Irish Republic

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Irish Republic » Завершенные эпизоды » Inside I'm Fucking


Inside I'm Fucking

Сообщений 1 страница 25 из 25

1

http://images.vfl.ru/ii/1465680290/2d3d0160/12992858.png
Inside I'm Fucking

And I'm trying, trying, I'm trying, but I
Can't keep my hands to myself

http://images.vfl.ru/ii/1465680290/7d64ae6d/12992859.png

УЧАСТНИКИ
Профессор Генри Кавендиш и лучший студент Чарльз Макалистер
ДАТА И МЕСТО
6.02.17, аудитория, после кабинет декана
САММАРИ
После случая с дровами блудный профессор возвращается к своему студенту, который уже точно все для себя решил. Провокатор Макалистер и жертва провокации декан. The game is on!

http://images.vfl.ru/ii/1465680290/2d3d0160/12992858.png

+2

2

Утро каждого благовоспитанного джентльмена начинается с плотного, полезного завтрака, контрастного душа и выбора костюма. Обычно, затруднений с этим не возникает, так как любой порядочный джентльмен умеет приготовить себе идеальную яичницу и тосты со сливочным маслом, а в его безупречной гардеробной всегда можно найти с десяток безупречных, идеально сидящих костюмов, сшитых на заказ.

Профессор городского университета Килкенни Генри Кавендиш не был ни благовоспитанным, ни порядочным, ни безупречным. Иначе как ещё объяснить тот факт, что яичница оказалась безнадёжно испорченной и желток полностью сварился, тосты подгорели, сливочного масла вообще не нашлось, а половина десятка его неидельно сидящих костюмов лежала на небольшой мягкой скамейке, сваленными в кучу? Если и существовала иллюстрация к выражению: “утро не задалось”, то это было она.

Потратив целую неделю в Лондоне на решение всех своих проблем, заодно найдя время, чтобы нанести визиты вежливости родственникам, портному и парикмахеру, Генри вернулся накануне поздно вечером совершенно вымотавшимся и уставшим. Сил хватило лишь попить чай с сэндвичем, принять душ и свалиться в кровать, даже не разобрал сумку. А утром, с трудом разогнув едва сгибающееся колено, обжёгся горячим кофе, спалил тосты и надолго застрял в гардеробной, недовольный как выглядит во всех рабочих костюмах. Всё казалось слишком скучным и чрезмерно консервативным, поэтому выбор в итоге остановился на тёмно-серых зауженных брюках из тонкой шерсти в крупную, едва заметную клетку и синем блейзере с бледно-голубой приталенной рубашкой. Достаточно строго, но при этом неформально и свободно. Конечно, для офисного стиля костюм не годился, но провести занятие будущим молодым бакалаврам медицины прекрасно подходил.

Генри даже не пытался проанализировать причины столь пристального внимания к своему гардеробу, так как… не должно было быть причины. В Лондоне он всё для себя решил и не для этого провёл столько времени в раздумьях, чтобы обтянуть задницу превосходно сидящими брюками и, оставив дома галстук, прийти на занятие по тринадцатому модулю “Профессионализм в клинической практике” в столь непривычном для всех виде.

Кого он обманывал? Похоже, профессор терпел поражение по всем фронтам, и особенно по тому, что сидел на первой парте и выжигал взглядом кельтские узоры в разных местах его тела. Интересно, небрежно расстёгнутый пиджак Генри выбирал под цвет своих глаз или его? Определённо эта ненормальная любовь лишала его способности хоть сколько-то трезво мыслить и было весьма самонадеянным предположить, что он сможет с этим справиться всего за одну неделю. Что сможет делать вид, будто ничего не произошло каждый раз, когда сталкивался с Чарльзом Макалистером взглядом, осматривая аудиторию.

- Мы с вами очень много говорили о профессиональных качествах врача в отношении с пациентами, но работая в больнице, мы сталкиваемся не только с теми, кого лечим, но и с тем, с кем лечим. И эти люди иногда становятся для нас более важными, чем наши больные. Хотя пациенты для вас должны оставаться всё-таки на первом месте. Коллеги. Люди, с которыми мы проводим времени в несколько раз больше, чем с собственной семьёй. Каждый день, каждую неделю, несколько лет мы общаемся с теми, кто способен превратить нашу работу либо в рай либо в ад. Сегодня мы с вами обсуждаем работу в команде.

“Почему ты мне ничего не сказал?”
“А для чего? Чтобы ты с горя схватился за стакан и упился, страдая, что ничем не можешь помочь? О, Генри, именно этим ты и занимался! Я слишком хорошо тебя знаю, мой мальчик, чтобы давать лишний повод для совершения глупостей”.

Встреча с наставником как и всегда, оказала отрезвляющее действие. Эдвард готовился к операции и врачи делали оптимистические прогнозы. Генри сам внимательно изучил историю болезни и признал, что шанс есть. Поэтому из больницы он выходил уже намного спокойнее, чем заходил в неё. И более пристыженным - наставник как обычно не стеснялся в выражениях.

“ Сидишь в своём захолустье и упиваешься жалостью к себе, похоронив себя и свою карьеру. Словно то, что ты переломал пальцы одновременно переломало тебе и мозги. У тебя великолепное образование, уникальный опыт, мастерство, и что ты делаешь? Ничего?”
“Я учу”.
“Чему ты учишь? Ты штаны в кресле протираешь! Где твои исследования, где выдающиеся статьи, где твои ученики, которые совершают гениальные открытия? Ты не делаешь ровным счётом ни-че-го”.

Сколько раз он уже слышал это? Не сосчитать, но почему-то именно сейчас, сидя возле кровати своего смертельно больного наставника, Генри понял, что и правда - похоронил. Себя, свою карьеру, своё сердце. Он превратился в жалкую тень, страшась снова выйти на свет и просто плыл по течению, даже не пытаясь изменить хоть что-то. И впервые захотел что-то изменить.

- Ой да ладно, ну подумаешь, пообжимались в подсобке, что в этом плохого-то?

- Да ты просто отвратительное животное! То, что ты будущий врач, ещё не даёт тебе повода приставать к медсёстрам. Ты вообще слышал о таком термине, как сексуальный харассмент? За это вообще-то сажают!

Погрузившись в воспоминания, профессор пропустил тот момент, когда довольно жаркая дискуссия о конфликтах среди коллег перешла в несколько иную плоскость, и здесь громче всех звучал голос Мэйв Коллинз, весьма одарёной и бойкой девочки, но иногда чрезмерно навязчивой и настойчивой в осуществлении своих желаний. Генри был уверен, что её ждёт блестящее будущее, если она заметит, что у других людей тоже есть собственное мнение, иногда в корне отличающееся от её. 

А ещё иногда ему казалось, что она его преследует.

- А что вы думаете по поводу служебных романов, профессор Кавендиш?

Хотя, наверное, не казалось.

- Любовные отношения на рабочем месте - это недопустимое поведение для профессионала, мисс Коллинз, - ответил Генри, приваливаясь задом к столу и разгружая занывшее от долгого стояния колено. - Они вносят слишком много необъективности и отвлекает. А ещё появляются сложности, например, когда возлюбленные занимают разное служебное положение. Как сохранить субординацию с человеком, с которым просыпаешься в одной постели? Как сохранить субъективность в оценке? Как не выделять и не позволять партнёру больше, чем остальным? Это не те вопросы, которые должен решать врач на своём рабочем месте, поэтому нет, я категорически против подобного внутри коллектива.

+2

3

Утро каждого благовоспитанного студента начинается с плотного завтрака, накачивания кофеином и проверкой подготовленности к учебному дню. Обычно график рутины ничем не нарушался, и лучший студент медицинского факультета получал полную тарелку наваристой овсяной каши - правильные углеводы залог продуктивного дня - и полную чашку правильно сваренного какао, исключая кофеин даже если проснуться иначе не представляется возможным. Чарльз привычно мониторил новости группы в чате, успокаивал нерадивых однокурсников, привычно смаковал подробности научных новостей в различных источниках, чтобы иметь удовольствие поддержать беседу с преподавателями, привычно просматривал блог Саши, где тот всегда оставлял записи обо всем, что врывалось в жизнь преподавателя, привычно наблюдал за копошением брата напротив. Если и существовала иллюстрация «идеальное утро», то это была она.

Чарльз упорно молчал. Придя домой после всего, что произошло, он уселся перед компьютером, бездумно кликая по мышке, изучая совершенно раздробленные факты, слоняясь между ними, но мыслями все еще крутясь в доме профессора, осознавая ситуацию, сложившуюся за последние сутки. Он упрямо пытался докопаться до сути, игнорируя голос разума, почему-то поддаваясь эмоциям. С чего бы?
- Почему? - он прикрыл глаза, чувствуя как на плечи легли родные ладони. Выдохнул. Он уже не злился. Злость ушла еще в самом начале. Мышцы расслабились, и он сам потянулся так, чтобы руки брата обвили его привычно и правильно.
- Я не знаю, - частый первый ответ Дэни Макалистера на все, точнее своеобразная кнопка включения самоанализа.
Он огладил плечи сидящего за компьютером старшего, обнимая и утыкаясь носом в немного неряшливо отросшие прядки.
- Я... - он сглотнул, - все это очень сложно. Все, что случилось. До этого. Кажется, я просто потерял связь с миром, и мое подсознание пыталось найти ее... хоть как-то.
Чарльз вздохнул, кутаясь в руки брата, в запах брата, понимая, что вся история с Дэрэком не смогла не отразиться на них обоих. И брату пришлось переживать все самому.
- Прости меня, - сглотнув, Чарльз почувствовал, как в горле застрял ком. - Просто это внезапно и странно. Он мой декан. И я…
Продолжать страшно. Ему страшно рассказать брату о том, что он натворил этой ночью.
- Ты не мог иначе. Мы знали заранее, как сложно будет... втроем. Да еще и нам с тобой, с нашими... отношениями.
Да, Дэни было тяжело: молчать, делать вид, что все хорошо, пытаться жить дальше, пытаться разобраться до конца и поставить точку в этой истории с Хэллоуином. Но он никогда не обвинял в этом Чарльза. У их мира действительно свои условности, им приходилось платить эту цену за то, чтобы они сейчас могли чувствовать тепло друг друга и поддержку.
- Я не хотел причинить тебе боль или что-то такое. И, если уж на то пошло - я, кажется, нагло воспользовался нетрезвостью человека и его симпатией к тебе, - запоздало до Дэни дошел второй контекст недоговоренной фразы. - Чарли... - Дэни развернул брата к себе лицом вместе со стулом, - и ты что? Что ты сделал?
"Твой пьяный брат у меня", "Вызвать такси или оставить себе?", его пьяный в дупель брат в доме декана... Ах ты ж черт!
Он поймал взгляд брата, вздохнул, неопределенно пожал плечами.
- Кажется пытался поцеловать его, - поджал губы и поморщился. - И много всякого наговорил.
Телефон мигнул и завибрировал, и Чарльз скосил взгляд на стол, чуть обернулся и взял, вчитываясь в сообщение от Саши.
- Кажется, я наговорил столько, что выгнал его из Ирландии.
Удивленно приподняв брови, старший поднял взгляд на брата.
- Шта? - Дэни вскинул брови, и сразу было понятно, что его многозначительный вопрос относился ко всему сразу.

За эту неделю Чарльз Макалистер сумел привести свои мысли в порядок, утромбовать тезисы и логические цепочки, выдвинуть несколько теорий, разбить их и построить новые. Аксиомы заменялись теоремами, и доказательства он находил в самых необычных местах, откручивая последовательность событий все дальше и дальше, возвращаясь в каждый день, проведенный вместе с Генри Кавендишем. Черепом для изысканий в его случае всегда оказывался не Билл Шерлока, а умеющий вовремя и не вовремя вставлять свои ценные и не очень замечания и комментарии Дэниэл Макалистер. Младший брат умело направлял течение мыслей в нужное русло, строя свои логические преграды на пути этого течения. Иногда Чарльз с сомнением осматривал свои воспоминания, выцепляя из нужной ячейки своего «банка памяти» соответствующее событие.


- То есть, ты думаешь, что тот раз, когда мы вместе засиделись над долбанным расписанием, пытаясь втиснуть Делавера в нужные рамки часов, -  Чарльз чуть приподнялся над братом, но все еще потирал большим пальцем сосок. - что то предложение перекусить в той самой кондитерской в несколько кварталов перед походом домой было свиданием?
- Ну, как минимум первые раза три-четыре из ваших походов в кондитерскую - уж точно, - Дэни хмыкнул, лениво разминая половинку задницы Чарльза, как антистресс, чуть оттягивая ее в сторону. - Блин, Чарли, ты видел цены вообще в этой пекарне? Если это и не было свидание, то такой очень... калорийный намек на интерес. И на то, что что даже после такого количества булочек ты будешь казаться аппетитным.
- Я итак аппетитный, - хмыкнув, старший сжал между пальцами сосок и наклонился над братом, чуть сдвигаясь и оказываясь сверху. - Но ведь я же… Я же не понимал. Почему он тратил свои деньги на пирожные? Потому что я однажды…
Озарение воспоминанием пришло из ниоткуда, и он вдруг увидел, как сам говорил однажды о том, что очень-очень любит сладкое, но благодаря прекрасному набору в ДНК имеет ускоренный метаболизм, поэтому не толстеет так рьяно. Жаль, что сладкое всегда такое дорогое, и ему приходится порой выбирать между лишней булочкой и книгой.
- Черт, - Чарльз распахнул глаза и оседлал брата, оглаживая его грудь ладонями. - С пирожными мы выяснили, что насчет…
- Насчет вашей совместной работы, ты хочешь сказать? - Дэни прикусил губу и даже чуть задержал дыхание, оглаживая ладонью действительно очень аппетитные грудь, плоский живот с мягкими линиями, самый кончик возбужденного члена. - Той самой вашей работы, половину которой ты мог бы выполнить самостоятельно в одиночестве, просто сдоив с профессора всю нужную тебе информацию перед этим?
- Хочешь сказать, что он хотел меня все это время? Хотел быть со мной? Хотел взять меня, как взял тебя в бентли, а? - Чарльз чуть запрокинул голову, прогибаясь под прикосновениями, ерзая на бедрах брата. Внутри все собиралось в один центр, пульсируя внизу живота, а мысли, что где-то там в Англии декан Кавендиш обдумывает их недопоцелуй просто вбрасывали искр под кожу.
- О нет, даже не думай сейчас хайпить мое возбуждение таким нечестным способом! - он легонько шлепнул брата по заднице, но уже поздно - слова устремились, куда надо, отозвавшись голодным спазмом в низу живота. - Но да, это примерно то, о чем я хочу сказать. По крайней мере, когда мне кто-то нравится, я хочу как можно больше проводить время и общаться с этим человеком - даже под дурацким предлогом. Просто вспомни, что было, когда нам было шестнадцать, - он поймал губы Чарли, целуя неглубоко. но с энтузиазмом. - Меня было от тебя просто не отклеить... Кстати, с тобой это вряд ли было бы так - думаю, для тебя было бы устроено все по высшему разряду, - он придумал это только что, но почему-то сразу подумал, что попал в точку.

