На точеном, вечно юном лице Миклоша Бальзы можно было без труда прочесть скепсис. Полные губы брезгливо поджаты, тонкая бровь вопросительно изогнута, глаза смотрят холодно, и только на дне плещется что-то темное и злое, что ничего не стоит разбудить любым неосторожным словом.
- По-вашему, ЭТО похоже на меня?
  Этим нахттотер называл юношу, которого удерживал за плечо Йохан - как будто несчастный может попробовать удрать! И ростом, и телосложением он действительно походил на Бальзу, и был почти так же молод при обращении. А главное: в нем чувствовалось то особенное, что легко позволяло прочим киндрэт узнавать представителей Нахтцеррет - не то сладковатый аромат разложения, не то гнетущая аура страха. Не то все вместе. Юноша был из числа солдатов - самой низкой ступени иерархии клана.
- Лучше никого нет, нахтриттер, - пробасил Йохан, провел ладонью по лысой голове и пожал могучими плечами, точно намекал, что не понимает придирок главы клана. - В бою ему достанется, и будет вообще не отличить.
- Тогда позаботьтесь о том, чтобы ему как следует подпортили лицо, прежде чем его тело обнаружат, - наконец, снисходительно согласился Миклош, придирчиво осматривая молодого тхорнисха, будто товар на полке. - Ты знаешь, что от тебя требуется? - впервые за все время он обратился к солдату, и тот сразу же вытянулся в струнку, преданно глядя в голубые глаза Бальзы.
- Умереть за нахттотера!
- И это...? - нетерпеливо и отрывисто переспросил Миклош.
- Великая честь для любого тхорнисха!

  Вообще-то, по мнению самого нахттотера, ситуация не стоила выеденного яйца, и он совершенно не понимал, почему Светлов так кипятится. К клану Грейганн Миклош всегда относился с презрением, называя их то псинами, то шавками, отпуская язвительные замечания насчет паразитов и шерсти и не воспринимая оборотней, как серьезных противников. Но была в этой позиции всего одна, но ощутимая брешь: женщины вриколакос. То ли это была одна из шуток Основателя, то ли грейганны намеренно подбирали себе таких птенцов, но волчицы были все, как одна, красавицы. Конечно, ни одна из них в подметки не годилась Рогнеде, при взгляде на которую замирало даже черствое и давно уже мертвое сердце нахттотера, и все же чертовки были по-настоящему хороши.
  Конкретно эта волчица, Заряна, соответствовала своему имени и будто сияла изнутри. В первую очередь Миклоша привлекла в ней густая копна светлых волос - это был проклятый рефлекс, ненавистный и такой же безусловный, как сужающийся при ярком свете зрачок. Нахттотер всегда выбирал блондинок: в какой-то момент, когда он жестоко трахал их уже угасающие тела, или когда пил кровь из разорванной артерии, он - всего на мгновение! - видел ее лицо, и это вызывало смешанное чувство обожания, ненависти и возбуждения такого сильного, что темнело в глазах. Неудивительно, что, придя в себя, он неизменно обнаруживал рядом остывающий труп.
  Но, конечно, киндрэт - не то же самое, что овцы, и даже самый последний блаутзаугер крепче человечишки. И Заряна, которую доставили в Лунную крепость связанной в багажнике машины Йохана, отчаянно сопротивлялась до последнего - ее пришлось брать силой, и от этого непроизвольное сравнение с той, другой, было только еще ярче, и снова Миклош злился и заводился, и рвал клыками шею яростно рычащей волчицы...
  Словом, крепкая была Заряна, но даже она не пережила разрушительную страсть нахттотера. Конечно, шансов у бедняжки и не было: тхорнисхи не любили оставлять свидетелей, и о ночных развлечениях Бальзы не должна была узнать ни одна живая или мертвая душа. И так бы и случилось, и Миклошу - как всегда - все сошло бы с рук, если бы не проклятый телепат. Нахттотер утратил бдительность всего на мгновение, но этого даханавару хватило, чтобы считать самое яркое воспоминание из последних. А, сделав это, он немедленно помчался к Светлову, жаловаться!
  Проклятый выкормыш мормоликаи.
  Мало кто вызывал у Бальзы такую же ненависть, как Фелиция в частности и весь клан даханавар в целом. Рядящиеся в белые одежды, носящиеся с овцами, как с тухлыми яйцами, лицемерные, лживые твари - все до одного. В своей жестокости и тяге к насилию тхорнисхи хотя бы оставались честны, и нахттотер считал, что им есть чем гордиться.
  Как бы то ни было, Иован узнал о случившемся и преисполнился такой ярости, что вся Столица дрогнула и затаилась, ожидая большой войны. Проклятые даханавар не остались в стороне и на этот раз, уговорив Светлова не устраивать полномасштабную бойню - тот неожиданно согласился, но выставил условие: ему должны были отдать "вероломного ублюдка", то есть Миклоша.
  В целях профилактики предательства нахттотер приказал вывесить десяток солдат на воротах Лунной крепости - дожидаться солнца. А что? Ему не понравилось, как они отреагировали на этот ультиматум!
  Словом, этой ночью ожидался штурм, и было абсолютно очевидно, что дешево он клану не обойдется. Конечно, всех оборотни не уничтожат, но что останется от тхорнисхов? Идти на такие потери Миклош был не согласен. Окончательно смутный план созрел, когда он узнал, что у вриколакос объявились неожиданные помощники: асиман. Проклятый Амир так и не простил того, что Бальза "кинул" его во время последнего совместного мероприятия, и теперь не хотел упустить возможность отомстить. А значит, к утру от Лунной крепости останутся одни головешки, а от Золотых Ос - ошметки, которые без труда раздавят даже пустоголовые фэриартос.
  И хотя больше всего Миклош Бальза ценил Миклоша Бальзу, падения своего клана он допустить не мог.

  Штурма, как такового, все же не было. Когда разъяренные грейганны в сопровождении десятка пироманов появились у ворот Лунной крепости, их... впустили. И сам нахттотер вышел им навстречу в окружении верных телохранителей: угрюмого Йохана, который на этот раз не прятал свой "кошкодер" под плащом, рыжеволосой Рэйлен, с ног до головы одетой в черную кожу, и еще нескольких солдат из тех, что были посильнее и от которых мог быть толк в предстоящей схватке. Бальза, впрочем, всем своим видом и благодушной улыбкой демонстрировал готовность договариваться, а не драться, но диалога со взбешенным Иованом, конечно, не вышло.
  Разумеется, Миклош и не рассчитывал, что ему удастся решить все дипломатией. В конце концов, он не какой-то там замшелый даханавар! Ему нужно было только еще сильнее разозлить волков, чтобы ярость застила им глаза, чтобы в гневе они не думали ни о чем, кроме того, чтобы добраться до горла ненавистного нахттотера... Или того, кто на него очень сильно похож.
  Даже если бы Бальза вручил пироманам сценарий, они и то не могли бы действовать лучше. Пылающий огненный шар взорвался рядом с Миклошем исключительно вовремя, отшвырнул от него на десяток метров оглушенного Йохана, который все это время закрывал главу своим мощным телом, а его самого отбросил к стене, вынуждая закрыть опаленное лицо руками. Дальше все зависело от расторопности подчиненных и продуманности плана. В последнем Бальза, конечно, не сомневался - в конце концов, это был его план! За расторопность же отвечал Йохан, а этот преданный пес никогда прежде не подводил своего хозяина.
  Едва нахттотера "временно вывели из строя", как схватка тут же стала яростнее, и воздух во внутреннем дворе крепости прямо-таки трещал от задействованной здесь магии. Вриколакос рвали врагов клыками и когтями, асиман поджигали все с упорством, достойным лучшего применения, а привычный запах тления говорил о том, что тхорнисхи не остаются в долгу. В поднявшейся суматохе Миклошу понадобились доли секунды на то, чтобы исчезнуть через тайный ход, а еще через секунду его место занял тот самый юный солдат, на свое несчастье имевший сходство с главой клана. И очень вовремя: едва "нахттотер" поднялся с земли, как на него набросились сразу два волка и принялись в буквальном смысле рвать его в клочья.
  Разумеется, этого Бальза уже не видел. Ни этого, ни того, как кидался к телу павшего лидера Чумной, как с яростным кличем изрубил этих двух грейганнов на куски, ни того, как Светлов, вернувший себе человеческий облик, плевал на труп поверженного врага, ни того, как насмешливо кривил губы Эрнесто Асиман, ни того, как обезглавленные тхорнисхи отстаивали право оставить тело нахттотера себе, ни того, как вынуждены были уступить. Труп того, кого вриколакос считали Миклошем, унесут в волчье логово на потеху всей стае. На этот счет, впрочем, можно было уже не волноваться: в том, что осталось от молодого солдата, при желании можно было опознать не только нахттотера, но и Фелицию собственной персоной.
  Все это час спустя Бальзе рассказал хмурый Йохан, принеся с собой в маленькое уютное убежище нахттотера запах крови и грязь на ботинках. О подмене и о том, что бессменный глава клана по-прежнему жив, знали всего трое: он, Рэйлен и, конечно, Норико, которая уже завтра должна была прилететь в столицу. Даже если о ее появлении пронюхают, это не вызовет подозрений - все это только естественно теперь, когда Золотые Осы оказались обезглавлены.
  С отвращением глядя на бурые следы огромных подошв на тонком ковре, Миклош думал о том, кто еще зашевелится, засуетится, узнав о его гибели. Если изначально вся эта инсценировка была затеяна для того, чтобы уберечь Нахтцеррет от уничтожения, теперь у нее обрисовался дополнительный смысл. У нахттотера появилась уникальная возможность посмотреть на то, во что превратится мир без Миклоша Бальзы. Как поведут себя его подчиненные и смогут ли они поддерживать порядок в клане? Что предпримут его недруги и проявят ли себя хоть как-то мнимые союзники?
  И наконец - что сделает она, узнав о его смерти?

