Осознав, что бессмысленно таращится на свой телефон уже минуты полторы, Финн положил его на кухонный стол, с силой потер ладонями лицо и тяжело опустился на табуретку. Мысли разбегались, руки тряслись так, как будто он перебрал крепкого кофе, и оказалось неожиданно сложно взять себя в руки настолько, чтобы прекратить белый шум в голове, угомонить чертовы нервы и трезво обдумать ситуацию. А ситуация, с какой стороны ни посмотри, выглядела паршиво.
  Пару минут назад ему позвонили с сообщением о том, что парамедики доставили в больницу человека, указавшего его номер в качестве контакта для экстренных случаев. После этого связь прервалась, и Паркер не успел выяснить ни название больницы, ни имя пострадавшего. И если клиника в городе наверняка была далеко не одна, то вот назвать его своим экстренным контактом в Килкенни точно мог только один-единственный человек. И от этой последней мысли Финна накрыло таким кромешным ужасом, что на несколько секунд он не только перестал соображать здраво, но и забыл, как дышать.
- Так. Позвони ему. Просто позвони, - он невидяще уставился на телефон. - Давай. Этого не может быть, сейчас все как-нибудь разрешится.
  Телефон Бойда не ответил ни с первого, ни с пятого раза. Шерри, которого Финн вызвонил после нескольких попыток, сегодня еще друга не видел, но предположил, что тот, скорее всего, работает и посоветовал не изводиться и не дергаться раньше времени. Финн поблагодарил, повесил трубку и, невнятно выругавшись, принялся кружить по квартире.
  Что теперь делать? Звонить еще кому-то из группы? Нет, если ничего ценного не сказал Шерри, наверняка не скажут и остальные. Обзванивать больницы? Можно, но ведь на это наверняка уйдет куча времени. Знать бы хоть кого-то из семьи, поговорить с ними...
  Последняя мысль заставила Паркера прекратить броуновское движение и замереть на месте. Конечно, он незнаком ни с кем из семьи Бойда, и, вполне возможно, любовник не хочет с этим знакомством торопиться и не обрадуется если Финн поторопится сам, но ведь всю эту историю можно считать оправданием его действий. Да, наверняка можно. В конце концов, главное - повидаться с ними и либо выяснить, что все в порядке, либо... вместе отправиться в больницу и поддержать в тяжелый момент. Со всем остальным можно будет разобраться потом, и, если понадобится, он будет извиняться очень старательно.
  Не больше пятнадцати минут ушло у Паркера на то, чтобы дозвониться до клуба "Хаос" и выяснить адрес вокалиста "Luth", и чуть больше сорока - на вызов такси и дорогу до нужного места. Когда машина остановилась, и Финн, расплатившись с водителем вышел, одного взгляда по сторонам ему хватило, чтобы почувствовать, как окружающий пейзаж давит чуть ли не сильнее, чем изводившая все это время тревога. Паркеру доводилось пару раз бывать в не самых приглядных кварталах Белфаста, но даже в связи с ними ему не приходило в голову так настойчиво слово "трущобы".
  Еще раз осмотревшись, он сверился с телефоном, где был записан адрес, одним духом взбежал по лестнице и позвонил в дверь. Звонок отозвался дребезжащей, так и бьющей по ушам трелью, и Финн, затаив дыхание, прислушался к звукам в квартире.

Напряженно прислушиваясь к доносившимся из квартиры звукам, Финн даже успел заготовить несколько вариантов приветствия и самую что ни на есть доброжелательную улыбку для встречи с тем, кто откроет, но когда дверь все-таки распахнулась, так и замер неподвижно. Слова так и не пошли с языка, а улыбка получилась далеко не сразу.
  Кто эта потасканная алкоголичка? Может, он ошибся? Проскочил этаж или наоборот перепутал номера квартир и не дошел до нужной двери? С другой стороны, он ведь ничего толком не знает о семье Бойда, так, может, это какая-нибудь его родственница? В любом случае он ничего не выяснит, если так и будет стоять столбом и молча пялиться на нее.