За эту неделю Чарльз Макалистер сумел разобрать и заново собрать все свои эмоции, мотивации и понять одну простую истину, что когда-то он встретил интересного красивого мужчину возле информационного стенда, а получил в итоге умного преподавателя. Вот только Чарльз Макалистер имел ужаснейший недостаток - он был хорошим студентом. Хороший благовоспитанный студент никогда не позволит себе недопустимые мысли о своем преподавателе. Тем более декане медицинского факультета. Тем более профессору, что является известным в широких кругах и википедии нейрохирургом. Тем более профессору, который позволяет задавать вопросы и позволяет работать бок о бок.
Но всегда есть небольшое исключение. Исключение из правил только подтверждает правило, и Чарльз знал, что ситуация с братом и Генри выбила их из зоны комфорта. И теперь все изменилось совершенно определенным образом. Благовоспитанный студент не позволит себе истерику в присутствии своего декана. Благовоспитанный студент не позволит себе, напившись, посетить дом декана абсолютно не с визитом вежливости. Благовоспитанный студент не будет пытаться поцеловать своего декана. Чарльзу осточертело быть благовоспитанным. В конце концов никто не знает, но он с шестнадцати лет трахается с собственным близнецом. Он совершенно точно никогда не был благовоспитанным.


- Как я выгляжу? - абсолютно буднично и привычно Чарльз поправил отросшие волосы, отмечая между делом, что нужно обязательно привести в порядок прическу. Ему нравилось гладкость и практичность более коротких волос, а желательно с миллиметровой длиной.
Дальше пальцы скользнули по ряду пуговиц на джемпере, оправили манжеты из-под рукавов, чуть потянули подол, прикрывая ремень обтягивающих брюк, что они купили когда-то. Все в синей гамме, оттеняя друг друга. Он совсем-совсем не старался выглядеть хорошо. Совсем нет. Кого он обманывает? В этот день возвращается в университет декан Кавендиш. Чарльзу нужно забрать кофе, почту, проверить не напортачил ли Саша.
- Как помолодевший Гарри Харт, - проплывающий мимо с бутербродом Дэни чмокнул брата в щеку и чистой рукой чуть закрутил волосы в том, что должно быть челкой. - Во, теперь ты как дерзкий Гарри Харт!
- И вовсе нет, у меня нет очков, - он шлепнул брата по заднице, проверил сумку и задумчиво оглядел себя в зеркало, вздохнув. Совсем-совсем не старался. Ни капельки. Чарльз качнул головой, чувствуя себя полнейшим идиотом, проверил телефон, проверил задания, по десятому кругу проверил документы.
- Собирайся, нам пора уже выдвигаться, - прикусив губу, Чарльз чувствовал, как напряжение разливается скованностью в плечах, в животе крутит от волнения, а мысли путаются одну за другую. Он серьезно собирается это сделать.
- Я сегодня пропущу пары - на работу вызвали к одиннадцати. Буду на связи. И да, без очков... Никогда не поздно их захватить. Кавендиш, думаю, оценит твой лук с очками, как и я, - о нет, он не хотел это говорить... Ай, да ладно - это именно то, что Дэни хотел сказать.
- Но без очков цвет глаз ярче и пронзительнее, - произнеся это, Чарльз зажмурился, чувствуя себя еще большим идиотом с красными ушами. Стало стыдно.
Дэни резко вернулся назад, проводя по кромке покрасневшего уха пальцем и выдохнув:
- И правда... Тогда вперед, на покорение вершин? - потрясающие глаза Чарльза становились только глубже от стыда. То, что надо. Он чмокнул брата на удачу.

За эту неделю Чарльз Макалистер смог сопоставить множество информации, отобранной из своей памяти, бережно и аккуратно систематизировать сведения, полученные от Саши и википедии, где всегда есть интересные факты о личной жизни. Также несколько лондонских таблоидов посчитали себя обязанными упомянуть факты из приватной процедуры развода нейрохирурга Генри Кавендиша, и Чарльз сумел найти выпуски, вчитываясь в витиеватые подробности, отбрасывая все эпитеты, словно шелуху, оставляя сухие факты себе. Факты были. И это получило толчок к формированию нового образа Генри Кавендиша, что совершенно отличался от того, которым Чарльз наделил его с самого начала. Это были разные люди. И теперь Чарльз задавался вопросом почему не сумел разглядеть этого раньше. Почему позволил себе проглядеть столь интересного человека рядом?

Видеть Генри таким невыносимо. Чарльз понимает, что восхищение прорывается в понимающей улыбке, чуть лукавом прищуре его глаза, когда он окидывает всю фигуру Генри хищным взглядом. Заинтересованным взглядом. Таких взглядов в этой аудитории слишком много. И это совершенно не вяжется с привычным рутинным конспектированием основных тезисов, выдвигаемым этими губами. Чарльз помнит какие они мягкие и одновременно жесткие. Смотрит на задницу,  почти не скрытую тканью, и понимает, что за эту неделю в его сознании протекал процесс, результат которого сейчас на самом виду. Вожделение собственного декана совершенно вопиющие нарушение субординации. Вожделение еще пока только легкое, совершенно неочевидное, совершенно поверхностное, но оно уже есть. А значит Чарльз видит все впервые в кристально-чистом свете. Генри Кавендиш - красивый и интересный мужчина, сопротивляющийся собственным принципам.

Мэйв Коллинз отвратительная девушка. Чарльз всегда считал ее пустышкой, что вечно лезет вперед, громко судачит о феминизме, пытается одновременно с этим выдвигать свою грудь дальше, чем она должна быть. Мэйв Коллинз слишком много говорит о профессоре, слишком часто достает Чарльза - ведь ты же его секретарь! ты все знаешь! - и слишком много мнит о себе. Лучшим студентам присуще чувство превосходства. Но лучшим студентом всегда остается Чарльз Макалистер. И это всегда порождает слухи. Вероятно именно недовольная Мэйв Коллинз, что претендовала на эту должность вместе с ним, их и порождает. Отвратительная особа.

Когда Генри говорит о том, что категорически против служебных романов, Мэйв затывается, разочарованно стонет, совершенно не скрывая своего отношения к профессору. И Чарльз только хмыкает, чуть склонив голову. Смешки на реакцию девушки разносятся какофонией, но Чарльз знает: Мэйв не любят. И всех раздражает не только она сама, но и то, как она крутит хвостом перед Генри. Потому что Генри любит весь курс. Генри совершенно особенный. И это видно, это чувствуется. Им восхищаются.

Когда Генри говорит о своем отношении к служебным романам, в голове Чарльза загорается красная лампочка. Он вспоминает об информации, он вспоминает о сексе с его братом, о недопоцелуе с ним, и Чарльз определенно чувствует, как губы расползаются в понимающую усмешку. Он говорит взглядом «но мы-то знаем с вами, профессор». Он говорит взглядом «но я-то все помню, профессор». Азарт выкручивает ручку термостата, и Чарльз горит. Он чувствует, как внутри все завязывается в волнительный узел, сжимается в предвкушении. Он точно знает, что Генри врет. Очень правильно и красиво, обозначая границы, которые сам же и нарушает систематически. В теории Чарльз Макалистер знает, что ему нужно сделать.

Он чуть кашляет. Привлекает внимание к себе.

- Позволю себе высказать свое мнение, так как мисс Коллинз уже успела обозначить свою позицию в этой беседе, - Чарльз чуть улыбается, но не дает азарту проскочить в голос, оставаясь рассудительным и серьезным. - Совершенно согласен с тем, что позиция мисс Коллинз продиктована несколько иными субъективными причинами, но все же в ее словах кроется прецедент. Мы все прекрасно знаем, что чувственный подход к делу несколько несостоятельный. Но людям свойственно испытывать чувства. Увы. Поэтому в госпиталях и других учреждениях существуют пары, работающие бок о бок. Если рассматривать вопрос с точки зрения общности, то да, чувства всегда мешают разуму. Но если выбирать частности, то можно погрузиться в дискуссию долгую, где победителя не обнаружится. Вопрос только в том, сэр, что делать с уже обнаруженными в себе чувствами, которые определенным образом будут мешать работе?

Чарльз пристально смотрит в глаза декану. Чарльз сделал свой ход.

+2

4

- Так, здесь у нас первичные списки иностранных студентов с А-левелом, это процентили для стажировок, честно - не знаю, что там, потому что Чарли считал, я пока в них не разобрался и отчет по первокурсникам за первое полугодие, - Саша вручил Генри несколько папок со всем перечисленным и понимающе хмыкнул, осматривая его с головы до ног.  - Ты всё-таки решил последовать моему совету и завалить какую-нибудь студенточку? Костюмчик - супер.

Кажется, Генри переборщил сегодня со своей неотразимостью.

"- Ты прекрасно выглядишь, - говорит Эмили, когда они здороваются и жмут друг другу руки в присутствии адвокатов. Словно никогда не было тех счастливых, наполненных любовью и теплом лет вместе.  Наверное, впервые у Генри ничего не заходится в груди при виде бывшей жены, похоже, он полностью излечился от этой болезни. И подцепил другую.  - У тебя кто-нибудь появился? 

Генри неопределённо пожимает плечами. Он не знает. Не уверен. Не понимает.

- Может. Это сложно.

Эмили нерешительно кивает, а Генри понимает, что у неё - появился. Появился кто-то настолько важный, что ради него она решилась растревожить успокоившиеся было отношения с бывшим мужем и раскрыть все козыри. И Генри внезапно осознаёт, почему она это делает. Эмили не может не знать, чем закончится для неё это дело, она неверная и эгоистичная, но не дура. И слишком хорошо знакома с миссис Кавендиш, чтобы точно быть уверенной в том, что свекровь отберёт у неё ребёнка, если тот окажется её единственным внуком. Внучкой. Вот что ей нужно. Похоже, новый мужчина Эмили не слишком рад чужому отпрыску, поэтому у неё нет иного выбора, кроме как отдать дочь в семью, где ей точно дадут достойное воспитание и обеспечат всем необходимым. Но это возможно лишь в том случае, если Кавендиш и правда её отец. 

Генри чувствует, как на его губах оседает липкое ощущение брезгливости и омерзения от себя самого, но он рад. Его мать ещё не видела доказательств, но уже выписала рекламные брошюры частных школ-пансионов и кажется начала подыскивать дизайнера для переделки новой комнаты. Он не сомневается, что девочка получит всё самое лучшее и будет окружена любовью и заботой, но это словно плата за собственное спокойствие. Переключившись на жизнь внучки, миссис Кавендиш перестанет слишком настойчиво интересоваться его.

Он вообще не может представить себя в роли отца. Это что-то настолько нереальное, что сопоставимо лишь с надвигающимся концом света. Впрочем, это ощущение вселенского краха не оставляет его с ночи пятницы, когда он отдал ключи от своей машины Дэниелу Макалистеру."

- Кажется, этот ребёнок всё-таки мой, - с тяжёлым вздохом говорит он, принимая папки от своего заместителя.
- О... - тянет Саша. - У кого сегодня напиваемся? У тебя или у меня? Лучше у тебя, а то я после последнего раза еле с соседями помирился.
- Эй! Я же извинился. 
- Значит, у тебя,  - кивает русский. - С меня водка, с тебя рассказ. И ни перед кем не надо будет извиняться.
- А мне вообще лучше пить чай, - признаёт профессор. - Кажется, в последние дни я превысил свою норму алкоголя.
- Ты точно в порядке? - мгновенно становится серьёзным Саша, внимательно глядя на друга.
- Я не знаю, - честно отвечает Генри. - Не знаю.

А кто сказал, что будет легко?

Почему ему кажется, что Чарли спрашивает одно, но имеет в виду совершенно другое? Когда-то у него был совершенно однозначный ответ на этот вопрос, когда он понял, что влюблён, что готов на безумства, готов петь серенады под окнами реанимации, где дежурила Эмили, готов носить её на руках и осыпать цветами. Буквально. Но эйфория прошла, розовая пелена спала с глаз, а реальность вдарила чугунным молотом по груди, выбивая из неё сердце.

Генри изменился. Генри начал бояться любых чувств, мешали бы они его работе или помогали. И сейчас эти чувства с неотвратимой неизбежностью катили на него с упорством асфальтового катка, грозя разрушить все те преграды, что он выставлял все последние годы после развода.

- Вот да! - бесцеремонно влезла Мэйв в их разговор, буквально заткнув профессора, уже открывшего рот для ответа. - Что если это любовь? Вы же сами женились на своей медсестре, кому как ни вам поддерживать романы на работе?

Это всё равно неприятно. Да, он вылечился и сейчас мысли об Эмили не вызывали тех чудовищных, рвущих душу эмоций, но это всё равно неприятно. Тяжело сохранять спокойную, безмятежную улыбку, когда хочется заорать и объяснить наглой девице, что такое границы и почему их нельзя нарушать.

- Как замечательно, мисс Коллинз, что вы так пристально интересуетесь моей частной жизнью, но если вы внимательно читали Википедию, а скорее всего именно там вы узнали о моём браке, то должны были понять, что мой роман весьма прискорбно кончился не самым лучшим образом. Так что уж мой пример никак не стоит считать образцом для подражания.

Отказ от титула, бесконечные ссоры с матерью и не менее бесконечные: “я же тебе говорила!”. Эмили никто никогда не считал достойной ему парой, даже коллеги по работе. А что бы они сказали сейчас? Студент, едва достигший возраста зрелости, это достойная пара для декана местного университета? Чем могут закончиться эти отношения?

Бред. Даже предполагать возможность этого - бред!

- Постараться забыть о них? - отвечает он Чарльзу Макалистеру с неопределённой интонацией, в которой то ли вопрос, то ли утверждение. - Сделать всё, чтобы исключить личное из рабочего, пока оно не стало мешать работе. Хотя, - печально и понимающе усмехается он, - кого я обманываю? Разве можно игнорировать чувства? Это главная проблема всех эмоций - их невозможно выключить, как свет или кран с водой. Они не поддаются логике и контролю, просто в один прекрасный момент ты позволяешь им взять над собой вверх и получить желаемое.

И обнаружить себя на заднем сиденье собственной машины, держащим в объятиях полураздетого студента архитектурного факультета. Или на полу собственного дома, держащим в объятиях студента медицинского факультета. Или перед экраном компьютера в кабинете дома собственной матери, вот уже второй час смотрящим видеоканал этих самых студентов на ютьюбе. Близнецы такие милые и забавные, когда рассказывают о комиксах. А Генри словно озабоченный малолетний сталкер. Нет! Эти чувства уже начали мешать как работе, так и здравому смыслу.

- Но одно я могу сказать точно - если у вас есть силы прекратить всё, то сделайте это. Потому что ни к чему хорошему это не приведёт. Уж поверьте моему немаленькому опыту.

+2

5

Что люди знают о любви? Почему это чувство всегда является камнем преткновения всех споров, всех произведений, рассуждений различных философов. Это всегда та самая острая тема, которая не оставляет равнодушных. Любовь и смерть. Если со смертью все вполне оправданно, скорее это страх неизбежного и неизведанного, то любовь раньше подвергалась сомнениям. Казалось, что это чувство переоценивают поэты и песенники, но совершенно недооценивают ученые. Даже если он соглашался со многими выкладками по анатомии и физическим данным этого самого чувства, то с психологической точкой иногда все же хотелось поспорить.