  Еще даже не рассвело, когда весть о смерти одиозного Миклоша Бальзы облетела весь город. Снова содрогнулась Столица и притихла в напряженном ожидании. Едва ли можно было найти хоть одного киндрэт за пределами Нахтцеррет, который не ненавидел бы Бальзу, но он был неотъемлемой частью картины мира уже много веков - и здесь, и прежде в Праге, и даже до того, когда и слова-то такого "Прага" не знал никто. Многие желали ему смерти, но теперь вставал другой вопрос: кто удержит жестоких Ос в кулаке, когда не стало Миклоша? Кто возглавит клан? И не лучше ли воспользоваться его временной слабостью и избавиться от него вовсе, как в свое время от Леарджини?..[AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA][NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-02-09 02:26:53)

  Весь день, прошедший с момента его "смерти", Миклош невообразимо скучал. Какой бы ни была реакция прочих кланов на его скоропостижную гибель, до заката у них не было возможности ее выразить, а у него - ее узнать. Сон, которым положено забываться каждому киндрэт, когда в небе стоит ненавистное солнце, вышел недолгим и нервным: в нем нахттотер увидел, как проклятые оборотни на самом деле разрывают его на части, и когда от него остается только туловище и голова, бросают его ждать рассвета. Проснувшись, Бальза стер кровавую испарину со лба и призвал к себе Йохана: ментальный укол был таким сильным и резким, что Чумной мгновенно проснулся, а еще через две секунды спускался в убежище главы.
  Сам толком не зная, зачем позвал птенца, Миклош брезгливо рассматривал его около минуты, отчитал за грязные ногти и немытую обувь, и потребовал еды. Обычно с такими распоряжениями он обратился бы к Роману, но расторопный, хоть и глуповатый дворецкий, не относился к узкому кругу посвященных, которым можно было знать реальное положение вещей. Под Лунной крепостью тхорнисхи всегда держали определенный запас пищи - настоящий загон для овец, в котором их кормили и доводили до того отупевшего состояния, когда те и в самом деле начинали вести себя, как еда. Порой Миклошу очень хотелось устроить для кровных братьев экскурсию по Лунной крепости, чтобы показать ту идиллию, которую могли бы воплотить киндрэт во всем мире, если бы только послушали того, кто знает, как надо. То есть Миклоша Бальзу, конечно же.

  Вечером же тонкой струйкой потянулись первые новости. Фелиция потребовала собрать Совет, чтобы обсудить случившееся и добиться мира между кланами Грейганн и Тхорнисх. Вьесчи срочно сбывали акции компаний, принадлежащих Нахтцеррет. Фэриартос устроили праздник, хотя деликатно уверяли, что он не имеет никакого отношения к смерти нахттотера. Асиман многозначительно молчали и так же многозначительно ухмылялись. Кадаверциан, как всегда, остались в стороне.
  Словом, глобальных изменений пока не произошло, и Бальза снова начинал скучать. Зато у него появилось время, чтобы придумать еще один, не менее гениальный план, который позволил бы ему устроить собственное триумфальное возвращение и при этом избежать возобновления войны с Вриколакос. Дело шло к рассвету, и Миклош, тихо наигрывая на скрипке, как раз раздумывал, не стоит ли воспользоваться тем, что волки ослабили бдительность, и ударить превентивно, нахрапом устранив Светлова, когда снова появился Йохан.
  Новости, которые он принес, привели нахттотера одновременно в радостное возбуждение и раздражение. Милая сестрица не стала ждать, пока его метафорический труп остынет, и, как настоящий стервятник, примчалась сразу же, чтобы успеть отхватить кусок пожирнее. Хотя, зная Хранью, можно было быть уверенным - кусок ее не устроит, она захочет все и сразу. "Нахттотерин. Ха! Ни за что, пока я жив. А я буду жить вечно, подлая ты, лицемерная, лживая тварь..." Наградив сестру еще десятком нелестных эпитетов, Бальза проинструктировал Йохана, как вести себя на совете, который она затребовала, распорядился устроить ему прямую трансляцию и приготовился ждать.
  Все от той же скуки в процессе ожидания сожрал двух овец из солдатских запасов. Блондинками они не были, но посылать за любимой пищей Чумного нахттотер не стал: во-первых, это могло бы показаться кому-то подозрительным, во-вторых, они попросту не полезли бы ему в горло, когда настоящая Хранья была где-то совсем рядом, только руку протяни. Сколько они не виделись - четыреста, пятьсот лет? Миклош не помнил точно, знал только, что когда он изгонял ее, все кровные братья еще жили в Праге, а не в этом пропахшем выхлопными газами и овцами городишке. Но хотя Бальза ненавидел Столицу, она все равно была его городом, и то, что Хранья появилась здесь, несмотря на его запрет, неслабо его бесило. То, что по официальной версии он был мертв, ничего не меняло: если Миклош Бальза что-то запрещает, это навсегда!

  Перед самым закатом Йохан принес в убежище ноутбук, на который нахттотер посмотрел с нескрываемым презрением. Для него это была такая же дрянь, как и телефон, только размером побольше. Овцы продолжали выдумывать всевозможные технические новинки, чтобы сделать свою жизнь более комфотной, а на деле становились все более тупыми и ленивыми. Миклош осуждал технический прогресс и порой с ностальгией вспоминал средневековую Прагу, или Лондон во время чумы, или... Да что там, последнему блаутзаугеру понятно, что раньше было лучше.
  Чумной поставил перед нахттотером зверскую машину, но тот только брезгливо поджал губы и демонстративно скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что не намерен прикасаться к этому. Тогда толстые пальцы Йохана нажали несколько кнопок (походило на то, что он давит блох, соскочивших на клавиатуру с какого-нибудь грейганна), и на экране возник главный зал Лунной крепости, где уже собирались все представители клана: от рядовых солдат до старейших иерархов.
- Иди, - коротко приказал Миклош, угрюмо уставившись в экран. - Если убьешь ее без меня - лучше не показывайся мне на глаза.

