулся от чувств, которые мгновенно нахлынули на него при виде обнаженного тела любовника. Было здесь место и жадному восторгу, и удивительно светлому, чистому восхищению - так смотрят на совершенные произведения искусства, - и желанию такому сильному, что оно казалось почти разрушительным.
- Нравится - не то слово, - голос изменил Картрайту, и короткая фраза прозвучала низко и хрипло. - Ты так идеален, что к тебе и прикасаться страшно, - немного справившись с собой, он смог даже улыбнуться, но оторвать взгляд от Рори так и не удалось. Подняв его к лицу любовника, Дом поймал его руки и мягко потянул к себе - так бережно, точно и в самом деле боялся испачкать его или навредить ему хоть одним неосторожным прикосновением. - Иди ко мне... Не могу больше ждать... - лихорадочный шепот прервался, едва Рори оказался у него на коленях, и Доминик снова прильнул к его губам в нетерпеливом поцелуе.
  Привлекая любовника все ближе к себе, Дом настойчиво гладил его спину и бедра, целовал его шею и плечи, вдыхал его запах и снова и снова пробовал его кожу на вкус. Происходящее между ними все меньше напоминало случайный секс - ни один из мимолетных партнеров не вызывал у Картрайта такое восхищение, едва ли не благоговение. И от этого он волновался еще больше, боясь совершить какой-то глупый промах, разочаровать Рори, не доставить ему такое удовольствие, какого он заслуживал.
- Сейчас... - тихо шепнул он пересохшими губами, поднимая лихорадочно горящий взгляд к глазам любовника, и облизнул пальцы, прежде чем осторожно проникнуть ими в его тело.
  Каждое его движение было бережным, мягким, чтобы не заставить Рори испытывать и намека на боль. Потратив минуту на подготовку и на то, чтобы надеть презерватив, так же бережно Дом насадил его на свой член и медленно вошел в него до конца. Взгляд его по-прежнему не отрывался от глаз любовника, и в нем было поровну восторга и тревоги.

  Обладал ли Рори удивительной чуткостью, позволившей ему заметить тревогу в глазах любовника, или это было просто удачным совпадением, но слова поощрения прозвучали как нельзя более вовремя. Словно окрыленный и ими, и этой теплой улыбкой, Дом так и подался навстречу любовнику, отвечая на поцелуй и наслаждаясь его объятьями. "Все по-настоящему, все происходит на самом деле", - эти мысли снова и снова возникали в голове Картрайта, как будто ему нужно было убеждать себя в этом, чтобы перестать бояться, что Рори вот-вот растает в воздухе, ускользнет из его рук, точно его никогда и не было.
- Какое же ты чудо... - только и смог выдохнуть он в ответ, когда поцелуй прервался, и крепче сжал ладони на бедрах любовника.
  Теперь тот стал двигаться сам, и Дом помогал ему, направляя и поддерживая. Он успел уже позабыть, как упоительны бывают эти ощущения, и теперь едва не задыхался от удовольствия, время от времени издавая глухие, едва слышные стоны. Окончательно расслабиться и забыть о том, что от шумной толпы их отделяет лишь незапертая дверь, так и не удалось, но внезапно это перестало быть чем-то важным и значимым. Уж точно не более значимым, чем горячее и послушное тело молодого мужчины в его руках, который наслаждался происходящим вместе с ним.
  Доминик осмелел, перестал осторожничать, и его движения стали более уверенными и сильными. Он уже понимал, что долго не продержится - только не после столь длительного перерыва, какой был у него, - и хотел только, чтобы любовнику было так же хорошо, как ему, а может, даже лучше. Он скользил ладонями по его разгоряченному телу, отыскивая самые чувствительные места, целовал его шею и плечи, обжигая кожу срывающимся дыханием, привлекал его все ближе к себе, точно хотел поделиться с ним своим жаром.
  А встретившись с ним взглядом, не сдержал протяжный глуховатый стон, который поспешил скрыть в очередном чувственном поцелуе. Не отрываясь от губ Рори, которые так и манили к себе, Дом провел рукой по его телу, от ключиц до паха, и обхватил ладонью налитый кровью член. Он ласкал его быстро и сильно, подстраиваясь под их, синхронные теперь, движения, и все пытался снова поймать взгляд любовника, чтобы увидеть, вспыхнут ли его глаза в самый последний момент.

  Удовольствие поднималось высокой волной, заставляя тело пылать нестерпимым жаром, заслоняя собой, казалось, все и вся. Но даже оно неспособно было скрыть от Доминика лицо Рори, в которое он всматривался до рези под веками, ни на секунду не желая отводить взгляд от его глаз. В этих светлых глазах горело такое дикое, неукротимое пламя, что Дому казалось, будто в нем сгорают мох, пыль и паутина, которыми он успел покрыться за непростой минувший год.
  Он словно стряхивал с себя какую-то болезненную сонливость, в которой пребывал все это время, и вспоминал, что тридцать восемь - это тот возраст, когда еще можно начать все заново, верил, что ему хватит на это сил. Может, эта будоражащая уверенность и исчезнет, едва он выпустит Уилана из своих рук, но сейчас она прямо-таки окрыляла его, будто вместе с острым, захлестывающим с головой, наслаждением он переживал и глубокий катарсис, достичь которого ему не помогла бы ни одна психотерапия.
  Поэтому он с благодарностью принимал поцелуи Рори, отвечая ему со всей нежностью, на которую был способен. Вслушиваясь в бессвязный шепот на чужом языке, он пытался по интонациям, по звучанию мелодичных слов догадаться об их значении и уже через секунду забывал об этом. К стонам Рори все чаще присоединялись его - глухие и едва слышные, или становившиеся громче и несдержаннее, стоило только Дому в очередной раз поймать взгляд любовника. Короткое, сбивчивое "сейчас" прозвучало свистом спускаемой тетивы, и он перестал сдерживаться, позволяя себе наконец кончить. Яркая вспышка удовольствия заставила его хрипло, коротко вскрикнуть и сжать Рори в объятьях так крепко, что перехватило дыхание.
  Все уже закончилось, и только сердце бешено колотилось в груди, а Доминику казалось, что он до сих пор чувствует отголоски пережитого наслаждения. Он пришел сегодня в этот клуб ради секса, ему действительно это было нужно, вот только получил он неожиданно больше. И меньше всего хотелось напоминать себе сейчас, что выйдя за двери чиллаута, он должен будет забыть о случившемся, а на следующий день встретиться с Уиланом как ни в чем не бывало. Как со своим пациентом. Время подумать об этом будет позже - Дом не сомневался, что будет изводить себя этими мыслями не один час и не один день, - а сейчас хотелось просто дышать запахом любовника, впитывать его тепло и запоминать ощущение его кожи под своими пальцами.
- Это было волшебно, - очень тихо произнес Доминик, касаясь губами виска Рори. Наверное, это не самое подходящее слово для случайного секса, но другого у него не нашлось. - Спасибо тебе... за чудесные воспоминания.
  В конце концов, разве это не единственное, что останется у него после этой ночи?