Чарльз Кэмэрон Макалистер никогда не хотел петь брату серенады под окном, но частенько оставался заниматься уроками на трибунах, когда его младший брат вместе с остальными футболистами тренировались бить по мячу более прицельно. А еще бегали в своих коротких шортах. Чарльза увлекала химия, физика, строение атома и мощные накаченные ноги местных спортсменов. У каждого свои недостатки, философски думал он, снова чувствуя некомфортную эрекцию от мельтешения крепких задниц и бедер.


Расположиться на верхних трибунах всегда казалось логичным. Он поправил очки и посмотрел на поле, где уже заканчивалась тренировка команды. Чарльз задержался пальцем на строчках книги, чтобы не потерять ее, но поймал себя на том, что снова просто пялится вместо того, чтобы знакомится с трудом о медицинской химии. Все соединения теряли свою актуальность, когда это случалось. Фокус его видения смещался на задницу собственного брата. Со стороны это смотрелось, как поддержка, но они оба знали, что Чарльз просто потакал своим гормонам. В очередной раз. Сколько бы он не отрицал это. Они оба знают что будет дальше, когда Дэни наболтается с ребятами.
Знают оба, а потому Дэни не очень-то и внимательно слушал, что ему пытались сказать друзья, и его взгляд то и дело скользил по трибунам. Его товарищи всегда списывали такое состояние младшего на эйфорию от хорошей игры, да и что уж там, он действительно становился пьяным от адреналина и после физических нагрузок, связанных с соперничеством. Побеждать было приятно, но еще более приятно получать приз за победу. Приз последнее время у него был примерно одинаковый, но Дэни не жаловался.
Его старший брат поблескивал очками на самой высокой трибуне. В руках, как обычно, книга, взгляд устремлен на него, стоящего у края поля. Игра закончилась, они поздравляют друг друга, кто-то бредет в раздевалку, часть зрителей расходится, часть - спешит поболтать с игроками. Дэни из тех, кто в раздевалку не спешит, ожидая брата.
Спрятав учебник в сумку, Чарльз спускается с трибун, поглядывая на тех, кто уходил. Они никогда особо не замечали его. И ему это нравилось.
- Хорошая игра, - улыбнувшись, Чарли чуть виновато пожал плечами, зная, что брата не обмануть. Старший не понимал футбол и вообще некоторые виды спорта. Но он понимал то, что брату это нравится. Желание поцеловать и вдохнуть запах разгоряченного тела досаждало, но избавится от него можно только дома.
- Если судить по интенсивности сокращения моих ягодиц - то да, очень, - Дэни ухмыльнулся, обнимая брата крепко за шею и прижимая к себе. Обычно, по-мальчишешски, потому что по-другому им нельзя в таких людных местах. - Им льстит твое пристальное внимание и оценка их работы.
Он смеется коротко. А то он не знает, куда Чарльз пялится все матчи напролет.
  - Мы домой?
- Твои ягодицы заслуживают повышенного внимания, - широко улыбнувшись, Чарли высунул язык, корча рожу. А потом будто вспомнил, что является жутким ботаником. И ему несолидно вести себя вот так на людях.
- Конечно, домой. Сходишь в душ? Или побежим наперегонки? - он облизал губы и посмотрел на брата.
- Надо вещи забрать из раздевалки. А про душ разве мне не у тебя надо спрашивать? - Дэни подмигнул, покачнувшись с пяток на носки и обратно, словно ожидая ответа.
Чарли вспыхнул, уши налились краснотой. Он выдохнул и толкнул брата.
- Не ходи, - чуть слышно пробормотал он, стыдливо пряча глаза.
- Какой ужас, Чарли! - звучало притворно и наигранно, потому что таким и было.
Дэни легонько двинул кулаком по плечу старшего, разворачиваясь в сторону раздевалок.
- Подожди меня у выхода с поля, сейчас сбегаю за сумкой. А вот потом - наперегонки! - словно он не набегался за матч, Дэни быстренько порысил в сторону раздевалки - забирать шмотки. Он до сих пор не знал, как относится к этой особенности брата, поэтому просто решил наслаждаться.

Чарльз в шестнадцать лет совершенно очаровательно не представлял, как его жизнь устроится в дальнейшем. Он мечтал о поступлении в университет, изучении наук и возможности открыть для себя еще более интересной информации, которая позволит ему выбрать занятие на всю жизнь. Чарльз представлял как они с братом откроют новый удивительный мир другого города. Чарльз представлял много всего, но никогда в этих фантазиях не присутствовало кого-то еще. Потому что казалось, что они единое целое против всего мира. Навсегда вдвоем.

В двадцать лет все меняется. И даже то, что прошло довольно много времени с их приезда в университет, с начала собственной взрослой самостоятельной жизни, это еще не все. Вероятность того, что так случится не так уж высока, но это происходит. С ними. В трагический день они встречают Дэрэка. И фантазии обоих близнецов переплетаются с новым и неизведанным, но притягательным.

Что есть любовь? Что есть привязанность? Как это формируется в мозговых центрах есть множество исследований. Но как это в действительности можно воочию наблюдать как это происходит и действует на разум?

Чарльз предпочитал не вдаваться обычно в такие подробности, но лежа в спальне, вглядываясь в потолок под мерное сопение своего брата, он пытался осознать, что в действительности означало восхищение собственным деканом? Или он просто прикручивает все туда, где этого не было? Как определить наносное и истинное?


Чарльз вертел в руках телефон. Они уже выяснили много всего. Уже прошло два дня, когда он не видел Генри, и хотелось что-то сказать, о чем-то спросить, что-то ляпнуть. Хотелось контакта. Возможно объяснить что случилось, предъявить свои права, озаглавить свой интерес. Два дня он не мог не думать о чем-то еще, наслаивая поверх всех этих мыслей свои рабочие обязанности, отчитываясь и помогая Саше войти в ритм. Два дня он пытался совместить учебу, подготавливая конспекты и успокаивая своих сокурсников. Два дня он медленно зверел от мысли, что где-то там в Англии профессор Кавендиш мог что-то делать с кем-то, потому что мог. И эта ревность неуклюжая и совершенно неуместная подстегивала его напомнить о себе. Она помогала ему осознать весь конфуз своей реакции, ситуации, своих чувств.
- Чтобы ты написал? - он повернулся к брату, все еще сжимая в руках телефон.
  - Люблю-скучаю-жду? - генератор не особо остроумных ответов Дэни Макалистера работал даже тогда, когда он был невероятно увлечен отрисовкой в иллюстраторе.
Младший впервые за прошедшие два дня пребывал в умиротворении. За два дня они с Чарльзом проговорили несколько месяцев и кучу неприятностей их общей жизни, сделали выводы, избавились от терзающих головы недомолвок. Единственным нерешенным вопросом оставалось то, что... Чарли Макалистер ревновал. И вообще испытывал непревзойденную бурю живых эмоций, хоть и тщательно старался это скрывать.
  - А если серьезно - просто спроси, как у него дела. Универсально, в меру лично, предполагает какой-нибудь ответ. К тому же актуально - по-моему, у него какие-то проблемы.
Чарльз вздохнул. Но согласно кивнул. Он настолько потерялся в этом во всем, что забыл, что начать-то можно с простого. Всегда нужно начинать с простого.
«Здравствуйте, профессор Кавендиш. Как вы?»
Он отправил. Положил телефон перед собой и стал ждать.

То, как Мэйв достает факты, сухо излагая их собственным ртом, оформляя это отвратительно-мерзким голосом, заставляет Чарльза морщится. Он не хочет даже пытаться понять, что чувствовал тогда Генри, когда застал эту суку, когда выстрелил в потолок. Он помнит с каким смаком некоторые газетенки расписывали это. И Чарльз неуверен сколько там было правды, а сколько приукрашенных подробностей. Но боль реальна. И Чарльз знает это. Он чувствовал боль, когда рыдал в кабинете профессора, упиваясь собственным горем. Но он всего-то потерял мужчину, который уехал. Не изменил, не променял, а все еще чувствуя, уехал жить. Но как это чувствуется, когда происходит вот так, как у Генри? Чарльз не хотел знать. Никогда.

То, как реагирует Генри, заставляет Чарльза чуть прищуриться и улыбнуться. Едва-едва. Чуть приподнять уголки вверх, обозначая не саму улыбку, а след ее, небольшую тень на губах. А потом он смотрит, чуть поворачивая голову, смотрит пристально, расчетливо в самую суть черных зрачков, заглядывая туда, где обитают самые жадные чудовища. Он знает, что они там. Он знает о них. Никто не делает того, что делает Генри, если не хочет.


«Надежда никогда не лишняя. Тем более так проще выразить свою поддержку. Вы же понимаете, сэр, что я с вами?»
- Я чувствую себя отвратительным и глупым, - он гипнотизировал телефон, ожидая ответа. И пытался не умереть от тахикардии, взвинченной нервной системы, адреналина, все прибывающего в его кровеносную систему. Кусал губы, зная, что завтра они будут сухими и обкусанными, но не мог перестать чувствовать это волнение, циркулирующего по его телу. Не мог перестать переживать. Не мог остановиться, впервые открыв это.
- У него друг в больнице, а я… - Чарли прижался к брату.
- А ты что? - Дэни окончательно забил на свою работу, обнимая брата и прикасаясь влажными губами за ухом.
- А я думаю совершенно о другом, - он повернулся к брату и поцеловал его в губы, ища поддержку и понимание. - И только что предложил себя.
Чарли закатил глаза, вздохнул и прочитал пришедшее сообщение.
"Я бы предпочёл проконтролировать ход операции в операционной, но, к сожалению, кроме надежды у меня больше ничего нет."
- Ты думаешь о том, что хотел бы завершить начатый поцелуй, - Дэни улыбнулся, чуть прикусив кромку чужого уха. - Но это никак не делает твое сочувствие меньше. А что с его другом? Вот прямо-таки предложил? - младший схватился за телефон Чарльза поверх его же руки, чуть разворачивая к себе экран, чтобы прочитать сообщения.
- Не прямым текстом, но … - Чарли прижался еще сильнее, положил голову на плечо брату и выдохнул, прикрывая глаза. - … но я хочу его.
Чарли зажмурился, чувствуя как на этих словах забилось сердце сильнее. Он предавал воспоминания о Дэрэке? Прошло недостаточно? Что вообще происходит?
- Это так сложно…
«Понимаю» осветило экран.
- И по-моему, у вас это взаимно, - Дэни усмехнулся.
У него самого что-то затрепетало внутри. Они вроде бы как говорили об этом, но только короткая откровенная фраза сделала желаемое реальностью. Его братец точно больше не был в депрессии и наконец-то перестал хоронить время и себя заодно. Дэни определенно нравился новый ход мыслей Чарльза. Ему в принципе больше нравилось, когда у мыслей Чарльза был ход, а не бег по кругу.
- А значит, тебе ничего не мешает его получить.
- Мешает все. И тем более неизвестность. Никакие выкладки того, что мы с тобой обсуждаем не дает гарантию успеха какого-либо начинания, - Чарли вздохнул, прочитал сообщение и потер лоб, все еще задумчиво кусая губы и прижимаясь к брату.
- Тем более, что все это попахивает некоторым скандалом.
«Спасибо, Чарльз. Я очень это ценю».
- А возможно он просто ценит меня как работника, - отбросив телефон, Чарльз обнял и посмотрел в его глаза.
- О да, тебя, как работника, и твою задницу - как задницу, - Дэни весело фыркнул. - Вся наша жизнь - скандал, знаешь ли. И это мешает разве что мне стать знаменитым. Папарацци, все дела. Но уж точно не помешает попытке сойтись двум одиноким мозгам, жаждующим обсудить медицинские выкладки в горизонтальной плоскости. Сказать по-честному, Чарли, даже если бы я не подозревал твоего декана в глубокой симпатии, какую никто не испытывает к "ценному работнику", - Дэни изобразил в воздухе кавычки пальцами, - то тебе в любом случае не составило бы труда его закадрить при прочих равных, и даже с учетом Мэ-э-эйв.
Он протянул имя докучливой студентки противным голосом, памятуя, с какими негативными и яркими эмоциями Чарльз поминал сокурсницу, рассказывая Дэни очередную кулстори из жизни медфакультета.

Чарльз облизывает губы, хмыкает и чуть поддается вперед. Он знает все эти уловки.


«Я надеюсь, что все прошло хорошо. Спокойной ночи, сэр»
Сидя в пижаме в кровати, Чарльз не мог перестать думать. Думать, думать, думать, что Генри в Англии переживал за друга, а Чарльз переживал за Генри. За них обоих. Если все верно, и Генри действительно испытывал все это время к нему чувства, хотя бы плотские, то это должно как-то проявиться. Нужно показать ему, что Чарльзу не все равно. Что он тоже чувствует. И что тоже хочет. Флиртовать Чарльз не умел. Только в алкогольном опьянении, когда его провоцировали на это. Иногда он мог построить умело фразу, сыграв на чем-то. Но сейчас он чувствовал, что каждый раз, набирая на кнопках «Я скучаю» и стирая эти буквы, проигрывает, волнуется, сдается. Нужно выбрать что-то безопасное.
«Очень ждем возвращения»
- Все еще чувствую себя глупым подростком, - Чарли проворчал.
- Ты и есть глупый подросток, - Дэни все это время делал вид, что читает книгу и совершенно не веселится от того, как одно сложное лицо брата сменяется другим, еще более сложным или кислым. - В плане отношений, я имею ввиду. Просто классика. "Я вся такая-растакая, влюбилась во взрослого мужика, у нас была любовь, он меня бросил, я долго плакала, но это ничему меня не научило, потому что мне все еще шестнадцать", - последнюю фразу он изобразил девчоночьим голосом. - "И мне понравился секс!"
Дэни отложил книжку и подполз под бок брата, чтобы заглянуть в телефон.
  - Но это совсем не плохо - в таком виде тебе совершенно невозможно отказать! - он прыснул.
- Я всегда любил секс, - Чарли проворчал и ткнул брата, а потом мрачно посмотрел на него. - И у нас правда была любовь. И я не глупый подросток.
Он положил телефон на одеяло, и внезапно начал щекотать брата, улыбаясь.
- Глю-ю-юпый! - не преминул воспротивиться младший. Он почти не боялся щекотки, но все равно подставлял менее опасные части под "обстрел". - Конечно, была. Но... Но ее больше нет. Есть что-то другое.
Чуть отдышавшись, Дэни совершил хитрый рывок, чтобы опрокинуть старшего навзничь и придавить собой сверху.
- Так почему бы тебе не попробовать это другое? Сделай жертву моей задницы не напрасной! - провозгласил он в конце трагически-пафосно, в духе лучших древнегреческих трагедий.
Вибрация телефона заставила Чарльза посмотреть вокруг.
- Переигрываешь, Ромео. Не такая уж и жертва, раз твоей заднице понравилось, - он усмехнулся, пытаясь выбраться из-под брата и взять телефон.
Все внутри него резко застыло от волнения, и он ужом старался выскользнуть из рук Дэни.
«Все хорошо, если ты про операцию, то она через две недели только. Спокойной ночи»
Дэни выпустил Чарльза для того, чтобы и самому попырить, что там написал профессор.
- А приезжает он в конце этой... Ему будет нужна твоя поддержка, братец. И кстати - где написано, что жертва не может быть приятной?
- Если бы жертва была приятной, то это была бы не жертва, - Чарльз ответил на автомате, рассматривая экран телефона, вчитываясь в слова в попытке распознать двойной смысл. Если он был.
- Я всегда его поддерживал. Просто сейчас мы как будто… стали ближе? Не знаю, возможно я преувеличиваю. Но после той истерики, - Чарльз взмахнул рукой, объясняю то, что не хотелось произносить вслух. Они оба понимали это.
- Вы определенно стали ближе. Он правда за тебя переживал, я же говорил с ним. Ты ему не безразличен на всех уровнях. Это... больше твоего места в работе или учебе, он беспокоится за Чарли-просто человека, а не ученика или секретаря. Просто ты раньше не давал повода это продемонстрировать, может. И уж точно все не было бы так, как сейчас есть, после того, как ты припрерся к нему домой, пьяный в дупель, - Дэни хихикнул. - Не будь между вами ну вот вообще ничего личного, то тебя бы уже на ковер вызвали - как минимум, для выговора.
  - Ты прав. Почему сейчас мы снова поменялись местами? - Чарли поцеловал брата в губы, поглаживая и отправляя телефон на тумбочку. Он прижался к Дэни, поглаживая его скулы и целуя губы невесомо снова и снова. - Как будто старший здесь не я.
- Потому что на этом поле ты все еще глупый подросток, а значит я - старше, - младший задорно улыбнулся, накрывая губы Чарли своими, вовлекая в затяжной поцелуй. - И я определенно готов научить этого подростка флиртовать.
«Передавай Саше привет» он прочитал уже утром.