  Сейчас тхорнисхи как никогда оправдывали одно из названий клана - Золотые Осы: огромный зал, в котором по требованию Храньи собрались все, кто на данный момент был в Столице, походил на растревоженный улей. Разумеется, о смерти нахттотера знали все, и многие порядком растерялись. Тхорнисхи были идеальными солдатами, исполнительными, сильными, жестокими и преданными. Но лишь у немногих из них присутствовали качества, которые могли воспитать из воина лидера, и без указаний сверху они становились едва ли не беспомощны. Миклош же, подозрительный до паранойи, уверенный в том, что никто не в состоянии справиться с интеллектуальными задачами лучше, чем он, не любил делиться властью. Так и получалось, что в Нахтцеррет не было, как таковой, верхушки власти - был только нахттотер, и нахттотер во веки веков, аминь.
  Многие, как видел Бальза, наблюдая за происходящим в зале, с надеждой и уважением посматривали на Йохана - он был правой рукой нахттотера, и кому же, если не ему, возглавить клан, когда того не стало? У тех же, кто был постарше и позлее, в глазах мелькало что-то подлое, словно крысиное, и Миклош почти слышал их мысли: "А чем я хуже?.."
  Когда в зале появилась Хранья, по рядам собравшихся прошел шепоток. Молодняк удивленно спрашивал, кто это - в клане не было принято упоминать о существовании сестры нахттотера. Так же, как и о том, какое удивительное сходство существовало между ними. Впрочем, так ли это удивительно для близнецов?
  Прежде, чем Хранья заговорила, вперед шагнул Йохан, скрестил руки на груди и пробасил, глядя на невысокую нахттотерин сверху вниз:
- Мы пропустили тебя только из уважения к воле нахттотера: он не хотел твоей смерти. Но тебе было запрещено возвращаться и показываться на глаза клану. Зачем ты здесь? И есть ли теперь у нас причины не убивать тебя?
  Хранья была старше каждого из присутствующих здесь, а значит, теоретически сильнее. Но Ос, верных Миклошу, было в десятки раз больше, и все вместе они могли бы с ней справиться, пусть и немалыми жертвами. Вопрос заключался в том, так ли они верны своему нахттотеру теперь, когда его не стало?..[AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-02-11 02:12:43)

  Если бы мертвое уже много веков сердце Миклоша все еще билось, оно, наверное, самым пошлейшим образом пропустило бы удар, когда в зал вошла Хранья. Он так и приник к экрану ноутбука, пытаясь получше рассмотреть ее, вглядываясь в ее хрупкую фигуру так жадно, будто хотел этим взглядом сломать ее пополам, как тонкую ветку. Обнять. Стереть в порошок. Овладеть. Разорвать на части. Впиться клыками в ее шею. Уничтожить. Почувствовать вкус ее холодной кожи.
  Нахттотер никогда не отличался образцовой выдержкой и хладнокровием, но то, что делала с его эмоциями сестра, вовсе не поддавалось никакому описанию: этот сумбур и хаос сделали бы честь любому несдержанному асиману. Когда-то давно (хотя что такое "давно" для того, кто живет уже почти две тысячи лет и намерен прожить еще много больше?..) они были единым целым, неотделимы друг от друга, немыслимы друг без друга. Такими и принял их в ученики Луций, обратив обоих близнецов одновременно. Они делили постель и пищу, они рвали друг друга в клочья, когда ссорились, и дышали друг другом, когда мирились. Они знали мысли друг друга...
  Или так казалось Миклошу, пока Хранья не попыталась вонзить нож ему в спину. И даже тогда он не смог убить ее: немыслимая слабость, непозволительная для нахттотера - именно поэтому о Хранье и ее "Янтарных Осах" не принято было говорить в Нахтцеррет. Он отослал ее прочь, запретив когда-либо показываться ему на глаза и поддерживать связь с кланом, и не видел ее долгие пятьсот лет. Или пять секунд, если судить по тому, какая ярость всколыхнулась в нем, стоило ее увидеть.
  Миклош ненавидел свою сестру даже больше, чем мормоликаю.
  Миклош любил ее даже больше, чем самого себя.

- Ты обвиняешь меня в смерти нахттотера? - голос Чумного загремел под высоким потолком, а кулаки сжались так, что на могучих руках вздулись жилы. - Намекаешь на то, что я предал его? После того, как я был рядом с ним больше шестисот лет? После того, как ты предала его, попытавшись настроить клан против него?
  После последних слов Йохана по залу снова прошлась волна взволнованных перешептываний - многие сейчас слышали об этой странице истории Нахтцеррет впервые. Теперь, когда Хранья заявилась в Лунную крепость и изображает из себя убитую горем королеву-регентшу, важно было не дать тхорнисхам поверить в ее игру, поэтому смысла хранить этот секрет больше не было.
- Политика нахттотера привела клан к процветанию, - снова парировал Йохан, нехотя присаживаясь за стол напротив Храньи. - Нахтцеррет - самый многочисленный клан в Столице, способный выстоять даже против объединенных сил этих овцелюбов - Даханавар, Вьесчи и остальных, - он говорил о них небрежно, как о пыли под ногами. - Нахтцеррет не подчиняется никому, кроме нахттотера, и держит всех в страхе, как и положено "ночным спасителям". И такими нас сделал именно нахттотер, - Чумной с неудовольствием поморщился. - Его смерть - трагическая случайность, предусмотреть которую не мог даже он. Но она не станет концом его политики, - веско добавил он, тяжелым взглядом уставившись прямо на Хранью.

  Тем самым временем глубоко под Лунной крепостью Миклош нетерпеливо ерзал в высоком кресле, глядя на экран ноутбука с ненавистью. Сейчас последнюю в нем вызывала не сестра, а сама проклятая машина, которая не позволяла ему увидеть лицо Храньи. В зале, конечно же, были еще камеры, и, наверное, можно было как-то переключиться на них, чтобы видеть происходящее под другим углом, но Бальза понятия не имел, как это сделать. Наугад нажав несколько клавиш, он случайно выключил звук, длинно и заковыристо выругался на старонемецком и подскочил на ноги. Не думая и не давая себе ни секунды на то, чтобы остыть, он послал в сторону проклятого ноутбука "Волну Танатоса" такой силы, что можно было бы униточжить целую телевышку. Компьютер за считанные секунды проржавел, съежился, обуглился, а затем и превратился в прах.
  Сам нахттотер тем временем едва справился с порывом немедленно ворваться в зал, навести там порядок и выволочь сестру за волосы. Разбираться с ней он будет только наедине - о, он не позволит солдатне устроить себе из этого потеху. Слова Храньи били тем больнее, что отчасти были справедливыми: "смерть" Бальзы и в самом деле вышла на редкость глупой - треклятые мормоликаи, наверное, надорвали свои прекрасные задницы от хохота, узнав о том, что стало ее причиной. Но на более изящный план у Миклоша, увы, не было времени, а потому теперь приходилось работать с тем, что есть.
  Глубоко вдохнув, он уселся на край стола и потянулся к сознанию Чумного - резко и болезненно, как всегда, нисколько не церемонясь. Птенец чуть поморщился от укола острой боли, но уже через секунду нахттотер видел все происходящее в зале его глазами. А главное - видел лицо Храньи, впервые за пятьсот лет.