- Здравствуйте, - Финн все-таки слегка улыбнулся. - Я не заблудился, во всяком случае, очень надеюсь, что нет, - он покосился на двери других квартир, рассматривая номера. - Я ищу Бойда Суини, я его друг. Он здесь живет? Или, может быть, вы знаете, где его найти? - немного поколебавшись, Финн все-таки решил сходу не огорошивать женщину своим беспокойством и осторожно прибавил: - У меня к нему срочное дело, не хотелось бы ждать, а у него, похоже, выключен мобильный. Вы мне поможете? - и Паркер улыбнулся еще любезнее и доброжелательнее.
  Эта женщина не вызывала ни малейшего желания ей улыбаться, а это место - задерживаться тут хоть на несколько лишних минут. Воняло вокруг так, что так и тянуло прикрыть лицо платком, а еще лучше - поскорее оказаться на свежем воздухе, и только мысль о том, что если он уйдет отсюда, дальше его ждет бессонная ночь в обнимку с телефонным справочником и мобильным или пробег вслепую по всему Килкенни, удерживала Паркера от того, чтобы убраться прямо сейчас.

Входить не хотелось тоже, Финн был бы более чем доволен, если бы неприятная незнакомка просто выдала ему всю необходимую информацию прямо на пороге, и на том они расстались бы к обоюдному удовольствию. Впрочем, ее внезапное радушие ясно дало понять, что она сменила гнев на милость и теперь видит свое удовольствие как раз таки в присутствии нежданного гостя.
  "Вот черт."
  Вслух чертыхаться Финн не стал, только скупо улыбнулся хозяйке и слегка кивнул, входя в квартиру.
- Спасибо. Я вас не задержу, - он осторожно обошел ее, прошел через заставленную обувью прихожую, показавшуюся удивительно темной, и, наконец, оказался в комнате.
  Может быть, когда-то это была гостиная или столовая, но сейчас это больше всего напоминало общее обиталище в каком-нибудь паршивом общежитии или номер в дешевом мотеле. Разило табаком, перегаром и спиртным, неубранная постель выглядела так, как будто белье там не меняли пару месяцев, воздух казался затхлым и спертым. Остановившись на пороге, Финн ошарашенно огляделся по сторонам: Бойд никогда не казался ему аккуратистом или домашним пай-мальчиком, больше всего озабоченным порядком и чистотой, но, тем не менее, было трудно поверить, что это его дом, а опустившаяся потасканная женщина, которая сейчас устроилась в кресле с таким видом, как будто намеревалась завлечь гостя, имеет к нему какое-то отношение. Что это его мать.
  Последняя новость потрясла Финна настолько, что на некоторое время он так и замер, потеряв дар речи и глядя на хозяйку во все глаза.
  "Не может быть... Да как такое может быть? Если такая мать, то каким же должен быть тот самый отец, рассказа про которого так советовал ждать Шерри?.. Черт, не может же быть."
  Пришлось напомнить себе, почему он вообще сюда пришл, чтобы хоть немного встряхнуться и собраться с мыслями. Финн глубоко вздохнул, а потом отозвался, осторожно выбирая слова:
- Мы познакомились, когда они с группой ездили в Белфаст, а здесь я в отпуске, - вдаваться в какие бы то ни было подробности он не собирался. - Он вовсе не неудачник, странное слово, - это прозвучало резко, и Паркер поспешил вернуться к делу: - Дело в том, что Бойд... пропал с радаров, не отвечает по телефону, и, прежде чем обсуждать дела, я бы хотел узнать: с ним все в порядке? Он сегодня звонил? Может, как-нибудь еще давал о себе знать? - он скрестил руки на груди. С того момента, как вошел, Финн даже не пытался сделать ни шагу в комнату или тем более устроиться на диване, больше того - он даже перчатки до сих пор не снял и избегал прикасаться к дверному косяку.