- Если убрать осознанные примеры, спасибо, мисс Коллинз, - Чарльз чуть кивает в сторону Мэйв, совершенно цинично убирая ее из внимания дискуссии под еще одни смешки однокурсников. - Если убрать это, то давайте повернем беседу в иное русло. Мне хотелось бы узнать чуть больше о прецедентах. Представим гипотетически, - Чарльз улыбается мягко, складывая руки перед собой и позволяя взгляду скользнуть по напряженному телу профессора. - Что мы не можем справится с собственными чувствами. У нас нет сил. Тогда чем это грозит нам, сэр?

«Сексом в подсобке» с последних рядов. Чарли прикрывает глаза, а потом улыбается ярко, открывает глаза и позволяет себе смотреть жадно, голодно, прикусывая губу, не позволяя себе ответить на этот выпад. Потому что в голове уже открывается карта всех подсобных помещений госпиталя св. Луки и университета. Кабинет декана. Замок в двери кабинета декана. Насколько длинная пара и сумеет ли он после добежать хотя бы до туалета, не свихнувшись от вида этих долбанных брюк, обтягивающих зад декана? Или все же Генри поймет, что Чарльз предлагает ему себя и хочет взять себе то, что Генри готов был отдать еще в самом начале?

+2

6

Он умер и попал в Ад. 

Другого объяснения тому, что сейчас происходило в этой аудитории найтись просто не могло. Его самолёт попал в турбулентность и разбился, упав в море, а тело профессора Генри Эмери Валентайна Кавендиша качается в холодных волнах. Вокруг носятся резиновые надувные лодки спасателей с водолазами, в воздухе кружат вертолёты, сбивая воды Ирландского моря в водовороты и оглушают пролетающих чаек шумом работающих винтов. Зияющий огромной дырой в фюзеляже, самолёт медленно тонет, погружаясь в непроглядную пучину, а тело профессора Генри Эмери Валентайна Кавендиша мерно покачивается в такт движениям водяных масс, ожидая, когда его найдут, молчаливо поднимут на борт спасательного судна и вместе с другими пассажирами скорбно повезут на родину, чтобы передать рыдающей матери. И дух его теперь навечно заперт в Аду, отвечая за все прегрешения порочного и безнравственного тела, что слишком часто поддавался зову плоти.

Вот так одна приятная ночь превращается в кошмар!

- Милый, я распорядилась погладить твой вечерний костюм, я пригласила леди Сесил к нам на чай.
- Мама!
- Не смотри так на меня, мисс Сесил прекрасная леди, к тому же маркиза. И очень заинтересована тобой. Тебе два или три кусочка?
- Я пью вообще без сахара. Спасибо. Мисс Сесил лет пятьдесят, я конечно, понимаю, что уже не молод…
- Я говорю о её дочери, Генри. Тебе нужно лучше питаться, ты снова похудел. Совсем помешался на  этих своих спортивных диетах и как их называют? Качалках? Я положила один кусочек.
- Спасибо, мам. Сказал человек, имеющий личного фитнес-тренера и занимающийся йогой. А дочери маркизы Сесил хоть восемнадцать-то есть?
- Ей девятнадцать. И она поступает в Оксфорд, очень умная девочка и весьма достойная партия для тебя.
- О да, и наверное просто мечтает выйти замуж за старика, который ей в отцы годится.
- Генри! Ты великолепно выглядишь и у тебя прекрасный возраст. То, что необходимо для юной леди.
- Только что ты говорила, что я слишком худой.
- Прекрати мне дерзить, юноша! Это там в Ирландии ты можешь вести себя, как мужик из рабочих кварталов, но здесь, будь добр, вспомни о манерах! Я показывала мисс Сесил твои фотографии, и она была в восторге.
- Какие фотографии, мама, из Итона?
- Всё, я не хочу больше ничего слышать. Вечером мы с леди Сесиль ждём тебя в гостиной. И надень голубой галстук, он удивительно подчёркивает цвет твоих глаз.

Поездка в Англию как всегда закончилась смотринами очередной “благовоспитанной мисс и достойной партии”. Мисс Сесил оказалась действительно очень умной девочкой и благоговейно смотрела ему сначала в глаза, потом в рот, а затем откровенно разглядывала его в настолько неприличных местах, что Генри в конце вечера чувствовал себя изнасилованным, причём не единожды.

"надеюсь, сэр, вы высыпаетесь по ночам"

Смотреть сообщение было не слишком прилично, но Генри извинился, прикрывшись работой, и разблокировал смартфон. Чарльз. Его личный помощник. По работе же. Волнуется. Контролирует.

Или что он сейчас делает?!

Генри совсем невежливо уставился в экран, обдумывая это несколько двусмысленное сообщение Чарли. Впрочем, последнее время всё, что от него приходило, могло претендовать на звание двусмысленности.

"Не особо. На новом месте спится не слишком хорошо".

Он отправил смс и только потом подумал над тем, что именно написал. Это же нормально помощнику интересоваться сном своего начальника?

Да кого он пытался обманывать?! С ночи пятницы ничего не было нормально. И эта благовоспитанная леди Сесиль, которая благовоспитанно пожирала его глазами, с ножом и вилкой, промакивая уголки губ платочком и даже не чавкая, отходила не просто на второй план, а куда-то в неизведанные глубины космоса, настолько она не интересовала профессора нигде и ничем. Даже эффектно подчёркнутой мастерами-портными высокой, пышной грудью. Кого вообще могла заинтересовать грудь какой-то там маркизы, когда Чарли прислал ему ответ?

"что-то мешает еще, кроме новизны места?"

Да, Чарли. Мешает. Стойкая эрекция, или как сейчас говорит молодёжь - стояк - неизменно возникающий после просмотра очередного ролика с ютьюба, в котором довольные и немного дурашливые близнецы в очередной раз что-то рассказывали о чём-то. Генри никогда не лгал себе и не собирался сейчас: то желание, которое возникло, когда Дэни оказался в его объятиях, нисколько не утихло после полученного, а лишь усилилось, и он мог сколько угодно уверять себя в аморальности, порочности, неправильности и бесстыдности подобных отношений - он невыносимо хотел их. И та уверенность, с которой он принял решение максимально дистанцироваться от Чарли и перевести всё исключительно в деловую плоскость, таяла с каждым днём, что приближал его к возвращению в Ирландию. Он не знал, как вести себя с близнецами.

"Усталость. И беспокойство. В университете все в порядке?"

Миссис Кавендиш уже с неодобрением поглядывала на его переписку, и Генри виновато улыбнувшись, положил было сотовый на столик и взял чашку с уже остывшим сладким чаем, когда телефон тихо звякнул, сообщая об ответе. Он сделал глоток, мельком посмотрев на экран и чуть не задохнулся полившимся не в то горло чаем. Тончайший фарфор из фамильного сервиза грохнулся о столик, а Генри судорожно откашливался, пытаясь очистить лёгкие от попавшей в них жидкости.

"Я медленно снимаю с вас усталость"

Леди Сесиль навязчиво хлопотала рядом, охая и подавая надушенный платочек, приторная сладость которого мгновенно забила нос, рот и вообще всё сознание Генри, пытающегося  убедить себя, что явно ошибся и в сообщении значилось что-то другое. Расписание, например. Или процентили поступающих стажироваться студентов.

"Я медленно снимаю с вас усталость"

Может, это просто автозамена? Иногда она выкидывала весьма занятные штуки.

"Простите, это Дэни. Все хорошо"

Или это Дэни. Он тоже иногда выкидывал весьма занятные штуки. Трахался, например, с ним.

Господи ты Боже мой!

- Я в порядке, мисс, - Генри промакнул выступившие слезы навязчиво едким запахом духов маркизы Сесил и вернул леди платок. - Просто не в то горло попало.

И не в ту задницу.

Он закашлялся снова, бросая взгляд на загоревшийся экран и очередную смс.

"я скучаю"

- Генри! - укоризненно произнесла миссис Кавендиш. - Неужели это настолько важно, что нельзя отложить на пару часов?

Это важно? Насколько это важно? Профессору казалось, что в его жизни  важнее этого  ещё ничего не случалось за последние лет семь, с того самого момента, когда он расслабил палец и снял его с курка, передумав стрелять. Сейчас его охватывало то же самое ощущение - всеобъемлющего, глобального вопроса, на который требовалось дать ответ.

И ответа у него не было.

Генри смотрит на Чарльза, который задает такой простой и казалось бы невинный вопрос.

"я скучаю"

Когда он выпустил свою жизнь из-под контроля и та помчалась, словно хрупкая лодочка, подхваченная стремительным течением, что на бешеной скорости несло её к пропасти? Он чувствовал, как Чарли своими вопросами, взглядами и намекающей улыбкой выбивал почву из-под ног, вырывал вёсла, которыми он ещё хоть как-то пытался грести в другую сторону, но течение несло, а рёв водопада уже не просто слышился. Он оглушал.

- Кому нам? - слетает с его губ, прежде чем он успевает поймать слова. Чарли затеял какую-то игру и нужно быть максимально осторожным и взвешивать каждый звук, что может родиться в этой аудитории. Насколько нейтрально то, что он говорит? - Вы слишком некорректны, мистер Макалистер. Плоскость служебных отношений слишком велика, чтобы сходу ответить на ваш вопрос. Необходимо учесть слишком много нюансов: возраст, пол, рабочее положение, семейное. Отношения между молодыми холостыми врачами и, например, роман женатого главного врача больницы и незамужней медсестры находятся в совершенно разных весовых категориях. - Генри из тех преподавателей старой закалки, которые категорично вежливы и не приветствуют фамильярности. В отличие, например, от Саши, которого весь университет зовёт: “Саша”, включая студентов. Поэтому на занятиях профессор никогда не позволяет себе обратиться к Чарльзу по имени. - Или вы сейчас имеете в виду конкретно именно нас и наши с вами служебные отношения?

Удивительно, но небо не обрушивается с грохотом на его грешную голову. Лишь Мэйв Коллинз громко хмыкает, выражая всё, что думает о подобной дикости. Профессор Кавендиш и выскочка Чарли Макалистер, что за ересь?!

+2

7

Чарли слышит каждый слог каждого слова, но его мозговой фильтр перерабатывает их, переделывает. Возможно где-то рядом с улиткой натянута тоненькая мембрана, возможно в перекресте среднемозговом или корковом, возможно где-то еще в глубине, но Чарльз мог точно определить только то, что путь звуковых волн проходит не через множество отделов мозга, а через определенные, как если бы эти самые колебания проходили точно потоком, ограниченным чем-то, окрашенным чем-то, били прямо в цель - в прилежащее ядро.


- Он не ответил, - Чарльз потряс перед братом телефоном. Пока Дэни варил какао, старший еще даже не умылся, просто выполз из-под одеяла, пытаясь понять почему мир так несправедлив к нему.
- Я написал ему «я скучаю». Зря? Я просто… Это была тяжелая неделя.
Он сел за стол и уронил голову, постукивая лбом об столешницу.
Дэни был невозмутим. Хотя бы потому, что так было проще не смеяться от умиления. Потому что именно это ему хотелось делать. Чарли Макалистер был обычно серьезным, но в домашних условиях был настолько же экспрессивным, насколько и подчеркнуто карикатурным. Прямо как младший брат. Они оба становились картинным, словно в любимых мультфильмах, и поэтому Дэни не всегда мог адекватно воспринимать передаваемую эмоцию - слишком сильно хотелось умиляться. Но терзания Чальза он, конечно, понимал - как много раз о сам мучался, когда пассия не отвечала.
- Не зря. У него же тоже что-то сложное. Он просто заснул, а утром уже как-то неловко такое писать. Ночью проще.
Какао доварилось. Дэни разлил его по двум кружкам, поставил одну перед убивающимся в стиле Мейбл после потери Ваддлза братом и ласково потрепал того по взъерошенным "утренним" волосам.
- Я думаю, ему было приятно.
Чарли вздохнул, поднял голову и посмотрел на брата. Взял в руки кружку, подул, провернул ее, чтобы ручка оказалась справа, а потом отпил. Удовлетворительно прикрыл глаза.
- Я не знаю приятно ему было или нет. Он скоро возвращается.
Он посмотрел на брата.
- И что будет? Если… аргх! Это невыносимо! - он всплеснул руками, из-за чего напиток чуть пролился на стол.
Дэни плюхнулся напротив - все равно маленький стол их почти не разделял. Младшему нравилось переплетаться ногами под ним - это успокаивало и отрезвляло, когда нужно.
- Конечно было. Возвращается когда? Сколько у нас есть времени, чтобы убедить его в том, что он очень хочет вернуться? - он улыбнулся. - Если ты не перестанешь ему писать, то будет дальше только хорошее. Ты что-нибудь еще сегодня ему написал?
- В воскресенье, - выдохнул Чарли, скорчив гримасу, поймал ладонь брата и сжал. - Может нужно перестать пока писать? Я просто не знаю, что еще могу написать такого. Понимаешь, я не могу прямо вот так написать. Я уже слишком прямо написал «я скучаю». После чего все прекратилось. Вдруг это знак того, что он не хочет? Вдруг ему не нужно? Вдруг он встретил кого-то там и теперь все изменится? Ведь по теории вероятности… - Чарльз снова уронил голову лбом в стол. - Это все ужасно.
- По теории вероятности у него слишком много дел в одну неделю, чтобы заниматься поиском партнера - это не так работает, - Дэни мягко оглаживал костяшки пальцев и перепонки на ладони брата, успокаивая. Было странно быть тем, кто спокоен и рассудителен. - Сейчас утро, пожелай ему чего-нибудь хорошего на грядущий день!
Младший схватился за телефон Чарли, откуда на него уже смотрел открытый чат без ответа.
- Типа как... "Хорошего дня и сил, чтобы завершить дела, профессор", - продиктовал он сам себе, тапая по сенсорным клавишам.
Чарли приподнял голову и подпер ее ладонью, наблюдая за братом. Даже не потянулся за телефоном, не закатил истерику. Он доверял сейчас Дэниэлу, так как понимал, что в этом вопросе у старшего только теоретические знания и Дэрэк. И вот это все явно не подходит под эту область. Тем более, что Дэни явно успел прощупать путь первым.
- Тебе понравилось? - Чарли лениво отпил какао, пока напиток не остыл.