  Место за столом заняли самые старшие члены клана: некоторые из них были старше Йохана, выгодно отличались от него происхождением, а потому теперь посматривали на ландскнехта несколько свысока. А на Хранью - с интересом и настороженным вниманием. Все уже понимали, что перемены неминуемы - так как раньше, не будет больше никогда, даже если место почившего Миклоша займет Чумной, его правая рука. Это был важный и опасный момент, когда нужно было занять правильную сторону, а может - чем Основатель не шутит, - и самому отхватить корону.
  Рядовые солдаты остались стоять, но подошли чуть ближе, чтобы не упустить ни одного слова. Послушать, конечно, было что - Хранья всегда хорошо управлялась со словами, умея быть убедительной. Ее брат предпочитал и лучше всего умел держать в подчинении страхом, вызывать слепую, собачью преданность силой, перед которой невозможно было не склониться. Хранья же была подобна змее, яд которой медленно проникал в кровь и отравлял сознание, оставаясь в ней навсегда.
- Слова о доверии от предательницы? - на этот раз Йохан не успел ответить - его опередила Норико, только теперь вошедшая в зал в сопровождении неизменных телохранителей. Тот и Этот в своих одинаковых костюмах, с одинаковыми выражениями на лицах казались едва ли не близнецами, хотя один из них явно был азиатом, тогда как второй - европейцем. - В какой удивительный век мы живем! - японка сладко улыбнулась и подошла к Йохану, положив ладонь ему на плечо. - Почему ты до сих пор слушаешь ее?
- Было интересно, скажет ли она что-то новое, - ухмыльнулся в черную бороду Чумной, продолжая сверлить Хранью взглядом. Чужим взглядом - он все еще чувствовал присутствие Миклоша в своей голове. - Сворачиваем этот фарс? - он обращался к Норико, и та ответила коротким кивком, а затем повысила голос:
- Никакой смуты не будет, это я могу вам обещать! Неужели вы думаете, что нахттотер в своей мудрости и дальновидности не оставил распоряжений на случай своей смерти? Мы знаем, что делать и начнем сегодня же! И эта самозванка нам для этого не нужна. Взять ее, - холодно сверкнув узкими глазами, отчеканила Норико, неприятно улыбнувшись Хранье.
  Кто-то подскочил со своих мест, кто-то из стоящих подался ближе, в воздухе запахло магией, но никто не решался атаковать первым. И тогда любой шум в зале перекрыл рявкающий бас Чумного:
- Взять живой ее и ее щенка - остальных убить! Того, кто не станет участвовать в бою, я убью сам, а затем трахну его труп! - и, желая подать пример остальным, воздел руку с "кошкодером", выщербленное лезвие которого окутала тлетворная магия тхорнисхов. [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-02-13 01:53:02)

  На изуродованном лице Йохана отразилось недовольство: ему явно хотелось продолжить бой, залить безупречный мрамор полов Лунной крепости кровью, раскроить еще несколько голов. Но даже если бы он поддался этому разрушительному желанию, у него ничего не получилось бы - нахттотер по-прежнему жестко контролировал его, словно поводок натягивая на шее непослушного пса.
- Да мы скорее к даханаварам пойдем за советом, чем к тебе, - хрипло проворчал Чумной, убирая успевшее уже покрыться кровью оружие обратно в ножны. - Ее - в отдельную клетку на минус третьем уровне, - скомандовал он солдатам, которые по одному кивку оказались рядом с ним. - Остальных - на минус второй, рядом с овцами. Заковать и приставить охрану. Выполняйте.
  Наблюдавший за всем этим Миклош презрительно фыркнул и только теперь разорвал ментальную связь, перестав смотреть на происходящее глазами птенца. Он был доволен тем, что удалось избежать лишней бойни: в конце концов, в ней можно было потерять тех, кто по-настоящему важен, случайности всегда есть место. И в то же время его раздражало то, как быстро нашлась Хранья - стоило признать, что ее маневр был совсем не глуп. Ей удалось заронить сомнения в пустые головы Ос, и теперь они видят в ней ту, что не захотела проливать кровь братьев.
  "Пора заканчивать этот нелепый фарс. Еще несколько дней, и даже я не смогу удержать их в повиновении".

  В бесчисленных коридорах под Лунной крепостью, будто проложенных какой-то гигантской трудолюбивой землеройкой, совсем не было света. Обычный человек оказался бы здесь совершенно слеп, но киндрэт давно уже привыкли к темноте и чувствовали себя в ней уютно. И хотя в предрассветное время здесь было пусто и безлюдно, Бальза все равно на всякий случай низко надвинул капюшон на лицо, чтобы исключить даже малейший шанс, что кто-то увидит его и узнает.
- Потери? - отрывисто спросил он, быстро шагая рядом с Йоханом, от которого исходил густой запах крови и чего-то еще, что чувствительное обоняние нахттотера идентифицировало как "грязь".
- Двое со стороны Янтарных, один у нас. Нарвался на "Бич тлена" Альгерта, умирал два часа, кретин.
- Кретинов не жалко, - равнодушно согласился Миклош. - Кстати о кретинах - избавься от Карла, - добавил вдруг он, вспомнив настороженный взгляд одного из старших тхорнисхов. - И как-то небрежно замаскируй это под случайность - пусть всем будет ясно, что тех, кто рвется к власти, ждет лишь смерть, - вместо ответа Чумной только кивнул, и нахттотер продолжил: - Новости?
- Завтра Совет, Фелиция все-таки добилась своего. Мне идти?
- Нет, конечно! У нас есть более важные дела, пусть остальные переливают из пустого в порожнее. Что-нибудь еще?
- Вьесчи попытались взять под контроль одно из предприятий на нашей территории.
- И? - голубые глаза Бальзы недобро сверкнули.
- Пять трупов, - невозмутимо откликнулся Йохан. - Подбросили Рамону.
- Ладно, - в устах нахттотера это было почти похвалой. - Некроманты?
- Воздерживаются от комментариев. Но Кристоф прислал... э-э-э... цветок, - здоровенному Чумному как будто было даже несколько неловко.
- Вот как? И какой же? - оживился Миклош.
- Черную орхидею.
- Ну хоть у кого-то из кровных братьев есть вкус, - одобрительно усмехнулся Бальза. - Где она? - лицо его так и вытянулось, когда Йохан вдруг стал копаться в карманах, а еще через секунду выудил из нагрудного чуть примятый, но все еще великолепный цветок. Взглядом, которым одарил его за это Миклош, можно было бы стереть в порошок кого-то повпечатлительнее, но Чумной только привычно опустил плечи и сгорбился, точно пытаясь стать меньше рядом с разъяренным главой. - Меня окружают идиоты, - процедил сквозь зубы нахттотер, отбирая орхидею у помощника и бережно расправляя лепестки. - Ее кормили?
- Ждали вашего распоряжения, нахтриттер, - это прозвучало почти заискивающе, но Миклош нисколько не смягчился.
- Хорошо. Отпусти охрану и жди снаружи - я войду один.

  Помещение, в котором заперли Хранью, мало походило на тюремную камеру - скорее на одну из комнат Лунной крепости. Старинная, изящная мебель, деревянные панели на стенах, светлый мрамор на полу, мягкий, скрадывающий шаги ковер под ногами. Окон, конечно, не было, их заменяла огромная картина в мрачных, сине-зеленых тонах, на которой был изображен ночной лес. Только если как следует приглядеться, можно было рассмотреть среди темных деревьев едва различимый силуэт, который шаг за шагом приближался к стоявшей высоко в небе полной луне. "Ночной охотник" был написан рукой нахттотера, и сам он считал, что любой фэри удавился бы от зависти, увидь он эту картину. Но показывать свое творчество Бальза не любил.
  Впечатление несколько портила только клетка в центре комнаты - округлая, узкая и высокая, почти до потолка, она напоминала птичью, как если бы она предназначалась для воистину гигантской птицы. Но в ней была Хранья - тонкая и хрупкая, со скованными руками, надежно закрепленными над ее головой. Едва войдя в комнату, в которой не было никого, кроме сестры, Миклош с удовлетворением подумал, что стоять вот так, наверное, довольно мучительно - даже для киндрэт.
  А затем сбросил плащ на пол и шагнул ближе, позволяя мягкому свету настенного бра упасть на его бледное лицо. Вдохнул пьянящий, как будто отдающий смертью и тлением, аромат черной орхидеи и улыбнулся Хранье, остановившись напротив нее.
- Ну здравствуй, милая. Ты рада мне?[AVA]http://picua.org/img/2017-02/19/6ipfno2s6aqk7itihmtqbzfbh.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-02-20 00:37:35)

