Как-то так вышло, что последние пятнадцать лет своей жизни Джошуа почти постоянно пребывал в женатом состоянии. Жены, конечно, менялись, срок неистовой любви к ним уменьшался от брака к браку, но, как бы то ни было, Салливану никак толком не удавалось хотя бы год провести без постоянной женщины под боком, которая претендовала на все его время и пространство.
  По-настоящему вкусить радость холостяцкой жизни ему удалось только после переезда в Ирландию. И дело было не только в столь дорогих сердцу каждого мужчины радостях, как носки под кроватью, вечно поднятое сиденье унитаза, покрывающиеся плесенью полотенца, пустые банки и бутылки по всей квартире и прочие неизменные атрибуты бардака, свидетельствующие об отсутствии заботливой и требовательной женской руки. И даже не в возможности ходить по дому в трусах и чесать все, что заблагорассудится, без того, чтобы спиной чувствовать недружелюбный и осуждающий взгляд.
  Больше всего нравилось Джошуа ощущение свободы. Если ему того хотелось, он мог просидеть весь день не включая свет в обнимку с бутылкой виски, мрачно глядя в одну точку, и при этом ему не нужно было отвечать на идиотские вопросы, что с ним и не хочет ли он поговорить. Он мог приводить домой шлюх и засыпать на них, не доведя дело до конца, мертвецки пьяный или окончательно осоловевший от кокаина. Он мог разговаривать сам с собой, пытаясь хоть таким образом расшевелить и замотивировать себя. Он мог делать что угодно и при этом ни перед кем не объясняться и не оправдываться, не ломать себя ради чужих желаний и вообще не считаться с чьими-либо желаниями, кроме своих собственных.
  Итак, преимуществ холостяцкой жизни было великое множество, а о том, что существуют и неудобства, Джошуа узнал значительно позже. Вообще-то начиналось все в этот вечер совсем неплохо: он подцепил очередную глупую девицу в два раза моложе себя в пабе, напоил ее до того состояния, когда она была готова уже на все, и пригласил к себе, обещая показать картину Энди Уорхола и поделиться чистым, как январский снег, кокаином. Уорхола у него, конечно, не было, а вот кокаин был: он запасся таким количеством "снежка", что нагрянь к нему с обыском гарда, "хранением" он бы не отделался.
  Они приняли по дорожке, отполировали это сверху теплым шампанским (почему-то никакого другого спиртного в квартире не нашлось), и девица, раздевшись до трусов, стала танцевать на столе перед Салливаном, сознание которого то и дело пыталось куда-то уплыть. Только позже он понял, что, видимо, в одно из таких "отплытий" безымянная девица (нет, имя у нее, конечно, было, и она его даже называла, вот только Джошуа его не запомнил) употребила еще одну или две дорожки.
  Словом, к тому времени, как Салливан со всей свойственной ему галантностью предложил ей встать на колени и открыть рот, обнаружилось, что ничто из перечисленного девица сделать уже неспособна. Вообще-то она и на ногах устоять была уже неспособна: неловко покачнувшись, она сверзилась с кофейного столика и растянулась на полу, не подавая никаких признаков жизни.
  Какое-то время Джошуа еще посмеивался, почему-то решив, что это такая шутка или своеобразная игра, но потом его одурманенные мозги прочистились достаточно, чтобы испытать беспокойство. Ни растормошить девицу, ни нащупать у нее пульс так и не удалось, и беспокойство начало стремительно перерастать в панику. Он зачем-то вылил на нее остатки шампанского, затем бестолково заметался по квартире, кидался к телефону, не понимая, кому собирается звонить, а еще через десять минут этой абсолютно бессмысленной деятельности остановился и понял, что понятия не имеет, что делать.
  Как был, босиком, он стремглав понесся через лестничную клетку и принялся колотить в дверь соседской квартиры, остановившись только тогда, когда ее хозяйка появилась на пороге.
- У меня мертвая шлюха на коврике в гостиной! - выпалил Джошуа, вытаращив глаза на Беверли так, словно ждал, что та немедленно проникнется его бедой и, как по волшебству, устранит ее одним щелчком пальцев.