Финн смотрел на свою собеседницу и понимал, что с каждой секундой все острее испытывает к ней отвращение и то брезгливое чувство, которое может вызвать какое-нибудь мерзкое насекомое, заползшее на ботинок или прикоснувшееся к руке. И старательно не позволял себе до конца осознать шок от понимания: это мать, родная мать Бойда. Он презрительно скривил губы, услышав, что она представления не имеет о поездке сына в Белфаст и хотел было уже сказать пару слов по этому поводу, когда и отвращение, и злость на эту женщину отступили на задний план, как и все остальные посторонние сейчас мысли и чувства. Хватило для этого всего нескольких слов: она не видела сегодня Бойда. Она, похоже, вообще о нем ничего не знала.
- Бойд был в Белфасте, - деревянным голосом машинально сказал Финн, глядя в сторону. Тревога, которую удалось было унять, пока у него была возможность что-то делать и куда-то идти, теперь охватила его с новой силой, и никак не получалось утихомирить ее снова. - Это было почти две недели, - зачем-то прибавил он, как будто это имело сейчас хоть какое-то значение.
  Не было ничего удивительного в том, что Бойд не горел желанием жить в этой конуре или составлять компанию своей чудесной матери, никто в здравом уме не упрекнул бы его - а Паркер теперь и вовсе намерен был устроить как-нибудь так, чтобы любовник перебрался к нему, хотя бы пока, до конца этого месяца - но это, как ни крути, здорово осложняло его поиски. Куда теперь идти? Кому еще можно позвонить и куда вообще податься?
  От размышлений Финна отвлекло какое-то движение в комнате и усилившийся запах перегара. Обернувшись, он, наконец, заметил, что хозяйка оказалась неприятно близко к нему и теперь заглядывала ему в лицо с улыбкой, которая в ночном кошмаре, наверное, считалась бы призывной. Инстинктивно подавшись назад, Финн вытащил из кармана зажигалку, прикурил ей сигарету.
- Миссис Суини, у меня есть причины думать, что Бойд попал в больницу, - сухо сказал он. - Куда его могли отвезти? Может быть, у него есть в городе родственники, кроме вас? - скрывать неприязнь, которую вызывала у него эта женщина, он даже не пытался.

Финну казалось, что он попал в ночной кошмар или, что даже вернее, в какой-то мрачный фильм, полный социальных проблем, трущобных драм и печали по тяжелой жизни современного ирландского дна. Все вокруг казалось нереальным, часть его сознания все еще малодушно пыталась убедить себя, что все это какая-то ошибка, и окружающая мерзость не имеет никакого отношения к его любовнику, но Паркер не позволил себе спрятаться за этими мыслями. Наоборот, он настойчиво напоминал себе снова и снова: все это дерьмо - часть жизни Бойда. Это его дом. Его мать. Он единственный, кто здесь за все платит, а его смерть волнует эту женщину только потому что в противном случае платить станет некому. У него нет страховки. У него нет никого, кто хотел бы и был бы в силах о нем позаботится. И с этим Бойд Суини живет один на один и справляется каждый день. Тоже, судя по всему, один на один. И теперь это должно будет прекратиться, любым способом, какой только примет его гордый любовник.
- Я буду платить! - неожиданно выйдя из себя, рявкнул Паркер и стряхнул с себя руку женщины. - Если что-то действительно случилось, найду способ, чтобы... - он так и замер на полуслове, не договорив, при виде выглянувшего из соседней комнаты подростка. Кто это? Младший брат? Кузен? Неважно, как бы там ни было, сцена, которая сейчас здесь разворачивалась, точно не предназначалась для его ушей и глаз.
  Тяжело переведя дух, Финн устало прошелся по лицу затянутой в перчатку рукой: надо взять себя в руки, унять бешенство, вернуть себе способность связно выражаться и не орать на людей, даже если тебя от них мутит. А потом убраться отсюда и продолжить поиски, эта женщина ему все равно не помощница.