Чарли слышит «вы слишком некорректны, мистер Макалистер», и его зрачки расширяются, кожа зудит от жара, слизистая ротовой полости пересыхает. Он ерзает, смотрит пристально, прикусывает губы. Но улыбается. Возможно хищно, возможно слишком, но он смотрит прямо в глаза Генри. И знает, что они оба понимают чем может это закончится. Теперь он знает.

Ему хочется крикнуть, что он может быть корректным. Ему хочется встряхнуть Генри, отчаянно хочется объяснить громко и отчетливо, что он может быть очень корректным, очень конкретным, очень упрямым. Ему хочется ответить слишком многое, поэтому он молчит, улыбается, слушает и фильтрует, чувствуя как натягивается ткань брюк. И позорной эрекции уже не избежать. Генри открытый, цельный, настырный. Генри разрешает выражать свое мнение. Вот Чарльз и выражает. Под столом, пока руки лежат на виду, аккуратно сложенные друг на друга.


- Тебе понравилось? - Чарли лениво отпил какао, пока напиток не остыл.
Не встретив сопротивления, Дэни нажал отправить и положил телефон в центр стола - им обоим будет интересно, получат ли они ответ теперь. На вопрос брата он замер, пытаясь понять, к чему это относилось.
- Понравилось? - мысль забуксовала, но, кажется, младший быстро понял, куда занесло их разговор. - А. О. Ты про ЭТО... Ну... - Дэни опустил глаза в стол на мгновение, но улыбки сдержать не смог. Память еще была свежа и услужливо подкидывала картинки и слепки ощущений. Куча улик его преступления против нравственности и душевного спокойствия брата. - Это было круто. На заднем сиденьи дорогой тачки я еще никогда, - он прыснул.
- Ну серьезно, - Чарли укорил брата за то, что тот пытался ускользнуть от подробностей. Почему он хотел услышать это именно сейчас, Чарльз не понимал. Но услышать очень хотелось. Любознательность тут же превратилась в любопытство. И он шел на поводу у этого монстра.
- Я хотел быть серьезным тем утром! А ты убежал от меня и напился дешевым химическим вином! - хихиканья младший опять не сдержал. - Ладно-ладно, - он сделал добрый глоток какао, прежде чем начать. - Сначала все было так, как будто он дорвался. Ну, знаешь, как бывает, когда чего-то очень хотелось долго, но было нельзя, а потом стало можно. И пока можно, ты пытаешься все и сразу, а то вдруг опять нельзя станет. Это горячо, ты знаешь, я так люблю, - Дэни прикусил губу, глядя в глаза Чарльза. - А потом попустило и протрезвело, и... Черт, как-то странно, когда уже не на волне, рассказывать.
Но он улыбался и ждал хотя бы пары наводящих вопросов.
- Он сказал, что я красивый. В смысле. кто так делает, когда трахается на заднем сиденьи машины, да еще и не с тем студентом?
- Почему не с тем? - Чарли ухватил брата за затылок и притянул для поцелуя. - И ты очень красивый. Я говорю тебе это.
Конечно, Чарли знает как он любит. Как и брат знает, что любит Чарли. Они исследовали удовольствие вместе с шестнадцати лет, поэтому сейчас они могут точно сказать, но все же этот путь еще пройден не весь. Иначе зачем тогда все? Ведь столько всего еще не опробовано.
- Ну это же очевидно, Чарли, - Дэни страдальчески закатил глаза даже в поцелуе. - Я очень красивый. Особенно в твоем пальто, в твоем костюме, в твоем галстуке, в твоей рубашке, с аккуратной прической в твоем стиле, с остатками твоего одеколона... Понимаешь, куда я клоню? - он ухмыльнулся. -  Он тоже красивый. С рельефом, знаешь... Размерчик - в самый раз, ты оценишь диаметр по достоинству.
Дэни пришлось запить собственные слова какао.
- И да... О, эти руки!
Чарли вздохнул, пытаясь уложить все туда, куда и положено было это все укладывать. Действительно, в тот вечер Дэниэл олицетворял собой именно старшего близнеца. Вот только профессор скорее всего отдавал себе отчет в том, что имеет отнюдь не своего помощника. Сомнительно, что декан напился настолько сильно, чтобы не отличить Дэни от Чарли. Ведь младшего никогда не возможно надолго закамуфлировать под старшего.
На словах про размер и руки, Чарли вспыхнул, но не смущенно потупился, а смотрел в глаза брата, понимая что именно внутри него был тот самый размер. И это заводило. Черт, он не мог врать самому себе сейчас. Дыхание сбилось.
- Оценю? - хрипло прошептал Чарли в губы брату.
- Если, конечно, вы, сэр, до сих пор цените в любовных утехах ЗАПОЛНЕННОСТЬ, - Дэни подмигнул брату лукаво, отметив, как резко изменилось настроение Чарльза.
Как же он любил это! Как старший загорался от одного только упоминания объекта вожделения, как похотливый школьник в ожидании первого перепиха.
- Ты же сам знаешь насколько я люблю заполненность и ценю ее, - Чарльз прикусил губу, прикрывая глаза, позволяя воспоминаниям наложиться на фантазии. Воспоминания, как брат заполнял его полностью, погрузив в него почти всю кисть. Пальцы профессора больше, чем у Дэни. Он помнит это.
- Я даже боюсь думать об этом, но это так будоражит. Тебя тоже, правда? Ты же знаешь как чувствуется его член внутри, так? - Чарли откинулся обратно на спинку стула и показательно провел пальцами по груди.
- Уже начал подзабывать, неплохо бы и освежить... - Дэни картинно задумался, но потом рассмеялся. - Сделай лицо попроще, я шучу. Но вряд ли воссоздам тебе экспириенс. А еще у меня нет такого обволакивающего голоса... - глаза младшего внимательно следили за пальцами Чарльза.

Чарли слышит «плоскость служебных отношений», и он представляет различные плоскости горизонтально-вертикального-прикладного вида. Эта самая плоскость служебных отношений, что вечно меняет свою направленность. В самом начале у Чарльза была концепция взаимоотношений его, ученика, и декана, наставника. После все это видоизменилось под влиянием нескольких факторов, и сейчас вместо определенной концепции существует что-то эфемерно-абстрактное. Чарльз Макалистер точно знает, что сделает все, лишь бы сохранить то, что есть, но также сделает все, чтобы разменять этот самый статус кво на более интересное, значимое, желанное. И тем более, если он не один, кто хочет это сделать.

Точка зрения Чарльза не меняется. Ведь его жизненная позиция всегда одна и та же. Есть система принципов, есть моральные устои и нормы поведения. Все это совершенно точно определяет многое в мире, тем более многое в собственном мире Чарльза Макалистера. Он не меняет собственного мнения, но он может расширить и изогнуть кое-какие моменты, так как считает, что он достаточно гибкий человек. Чарльз не меняет своего решения. Чарльз не позволит и Генри поменять его.

Есть различное множество нюансов. Чарльз знает. Чарльз кивает. Чарльз улыбается шире своими искусанными губами, налившимися кровью, улыбается искренне, жадно, пристально смотрит на то, как неловко профессор Кавендиш пытается вывернуться. А потом слышит то, что слышат все.

Аудитория делает звучное «ууууу». Аудитория тянет звуки, подзуживая Чарльза ответить правду. Смешки срабатывают перкуссией, наслаиваясь на трубное завывание нижних нот. Хмыкание Мэйв - как «бочка», главная нота, кик. Чарльз случайно чуть простукивает пальцами ритм, судорожно соображая как ответить на это, что выдать так, чтобы скрыть от студентов, но открыть перед профессором?


Интересно, почему никто не любит корпоративы в выходные дни? Дэни вот очень понравилось встречаться с коллегами в неформальной обстановке. Так понравилось, что шампанское плескалось уже где-то в горле, голова была полна фактов про жизнь в Швеции, а в скетчбуке были сплошь вырванные страницы - первая творческая встреча почти со всеми коллегами разом прошла на ура.
Тем не менее Дэни попал в замок ключом с первого раза, включил свет, разулся и разделся, шагнул в коридор…
- Я до... - но вместо приветствия его встретил стон и ошарашенный взгляд брата.
- О господи! - Чарльз закопошился в кровати, пытаясь сразу сделать несколько дел одновременно. Сердце частило где-то в горле, и он смотрел на брата, застывшего в дверном проеме. Замерев на секунду, Чарли отбросил телефон из одной руки, а второй прикрыл свой член.
- Ты меня напугал! - Старший было укоризненно ткнул пальцем в брата, но вспомнил и снова прикрыл рукой эрекцию. Хотелось ляпнуть что-то вроде «это не то, что ты подумал». Но это ведь именно то, как выглядит.
- Не то чтобы - иначе бы он так не пружинил, - Дэни заржал без стеснения. - Дай угадаю: это ежегодный альбом с фотографией, голосовые сообщения в вотсапе или смс?
Чарли упал обратно на спину и простонал с досадой, понимая одно: брат его слишком хорошо знает. Не то, чтобы он думал о чем-то, когда начинал это, но просто почему он так попался?
- Переписка, - раскинув руки, Чарли не скрывал, как возбужден.
- Знаешь... - протянул Дэни задумчиво, сбрасывая олимпийку на стул и принимаясь за штаны. - Мы можем сделать вид, что я все еще с коллегами и не пришел домой, и тебе совершенно пока еще не знаком этот рот...
Оставшись в футболке и белье, младший скользнул на кровать, словно лиса в нору, пробираясь под одеяло, чтобы его почти не было видно.
- Но я знаю… Чертов Кавендиш! Ты просто не представляешь, что я ему писал. Я почти… почти… - облизав губы, Чарли проследил за братом взглядом, а потом запрокинул голову на подушку.
Он написал профессору, волнуясь как тот пережил полет. Но он понял, что беседа начала набирать обороты быстро, поворачиваясь в иное русло, и ему захотелось сделать то, что он не позволял сделать себе всю эту долгую неделю. Чарльз отпустил себя, дал волю, сознательно намекая профессору, что не против, а очень даже за. Что очень хочет. А потом возбуждение просто накрыло его, затопило полностью, когда он осознал, что Генри понимает, сознательно уходит, не втягиваясь в эту игру. И Чарли позволил ладони соскользнуть вниз.
- Пожалуйста, я писал ему, что… он сбежал, а я почти признался ему, что хочу его, - Чарли почувствовал, как язык скользнул по члену.
Дэни только кивал, точнее Чарли кивало одеяло, потому что младший усердно изображал, что его тут нет и никак не мог выдать себя голосом - он только интуитивно двигал губами и языком, не давая Чарльзу слишком сильно разволноваться. Спазмы удовольствия прекрасно сбивали градус волнения. А там, где пропадало волнение и напряжение - там проглядывал настоящий Чарли без социального лоска. Чарли без социального лоска был штучкой, которую показывают не в каждом порно.
- Хочу его, блядь, хочу его пальцы. Эти пальцы. Он же нейрохирург. Сколько людей спасли эти пальцы? А я эгоистично хочу, чтобы они с хирургической точностью попадали бы по простате, - Чарли раздвинул ноги, положив ладони на голову брата, чуть нажимая, чтобы тот всосал внутрь больше. - Растягивали бы, мяли, заполняли. Господи! Хочу его. Почему раньше…
Чарли стонал, выгибаясь, понимая что даже эта игра от брата не помогает. Ему хотелось попробовать то, что Дэни знал. Хотелось так сильно, что пружинило где-то внутри. И это было неправильно, ненормально, но будоражаще прекрасно.
Дэни слушал низкие стоны и слова брата, прислушивался к собственному возбуждению и думал о том, что он лучший фикрайтер в мире, потому что его фанфикверс был настолько реален, что экранизировался прямо в этом самом реале. Этот РПФ был реален теперь с его подачи. Он заглатывал почти целиком, смыкая губы на стволе и тоже издавая стоны, вибрацией проходившие по брату, перекликавшиеся с ругательствами и чистейшей похотью. Настолько чистой, что был бы это наркотик, они бы сейчас сдохли оба. Настолько чистой, что Чарли был уже почти готов, а он почему-то готов был последовать сразу за ним, даже к себе не прикоснувшись - только от пальцев в волосах и трения членом о матрас через белье.
- Хочу-хочу-хочу, - Чарли просто перестал понимать, что происходит. Он чувствовал только влажное тепло, высасывающее из него, заглатывающее его, как напрягаются мышцы. Он уперся пятками, выгибаясь, не сдерживаясь, толкаясь бедрами, пока разум туманился возбуждением.
Младший позволил себе только слегка пригвоздить бедра близнеца к матрасу, чтобы не подавиться, зато старательно потянул в себя остатки воздуха, а вместе с ним - и оргазм Чарли в себя. Он успел слегка отстраниться, но тут же вылизал до капли все, ощущая, как сжимаются внутренности, и как под ним самим становится тепло и влажно. Они оба попали в какую-то абсолютно бездумную воронку - без единой мысли, без какого-либо осознания. Но было так остро, так неповторимо, что было все равно.
Чуть отдышавшись, Дэни высунулся из-под одеяла, вползая на брата, устраиваясь у того на груди и затуманенным взором глядя в глаза.
- Привет. Я запозднился. А как прошел твой вечер? - он шально и хитро улыбнулся, глянул в сторону на безвольную руку старшего, сжимающую телефон, а затем прыснул со смеху, тычась носом в грудь брата.

- Совершенно согласен с вами, профессор Кавендиш, что различные нюансы определяют, а точнее отягощают последствия определенного типа связи, - тщательно взвешивая каждое слово, Чарльз не смотрит на студентов, не вслушивается в шепот. Он итак достаточно часто падал жертвой неуемных расспросов. Генри все любили, а он являлся буфером между ними.

- Но я всего лишь хотел продолжить вашу беседу, а не выяснять наши с вами отношения и чем это грозит, - Чарльз склоняет голову на бок, все еще улыбается лукаво, не делая акцента на серьезности этого разговора. Потому что если только кто-то из них почует это, все станет очень плохо. - Мы могли бы рассмотреть проблематику служебных романов скорее на базе госпиталя. Тем более, что примеров всегда предостаточно. Просто многим вашим студентам может показаться несерьезным такой подход с отрывом от реальности и уход в более абстрактные вещи. Разговор из серии «если». Тем более, что наши с вами отношения всего лишь рабочие, сэр.