  Надо сказать, Салливан и сам не понимал, почему кинулся именно к Беверли и чего вообще от нее ждал. Может, дело было в том, что она, по сути, была единственным человеком, которого он знал в этом городе (не считать же за людей дилера и девиц, имена которых никак не хотели откладываться в памяти Джошуа), а может, в том, что в критических ситуациях он совершенно терялся и невольно искал того, кто решит все его проблемы за него. Неудивительно, что женщины, которые становились его женами, всегда были очень деятельными и находчивыми: например, когда одна из голливудских знаменитостей подала на него в суд "за клевету", все хлопоты взяла на себя Кэтрин, его первая жена. А когда суд благополучно завершился, Салливан с ней развелся - что-то вроде "спасибо за заботу, дорогая, до свидания".
  Словом, когда Беверли, не задав ни одного вопроса и даже, казалось, не удивившись, ринулась в его квартиру, Джошуа воспринял это, как само собой разумеющееся, и кинулся за ней, где стал с почтительного расстояния и с некоторой опаской наблюдать за ее действиями. В общем-то все, что делала соседка, он и сам уже делал, но возражать все-таки не стал: а вдруг у нее получится, и шлюха действительно оживет?
  Но секунды утекали, девица по-прежнему не подавала признаков жизни, и Салливан все больше цепенел, не находя в себе сил, чтобы пошевелиться или сказать хоть что-то. Когда до его затуманенного сознания все-таки дошло, чего так настойчиво требует Беверли, он стал шариться в карманах, пытаясь выудить из них смартфон, но тот как будто специально путался в ткани, все затягивалось, раздражая Джошуа, и поэтому отвечал ей он тоже криком, несколько истеричным:
- Нормальная она пришла! Ну то есть бухая, конечно, но я же в пабе ее подцепил, какой еще она должна была быть?! Кокаин она приняла, так ведь и я тоже, но я же не сдох, так какого хрена она сдохла?! - телефон, наконец, сжалился и послушно скользнул в ладонь, и Салливан даже начал набирать три заветные цифры, но остановился и поднял на Беверли ошалевший взгляд: - Какая к черту скорая?! Скорая ей уже не поможет, она уже мертвая! А меня посадят, никто не поверит, что она сама ласты склеила! - подскочив ближе к О'Нилл, Джошуа заглянул ей в лицо и зашептал горячо и проникновенно, выразительно тараща глаза: - Мне нельзя в тюрьму, Беверли, посмотри на меня, мне нельзя в тюрьму! - имел ли он в виду, что слишком хорош для того, чтобы оказаться в одной камере с отпетыми уголовниками, или что-то еще, осталось неизвестным.

  По мнению самого Джошуа, в тюрьме его ждала участь похуже, чем "вечно убирать за всеми кровати". В голове сразу возникали образы, явно позаимствованные из "Побега из Шоушенка" и "Американской истории Х", и ему казалось, что злобные уголовники непременно припомнят ему и еврейское происхождение, и интеллигентность (ну, в сравнении с ними-то...), и обеспеченность, и успех, и четырех жен - многое, в общем! А еще он хорош собой, что тоже явно сыграет не в его пользу.
  Словом, никак нельзя было Салливану в тюрьму, и он мимолетно порадовался тому, что Беверли согласилась с ним. А потом так и впился в нее взглядом, понимая, что если она не предложит какой-нибудь план, то ему точно конец, потому что у него самого не то, что плана - у него даже хоть какого-то относительного спокойствия, чтобы сесть и подумать, нет. Поэтому когда соседка просияла от радости и выкрикнула свое "знаю", он просиял вместе с ней. И умолк надолго, выслушав ее неожиданный план.
- Да это же... - судя по паузе и пристальному взгляду, который достался Беверли, окончание у фразы должно было оказаться не самым лучшим,  но Джошуа был именно настолько пьян и обдолбан, чтобы заключить: - ... гениально! А ты правда профессор?
  Как всегда, когда он бывал сильно нетрезв, мозг Салливана начал подкидывать какие-то странные ассоциации, поэтому в его воображении профессор О'Нилл скакала по джунглям в шляпе и с кнутом, за ней гнались какие-то низкорослые аборигены, а впереди виднелся гидросамолет. Надо сказать, что Беверли, которая проявляла сейчас удивительную стрессоустойчивость и находчивость, весь этот антураж очень шел.
- Да! - неизвестно с чем именно согласился Джошуа, с энтузиазмом схватился за руки "мертвой шлюхи" и потащил ее к входной двери.
  На полпути он ее отпустил и помчался выполнять другое распоряжение, а именно - спускать весь свой немалый запас кокаина в унитаз. Не закончив и это дело, он зачем-то кинулся в прихожую надевать кеды, потом снова подхватил девицу, но так и не дотащив до порога, бросил и вернулся в ванную. Там ему показалось, что от волнения его стошнит, и он на какое-то время завис над унитазом, но тревога оказалась ложной, и он все-таки высыпал из пакета весь кокаин, который через секунду отправился в плавание по городской канализации. Только после этого Салливан снова вернулся в гостиную, в третий раз ухватил девицу за руки, но когда он уже перетаскивал ее в прихожую, его вдруг осенило, и он резко выпустил свою ношу: та с глухим "бух" ударилась головой о порог.
- Погоди! А если кто-то видел, как я с ней пришел? Или в баре! Или на улице! Нам нельзя тащить ее к тебе, никто на это не купится!