  Финн уже собирался так и поступить, когда услышал со стороны прихожей знакомый голос и сначала не поверил собственным ушам. Он так долго и сильно изводился беспокойством за Бойда, что почти убедил себя в случившемся несчастье, и сейчас был ошарашен появлением живого и здорового, хоть и явно недовольного любовника. А потом он яснее ясного увидел, как усталость и недовольство в глазах Суини сменяются настоящей яростью, и отчетливо почуял, что запахло жареным.
- Привет, - тихо сказал Финн, глядя Бойду в лицо. - Ничего не происходит. Мне... позвонили, сказали, что ты в больнице, и задергался, решил тебя поискать. У тебя мобильный молчит, - он кивнул на карман Бойда, как будто точно знал, что "адская машина" там. - Прости, если я не вовремя, - еще тише прибавил Финн: окружающая обстановка давил так, что голос как будто сам по себе начинал звучать тише и глуше.

Для Финна сейчас никакие объяснения уже не имели значения, ничто, в общем-то, не имело значения, кроме одного: Бойд жив и здоров, нет никакой больницы, все это оказалось какой-то дурацкой ошибкой из тех, за которые в клиниках обычно потом извиняются с покаянными лицами. Нельзя сказать, что он ощущал эйфорию, которую, как говорят, положено ощущать, когда вдруг выясняется, что любимый человек избежал большой беды, но чувство небывалого облегчения прямо-таки оглушило его. И сейчас он просто молча смотрел на Бойда, следил за тем, как любовник что-то говорит, двигается, смотрит - существует. Одного этого было вполне достаточно.
  А потом визгливый женский голос вернул Паркера к реальности, и он посмотрел расширившимися глазами сперва на мать Бойда с ее несусветными обвинениями, а потом на самого Суини, который выглядел сейчас как человек, которому приходится выдерживать какой-то сумасшедшей силы внутреннюю борьбу. Финн уже хотел было податься к нему, прикоснуться, что-нибудь сказать, когда резкий, злой возглас так и хлестнул по лицу. Стало вдруг так больно за Бойда, что слова застряли в горле, и Финн сам не заметил, как болезненно нахмурился от услышанного.
  "Так не должно быть. Всего этого не должно быть."
  Удивительно беспомощная мысль. И невозможно ни сказать что-нибудь, ни вмешаться: это дом Бойда, его мать, его брат, его жизнь, и незваный гость тут не имеет право голоса, это ясно как день. Если он, Паркер, сейчас скажет хоть слово, ничем хорошим это точно не кончится.
  Не произнося ни слова и обретя заметное сходство с манекеном на витрине магазина, Финн отступил в угол и оттуда молча наблюдал, как Бойд отправляет на кухню мать, мягко спроваживает брата, наводит порядок, насколько его вообще можно навести в таком месте, и при этом еще находит в себе силы на скупую но все-таки улыбку для своего младшего. А потом так же молча, как будто напрочь потерял голос, последовал за любовником в другую комнату, на ходу собираясь с мыслями и уже готовясь объяснять и объясняться, если понадобится, успокаивать, поддерживать, да и вообще вести какой угодно разговор. Вот только как он ни готовился, резкий и неожиданно сильный толчок в плечо, почти отшвырнувший его к двери, все равно оказался неожиданным.
  Финн чувствительно ударился спиной, но почти сразу подался навстречу к Бойду и перехватил его руки.