Чарльз говорит улыбкой «но не надолго». Чарльз понимает, что язык тела важен. Чарльз знает, что никто в этом помещении не поймет. Только Ирма. Только Генри. Генри должен ответить за то, что каждый раз обрывает все его попытки донести до декана простую информацию, не понимает намеков и постоянно норовит слиться. Сегодня у него это не выйдет.

+2

8

Генри улыбается и умиротворённо смотрит на Чарли. У него уже сводит скулы и болит челюсть от этой улыбки, но он продолжает оставаться преподавателем. Хотя бы для остальных студентов группы.

А для Чарли - нет. Сейчас это становится настолько ясным, словно кристально чистая вода в горной реке. Каждый мотив, словно обкатанный быстрым течением камушек, виден чётко и практически без искажений. Та самая река, в которой, судя по всему, тонет профессор Генри Кавендиш. И Чарли спасательный круг кидать ему не торопится. Он скорее не даёт ему выплыть и глотнуть живительного воздуха, удерживая голову под водой. Чтобы Генри быстрее пошёл ко дну.

"Хорошего дня и сил, чтобы завершить дела, профессор"

Когда он улетал в Лондон, то рассчитывал привести в порядок мысли, всё обдумать и решить, что делать дальше. Точнее, он решил в ту самую бессонную ночь, когда совершенно невменяемый старший Макалистер впервые заночевал в его доме. Решил, что произошедшее было чудовищной ошибкой, хоть и очень приятной, что уж кривить душой, но однозначно неправильным выбором, сделанным в пользу желаний тела, а не здравого смысла.

Здравого смысла, который категорически настойчиво пытался перестать быть здравым.

Генри надеялся, что вдали от близнецов сможет избавиться от этого наваждения, от этих мыслей, которые упорно пробивались сквозь логические доводы и рациональные убеждения самого себя в неправильности вообще всего связанного с братьями Макалистер. Не видеть их, не разговаривать с ними. Не думать о них. Но Чарли даже не собирался облегчать ему жизнь, напоминая о себе практически каждый день. И если вначале приходящие смс казались невинными и совершенно безобидными, то с каждым новым сообщением его секретарь словно выпускал из-под контроля собственное воспитание, провоцируя Генри на то же самое. Генри слишком хорошо видел эти довольно неуклюжие провокации и видел, что именно Чарли пытался сделать. То самое, от чего он и сбежал в Лондон, поджав хвост.

"Спасибо, и тебе отличного дня. Я практически закончил с делами, скоро вернусь".
"Сегодня племянники ведут меня в кино. На "Кредо убийцы".  Я в ужасе))"

Надо было бежать дальше. И раньше. Года на четыре. В ту самую минуту, когда встретился глазами с первокурсником, заинтересовавшимся курсом профессора Кавендиша. В тот самый момент, когда пронзительный взгляд заставил оступиться и сделать шаг навстречу синей бездне, закоротив инстинкты самосохранения и выкинув с борта все спасательные плавсредства.

Надо было бежать! Не оглядываясь.   

"Не скучайте".

Генри всё-таки не выдержал и ответил. Сначала он хотел сделать вид, что не получил сообщение, и проигнорировать, но не сдержался. “Не скучайте”. Надеясь, что Чарли в первую очередь подумает о Саше, но понимал, что - нет. Не подумает. И расскажет об это Дэни.

Дэниелу.

О младшем Макалистере думать не хотелось ещё сильнее. После той ночи они не разговаривали, не встречались, не переписывались и не созванивались, но Генри понимал, что придётся. И встретиться. И поговорить. И он ожидал этого разговора, как похода к врачу, надеясь, что само всё рассосётся. Правда, профессор сильно сомневался, что Дэниел Макалистер рассосётся хотя бы наполовину, и это делало ситуацию ещё более невыносимой.

Фильм оказался сумбурным и слишком напичканный бездумными спецэффектами, приправленный каким-то совершенно бредовым сюжетом, понимание которого отягощалось тем, что Генри никак не мог на нём сосредоточиться, прокручивая в голове всё те же самые мысли. Совершенно не связанные с ассасинами и машиной, перемещающей во времени. Но племянники были в восторге, они висли на двоюродном дяде и захлёбываясь, делились впечатлениями.

“Этот фильм ужасен, как я и предполагал”.

Он не смог не написать. Уже едва двигая ногами от усталости - два суперактивных подростка могут загонять кого угодно - свалился на кровать, даже не приняв душа, потому что не смог до него дойти. Зато смог найти силы отправить смс.

"Разве? Что вам не понравилось?"

Чарли отозвался, словно сидел на телефоне, не оставив возможности передумать и лечь спать. А после спать уже было невозможно. Когда в их довольно расслабленное обсуждение фильма и почему-то: "Но да, вы правы, кроме задницы Фассбендера в этом фильме нет ничего", вклинилось совершенно неожиданное и нежданное.

"НЕПРАВДА ЯБЛОКО ЭДЕМА ДЕЙСТВУЕТ ПО ДРУГОМУ"
"Дэни любит эту игру. Простите"

Ощущение, словно Генри на полном ходу снёс товарный поезд, длинно размазав его многострадальные останки по железнодорожным путям. По-крайней мере, ощущение было точно таким, когда голова находится в нескольких десятках метрах от задницы. От собственной задницы, а не главного героя фильма “Кредо убийц”. Мозгов - не нашлось. Потому что, похоже, в черепной коробке их и не было.

Как можно не думать о братьях Макалистер, каждодневно переписываясь с братьями Макалистер и ежевечерно смотря видеоблог братьев Макалистер? Задачка на целую диссертацию. Дэни тоже не слишком облегчал жизнь профессора.

"Простите, сэр"
"Иногда он невыносим"
"Практически постоянно"
"Хотя вы знаете его достаточно близко, правда?"
"Не особо, мы мало общались. Физическое узнавание не равно духовному, Чарльз. Особенно - такое."
"Мне казалось, что мы решили эту проблему?"
"Проблема решена, сэр. Наверное. Мы же поговорим об этом когда-нибудь?"

Да! Он близко знал Дэниела Макалистера. Степень их близости ушла в минус, когда профессор буквально погрузился целиком в многогранную личность младшего брата своего секретаря. Чарли помнил это, Дэни помнил это, и Генри не забудет этого до конца своей жизни. Им придётся встретиться и поговорить, обсудить произошедшее и как дальше жить с их воспоминаниями. Он не сможет сделать вид, что всё в порядке, когда ни черта в этой чёртовой ситуации не в порядке! И единственное, что он хочет - вытащить к чертям свои чёртовы вещи из чёртовой сумки и остаться в этом чёртовом Лондоне, где тихо, спокойно и нет этих чёртовых братьев Макалистер!

"Я думаю, что этот разговор должен состояться между мной и Дэниелом. Я знаю, как ты беспокоишься о брате, но это наше дело",
"Мы поговорим об этом после вашего возвращения, сэр. Не беспокойтесь, все хорошо. Мы скучаем"

Но Генри утром лишь проверяет, не забыл ли важных вещей, завтракает с матерью, обсуждает новости и садится в такси до аэропорта. Только он виноват во всём, что случилось, и только ему держать за всё ответ. Он уже был дома, когда Чарли поинтересовался, благополучно ли профессор добрался. Генри отшутился и даже прислал фото подаренной ему фигурки Супермена.

Два раза.

Чарли пытался флиртовать с ним тем воскресным вечером два раза! После его ночного пьяного визита, слово “задница” стала слишком часто появляться в лексиконе старшего Макалистера. И большая их часть была связана с одной конкретной задницей. Профессора Генри Кавендиша.

- А разве у нас проблемы в рабочих, - пожимает плечами Генри, - отношениях, чтобы нам их с вами необходимо было выяснять? Я всегда считал, и считаю, что мне с вами несказанно повезло, так как есть вещи, которые никто не сможет сделать лучше вас. Например, уложить, - едва заметная пауза, которую может заметить лишь тот, кто её хочет заметить, - группы в расписание. Я очень ценю ваши таланты, мистер Макалистер, как начальник и как наставник, и надеюсь, что наше общение не закончится, после того, как вы покинете университет. Кстати, это касается каждого из вас, - Генри обводит взглядом аудиторию, широко и искренне улыбаясь своим студентам. - Сделайте так, чтобы я не разочаровался в вашем выборе. Порадуйте меня. Упомяните в ваших диссертациях и когда будете получать Нобелевские премии.

Обстановка разряжается, когда студенты переключаются на их отношения с профессором, громогласно обещая, что нет, не забудут и обязательно станут делиться своими успехами с бывшим учителем. Генри знает, что это не так. Точнее “так” лишь наполовину. Кто-то действительно будет поддерживать связь, ну а большая часть разлетится по разным местам и вряд ли вспомнит о нём через несколько лет. Это естественно. Это правильно.

Неправильно то, что он делает сейчас. То решение, которое он принимает сейчас. Генри больше не пытается бороться, спасать свою жизнь, бежать. И его выбор осознан, обдуман и кардинально отличается от того, что решил неделю назад. Он не хочет и не может отказаться от Чарльза Макалистера.

- Главная проблема служебных романов - это сплетни и возможное ухудшение рабочего статуса. Не все готовы их принять, в том числе коллеги и начальство. Общество, особенно если это касается, например, разницы в возрасте, или, не приведи боже, женатых коллег. Служебные романы - это всегда риск. Риск сделать ошибку, поступить неправильно, пожертвовать своей репутацией и, может быть, местом. Но человек не может отвечать за свои чувства, не может отключать их по желанию и отказываться от любви. Это не в его силах. Поэтому служебные романы были, есть и... будут. Пока будут рабочие отношения.

+2

9

Чарльз затаивает дыхание, когда слышит то, как профессор Кавендиш хвалит его работу. Он не привык получать так много комплиментов, не привык слышать об этом в полной аудитории студентов, которые могут неверно понять, неверно истолковать, чтобы снова и снова получать смешки в адрес того, как профессор ценит лучшего студента. Вот только каждый из этих ребят знает, что Чарльз Макалистер не просто так считается лучшим.

Чарльз затаивает дыхание, и воздух выбивается из легких только тогда, когда он получает эту паузу, получает то, что хотел уже на протяжении всей этой недели. То, что так и не получил в воскресенье. То, что не дает покоя. Пауза тонкая, хрупкая, ее замечает только двое из них: Чарльз и Ирма. Потому что знают, что искать. Он чувствует ее задумчивый взгляд затылком, но не позволяет себе повернуться. Он смотрит прямо, жадно ловя эту паузу, компрометирующую профессора Кавендиша так очевидно.

О, Чарльз может уложить не только расписание. Он может уложить еще как минимум много чего и много куда, не даром именно кубики в детстве были любим занятием. Чарльз любил созидать, и сейчас он чувствует, как желудок делает кульбит от волнения, хотя такого быть не должно. Не должно стоять так прочно на своего преподавателя, начальника, наставника. Не должно так сильно хотеться выйти из-за стола и опустится на колени, чтобы почувствовать силу и власть у ног, смотреть вверх, ощущать губами ответное желание, которое есть, он знает, есть. Ему много чего хочется. И он много чего может уложить.


- Да просто уложи его уже! - возопил голос Дэни в трубке, когда буквально спустя десять минут пребывания его брата в квартире Грега из универской команды по регби, тот позвонил ему в панике, спрашивая, что дальше делать, потому что темы разговоров исчерпали себя. - Ты же сам, блин, говорил, что пиздец как хочешь с кем-нибудь потрахаться!
- Дэниэл! - Чарльз зашипел в трубку, понижая голос и обернулся на дверь ванной, куда он сбежал от сегодняшнего кавалера. Ему казалось, что Грег может открыть дверь и поймать его за таким постыдным для молодого человека занятием - разговором с младшим братом. Он облизал губы и уселся на бортик ванны. - Просто я не вижу целесообразности этих действий. Он … как это сказать мягче! идиот?
- А ты хочешь, чтобы в процессе траха вы еще решили пару уравнений и нашли лекарство от рака?
- Я просто хочу получить удовольствие от процесса, - он вздохнул, подняв глаза к потолку. - Знаешь, у него кругозор со спичечную головку. Нет, с угольное ушко. Он практически верит в то, что люди произошли от дельфинов. Не знаю где он это взял, но у меня не только все упало, Дэниэл! И у него как-то слишком много слюны, - Чарли протер еще раз ухо, но оно было сухим.
- Чтобы хорошо трахаться, не нужно даже знать, что Земля круглая! Слушай, я тут стою уже долго. Холодно, и бомж из соседнего контейнера, кажется, хочет мной отужинать. Либо ты выходишь довольным и оттраханным через полчаса, либо... Нет, у меня нет мелочи. Нет, мне самому бы кто подал - я студент. Да-да, я бедняжка, я еще и не местный и плачу за квартиру... Спасибо, сэр. Извини. О чем мы?
- Что у тебя там происходит? - Чарльз пытался вслушаться в разговор брата. - Я немедленно спускаюсь! Грег, прости, но мне нужно срочно бежать…
Чарльз опустил телефон.
- А, что? Чарли!!! Куда ты? - Дэни вопрошал в уже гудящую трубку и было двинулся к подъезду, но тут же нос к носу столкнулся с братом. - Ты как, блин, здесь оказался, так быстро?
- Я - Бэтмэн? - Чарльз осмотрел брата, а потом обнял его, прижимаясь. - Почему мы решили, что мне нужен кто-то еще?
- Ха-ха, очень смешно! - Дэни вытащил брата из-под окон. - Грег меня зачморит в понедельник... Почему я решил, я уже пояснял - в этот раз это была твоя инициатива. И это ты разглагольствовал, что тоже может кого угодно оседлать. Кстати, если уж на то пошло, ты его оседлал, только забыл поехать.
- Он ужасный, - Чарльз поморщился, а после вздохнул, цепляясь за брата. - Почему спортсмены всегда какие-то не такие?
- Да не всегда... Только красивые и те, которые тебе нравятся, - младший тоже шумно выдохнул, обнимая брата.
- Дэниэл Джей Макалистер, ты только что обвинил меня в дурновкусии? А, ты прав. У меня отвратительный вкус на мужчин. Это все комиксы и романы. Умные и красивые… разве такое сочетание сейчас срабатывает?
- Это не дурновкусие - это эволюция. Ну знаешь, чтобы получилось что-то среднее и наиболее приспособленное к выживанию. Не слишком умное и не слишком тупое, - Дэни хихикнул, отпуская старшего. - Срабатывает, конечно. Но. видимо, пока где-то в другом месте. И если кто-то не такой привереда, когда дело доходит до оценки мужческого табла, - он тыкнул брата в бок шутливо. - Давай-ка валить отсюда, а то еще побежит искать свою суженую, исчезнувшую в ночи...

Он молчит. Сраженным этим знанием, ответным знанием, что их рабочие отношения теперь перестанут быть рабочими. Он замечает эту тонкую иронию, скользящую через всю финальную речь, закругляющую их сегодняшнюю тему. Сердце Чарльза стучит громко, гулко, он впитывает в себя и взгляды Генри, и слова Генри, и то, что знает как будут разворачиваться события. Предполагает, конечно.