  Самому Салливану мысль о том, что соседка вовсе не обязана решать его проблемы, в голову почему-то тоже не приходила. Он нашел человека, который, в отличие от него, знал, что делать, и этого было достаточно - теперь он готов был вцепиться в Беверли клещом, пока она делает так, чтобы все снова было хорошо. Поэтому, поставив под сомнение ее план, встречных предложений Джошуа не выдавал, только смотрел на нее с надеждой - она же профессор, она обязательно что-то придумает!
  И ведь действительно придумала. Новый план тоже не отличался аккуратностью, и для Салливана все это еще могло закончиться неприятностями - особенно если Беверли очнется и решит все же сдать его Гарде, но об этом он почему-то тоже не думал. Главное - избавиться от мертвой шлюхи и избежать обвинения в том, что это он ее до такого состояния довел.
- И в самом деле - она ведь могла уже быть обдолбанной, откуда мне было знать? - радостно ухватился он за эту мысль и все-таки затащил девицу окончательно в квартиру Беверли, стукнув ее головой об пороги раза два, не больше. - Вот и все, и не надо никого закапывать... Звони!
  Надо сказать, предложение закопать мертвую шлюху Джошуа не шокировало - наверное, потому что он был слишком взбудоражен и оглушен происходящим. В конце концов, избавиться от тела - избавиться от проблемы, все логично. Но даже в нынешнем состоянии он понимал, что лучше бы все же найти другой способ.
- Стой! - снова осенило Салливана, когда Беверли уже начала набирать номер. Он даже руку ее перехватил, точно во что бы то ни стало хотел предупредить этот звонок. - Даже если меня не обвинят, все равно будет скандал, все просочится в прессу, и тогда меня ждет развод! Мне нельзя разводиться, Беверли! - это Джошуа произнес с тем же жаром, с каким пять минут назад говорил, что ему нельзя в тюрьму. - Может, и правда того... закопать? - задумчиво добавил он, сверху вниз поглядывая на распластанную на полу девицу.
  И в этот момент произошло непредвиденное: "мертвая шлюха" зашевелилась, проворчала что-то невнятное, шумно отрыгнула, выдохнув в воздух пары переработанного шампанского, и открыла глаза. Салливан от неожиданности громко и заковыристо выругался и отшатнулся в сторону, оказавшись за спиной Беверли.
- Какого хрена я тут делаю?.. - неуверенно осведомилась девица, приподнявшись на локтях и удивленно глядя на тех, кто вот-вот уже собирался закапывать ее бренное тело.

  Салливану тоже очень хотелось завизжать, но он мужественно держался - в основном, благодаря присутствию Беверли. На этом, впрочем, мужественность его поведения и заканчивалась, потому что дальше он только наблюдал за тем, как соседка продолжает заниматься тем, что у нее так хорошо получается - решает проблемы. И взгляд, который он бросил на О'Нилл, когда та отвадила от него девицу, видимо, вспомнившую, зачем она здесь, был исполнен воистину щенячьей благодарности.
  Когда Беверли повела ожившую шлюху, так и оставшуюся безымянной, вниз, Джошуа издал глубокий вздох, закрыл глаза и прислонился к стене подъезда. Последние минуты были очень нервными, и теперь напряжение отпускало его, оставляя в странном состоянии отупения. Не то, чтобы во время самого кризиса он так уж блистал интеллектом и смекалкой, но теперь его голова будто и вовсе стала совершенно пустой, и этой пустотой Салливан искренне наслаждался.
  Беверли вернулась - одна, без девицы, к облегчению Джошуа, - но вместо того, чтобы начать выговаривать ему за всю эту сумятицу, как можно было того ожидать, принялась хохотать. Ее можно было понять - лицо Салливана сейчас идеально подошло бы для плаката "Имбецилов не берут в космонавты". Еще с полминуты он смотрел на нее удивленно и даже укоризненно, а затем стал смеяться вместе с ней, утирая выступавшие на глазах слезы.
- Кокаина на две тысячи! В унитаз! Твою мать! - возмущенно это не прозвучало, скорее сказанное заставило Джошуа зайтись в новом приступе неконтролируемого смеха. Отсмеявшись же наконец, но все еще всхлипывая, он поднял на Беверли по-прежнему несколько ошалевший взгляд. - У меня только один вопрос: ты действительно готова была закапывать ее в чьем-нибудь палисаднике?