- Я беспокоился, - тихо сказал он, неотрывно глядя любовнику в глаза. - Мне позвонили из какой-то больницы, сказали, что к ним привезли человека, указавшего мой номер в качестве экстренного контакта, а потом звонок сорвался. В Килкенни никто не стал бы так меня указывать, кроме тебя. Во всяком случае, я так подумал. Попытался тебя найти, но твой телефон молчал, а Шерри ничего о тебе толком сказать не мог. Я позвонил в "Хаос", спросил о тебе, и мне дали этот адрес. Я приехал сюда, чтобы что-нибудь узнать. Все. Больше никаких причин, - Финн по-прежнему крепко держал Бойда за руки и внимательно смотрел ему в глаза. - Никакого двойного дна. Ничего такого. Я просто беспокоился, малыш, - прибавил он совсем тихо и почти ласково. Снова напомнило о себе недавнее облегчение, испытанное при виде целого и невредимого Бойда, и Финн безотчетно крепче сжал запястья любовнику.

Финн уже видел любовника разъяренным, прямо-таки бешеным, но злость, вспыхнувшая сейчас, была другой: в ней чувствовалось что-то болезненное и горькое, и в ответ на нее не хотелось ни вскидываться, ни цедить слова сквозь зубы, ни еще как-нибудь показывать свою досаду или недовольство. Да и недовольства-то никакого не было: Паркера сейчас прямо-таки захлестывали нежность и сочувствие к Бойду, и самым важным казалось успокоить его, прекратить без потерь эту разгорающуюся на глазах ссору. Поэтому когда Бойд вырвался и перешел-таки на крик, Финн не попытался ни удержать его, ни приблизиться, молча скрестил руки на груди и отступил к стене.
  Бойд теперь уже даже не пытался сдерживаться, это чувствовалось и резких, хлестких фразах, и в тоне, злом и почти издевательском, и в том, как подрагивали от ярости его губы. Бороться с искушением шагнуть к нему, обнять покрепче и просто говорить и говорить на ухо какую-нибудь чушь, которой обычно успокаивают беспокойных зверей и больных становилось все труднее. Финн, привыкший ревностно охранять свое личное пространство и частную жизнь, отчасти понимал сейчас любовника, но при этом шестым чуял, что чувствует и понимает далеко не все, что происходит у Бойда в душе. И это нехватка понимания так и подхлестывала быть сейчас как можно ближе, разобраться, найти способ поддержать, пусть даже почти вслепую.
  Последний вопрос, заданный с явной издевкой, хлестнул, как удар наотмашь, и Паркер едва заметно вздрогнул. А потом внимательно, без улыбки, посмотрел Бойду в глаза.
- Нравишься, - негромко отозвался он. - Не меньше, чем раньше. Я выяснил, что ты жив и, кажется, даже достаточно здоров, чтобы выдать мне по первое число за приход без разрешения, - на губах Финна промелькнула и тут же погасла улыбка. - Мне действительно не стоило являться вот так, но я правда испугался, и... задергался слишком сильно. Прости, - еще секунду он смотрел Бойду в лицо, а потом шагнул к нему и обнял за плечи. - Господи, как же хорошо, что ты в порядке, - наверное, нужно было сказать еще что-нибудь, разумное, правильное, успокаивающее, но все слова, как назло, застряли в горле, стоило только снова вдохнуть так хорошо знакомый теперь запах любовника и дать волю чувству облегчения.

Почувствовав, что вырываться Бойд не пытается, Финн только крепче обнял его и прижал поближе к себе: после всей этой встряски хотелось все время чувствовать близость и тепло любовника, это казалось прямо-таки жизненно необходимым, и Паркер не собирался сдерживаться, только не сейчас.
- Мы, юристы, самое въедливое племя после таракнов, - усмехнулся он и взъерошил Бойду волосы на макушке. А потом негромко хмыкнул: - Хотя, конечно, если тебе когда-нибудь понадобится откуда-то меня вытравить, ты всегда можешь включить рэп или техно и погромче выкрутить колонки, - и снова объятия стали немного крепче: Финн по-прежнему не чувствовал себя в силах разжать их или хоть немного отстраниться.