  Произведенный эффект порадовал Миклоша и польстил ему, и улыбка на его губах превратилась в торжествующий оскал. Он не сомневался, что Хранья не считает свое нынешнее положение поражением - изворотливая и находчивая, со временем она наверняка придумала бы, как извлечь из него выгоду и использовать, обведя вокруг пальца своих тюремщиков. У Бальзы не было сомнений в верности Йохана - только в его уме. Для ограниченного ландскнехта Чумной и так отличался удивительной сообразительностью - чего стоило только то, что один раз на десять-пятнадцать партий ему все же удавалось обыгрывать нахттотера в шахматы! - но куда ему тягаться с этой змеей? Столетия назад Хранье удалось то, что казалось невозможным - настроить против Миклоша часть клана, и если бы не случайность, ее план мог бы даже обернуться успехом. Вслух нахттотер отзывался о сестре исключительно в пренебрежительных выражениях, но на самом деле всегда признавал ее ум.
  В конце концов, она была его второй половиной.
- Вижу, милая - так рада, что и на ногах уже не держишься, - удовлетворенно хмыкнул Миклош и подошел еще ближе, с садистическим злорадством наблюдая мучения сестры.
  Беспомощная, опустошенная, сломленная. Бальза невольно нахмурился: не слишком ли сломленная? Хранья смотрела на него сейчас так, как обычно смотрели пустоголовые фэри, замирая от страха перед нахттотером, как кролики перед удавом.
  "Переигрываешь, сестрица".
- И все-таки ты поверила! - громче заговорил Миклош, отступая на шаг от клетки. Хранья выглядела такой удивительно хрупкой и слабой сейчас, что так и тянуло оказаться ближе, совсем близко. Это было бы не более разумно, чем приближаться к росянке, поэтому нахттотер отвернулся и теперь с преувеличенным вниманием рассматривал картину на стене. - Поверила и немедленно примчалась в мой город, надеясь прибрать к рукам мой клан. На что ты рассчитывала, милая? Ты для них никто. Те, кто помоложе, тебя  не знают, те, кто постарше - не помнят или хотя бы делают вид, что не помнят. Ты - изгой, - он произнес эти слова жестко и в то же время равнодушно. - И разве не говорил старый-добрый Луций, - в голосе Бальзы прозвучала ирония, - что великий клан Тхорнисх не должен уподобляться стервятникам? Ты же проявила себя настоящим грифом и поспешила подобрать то, что от меня осталось, - он резко повернулся - в светлых глазах зажглись холодные огни злости. - И как, хорошо у тебя это получилось? [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-02-25 20:01:24)

  На тонких губах Миклоша заиграла неприятная, не то злорадная, не то удовлетворенная улыбка, стоило ему рассмотреть злобную гримасу, исказившую красивое лицо Храньи. Вот оно, ее истинное лицо! То, которое она так удачно столетиями прячет от своих лизоблюдов. Ее выкормыш Альгерт и вовсе почитает свою нахттотерин (о-о-о, как же выводило Бальзу из себя то, что сестра присвоила этот титул!) едва ли не святой. Они не знают ее так, как знает он. Они не видят ее настоящую. Иначе давно бы уже поняли, как мало на самом деле различаются между собой близнецы.
- Великое прошлое?! - умиротворение, в которое ввергла нахттотера злоба Храньи, разлетелось вдребезги, как разбитое зеркало, и сменилось таким бешенством, что его светлые глаза почти побелели. - Если бы не я, Нахтцеррет и остались бы в этом прошлом, слишком слабые, чтобы выдержать конкуренцию! Союзы, компромиссы, советы - вот что представляет собой великое прошлое клана! Прогибаться, подставляться и договариваться - вот какую участь готовил нам Луций! Тогда как Тхорнисх должны стоять выше остальных и лишь приказывать им, а не идти на уступки!
  Вспыхнувшая ярость была бессмысленный, и Бальза знал об этом. Они с сестрой столько раз спорили об этом - до хрипоты, до криков и рукоприкладства или наоборот - долгих дней молчания и избегания друг друга. Одни и те же доводы, одни и те же аргументы, а каждый из них по-прежнему стоит на своем. Бессмысленно, бесполезно, и вместе с тем нахттотер отдавал себе отчет: ему не хватало этого. Ни у кого из его подчиненных не хватало смелости или ума спорить с ним, даже если для этого возникала причина. Хранья была единственной, кому хватило духу пойти против него (ее прихлебателей он в рассчет не брал, никогда не принимая их всерьез), и за это невозможно было не уважать ее. Как невозможно было и не ненавидеть.
  Хранья была ядовитой змеей, чей яд смертельно опасен, но если за долгое время сосуществования с ней выработался иммунитет, можно было позволить себе недолго глотать этот яд без риска для жизни. И сейчас Миклош остро чувствовал, что отпущенное на сегодня для этого время на исходе, и лучше бы ему уйти, пока сладкая отрава не проникла в его вены слишком глубоко, подменяя кровь. Он уже готов был развернуться и покинуть комнату-тюрьму, когда на лице сестры вдруг появилась улыбка - как показалось нахттотеру, насмешливая и ласковая одновременно. И опытный Миклош Бальза, чей возраст насчитывал уже почти две тысячи лет, грозный Миклош Бальза, чье имя заставляло блаутзаугеров вздрагивать и отступать в тень, проницательный Миклош Бальза, чей изворотливый ум был способен выстоять даже против интриганок-мормоликай, дрогнул.
  Он непроизвольно сделал лишний шаг к клетке, поддаваясь то ли на эту зовущую улыбку, то ли на чуть хрипловатый голос сестры, то ли на слова, сказанные этим голосом - слова, выворачивающие наизнанку душу, в существовании которой дружно сомневались все кровные братья Столицы. Слова, как будто вырванные из его головы и озвученные Храньей. Еще шаг - и вот он уже смотрит в ее голубые глаза почти в упор. Свои глаза - они у близнецов Бальза тоже были одинаковыми. Он будто и не замечал сейчас разделяющей их решетки, видел только лицо сестры, один взгляд на которое заставлял тело вспыхивать немыслимым для киндрэт жаром. Что бы он ни отдал сейчас за то, чтобы стереть из памяти, из прошлого ее предательство и вернуть себе ту, что значила для него больше всего на свете?..
- Ты все испортила, - его голос прозвучал глухо, а тонкие черты лица исказила гримаса боли и ненависти. - Ты сама все испортила, сука! - заорал Миклош, брызжа слюной, и не помня себя, просунул руку сквозь прутья клетки и с силой сдавил пальцами горло Храньи. [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-03-15 17:38:46)

  Она поняла его правильно. Да и как могло быть иначе у тех, кто столько столетий составлял собой единое целое? Хранья поняла, что Миклош говорит не о расколе, случившемся в клане несколько веков назад, и не о ее появлении в Лунной крепости, едва не смешавшем ему все карты. А о том, что значило для него когда-то даже больше, чем Нахтцеррет. Возможно, значило до сих пор, но Бальза запрещал признаваться в этом даже самому себе.
- Если я в чем-то и виноват, то в том, что не убил тебя тогда, пять сотен лет назад! - прорычал нахттотер, уже совершенно не соизмеряя силу ни своего голоса, ни железной хватки на горле сестры. Сцепив пальцы под челюстью Храньи, он рванул ее на себя, заставляя цепи ее кандалов натянуться с глухим срежетом, а ее саму - почти вжаться лицом в прутья клетки. - Я мог бы вырвать сейчас твой лживый язык, - теперь Миклош шептал, горячо и возбужденно, выдыхая слова в самые губы сестры. - Разорвать твою глотку и выпить твою кровь. Раскрыть твою грудную клетку и стереть в труху то, что у тебя вместо сердца, дрянь! - его так и трясло - в гораздо большей степени от близости Храньи, чем от ярости, как ему хотелось бы думать. - Это был бы, возможно, самый правильный поступок во всей моей жизни!
  Хуже всего было то, что они оба знали: за его словами нет ничего, кроме бессильной злости. Даже смешно: Хранья мечтала убить его, но ей не хватало на это сил. Миклош легко мог уничтожить ее, но у него не поднималась на нее рука. Пат. Нахттотеру казалось, что он слышит смех Храньи у себя в голове, и это заставило его собраться, перестать исходить желчью и дрожать от невыносимого желания обладать сестрой. Он отпустил ее, отошел на шаг от клетки и преувеличенно спокойно расправил на себе одежду.
- На самом деле я виню Луция, - с прежней холодной насмешливостью заговорил Бальза, глядя в глаза сестры с безопасного расстояния - безопасного для его рассудка. - Он обратил тебя из жалости, не захотел разлучать близнецов, хотя понимал, что ты - пустое место, и из тебя никогда не выйдет хорошего тхорнисха, - это было ложью от первого до последнего слова, но сейчас Миклошу просто хотелось как можно больнее ударить Хранью. - Было бы лучше, если бы ты прожила отведенную овце короткую жизнь - тогда у меня хотя бы сохранились самые светлые воспоминания о тебе, - он снова скривил губы в неприятной усмешке. - Его слабость обошлась дорого для всех нас.  [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-03-22 17:49:03)