  Ответ Беверли вызвал у Салливана новый приступ смеха, и потребовалось некоторое время, чтобы его унять. Он как раз собирался спросить, какой именно случай соседка считает "крайним", когда та вдруг спешно засобиралась спать, а еще через секунду ее входная дверь захлопнулась перед носом удивленного Джошуа. С минуту он еще бездумно таращился на нее; в голове вертелся только один вопрос: "Что это было?". Но затем он решил, что слишком уставший, нетрезвый и обдолбанный для того, чтобы ломать голову над странностями женского поведения, и медленно поплелся в свою квартиру. Единственное, чего ему сейчас хотелось - это уронить голову на подушку и проспать часов десять. А о том, почему за помощью он побежал именно к Беверли, он подумает завтра.

  Конечно же, Джошуа не выполнил данное себе обещание и не подумал о странности своего выбора ни на следующий день, ни  еще через один. Поначалу он просто приходил в себя после пережитого потрясения, а потом и вовсе отмахнулся от этой мысли, рассудив, что был слишком упорот для того, чтобы принимать здравые решения, раз подумал, что обратиться за помощью к Беверли будет разумно. Над ее странным побегом он и вовсе не ломал голову - женщины чокнутые, он давно это знал.
  Сегодня Салливан снова решил попробовать вернуться к работе и для разнообразия даже был трезв. Это, впрочем, не слишком помогало: лист бумаги перед ним по-прежнему был чист, а не исчеркан именами, заметками, комментариями и даже малопонятными рисунками, как это бывало обычно, когда он планировал новый роман. В наушниках, помогая окончательно абстрагироваться от реальности, шумело море, но толку от этого не было - уже через час Джошуа стало казаться, что его голова - пустая раковина, в которой гуляет ветер.
  С раздражением скомкав пустой лист, он снял наушники и только теперь обнаружил, что в дверь настойчиво стучат - возможно, уже некоторое время. Чертыхнувшись себе под нос - меньше всего Салливану хотелось сейчас видеть кого-либо - он отправился открывать, на ходу готовя суровую отповедь для любого назойливого продавца или свидетеля Иегова, который посмел потревожить его в рабочее время. Но так и застыл, обнаружив на пороге Беверли в более, чем примечательном виде: ее единственной одеждой была безразмерная серая майка, изумительным образом контрастирующая с диадемой, украшавшей ее голову.
- Ты только что с выпускного или я пропустил приглашение на чай к королеве Англии? - ухмыльнулся Джошуа, рассматривая свою соседку и уже забыв о том, что собирался прогнать любого, кто окажется за дверью.

  Только когда Беверли заговорила, до Салливана наконец дошло, что же не так с его соседкой - кроме ее удивительного выбора одежды и украшений, конечно же. "Уважаемый профессор О'Нилл" была пьяна в стельку - она с трудом удерживалась на ногах, а ее речь звучала довольно сбивчиво и невнятно. Джошуа, который доводил себя до такого состояния как минимум три-четыре раза в неделю, это показалось забавным, и он широко улыбнулся. Кто бы мог подумать, что у них с соседкой обнаружится что-то общее!
- Этот вопрос кажется не таким уж гипотетическим, когда это самое украшение у тебя на голове, - хмыкнул Салливан и посторонился, пропуская Беверли в квартиру. - Может, лучше войдешь, пока кто-нибудь не услышал, и в соучастники не угодил еще и я, заодно с тобой? - после того, как Беверли все же попала в дверной проем, он запер входную дверь и направился на кухню. - Я собираюсь варить кофе, будешь?
  Не то, чтобы ему так уж хотелось, чтобы О'Нилл протрезвела, но надо же быть радушным хозяином, верно? Заливая в кофе-машину воду, он обернулся через плечо на Беверли и поинтересовался, критично осматривая ее:
- Бывший муж решил пойти на крайние меры, чтобы доказать тебе свою любовь и все-таки вернуть тебя? - в общем-то, он не сомневался, что Беверли и сама все расскажет - в таком состоянии просто невозможно не делиться с миром всем, что варится в голове, - но почему бы ее немного не подтолкнуть? - Я бы сказал, конечно, что надо отдать эту красоту полиции, но мне ли учить тебя законопослушности после того, как мне пришлось спустить фунт кокаина в унитаз? К тому же, - Джошуа снова улыбнулся и весело подмигнул Беверли, - тебе идет.

