Внешний вид
голубое платье длиной чуть выше колена, бежевые полусапожки на небольшом каблуке, бежевое пальто, узорчатый платок-шарф.
Едва ли Диана могла назвать себя прилежной католичкой. Нет, конечно, она не вела аморальный образ жизни и не делала ничего такого, за что ей пришлось бы держать ответ перед собственной совестью. Но отношения с религией и верой в целом у Ловелл всегда были туманными и неясными. Большую часть своей сознательной жизни Диана жила с несколько парадоксальными, в определённом смысле, убеждениями. С одной стороны, она искренне верила в то, что некая Высшая сила на самом деле существует. Порой события, происходящие как в жизнях отдельных людей, так и в масштабах целого мира, с трудом можно описать как "случайные". Рок, судьба - называйте как угодно, но только не случайностью. С другой же стороны - в ней-то и заключался возможный парадокс, если он вообще имел здесь место - могла ли она сказать, что верила в существование Бога? Был ли он той самой силой? Ведь кто же может знать наверняка, чьей воле подвластно всё происходящее в мире? И если Бог правда есть, и он действительно един, то для чего тогда столько различий в вероисповеданиях? Детские вопросы, не правда ли? Но в вопросах религии Диана действительно ощущала себя несмышлёным ребёнком. Нет, очевидно, что каждый народ развивался самостоятельно в своём собственном темпе и направлении - бесспорно, знание истории поможет найти ответы на многие вопросы. Но, по большому счёту, Диана не видела сильных различий - для неё главный смысл любой религии был один.
Хотя, должно быть, услышав подобные высказывания, истинные верующие оскорбились бы до глубины души, и, возможно, даже назвали бы речи Ловелл богохульными... Но и этого девушка не знала наверняка, ибо мало с кем делилась мыслями на этот счёт. Да, она действительно не была прилежной католичкой.
Впрочем, до сих пор никто её за это не осуждал. Отец и мать, люди не сильно набожные, для собственного душевного спокойствия посещали церковь два или три раза в месяц. А среди друзей Дианы, особенно среди тех, кто жил в Лондоне, многие и вовсе были атеистами.
Да вот только судьба - довольно ироничная особа: в этот зимний вечер Диана внезапно для самой себя заняла место среди прихожан церкви святого Каниса. В будний день желающих послушать вечернюю мессу было явно меньше, чем было бы, например, в воскресенье, но, тем не менее, добрая половина мест была занята, что немало удивляло и в то же время успокаивало Ловелл. Она вернулась в Килкенни после семилетнего отсутствия лишь в начале этой недели, а идея посетить службу и вовсе пришла к ней совершенно спонтанно. Диана, буквально, просто проходила мимо, когда в голове что-то щёлкнуло, и ноги сами понесли её к массивным дверям церкви. Люди ведь приходят сюда для того, чтобы получить ответы на свои вопросы, верно? Для того, чтобы привести в порядок запутавшиеся мысли. А ей это было необходимо.
Тихий гул в помещении стих, как только пришло время общего песнопения. Краем глаза поглядывая на старушку, стоявшую справа от неё, Диана повторяла все её действия, боясь, как бы не сделать что-то не так. Впрочем, поначалу особой нужды в этом не было, звучный голос сообщил нужную страницу песенника, и на мгновение помещение наполнилось тихим шуршанием бумаги. Всё-таки давно Диана не была в церкви.
Песня тянулась, и негромкий голос девушки сливался с голосами остальных прихожан. Да вот только мысли её в этот момент были далеки от происходящего. Что могло случиться с её братом? С этим вопросом она ежедневно просыпалась и засыпала вот уже на протяжении недели. Где-то глубоко внутри селился страх, мучительные переживания, жуткие мысли, которые ни за что и никогда нельзя произносить вслух, дабы не накликать ещё большую беду. Но Диане нельзя было поддаваться им, нельзя было проявлять слабость. Хватало и того, что её всегда сильная мать из-за волнений слегла с болями в сердце. Отец, конечно, держался гораздо лучше, но девушка видела, что и он был уже на пределе...
Песня кончилась, и к прихожанам вышел падре в сопровождении двоих юношей. Диана ещё некоторое время задумчиво всматривалась в отпечатанные буквы на странице песенника, и лишь после того, как закрыла его, подняла рассеянный взгляд. Фиолетовое облачение священника отчего-то приковало внимание девушки, и следующие несколько секунд для Дианы прошли в мучительных попытках понять, что же её так поразило. Но, в конце концов, заторможенное сознание всё-таки подкинуло нужную мысль: "И правда, ведь идёт уже третья неделя Адвента". И Рождество уже через одно воскресенье. Все улицы давно украшены к празднику, на дверях каждого дома висят рождественские венки, весь город мерцает гирляндами, а из колонок со всех сторон льются рождественские песни. Но Диана словно бы только сейчас очнулась и осознала это. А всё этот глубокий фиолетовый цвет. Очень странное чувство.
Она будто спала, хотя не чувствовала себя сонной и помнила абсолютно всё, что происходило. Слышала каждую фразу, когда читался отрывок из книги пророка Исаии (хотя вряд ли могла с полной уверенностью сказать, что поняла абсолютно весь смысл услышанного); подпевала каждый припев, когда пелся псалом. Правда, на первом из них строчку "Господа прославлю, Он поднял меня" она пропустила по рассеянности, но, поймав выразительный взгляд стоявшей рядом старушки, быстро подхватила вторую: "Превознесу Тебя, Господи, что Ты поднял меня". А затем место у кафедры занял священник.
Его голос заполнил собой всё помещение, и, должно быть, взгляд каждого из присутствующих был прикован к мужчине, читающему Евангелие. Но Ловелл не знала наверняка - не смотрела по сторонам. Её взгляд хоть и был направлен на священника, однако устремлён был куда-то в пространство перед ним. Сосредоточенно-задумчивое выражение лица девушки говорило о том, что она не пропускала ни единого слова, но в то же время будто бы была не здесь. Дианой завладело странное, незнакомое доселе состояние: все навязчивые мысли, что крутились в её голове ещё в начале службы, теперь были невероятно далёкими. Её собственный внутренний голос замолк, вместо него в голове раздавался голос мужчины, теперь уже перешедшего к проповеди.
Ловелл очнулась лишь в тот момент, когда все вокруг начали подниматься со своих мест.
- Деточка, позволите? - скрипучий старческий голос.
Удивлённо моргнув, Диана спохватилась и, виновато улыбаясь, поспешно встала на ноги, дабы позволить выйти всё той же старушке. Поддавшись влиянию большей части толпы, Ловелл неспешно зашагала к выходу, но сделав шагов пять-шесть, остановилась и обернулась. Священник вышел к прихожанам, и несколько человек окружили его. Из-за расстояния девушка не могла слышать, о чём они говорили, да и в любом случае не стала бы прислушиваться - нехорошо это. Но всё-таки она не уходила. Неосознанно поглаживая кончиками пальцев деревянную спинку скамьи, рядом с которой стояла, Диана делала вид, что рассматривает стены, будто в данный момент они представляли для неё самый главный интерес. Лишь украдкой Ловелл кидала взгляд на священника с прихожанами, которых с каждой минутой становилось всё меньше.
"Господи, чем я занимаюсь? Не была в церкви несколько лет, и тут вдруг решила, что здесь мне преподнесут все нужные ответы. Не эгоистично ли? Не так это работает..." - недовольная самой собой, она нахмурилась и, отвернувшись лицом к выходу, начала надевать пальто, что с самого начала службы держала в руках. Не стоило ей сегодня строить из себя прихожанку. Она никогда не была прилежной католичкой.