  Его должен был бы разозлить поток ненависти, который обрушила на него Хранья, все эти обвинения и зловещие пророчества, но Миклош только расхохотался - громко и весело, как безумец. Он обожал такие моменты, когда сестра показывала свое настоящее лицо и переставала строить из себя кроткую мученицу, приверженку давно забытых идеалов. А еще - его несказанно радовало то, что сейчас она обнажила и собственное бессилие, пусть оно и было совсем другого толка.
- Но скажи мне, милая, что бы ты ни отдала за то, чтобы тебя тоже боялись?! - весело осклабившись, бросил в лицо Хранье нахттотер. - Признайся, как тебя бесит то, что никто не воспринимает тебя всерьез! Ты можешь исходить ядом сколько угодно, но я-то знаю - ты не задумываясь поменялась бы со мной местами, - улыбка на лице Бальзы стала издевательски ласковой, но уже через мгновение исчезла, стоило ему услышать слова сестры о их почившем наставнике. - Луций обратил нас обоих, рассмотрев в нас качества, которые могли бы стать бесценными для клана - при условии, что мы объединим усилия, конечно, - он нехотя цедил слова сквозь зубы - это признание давалось ему нелегко. - Вот только он не рассмотрел в тебе гнили, предположить не мог, что ты нанесешь мне удар в спину, разрушив тем самым наш многообещающий тандем, - Миклош снова насмешливо ухмыльнулся. - Как тебя, должно быть, удручает, что, несмотря на твое предательство, я все равно смог обеспечить Нахтцеррет достойное место и репутацию среди кровных братьев. Столько усилий, столько потерь, и ради чего, Хранья? - заботливость и печаль, звучавшие сейчас в голосе нахттотера, были фальшивыми до последней ноты, и он не пытался это скрыть. Но вот следующие слова прозвучали неожиданно искренне, а оттого были наполнены злобой и горечью. - Если бы ты оставалась рядом со мной, мы бы уже давно поставили весь мир на колени. И не было бы ничего, что я не сделал бы для тебя. Но ты предала меня. Ты. Предала. Меня. Поэтому не смей говорить мне о том, что это я испортил все!
  На мгновение место Миклоша как будто занял разъяренный и тяжело раненый зверь: он сжал пальцами прутья клетки и смотрел на Хранью с такой ненавистью и болью, что они ощущались почти физически. Рассудок отступил куда-то на задний план, и Бальза не мог думать ни о чем, кроме того, чтобы добраться до сердца сестры, разорвать ее в клочья. Но если бы нахттотер всегда поддавался своим порывам, он давно был бы уже мертв. Справившись с собой, он с издевательской нежностью погладил прутья клетки и произнес уже спокойно и насмешливо:
- Надеюсь, тебе нравится твое новое обиталище. Знаешь, я заказывал ее для Фелиции - на случай, если прекрасная мормоликая почтит Лунную крепость своим присутствием, - в светлых глазах Миклоша зажглись огоньки недоброго веселья. - Но пока что она сгодится и для тебя. Пока я не придумаю, что с тобой делать. И поверь мне, милая - ссылка в Скандинавию покажется тебе чудесным отдыхом в сравнении с тем, что я для тебя придумаю.
  С этими словами он резко развернулся на пятках и направился к выходу - хватит с него на сегодня семейных воспоминаний. [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

  Несколько спасительных шагов отделяли Миклоша от двери, за которой он мог бы укрыться от той горечи и боли, которые всколыхнулись в нем из-за встречи с сестрой. Несколько шагов, который он не успел сделать - ему в спину ударили, словно раскаленный нож, слова Храньи. Он остановился не поворачиваясь, но даже по его спине можно было понять, что каждая мышца в его теле сейчас напряжена до предела.
  Лжет?
  Перед мысленным взором Бальзы возникла фигура Луция - величественного, казавшегося едва ли монументальным, всегда отчего-то немного печального. Совсем еще молодой тогда Миклош верил в то, что учитель будет жить вечно, что никому не под силу совладать с ним. И был искренне изумлен, когда тот погиб. Изумлен и разочарован. И безоглядно поверил сестре, утверждавшей, что виновники смерти главы Нахтцеррет - безумные дети Лигаментиа.
  Лжет?
  Он привык к мысли о слабости Храньи, как к некой аксиоме, а потому даже не рассматривал возможность, что она приложила руку к смерти Луция. Сильного может свергнуть только сильный, как иначе? Но стоило отдать сестре должное - ее слабость соседствовала с тонким, изощренным умом, а иногда сила все же беспомощна против разума. Или нет? Разве тогда не он бы сейчас сидел в этой клетке, попавшись в изящную ловушку Храньи?
- Ты лжешь, - решившись наконец, Миклош резко обернулся к сестре, но, против его воли, слова прозвучали с вопросительной интонацией. Все такой же напряженный, словно натянутая тетива, он шагнул ближе к клетке и с настороженностью взглянул на Хранью. - Тебе никогда не хватило бы сил справиться с ним. Да и зачем? Ты была его любимицей, без него ты рисковала оказаться растерзанной Десятью, - нахттотер поморщился, вспомнив, как все сложилось. Они с Храньей вдвоем уничтожили Десять гласов, высший совет Нахтцеррет, им хватило на это сил. Или ему хватило на это сил? Это тоже было частью его плана? Неужели она просто использовала его? - Ты лжешь! - громче повторил Миклош, взбешенный мыслью, что он был марионеткой в ее руках. - Ты просто хочешь вывести меня из себя - что еще тебе остается? - он усмехнулся, но веселья в этом не было, скорее раздражение. [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-04-10 17:41:30)

  Хранья, со своими путанными, противоречивыми рассуждениями, сейчас и в самом деле напоминала одного из безумных детей Лигаментиа. И чувствовал себя из-за этого Миклош так же, как бывало всегда в присутствии представителей клана иллюзий: раздраженным и растерянным. Было просто не по себе от невозможности проследить за логической цепочкой собеседника, отличить правду от вымысла, и сейчас нахттотеру казалось, что  слова Храньи опутывают его серебряной паутиной, из которой ему не выбраться.
- Это уже не важно, - встряхнувшись, процедил сквозь зубы Бальза - силы воли ему всегда было не занимать, вот и сейчас он все же смог справиться с наваждением. - Луций мертв уже больше тысячи лет, кто бы ни был тому причиной. К тому же, - он усмехнулся, - признаться, если бы он не погиб, должно быть, со временем его попытался бы убить я. Порядки в клане необходимо было изменить, а для этого он должен был умереть. И вот где мы спустя эту тысячу лет. Все к лучшему, не так ли? А если ты и в самом деле убила его... - Миклош нахмурился, буравя сестру тяжелым взглядом исподлобья. - Что же, тем хуже для тебя. Ссылки не будет, - едва ли не по слогам отчеканил он. - Ничего не будет. Сгниешь здесь в безвестности, всеми забытая и никем не оплаканная. Это все, чего заслуживает такая змея, как ты.
  После этого он уже не стал слушать ничего из того, что говорила ему Хранья, и поспешил покинуть комнату-тюрьму, пока его самообладание окончательно не оставило его.