Когда Генри отпускает их, Чарльз поворачивается к Ирме. Улыбается шало, склонив голову. Возможно сейчас он больше похож на брата, возможно сейчас он больше похож на человека, чем месяц назад, два месяца назад, жизнь назад. Сейчас у него почти есть то, что он хотел все четыре года, запрещал себе хотеть все четыре года. Теперь он вдруг имеет это, и волнение пузырится в крови.


- Разве ты хочешь этого? - Ирма стояла вместе с ним в курилке, приканчивая уже не первую сигарету, смотрела мимо его плеча, задумчиво выдыхая дым в воздух.
- Я не знаю. Но я точно знаю то, что именно эта ситуация открыла мне глаза на все. Он больше не …
- Предмет восхищения, - Ирма перевела взгляд на него и усмехнулась. - Это всегда слегка доставало. Правда.
- Поэтому вы с братом так любили шутить. Я знаю.
Чарльз затянулся и бросил окурок в урну.
- Если тебе это нужно, то я буду только рада. Ты стал снова собой, - Ирма протянула руку и ухватила его за щеку, чуть оттянув. - Наш маленький Чарли нашел себе стимул жить дальше.
- Прекрати! Ну что ты! Аргх! - он оттолкнул от себя подругу, проведя по лицу рукой. - Я просто хочу его.
- Ты всегда его хотел, просто не знал этого. Вот и все. Пойдем, нам пора забрать твоего брата и посмотреть тот потрясающий фильм, о котором я тебе говорила. Знаешь, - Ирма остановилась и порывисто притянула к себе друга, неловко обнимая его. - Я рада, что ты вернулся.
- Я тоже рад. Так что ты там говорила про фильм?
- Профессору чертовски повезло с секретарем, - Ирма засмеялась, поворачиваясь к нему и поправляя очки. - Теперь ты будешь заботиться не только о его расписании, но и о его удовольствии. Черт, это довольно удобно. Что думает Дэниэл? Вам это не помешает? Кавендиш устроился на двух стульях. Трахнул Дэни, трахнет тебя… Вот что значит умный человек, опытный.
- Ирма!
Чарльз закатил глаза, пихая подругу в бок. Иногда он думал, что Ирма олицетворяла собой близнецов Макалистер, только в одном целом образе. Женском.

Ирма смотрит, отклонившись на спинку, задумчиво изучая его через стекла очков. Он почти чувствует, что она бы хотела сидеть сейчас и курить, загадочно выпуская в пространство дым. Ему тоже этого хочется. Она смотрит, усмехается и подхватывает свою сумку. Машет телефоном. И уходит. Они поговорят после.

"Что там у вас происходит? >D Ирма мне сделала трансляцию с мобилы"

"Кажется, я только что получил его"

"Он добровольно капитулировал. Вы можете сделать фаталити, анималити или сексуалити xD"

"Несмешно"
"Но я собираюсь сейчас"
"Проклятие!"
"он убежал"

"Зато правда"
"Что-что ты собираешься? : D
"Так догони его!"

"Поговорить нормально. Потому что я подозреваю только, что он согласен"

"Когда принцесса убегает, она хочет, чтобы принц проявил инициативу XD"
"Знаешь, это как с Дамой-с-Поленом - надо сначала спросить у полена. Ну ты понял >D"

"Все, я потом напишу"
"у тебя все нормально?"

"Теперь да xD"
"Добей его, братец! ТВИНФОРС!»

Чарльз закатывает глаза, но осматривается. Студенты кучкуются, обсуждая лекцию, Мэйв смотрит зло, как будто Чарльз виноват в том, что профессор не хочет ее.
- Хэй, что на тебя нашло? - Кайл хлопает по плечу, и ремень сумки слетает. Если бы не его реакция, то учебники бы не остались внутри, а покрыли бы ровный пяточок вокруг него. - Ты такой дерзкий был, что-то случилось меду вами? Хотя его не было неделю, ты напортачил, да? Хотя он так отзывался… Что у нас следующее, Билл? Идешь?

Чарльз вздыхает. Кайл прекрасный образец совершенно некомпетентного студента, но он прикладывает всю свою прекрасную мускулатуру в совершенно противоположную сторону от медицины - спорт. И там он показывает выдающиеся таланты. Чарльз зачесывает растрепавшиеся волосы и улыбается. Он замечает Генри на выходе, его окружили в плотное кольцо, но и Чарльза не отпускают сразу. Когда Кайл и Билл отваливаются от него, то даже Ирма, многозначительно жующая жевательную резинку и надувающая пузыри, отчаливает из кабинета.

- Осел! - Чарли поспешно выбегает в коридор и смотрит по сторонам. Если Генри хочет поиграть в догонялки, то он точно знает куда тот мог испарится. Главная заповедь хорошего секретаря: всегда знать где находится твой начальник. Вторая заповедь хорошего секретаря: предугадывать реакцию и желания своего начальника. Чарльз Макалистер не просто хороший секретарь, а лучший. Поэтому он кивает и здоровается со студентами и преподавателями, поворачивая на тот путь, что ведет к их кабинету.

Если он правильно рассчитал, а он редко ошибается в своих расчетах, то Генри сейчас точно найдется там за закрытой дверью. Если бы Генри хотел действительно отвадить Чарльза, то не спрятался бы в месте, от которого у этого самого Чарльза есть ключ. Во всех сериалах чаще всего люди спешат, скрываясь, в людное место, теряются в толпе, а не бегут на второй этаж дома, как в триллерах. Поэтому логически Чарльз завершает эту цепочку тем, что Генри Кавендиш, которого он осаждает всю неделю, сдает крепость и распахивает ворота.

- Проклятие! - он роняет ключ, прикусывает губу и оглядывается по сторонам. Ему не нужны сплетни. Не ради этого он соблазнял, хоть и совершенно криво и неправильно. Не ради места, не ради дешевой славы потаскушки. Не для того, чтобы Генри уволили, а его с позором выставили из университета. Нужно крайне аккуратно теперь действовать.

Нервно вздохнув, Чарльз вставляет ключ и открывает замок. Потом дергает дверь и входит.

Он столько раз прокручивал это за последнюю неделю, что чувствует, как потеют ладони. Уверенность сдает позиции под давлением волнения, и Чарльз сглатывает. Губы сохнут. Он молчит.


- И что мне ему сказать? - он задумчиво водит по груди брата, через несколько часов наступит судьбоносный понедельник. И они встретятся с профессором на паре. Чарльз смотрит на Дэни, поджимает губы.
- Зависит от того, а как ты хочешь, чтобы он среагировал, - Чарли был расслаблен физически, но Дэни буквально ощущал, как натянута меж ушей его гениального братца мысль - словно струна на электрогитаре.
- Я не знаю. Я просто хочу, - усмехнувшись своим словам, он потерся щекой о плечо, выдыхая. - Я не знаю. Мы не виделись неделю. И просто … просто не могу даже представить.
- Ну, представляешь ты, кажется, как раз даже слишком хорошо, - Дэни издал смешок. - Ты же мужчина - поступи по-мужски. Заяви свои права! Так ты обозначишь свое желание, но это как бы никого не обязывает вот прямо сейчас взять и прыгнуть в койку. Это как не знаю... Пробник духов в магазине, что ли…
- Фантазии оторваны от реальности. Я же совершенно неуверен в том, что он вообще-то хочет того же. Это ведь нужно… обговорить? - Чарльз приподнялся и сел, все еще держа ладонь на груди брата. Но теперь уже смотрел на него сверху вниз.
- Заявить права - это поцеловать? Это достаточно по-мужски? Если я получу подтверждение тому, что ему это тоже интересно, то я могу его поцеловать? - Чарльз приподнял брови, но сомнение все еще обволакивало каждое слово.
- Вы уже обговорили - сначала когда ты вырубился, и он не выставил тебя вон после пьяной попытки поцелуя, а второй раз - в течение всей этой недели. По-моему слов уже достаточно. И да, почему бы не поцеловать? Поцелуй - это типа маркер, как лакмусовая бумажка. Сразу тебе много скажет - и про желание или нежелание, и вообще про человека и вашу совместимость, - теперь уже Дэни задумался, выуживая из памяти умные фразы об интуитивно заученных вещах. - А если это не то, что он хотел, то как минимум не останется в обиде - я б не отказался, будь я кем другим, иметь в картотеке поцелуев один с тобой, да еще и если б ты был моим секретарем. Кинк, все дела…
- Ты бы не отказался от множества поцелуев со множеством людей в своей картотеке, - усмехнувшись, Чарльз наклонился над лицом брата. - Хочешь поцелую тебя, а?
- С тобой - точно никогда не откажусь, - Дэни улыбнулся, взъерошив последний раз волосы старшего.
Чарльз смеется, наклоняясь ближе, но в последний момент просто уворачивается, сдергивает одеяло и наклоняется над пахом.
- Ты же знаешь, я тоже люблю тебя целовать.

Чарльз проворачивает ключ. Замок сухо щелкает. Даже если бы у него не было ключа, то он всегда может вскрыть любую дверь. Очевидно, что Генри может догадываться об этом факте.

Чарльз поворачивается медленно. Смотрит Генри в глаза пристально. Он чувствует напряжение, видит его в мимике лица, в линии плеч, в пальцах. Горло сковывает. Он должен что-то сказать. Должен как-то объяснить. Должен обозначить свои намерения. Предупредить.

К черту!

Вероятно они делают это шаг одновременно. Чарльз просто хватает лицо Генри ладонями, наклоняет к себе и впивается в его губы своими.

+2

10

- Я. Тебя. Люблю!
- Кавендиш, идиот, заткнись, пока нас староста не запалил!

У Генри никогда не было проблем ни с сексом, ни с сексуальными партнёрами обоего пола, признающимися ему в любви, но сам он редко говорил о ней, потому что не так уж часто и влюблялся в своей жизни. В Итоне была самая первая влюблённость, и эти нежные чувства переросли в настоящую дружбу, которая пережила года и разлуку. Роман в Оксфорде, закончившийся, когда он уехал в Афганистан - пять лет слишком долгий срок для не особо крепких, юных отношений. И Эмили...

Но самая большая и страстная любовь возникла между Генри и его работой. Именно ей он отдавал всего себя, с ней проводил тихие, романтические ночи и встречал рассветы. Ради неё он жил и был готов на любые безумства, вроде отказа стажироваться в лучшей лондонской клинике у лучших врачей и перемены спокойных, мирных операционных на пропахшие кровью запылённые палатки посреди разрушенных деревень.

Поэтому именно потеря работы настолько сильно подкосила его, практически лишила желания жить и двигаться дальше. По сравнению с болью из-за потери практики развод почти не оставил следа в его душе. Генри всегда был трудоголиком.
Преподавание чуть смирило с утратой, но всё равно он жил словно во сне, иногда не особо понимая, зачем вообще встаёт утром с кровати и идёт в университет. Для чего это надо. Кому. Встреча с Чарльзом Макалистером словно поставила всё на свои места. Встряхнула сознание, вернула жизни краски и реальность.

Обожание Чарли, его преданность и восхищение наставником сначала умиляло и заставляло вспоминать себя в юности, когда он также смотрел в рот Эдварду и затаив дыхание ловил каждое его слово. А потом помогло почувствовать себя нужным. Найти стимул для развития, не просто бессмысленного прожигания времени, а движения вперёд. Генри нашёл свою цель.

Когда снисходительные взгляды, которые он бросал на своего ученика, переросли во что-то большее? Когда он стал слишком долго задерживаться на развороте плечей, глазами прослеживая линию от шеи до локтя. Когда вдруг стало важно не то, что говорил Чарли, а как? Его мимика, голос, интонации, даже иногда появляющийся едва уловимый акцент, всё это притягивало, отвлекало от работы, от бумаг, и иногда он, пользуясь, что секретарь полностью погрузился в приказы и телефонограммы, просто наблюдал за ним, позволяя зарождающемуся чувству закрепиться и начать расти. Пока оно не стало слишком большим, чтобы игнорировать его.  

Генри редко говорит о любви, только когда полностью уверен в том, что чувствует. И сейчас он уверен, как никогда, но когда слова родились, озвучились и прошли сквозь аудитории оседая в сознании того, кому предназначались, он ощутил неуверенность. Потому что ты можешь продумать всё, решить и принять решение, не сомневаясь в нём, считать, что делаешь всё правильно, как надо, но вот слова сказаны, а ответ совершенно не тот, что ты ждёшь. И мгновение, между репликой и ответом - мучительно своим ожиданием приговора. Мучительно неизвестностью, во время которой ты начинаешь сомневаться. В себе, в своих выводах, в том, что вообще стоило это говорить.

Чарли молчит, а речь профессора подхватывает сначала Мэйв, затем начавший спорить с ней Кайл - они всегда спорят - и их бурную дискуссию прерывает звонок, сообщающий об окончании занятия. Генри резко выдыхает сквозь зубы, благодарит всех за интересную беседу и задаёт домашнее задание, отпуская студентов на заслуженный отдых. Сейчас он малодушно чувствует, что не рад этому звонку, потому что не уверен. Не уверен, что правильно сделал. И секунду назад осознанная, взвешенная убеждённость в своей правоте рассыпается сомнениями.

Генри нужна передышка, Генри нужно побыть одному и понять, что он только что сделал. И что за этим последует. Он поспешно собирает бумаги и пытается уйти, но его перехватывает Мэйв Коллинз и восхищается, восхищается, восхищается всем, от великолепного занятия до не менее великолепной новой причёски - от её взгляда не ускользает ничего! - и “прекрасного, тонкого чувства стиля”. Генри не слишком искренне благодарит, он не любит, когда студенты делают комплименты его внешнему виду, потому что это всегда таит в себе проблемы, в том числе и сексуального характера, которые в его работе недопустимы. С точки зрения самого Генри. И до сих пор он весьма успешно справлялся и с излишней заинтересованностью в себе, и со студенческой влюблённостью в успешного, известного и что уж кривить душой, красивого преподавателя.

До сих пор.

Сдержанно улыбаясь, он деликатно снимает руку Мэйв со своего запястья и всё-таки прорывается сквозь обступивший его кружок студентов, которым одновременно требуется решить все вопросы разом, от стажировки до смысла жизни. Колено простреливает болью - сказывается слишком большая нагрузка в последние дни и мучительный перелёт в эконом-классе, потому что в бизнес не нашлось билетов: слишком узкий проход не позволял вытянуть длинные ноги, чтобы хоть сколько-то удобно разместиться в кресле. Генри мысленно благодарит за лифт и что ему не придётся морщась подниматься по лестнице, и только в тишине собственного кабинета он позволяет себе выдохнуть и расслабить мышцы спины. Позволяет напряжению медленно стечь с тела и перестать мешать думать.