  Удивительным образом присутствие глубоко нетрезвой Беверли повышало настроение Салливана, которое до этого было далеко не радужным. Чем больше он узнавал свою соседку, тем больше убеждался в том, что внешность обманчива. В первую встречу О'Нилл (профессор О'Нилл!) показалась ему человеком приличным и даже скучным - как, в общем-то, и положено женщинам ее возраста. Но под светлыми локонами обирландившейся англичанки таилось немало сюрпризов, и приходилось признать, что ее сумасшествие изрядно импонировало Джошуа.
- Ох уж эти мужчины, да? - посмеиваясь, посетовал он и присел на кухонную стойку, невольно скользнув взглядом по голым коленкам соседки. Вполне себе аппетитным, круглым коленкам, почти как у двадцатилетней. - Совершенно неспособны на романтику: ни тебе ювелирный магазин ограбить, ни в окно влезть...  - он живо припомнил спящего на чемоданах Патрика и прыснул в чашку, представив себе, как почтенный профессор пытается влезть в окно второго этажа.
  Надо сказать, связь Беверли со сбежавшим преступником нисколько его не шокировала - напротив, заставила взглянуть на нее с новым интересом. Что-то же должно было в ней такого быть, чтобы заставлять бывшего мужа спать у нее под дверью и проситься обратно, а какого-то уголовника - красть для нее драгоценности и сбегать из тюрьмы. Взгляд Салливана стал цепким, оценивающим: хороша, это правда. Ноги стройные, длинные, грудь подтянутая, высокая - даром, что белья на Беверли не было, это не составляло труда заметить. Лицо гладкое, ухоженное - Джошуа невольно вспомнил свою первую жену, которая уже после переезда в Лос-Анджелес стала тратить немыслимое количество времени и средств на то, чтобы удержать молодость: кремы, маски, массажи, тренажеры... Интересно, Беверли приходится прикладывать столько же усилий или к ней просто была добра природа?
- Прости, кошечка, - с подчеркнуто виноватым видом развел руками Салливан, едва сдерживая смех. - Должно быть, секс был не такой уж потрясающий, раз я ничего не слышал... - невозможно оказалось не поддразнить Беверли. Он и в самом деле ничего не слышал, но по той простой причине, что несколько часов просидел в наушниках - вот только зачем ей об этом знать? - Но ты не переживай, может, когда он сбежит из тюрьмы в следующий раз, получится лучше?

  Спрашивать, что именно Беверли "будет тут", Салливан не стал - и так все понятно. Жизнь проходит мимо, молодость заканчивается, биологические часы тикают, а мужчины предпочитают помоложе, все ясно как день. Правда, впервые ему показалось, что к Беверли это может и не относиться. Все-таки соседка слишком хороша, чтобы просто тихо завянуть в своей квартирке. Да полно, разве если она выйдет на улицу и скинет халат перед первым попавшимся двадцатилетним сопляком, разве тот не начнет истекать кровью из носа? А еще лучше - перед двадцатилетней девушкой...
  Идея о Беверли с другой женщиной до того захватила Джошуа, что он едва не пропустил момент, когда она поднялась с табурета и внезапно оказалась лежащей на столе. Майка натянулась, еще больше обнажая стройные бедра и немного - подтянутые ягодицы, и Салливан поймал себя на мысли, что на месте двадцатилетнего сопляка, пожалуй, тоже не смог бы отвернуться.
- Замечательная поза, особенно если член маленький, - не удержался все-таки от шпильки Джошуа, наблюдая за тем, как Беверли тянет к себе коробку из-под кофе, служившую ему сахарницей. Почему ему так хотелось, чтобы уголовник, подаривший соседке диадему и трахавший ее час кряду, оказался никчемным любовником, он и сам не мог бы сказать - просто хотелось. - Хотя есть и другие преимущества - можно вздремнуть, пока он пыхтит на тебе, да? - Салливан помешал ложкой кофе, который пил без сахара и сливок, и задумался над вопросом. - Я лентяй, мне нравится, когда женщина сверху, - признался он наконец. - К тому же - так вид лучше, - ухмыльнувшись, он с сомнением покосился на Беверли, которой, похоже, было не совсем легко стоять на собственных ногах. - Ты в этой диадеме прямо как настоящая принцесса, - соскользнув со стойки, он оказался рядом в мгновение ока и приобнял соседку за плечи. - А знаешь, что делают принцессы после тяжелой ночи? Отдыхают по-королевски! Пойдем-ка, - и он мягко потянул ее за собой в сторону спальни. - Диадему можешь оставить - Бог не выдаст, свинья не съест, как говорится...