  Снова Миклош пришел к сестре через три дня: за это время Норико и Йохан проделали немалую работу. Пользуясь указаниями нахттотера, они разобрались со смутьянами, проинструктировали молодняк, собрали в Лунной крепости весь клан, включая тех, кто находился с поручениями на другом конце света, наладили контакты с негоциантами и пироманами. Отношения с другими кланами Бальзу не заботили - разве что за шавками Светлова он велел приглядывать неусыпно, чтобы не пропустить каких-либо агрессивных действий с их стороны. Долго, конечно, так продолжаться не сможет, но на данный момент Йохан и Норико поддерживали порядок в клане и всеми возможными способами оттягивали момент избрания нового главы.
  Сегодня нахттотер пришел не один - его сопровождал неизменный Йохан, толкавший перед собой мужчину со скованными руками и мешком на голове. Остановившись, Чумной сорвал с головы пленника мешок, посмотрел на Бальзу, дождался его кивка и вышел, оставив на память о себе лишь тяжелую смесь запахов, всегда сопровождавшую ландскнехта.
- Ты? - глаза Альгерта удивленно расширились, когда он увидел Миклоша, невозмутимо прислонившегося к стене. Он дернулся, точно хотел напасть на ненавистного  врага несмотря на скованные руки, но остановился и только вскинул голову с презрительным видом. - Стоило догадаться. Ты всегда был трусом, вот и теперь жалко прячешься за спинами своих братьев.
- Удивительно слышать это от того, кто провел последние пятьсот лет, прячась под юбкой женщины, - лениво протянул Миклош, рассматривая свои ногти. - Я подумал, что вы захотите перемолвиться парой слов, - пояснил он Хранье, нехорошо улыбнувшись ей. Было ясно, как день, что ближайшего помощника сестры он привел сюда не для того, чтобы они могли поговорить. [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

  Лицо Миклоша так и перекосило гримасой ярости, стоило ему услышать слова Храньи. Он не особо рассчитывал, что она не сможет разгадать его нехитрый замысел, но все же не ожидал от своей змееподобной сестры такой прямоты. Эта прямота здорово испортила ему удовольствие, которое он собирался получить, убивая ее щенка, но было кое-что даже хуже загубленного развлечения: фанатичный блеск в глазах Альгерта, так и вспыхнувший после краткой речи Храньи.
  Миклоша всегда раздражала эта слепая преданность ученика сестры, это обожание, которое он ей демонстрировал. Этот идиот действительно был не просто готов умереть за Хранью - он готов был сделать это с радостью, и это выводило нахттотера из себя. Он знал, что его солдаты тоже отдадут жизнь за него, но они сделают это из страха или чувства долга. Уж точно - не из любви.
  А еще - и в этом Бальза не признался бы даже самому себе - его так и душила ревность при мысли о том, что Альгерт столько лет провел рядом с Храньей. Говорил с ней, слушал ее голос, прикасался к ней, был с ней - все то время, что Миклош вынужден был лишь воскрешать образ сестры в памяти и пытаться заменить ее пустыми человеческими куклами! Ярость, разбуженная ревностью, была так велика, что нахттотер едва смог подавить желание попросту оторвать голову ублюдку и бросить ее под ноги Хранье. Ну нет, так легко он не умрет. Надо же, в конце концов, делать что-то и для души, а не только для дела?
- Как душещипательно, - кисло улыбнулся Миклош и небрежно развалился в кресле, перекинув одну ногу через подлокотник и поглядывая зло поблескивающими глазами исподлобья то на Хранью, то на Альгерта. - На мой взгляд - сантиментов многовато, но в остальном она права, - теперь голос нахттотера зазвучал деловито. - Я собирался убить тебя быстро - обычная казнь, которой заслуживает предатель, ничего выдающегося, - но теперь чувствую, что этого недостаточно. А значит, умирать ты будешь долго, крысеныш, а я получу от этого максимум удовольствия, - Бальза осклабился, и из-под тонких губ показались крупные клыки. - Поблагодари за это свою нахттотерин, - последнее слово он прямо-таки выплюнул, а не произнес. - А теперь посмотрим, сможет ли "настоящий мужчина" не визжать, как сучка, умирая на глазах своей госпожи. Сыграем в одну игру, Альгерт? - на губах нахттотера блуждала тонкая улыбка, пока он снизу вверх рассматривал ученика и ближайшего сподвижника сестры. - Она очень проста: я задаю вопросы - ты на них отвечаешь. А если ответы покажутся мне недостаточно искренними, я буду тебя наказывать. Чтобы у тебя не возникло искушения изворачиваться, я продемонстрирую тебе всю серьезность моих намерений.
  Миклош всего лишь взмахнул кистью, а горло Альгерта уже сдавила невидимая рука и вздернула его к потолку легко, как котенка. Некоторое время Бальза плотоядно улыбался, рассматривая дергающегося и хрипящего под потолком Альгерта, а затем сделал еще один сложный пасс, и в его руках появился призрачный дымчато-серый бич, который так и дышал магией тхорнисх. Нахттотеру даже не понадобилось вставать: он взмахнул кнутовищем, и бич ожившей змеей взлетел вверх, ударяя по плечу Альгерта, разрывая на нем рубашку и глубоко въедаясь в плоть. Магическое оружие не просто ранило, она заставляло рану мгновенно гнить, а так как верный рыцарь Храньи был так же голоден, как и она, он не мог быстро регенерировать.
- Приступим, - невозмутимо произнес Миклош и весело покосился на сестру: - Дорогая, если тебе есть что добавить - прошу тебя, не стесняйся, я буду рад твоим комментариям. Итак, Альгерт, первый вопрос - трахался ли ты с моей сестрой? - нового удара не последовало, нахттотер только поигрывал кнутовищем, снизу вверх глядя на Альгерт. - Подумай хорошо, прежде чем соврать мне. Ну же! Совал ли ты свой никчемный, грязный отросток в лживое лоно своей нахттотерин?[AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

Отредактировано Boyd Sweeney (2017-05-02 17:23:46)

  Даже полный боли вопль, который все же сорвался с губ Альгерта после второго удара, не смог скрасить для Миклоша то, что сестра снова портила ему развлечение. Он надеялся вдоволь позабавиться тем, как ее верный пес станет защищать ее честь, словно она сама святость и непорочность, тем, какими возвышенными словами он будет говорить о ней, в конце концов, тем, как будет изо всех сил стараться не уронить лица при своей госпоже. Но вмешалась Хранья, и ее  несколько слов заставили лицо нахттотера снова исказиться от ярости - ему казалось, что теперь уже его хлещут невидимые плети, жаля сильнее самых злых ос.
- Для меня было честью... быть рядом с вами, моя госпожа... - срывающимся, сдавленным голосом прохрипел Альгерт откуда-то из-под потолка, и веко Миклоша совсем по-человечески дернулось.
  Ему была невыносима мысль о том, что сестра наслаждалась обществом другого мужчины. Даже если он понимал, что она намеренно дразнит его, издевается над ним - ей слишком хорошо это удавалось, чтобы он не заглотнул наживку целиком. Бальзе хотелось убивать: Альгерта, Хранью, а затем не останавливаться и лишить жизни каждого, кого он только найдет в уснувшей Крепости. В конце концов, разве можно преподнести своей второй половине лучший посмертный подарок, чем целый букет сорванных жизней?
- Ты жалок, Альгерт, - процедил сквозь зубы Миклош, но в его голосе не было того веселого презрения, с которым он говорил еще какие-то минуты назад. Он был мрачен и глух, и нахттотер досадовал на то, что в присутствии Храньи настолько не владеет собой, что не может даже скрывать собственные эмоции. - Ты провел рядом с ней столько столетий, а так и не понял, с кем имеешь дело.
  Резкое движение рукой, и Альгерт рухнул на пол - послышался хруст сломанных костей. В мгновение ока Бальза оказался рядом, за шкирку, как котенка, вздернул недруга на ноги - так, чтобы он смотрел Хранье в глаза. Некогда красивое лицо превратилось в уродливую маску: сломанный нос был свернут на бок, глаз заплыл кровоподтеком, темная кровь стекала изо рта и ноздрей. Даже будучи так слаб, как сейчас, Альгерт смог бы через некоторое время исцелить все эти раны, но Миклош не был намерен давать ему это время.
- Хочешь спасти своего верного рыцаря, Хранья? - невысокий Бальза едва выглядывал из-за плеча Альгерта и с веселой злобой смотрел на сестру. - Ты еще можешь это сделать. Ты ведь знаешь - я всегда держу свое слово, в отличие от тебя, - одна рука нахттотера легла на плечо Альгерта, вторая - обхватила подбородок, словно он собирался разорвать противника от шеи и ниже. - Просто яви ему свое истинное лицо, - почти прошипел он, стискивая зубы до боли в челюстях. - Покажи ему, какая ты лживая тварь, и он останется жить.
- Я... умру... за нахттотерин, - с трудом разлепляя запекшиеся губы, пролепетал Альгерт, и Миклошу показалось, что его глаза застлала кровавая пелена.
  Не помня себя, он издал какой-то совершенно звериный рык, и с силой развел руки в стороны, и в самом деле разрывая старого тхорнисха, словно тот был сделан из бумаги. Кровь горячим потоком брызнула из растерзанных артерий и вен, обагряя и Миклоша, и Хранью, но он как будто и не чувствовал это, тяжело дыша и глядя на сестру с неистовой ненавистью. [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