  Гроза отгремела, даже толком не начавшись, встряска осталась позади - это Паркер теперь уже отчетливо понимал, как понимал и то, что между ними все осталось по-прежнему, разве что ему удалось стать немного ближе к любовнику, и тот вряд ли попытается снова закрыться, выставить его за пределы этой части своей жизни. Мысль о том, чтобы разделить с Бойдом не только веселые прогулки и совершенно дикие вечера и ночи, которые они проводили вместе, но и вот такие проблемы, от которых тошно становится, не показалась тягостной, наоборот, Финн почувствовал что-то вроде удовлетворения: он сможет быть рядом, сможет узнать еще больше, а потом и поддержать, это теперь вопрос времени.
- Да, пойдем проветримся, - запоздало отвлекся от своих мыслей Финн и нехотя выпустил любовника из объятий. - Да и вообще... не хочу тебя сегодня отпускать.
  С миссис Суини они по дороге в прихожую, к счастью, не встретились - Паркер не был уверен, что сможет остаться вежлив и невозмутим при встрече с ней - а вот брат Бойда им навстречу все-таки попался. Взглянув Суини-младшему в лицо, Финн улыбнулся ему, тепло, но спокойно и сдержанно. Дождался, пока Бойд продиктует номер, и прибавил вслед его словам:
- Звони в любое время, если будет нужно. Я не выключаю мобильный, - и, еще раз улыбнувшись, вышел из квартиры и с трудом сдержал вздох облегчения, когда за спиной закрылась дверь.
  На лестнице по-прежнему воняло, воздух казался все таким же сырым и затхлым. Бойд, с закрытыми глазами прислонившийся к двери, выглядел бледным и совершенно измученным, даже лицо, похоже, осунулось. Множество вопросов, так и вертевшихся на языке у Финна, сразу показались делом не самым важным. Подавшись ближе к Бойду, он мягко взял его за плечо:
- Пойдем отсюда, - говорил Финн тихо и очень мягко. - Действительно надо проветриться. К тому же ты выглядишь так, как будто не ел весь день. Пойдем. Погуляем, поужинаем, поговорим, да и вообще глотнем воздуха. Давай малыш, - и он осторожно потянул Бойда за собой к лестнице. Увести любовника подальше отсюда сейчас стало самым главным.

Слушая сейчас Бойда, так непохожего на того разъяренного себя, каким он был там, в квартире, всего десять минут назад, Финн отмечал про себя, что выражение "сердце болит за человека" - совсем не метафора. Он действительно почти физически ощущал, как что-то болезненно сжимается в груди при виде выражения лица любовника, при звуке его слов, от которых так и разило каким-то горьким бессилием. Отчаянно хотелось что-нибудь сказать, такое, чтобы малышу сразу стало легче на душе, а еще лучше - сделать, чтобы лучше и чище стало и вокруг. Вот только в словах следовало быть осторожным, а желание что-то делать пока не оформилось ни в какие конкретные намерения, и торопиться явно не стоило.
- Хороший, - тихо отозвался Финн, взглянув Бойду в глаза. - Ты ведь приходишь. Следишь за тем, как он и что с ним. Никого не бросил. Так что хороший. А жить так, - он кивнул на дверь квартиры, - вообще никто не должен, - Финн смолк на секунду, а потом ответил на улыбку Бойда, так же тепло и открыто. - Пойдем, малыш. Сегодня тепло, - и не смог удержаться от того, чтобы обнять любовника за плечи, когда они стали спускаться по лестнице.
  "Тепло" - сомнительное понятие для зимней Ирландии, и, как только они вышли из дома, налетел порыв холодного пронизывающего ветра, от которого так и хотелось повыше поднять воротник. На улице давно зажглись фонари, в этой части города казавшиеся тусклыми и подслеповатыми, кое-где посвечивались вывески дешевых магазинов и окна квартир. Финн не заводил разговор первым, не желая пока торопить Бойда, просто шел молча, смотрел себе под ноги и все пытался представить, как маленький Суини, а потом Суини-подросток рос в этих трущобах. Он родился здесь или его сюда привезли, когда он уже подрос? Его школа тоже где-то поблизости? Каково там было? А каково было здесь? Отличается ли чем-нибудь его отец, человек, поселивший свою семью в таком месте, от матери? И почему Шерри говорил, что разговор о нем так важен?