  Кровавое убийство смогло несколько усмирить ярость Миклоша: его перестало трясти, а когда он понял, что весь покрыт кровью предателя, брезгливо скривился. В отличие от сестры, он был сыт, а потому вместо того, чтобы слизывать драгоценную жидкость, вынул из кармана платок и стал педантично стирать ее с лица и рук. Он уже почти взял в себя в руки и очень хорошо понимал, что нужно делать дальше: бросить Хранье несколько уничижительных слов и уйти, пока к одному трупу не присоединился второй.
- Он был жалок, - процедил сквозь зубы нахттотер, не глядя на сестру - только на искореженный труп у своих ног. - Как и все твои апостолы, Хранья. Так что считай, что я сделал тебе одолжение, - он поднял на нее насмешливый взгляд, уже готовый кинуть ей в лицо последнее язвительное замечание и удалиться, когда следующие слова сестры заставили его задохнуться от злости.
  От злости и в то же время - от нездоровой, неконтролируемой радости. Хранья не забыла его, она думала о нем все эти столетия, пыталась заполнить образовавшуюся рядом пустоту - так же, как и он! Это не должно было так радовать Бальзу, он должен был бы просто посмеяться над глупой женщиной, но все, что касалось Храньи, было выше его сил. Он не смог убить ее, когда следовало, и не смог забыть ее за все те века, что не видел ее лицо. Как невозможно забыть и убить самого себя.
  И все-таки гнев был сильнее. Стоило только представить этого жалкого червя рядом с ней, как Миклоша снова начинало трясти от ярости, а вернувшие себе нормальный цвет глаза снова светлели почти до прозрачности. Хранья была его, принадлежала ему целиком, всю жизнь - так же, как и он ей. Она могла жрать и трахать кого угодно, но не имела права даже пытаться заменять его кем-то.
  Нахттотер хотел сказать ей именно это, ответить на ее яростные крики, но человеческая речь словно покинула его, и из искривленного рта вырвалось только звериное рычание. Одновременно с этим во все стороны от Миклоша мощной, смертоносной волной разошлась магия тления, превращая в пыль любую неорганику на своем путем. Истлели, словно состояли из тонкой рисовой бумаги, несгибаемые прутья клетки, рассыпались в прах тяжелые кандалы, удерживавшие руки Храньи, растворилась в небытие старинная кушетка. Невидимое облако остановилось в каких-то дюймах от картины и исчезло, оставив на память о себе только привкус пепла на губах.
  Миклош не дал упасть ослабевшей Хранье, которую больше ничего не удерживало - оказавшись рядом, он сжал ладонью ее горло и приподнял над полом, снизу вверх глядя в ее глаза. Слова приходили с трудом, и он выплевывал каждое, будто давился ими:
- Ты никогда... не забудешь меня. Слышишь, лживая дрянь?! - рванув сестру на себя, он теперь смотрел ей прямо в глаза, почти чувствуя тепло ее тела. - Грязная шлюха, дешевая потаскуха... Я навсегда останусь в твоей голове... в твоей крови! - эти слова навели нахттотера на новую мысль, и его глаза лихорадочно вспыхнули. Он рванул ворот рубашки - в треском отлетели в сторону пуговицы, - подставляя Хранье горло. - Пей. Давай же, пей! [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]

  В тот момент, когда клыки Храньи вонзились в его шею, Миклоша сотрясла крупная дрожь, и он испытал ощущение, больше всего напоминавшее оргазм. Вот только если после оргазма тело расслабляется и приходит в состояние покоя, сейчас Бальза, напротив, был охвачен возбуждением - таким сильным, какое за последние пятьсот лет просыпалось в нем только в те редкие моменты, когда ему хотя бы на секунду удавалось обмануть себя, что жалкая овца, медленно умирающая под ним - и в самом деле его сестра. Но иллюзия рассыпалась в прах, возбуждение сменялось злостью, и нахттотер оставался опустошенным и неудовлетворенным.
  Сейчас все было по-настоящему. Реальная, реальнее некуда, Хранья пила его кровь, прижималась к нему всем телом, а он держал ее на руках так крепко, что пальцы глубоко впивались в ее светлую кожу. Все было как раньше: она принадлежала ему, а он медленным ядом разливался по ее венам, чтобы остаться с ней навсегда. Миклош не боялся, что она выпьет слишком много, не боялся, что она станет сильнее и захочет нанести удар в спину - только не сейчас. Сейчас они стремительно становились единым существом, как это было когда-то, и это существо не могло желать себе смерти.
- Я искал в них тебя, - хрипло выдохнул Бальза, услышав обвинение сестры, и снова прижал ее к себе, чтобы она не останавливалась - продолжала пить его кровь, впускала его в себя. Прежде чем действительно впустит его в себя. - Но они - ничто, я всегда хотел только тебя! - он вдруг понял, что почти оправдывается перед ней, и это вызвало новую вспышку злости, с которой он все же оторвал Хранью от себя и снова сжал ее горло, заставляя смотреть ему в глаза. - Ты заменила меня на это ничтожество! - Миклошу тоже было в чем обвинить сестру, и он не замедлил бросить это ей в лицо. - И смотри, что с ним стало! - он отшвырнул от себя Хранью так, что она почти уткнулась лицом в искореженный труп Альгерта. - Ну как, он все еще лучший в твоей жизни? - процедил сквозь зубы нахттотер и опустился на колени рядом с сестрой. Из разорванного тела тхорнисха все еще толчками била кровь, и он щедро испачкал в ней ладонь, демонстрируя ее Хранье. - Скучаешь по нему?
  Окровавленная ладонь скользнула по шее Храньи, ниже, в вырез ее блузки. Этого было мало, и Миклош нетерпеливо рванул тонкую ткань, обнажая полную грудь сестры. Его глаза вспыхнули жадным голодом, а удлинившиеся клыки прокусили нижнюю губу, и по подбородку нахттотера стекала кровь, но он этого даже не замечал. Его пальцы очертили темный сосок, оставляя за собой кровавый след, затем рука сжалась на груди - как и прежде, та идеально подходила его ладони.
- Ты моя!  - скорее прорычал, чем произнес Бальза и толкнул Хранью на пол, одним мощным движением разрывая на ней всю одежду. - Или моя, или мертва, третьего не дано.
  Животные инстинкты окончательно подчинили себе Миклоша, стерев все человеческое, что еще оставалось в нем за прожитые века. Ни слов, ни нежности, ни осторожности - ничего, кроме желания подчинить, забрать свое. Торопливо накрыв Хранью собственным телом, он грубым рывком вошел в нее и впился взглядом в ее глаза, ожидая увидеть в них отражение собственного безумия. [AVA]http://picua.org/img/2017-02/08/8qsor85gl0kh1845lgobfa27t.jpg[/AVA]
[NIC]Miklosh Balza[/NIC][STA]nachtritter[/STA][SGN]Я не буду учить тебя страсти,
Мы с тобою живём миллионы лет.
У меня есть власть – у тебя есть власть,
Если да – то да. Если нет – то нет.
Остальное - бред. (с)[/SGN]