  От всех этих немых вопросов Финна отвлек голос Бойда, и, вскинув взгляд, Паркер увидел, что они вышли к небольшой и явно не слишком старинной, но с виду опрятной и уютной церкви. Желание малыша пойти туда показалось настолько удивительным и неожиданным, что несколько секунд Финн просто растерянно смотрел на него, не веря до конца, что явно не религиозного и уж точно не склонного к поиску умиротворения Суини потянуло в такое место. Впрочем, если для Бойда это важно, то отчего бы и нет: церковь все еще лучше многих других мест для серьезных разговоров, а на нем, Паркере, его англиканство не написано.
- Конечно, пойдем, если хочешь, - Финн кивнул и вместе с Бойдом двинулся к церковным дверям.
  Внутри было тепло, тихо, очень чисто, а в этот час еще и совершенно безлюдно, мессы то ли не было сегодня, то ли она давно закончилась. Пахло воском и еще чем-то, похожим на травяное успокоительное, может, ладаном. Оглядевшись по сторонам, Финн углядел тонувший в полумраке угол скамьи возле исповедальни и мягко потянул Бойда за собой туда. Когда они сели, он осторожно заглянул любовнику в лицо и после короткой паузы негромко заговорил:
- Давно все так? - он старался говорить так, чтобы слова не отдавались от стен и сводов слишком громко. - Кто-нибудь помогает? Или ты один и сам по себе? - вопросы так и теснились в горле, но Финн не торопился: любым словам должно быть свое время, и пусть лучше Бойд разговорится сам.

В церкви было чисто, светло. А еще удивительно тихо, и в этой тишине стала вдруг возможна удивительная откровенность - серьезная, без прикрас, без улыбок и шуток и попыток за этими улыбками спрятаться. Странное дело, никто из них двоих не звал священника, а все равно было в этом рассказе что-то от исповеди, и, слушая ее, Финн все острее чувствовал благодарность - и за саму эту открытость, и за то, что болезненно гордый Бойд пожелал-таки впустить его, все еще почти чужого человека, в свою жизнь, показать ее горестную и неприглядную сторону.
  Слушать оказалось больно и горько. Финн не жаловался на воображение, да и чувствовать любовника научился неплохо, поэтому сейчас было нетрудно представить, как наяву, горечь, боль и безысходность, пережитые тогдашним Бойдом. Каково это - потерять привычную жизнь и родного человека и провалиться вот в это болото? Оказаться лет в пятнадцать-шестнадцать старшим в семье и отвечать за ребенка и сломленную женщину? Не ломаться самому да еще и не просить и не желать чужой помощи? На поверку малыш получался совсем не малышом, и от этого тоже становилось почти больно: так быть не должно, не в таком возрасте.
  Финн молчал. Слушал, рассматривая профиль Бойда. Ловил себя на том, что мысленно уже просчитывает, как и чем мог бы помочь сам, быстро и действенно, и при этом нутром чуял, что помогать ему не дадут. И это вызывало разом и уважение, и глухую досаду, слишком уж хотелось одним махом вытащить любовника из дерьма, в котором он вынужден был купаться.
  Помолчав еще несколько секунд после того, как Бойд высказал свою угрозу, Финн вдруг придвинулся ближе к любовнику на скамье и заглянул ему в лицо.
- Не надо в морду. Я не жалею, - тихо произнес он, не отводя взгляд. - Но я очень тебе сочувствую. Это не одно и то же, - Финн смолк еще на несколько секунд, потом негромко продолжил: - Ты, наверное, прав насчет помощи дяди, сильное решение. И ты сильный, я, оказывается, даже не знал, насколько, - Паркер теперь смотрел на Бойда с новым интересом и с тем уважением, с которым смотрят на человека, который способен на то, чего не можешь ты сам. - Как ты справлялся все эти четыре года? Тебе ведь было тогда... шестнадцать? Пятнадцать? - Финн вопросительно поднял брови. - Как, малыш? И... брат помогает? Или ты не хочешь? - Финн смотрел внимательно и немного настороженно и старался как можно осторожнее подбирать слова: ему сейчас казалось, что он идет по удивительно зыбкой почве, и ошибка будет стоить дороже, чем он готов заплатить.

Почему-то из-за того, как независимо Бойд дернул плечом, Финну мгновенно захотелось придвинуться еще ближе, обнять любовника, привлечь его к себе. Наверное, было и в этом жесте что-то от той болезненной гордости, которая особенно свойственна тем, кому нужно помощь. Паркер уже даже сделал едва заметное движение к Бойду, но на том и остановился, встретив его брошенный искоса взгляд: не надо, не стоит, рано, а, может быть, и вовсе неуместно. Лучше не торопить события, ни в чем, лучше просто молчать и слушать.
  И Финн слушал - о том, как Бойд "крутится", как оберегает брата, как боится за младшего. Слушал, отчаянно сочувствовал, задавался теми же вопросами о Коллине, которые сейчас вслух произносил малыш (помнит ли другую жизнь? считает ли нынешнюю нормой?). Искал ответы и подбирал слова. И ловил себя на неприятном чувстве бессилия, на непонимании, как и чем помочь и можно ли чем-то помочь. Все это было удивительно далеко от него, за пределами привычного мира, и Финн сейчас сам себе казался до тошноты благополучным и оторванным от жизни. Что ж, тем больше причин связь с этой жизнью найти, пока он не потерял ее окончательно.
- Знаешь, я ведь даже не представляю, как это, - неожиданно для себя сказал Финн, искоса глядя на Бойда. - Могу только догадываться, как легко люди на твоем месте опускают руки, а ты... - помолчав несколько секунд, он покачал головой. - Знаешь, ты однажды точно из всего этого выберешься, и не один. Такие люди не тонут.
  В этом своем мнении Паркер не сомневался: если человек живет в таком дерьме и при этом умудряется не только оставаться на плаву, но еще и радоваться жизни и заниматься искусством, у него есть будущее, он обязательно однажды выплывет окончательно. Здорово смущало, правда, то, что этот конкретный человек, похоже, плывет в том числе и на волне воровства, а, значит, крупно рискует, но об этом они поговорят потом. Обязательно поговорят, надо только подобрать подходящий момент и нужные слова.
- Зачем ты мне все рассказываешь, я не знаю, но знаю, что очень тебе за это благодарен, - не без труда отвлекшись от своих мыслей, Финн слегка улыбнулся Бойду и почти сразу вновь посерьезнел: - Знаешь, конечно, не мне судить, что Коллин считает нормой, но... кое-что нормальное в его жизни точно есть: у него брат, этот брат заботится о нем и много делает, чтобы он получше жил. Это далеко не все, что ему нужно, но это уже что-то. Если все будет хорошо, он вот об этом будет думать и вспоминать, когда станет старше, - Финн снова смолк и на этот раз молчал дольше, а когда заговорил, опять улыбнулся Бойду: - Ужин нам точно необходим, но я все-таки возьму последний вопрос. Почему ты так рассердился на то, что я пришел? Почему именно?
  Во всем этом разговоре было много донельзя неправильного и слишком серьезного для двухнедельного знакомства, и сейчас Финн в очередной раз это почувствовал. Но почему-то вместо того, чтобы испугаться или встревожиться, испытал какую-то робкую затаенную радость. А сразу вслед за этим вспомнил слова Шерри о Бойде и его отце, о том, что означает такой рассказ, и на секунду даже замер внутренне: значит, все-таки?..