Он только что предложил своему студенту вступить в те самые проблемы сексуального характера, которые так тщательно избегал целых шесть с половиной лет. Он принял то, что Чарли настойчиво ему предлагал всю последнюю неделю и признался ему в любви. Фактически мальчишке на двадцать, двадцать! лет младше него самого, находящемуся в совершенно другом социальном статусе, живущем в другом мире и олицетворяющем буквально другое поколение. Генри понимает, что это не просто секс на заднем сиденье бентли, пусть и один из лучших в его жизни, это - отношения. Длительные, серьёзные отношения двух мужчин, преподавателя и студента, которые при всей толерантности современного общества никогда не поймут и не примут. Это те самые служебные отношения, которые могут привести к краху карьеры Генри, как преподавателя, и Чарли как медика.

Это не просто риск - это безумие!

Замок на двери щёлкает, и он поворачивается, чтобы посмотреть Чарли в глаза. Он понимает, что должен объясниться, обозначить своё отношение. Понимает, что должен услышать ответ, который не прозвучал в аудитории. Но не понимает, чего хочет большего: “да” или “нет”. Потому что всё ещё не уверен. Потому что всё ещё считает, что делает огромную глупость.

Чарли умный, Чарли почти гений, который с лёгкостью запоминает тысячи слов и виртуозно их комбинирует в научные теории, сейчас не может найти ни одного, чтобы сказать то, что хочет. Он молчит, пытается, но у него не получается, и профессор всё-таки делает шаг вперёд, помогая, подбадривая, как делал всегда. Просто когда-то это были вопросы к контрольным работам, а сейчас - чувства. Но ничего не изменилось: Генри наставник, а Чарли - старательный и талантливый ученик.

- Чарли, - выдыхает он, когда тот притягивает его к себе и целует, поэтому окончание теряется вместе с остатками здравого смысла, размышлениями о глупости и неуверенностью. Шесть с половиной лет он искал себя, свой путь, пытался убедить, что ему есть ради чего жить, и вот судьба буквально швыряет в его объятия этот шанс и что уж точно будет глупостью - так это не воспользоваться им.

Он отвечает на поцелуй, жадно и нетерпеливо, обнимая и почти до боли прижимая Чарли к себе, словно тот может внезапно передумать и исчезнуть. Целовать неудобно, приходится наклоняться и проклятое колено недовольно отзывается, как будто оно последнее, что может достучатся до капитулировавшего разума Генри, но он просто игнорирует это, подхватывая Чарли на руки, делая с ним по кабинету несколько шагов, и усаживает своего секретаря на стол, за котором они составили сотни рабочих бумаг. Сейчас эти бумаги в компании степлера, скрепок и ещё какой-то мелочи летят на пол, скинутые профессором со столешницы, как и сумка, которую он стаскивает с плеча Чарли, чтобы не мешала. Он притягивает его к себе, коленом раздвигая ноги и вжимается пахом в его тело, так и не отрываясь от губ, о которых он думал всю эту проклятую неделю.

О да, профессор Генри Кавендиш совершенно точно знает, что надо делать с уже обнаруженными в себе чувствами, которые определенным образом будут мешать работе.

+2

11

Не то, чтобы Чарльз не понимал на что подписывается. Когда он только оформил в своей голове мысль, что на самом деле все это время вполне мог испытывать латентную привязанность к профессору совершенно иного рода, нежели восхищение и преклонение перед наставником, то мозг с поразительной скоростью оформил все собранные ранее данные, тут же выискав по закоулкам памяти и нужным ящичкам факты. Генри Кавендиш являлся представителем мужского пола довольно миловидной наружности, поэтому не мог не иметь успеха у женщин и мужчин. Генри Кавендиш естественно имел связи все это время, иначе как бы он мог быть совершенно очаровательно-обходительным, если бы его мозг медленно тонул бы в неизрасходованный семенной жидкости.


- Кхм-кхм, - Чарльз отложил сэндвич и повернул голову, чтобы упереться взглядом в кошмарный вырез, из которого практически выпрыгивало все, чем всегда так гордятся женщины. Но он видел в этом только всего лишь молочные железы.
- Я слушаю, - он посмотрел вверх, оценивая сумеет ли избежать этого разговора. Но кажется Мэйв нацелилась основательно, подловив его в его кабинете. Чертова стерва! И профессор пропадает у ректора.
- Ча-а-арльз, - противно протянула Мэйв, и он точно понял что вляпался.
Она всегда делала так, когда хотела вытащить из кого угодно информацию. Он сам попадался каждый раз, когда не мог ускользнуть. Она нависала, требовала внимания. Этот ее мерзкий, приторно-сладкий, вязкий голосок. Эти ее кофточки с вырезами. Этот ее интерес профессором.
- Ча-а-арльз, ты уже бывал у профессора дома? - она уселась напротив. И Чарльз с сожалением посмотрел на сэндвич и конспекты.
- Мэйв, я не думаю, что это подходящая тема для разговора.
- Я не получила эту должность, а ты получил. Поэтому я имею право знать адрес декана.
Чарльз вздохнул, мысленно медитируя и стараясь не взорваться на эту чертову девку. Он понимал, что ее навязчивая влюбчивость делает ей совершенно медвежью услугу. С ее блестящим умом женский цикл творил что хотел.
- Дорогая Мэйв… - новенький блестящий красный телефон зазвонил. И Чарльз схватил трубку. - кабинет декана Кавендиша, слушаю вас… Да.
- Я еще не закончила, Макалистер.
Наблюдая за ее уходом, Чарльз написал на листочке, все еще прижимая трубку к уху и угукая в нее.
«Дайян! Напомни мне не связываться с сумасшедшими стервами»

Не то, чтобы Чарльз не задумывался об этом всю неделю. В его почти гениальной голове бродили мысли разного толка. Иногда это были мысли «Какая любимая поза у профессора?», порой - «А какой секс он больше любит?», случалось - «Его губы должны быть такими …», и, конечно, «Стоит ли спать сразу?». Эти вопросы, естественно, не давали никакого ответа, а только скорее настраивали на нужный лад. Ответы брата Чарльз взвешивал и старательно делил на два или даже три, потому что Дэниэл любил прихвастнуть, неосознанно завысить или преувеличить. Это сказывалось скорее из-за эмоциональных встрясок, которые позволяли увидеть некоторые события через призму чувственной реакции, что естественно способствует некоторому отрыву от реальности. К тому же субъективному не место в объективном. Чарльз старательно игнорирует гипотезы, настраиваясь на свой собственный эксперимент. Другого не дано.


- Так какие там размеры, говоришь? - Чарльз пытался читать книгу, но поймал себя на цикличности мысли об профессоре Кавендише. Пытался читать, но через несколько строчек сдался и посмотрел на брата.
- Широкие. В диаметре. В длину - вот столько в рабочем состоянии. Плюс-минус, - Дэни, почти не отрываясь от ноутбука, машинально ответил на вопрос, показывая пальцами дорогу до профессорского удовольствия.
Лишь затем, осознав, про что только что ответил, сознательно включился в разговор, захлопнув ноут.
- Почему ты спрашиваешь? - вроде бы как они уже говорили об этом или он чего-то не улавливает?
- Любопытство, - Чарльз спрятался за книгой, но потом все же сдвинул ее до середины лица и поймал взгляд брата. - Потому что пытаюсь представить чего добиваюсь? Ты знаешь, а мне еще не довелось познакомиться, знаешь ли. Эти мысли начинают сводить меня с ума. Как? Что? Почему? Это все вертится и очень мешает.
Чарльз упал на спину на диване и закинул руки за голову, прикрывая глаза.
- Ммм, кто-то познал любовное томление? - Дэни издал смешок, откладывая ноут от греха подальше, повернулся к брату боком, подпирая щеку локтем. - И что же еще любопытно нашему юному натуралисту? Фактура? Как у члена. Стоны - богически-низкие. Прямо вот даже шариков в стояк не надо - стоны вместо них. Мммм-хм! - младший изобразил хмыканье, какое издает в мультфильмах довольный вкусом блюда повар.
Чарли приподнялся на локтях, посмотрел на брата и склонил голову.
- Ты издеваешься, да? - приподняв брови, Чарльз протянул. - Тебе нравится издеваться над старшим братом. Доставать меня. М?
Чарльз прикусил губу, чувствуя как все эти разговоры влияют на него определенным образом. Но в голове вертелось многое, на что не было еще никаких ответов.
- Нет, сэр, никак нет, сэр! - бодро отрапортовал младший. - Выполняю ваш запрос по удовлетворению любопытства, сэр! - Дэни ухмыльнулся криво из-за упертой в щеку ладони. - И вообще... Доставать? Разве ты не хотел узнать самые горячие подробности? О том, какой декан Кавендиш ритмичный и как точно попадает, куда нужно. О том, как он с легкостью мог бы донести меня или до постели, если бы таковая была в окрестностях парка, где мы остановились...
Голос Дэни становился все ниже и вкрадчивее с каждым словом.
- Господи, - Чарльз продолжал смотреть на брата, чувствуя как алеют уши. А дыхание становится поверхностным. Он чувствовал, как каждое слово попадало точно в нужную цель. И брат видел это тоже, чувствовал это тоже, знал это тоже.
...И не собирался останавливаться, глядя на два поалевших знамя, в которые превратились уши Чарльза.
- Без чего не останешься рядом с профессором Кавендишем, так это без прикосновений. Все как ты любишь. Особенно как ты любишь. Особенно если ты какой-нибудь... алтарь, который надо очень старательно почитать. И это особенно доставляет, когда все движение в твоей власти, когда только твои бедра контролируют удовольствие вас обоих... - Дэни мягко пробежался пальцами по бедру и боку старшего.
Чарльз шумно сглотнул, чуть раздвинул ноги. Неосознанно. Это выходило из-под контроля, но на самом деле они оба знали к чему это приведет. Всегда приводило.

Волнение от получения того, чего хотелось до поджатых пальцев и совершенно омерзительно-прекрасных мыслей о размерах некоторых особенных достоинств декана Кавендиша, только усиливает тахикардию. И каждый выплеск крови в аорту увеличивает его риск получить инфаркт миокарда не отходя от жадных губ Генри. Пальцы скользят по коже, цепляясь за редкую щетину, на затылок, давят сильно, впечатываясь всем собой в тело.

Чарльз стонет. Стонет громко, отчетливо, гортанно, но чуть придушенно губами. Он прикрывает глаза, ноги слабеют, а сердце шпарит на недопустимой скорости. Волнение сворачивается внутри живота уже не узлами, а переливается в возбуждение, стягивающее все мышцы. И Чарли стонет, чувствуя как его перемещают на стол. Отрывается от губ.

Именно об этом говорил Дэни. Именно это впечатляет их обоих. То, как играючи Генри протащил его на руках, то как эти самые руки сейчас на его теле. То, как лопается все внутри него. Хочется. Очень сильно хочется. Он тащит пиджак с плеч Генри.


- Так атлас есть, что там еще нужно? - Чарльз перебирал учебники, рассыпанные по его новому столу. Он только-только обосновался здесь, пытаясь вникнуть в задачи секретаря, но в тоже время пытаясь совладать с учебным процессом не только с этой стороны, но и как студент. На него рассчитывали все, и это давление порой прорывалось еще большей неуклюжестью и некоторой рассеянностью. Завтра у него пары у профессора Кавендиша. Ему нельзя ударить в грязь лицом. Он не мог даже помыслить о том, что просто не сумеет блеснуть знаниями анатомии, которые успел приобрести в школе между уроками от нечего делать.
Чарльз сверился с часами.
- Ты немного опоздал, - он даже не оторвался от изучения списка литературы, перебирая в уме названия и авторов.
- Неправда! Я уже превысил лимит джентельменского опоздания в пятнадцать минут. И не говори потом, что я нечестный и не имею манер. А что это? - Дэни избавился от тяжелого рюкзака, и тот с грохотом кистей и карандашей упал на стул для посетителей. - Ты что, решил за одну лекцию протестировать сразу ВСЕ афродизиаки для ботаников? Так, что это у нас... Продвинутый учебник, конспекты лекций "Избранное"... О. О-о-о! Анатомический атлас?! Чарли-Чарли, нельзя же использовать тяжелую артиллерию для свидания с первым сексом по любому поводу! Это против правил! - Дэни заржал и оккупировал второй свободный стул - все равно других жаждующих посетителей не наблюдалось, как и старушек, бдящих за тем, чтоб молодые мальчики не занимали места.
Чарли посмотрел на брата, пытаясь понять смысл сказанного. Нахмурившись, он все же осознал, что это снова очередная шутка, проезжающаяся на тему его отношений с деканом.
- Серьезно? Шутка про атлас и секс? Я думал, что ты остроумнее, - Чарльз наклонился над братом и поцеловал его в щеку. А потом выпрямился.
- Я очень остроумен! Твое отрицание испортило шутку, - Дэнии хмыкнул, чуть привставая, чтобы короткий поцелуй продлился дольше. - И как ни крути, тебя все равно спалили конспекты - я же вижу, что это конспекты лекций Кавендиша с прошлых лет. Опять будешь сидеть и заканчивать одними губами каждую его фразу? Ирма спалила, что ты так делаешь. Даже учитывая, что он каждый год читает по разному.
Чарльз смущенно потупился, перекладывая учебники и чудом добытые конспекты у выпустившихся студентов. Вздохнув, он посмотрел на брата и сложил на груди руки.
- И что? - упрямо дернул подбородком. - Я могу делать все, что хочу! Я - взрослый человек. Имею полное право.
Но все же обернулся на прикрытую дверь.
- Мы идем обедать? Пока я не нужен профессору, - он все же приподнял брови.
- Конечно. Взрослый человек имеет право дрочить, на кого хочет! - торжественно подтвердил Дэни, вставая и подхватывая рюкзак. - О, ты всегда нужен профессору, Чарли  - особенно, когда он пользуется правом каждого взрослого человека на дрочить. Идем!

Тишина разрывается их тяжелым дыханием. И Чарльз смотрит в эти глаза, видит то, как горят щеки и шея лихорадочным румянцем, как растрепанны его же пальцами волосы Генри, и он снова цепляется взглядом за губы, красные и влажные. И Чарльз не выдерживает, поддается вперед, снова накрывая их своими. Всасывает, прикусывает, мнет. Ему можно. И он ликует.

Ладонью он сбрасывает ручки, попавшие под его задницу, документы, почти не вслушиваясь в перешептывание падающих листов. Он чувствует, как руки Генри пытаются найти пуговицы, расстегнуть, разорвать, и отстраняется, чтобы потянуть джемпер через голову, а потом вернуться к изучению шеи, спускаясь поцелуями к кадыку и ключице. Кожа здесь особенно терпко-соленая, и Чарли ведет сильнее от запаха и вкуса.

- Господи, - шепчет он, поддевая пальцами дурацкие пуговицы. Чарльз чувствовал, что одевался Генри абсолютно не для того, чтобы вовремя раздеться. Даже Чарльз не планировал того, что резьбу сорвет капитально. И они накинуться друг на друга. Он не планировал это. В его плане значился только невинный поцелуй. Кого он блядь обманывал?

Если бы только он владел силой мысли или иной суперсилой, что позволила бы им безопасно и в короткие сроки избавится от одежды. Если бы только он предусмотрел возможность того, что сегодня все закончится на этом вот столе. Или начнется. Это как посмотреть на общую картину предстоящего.

- Господи, какой ты, - Чарльз шепчет, целуя за ухом, цепляя мочку зубами, прокатывая чувствительную кожу во рту. Он стонет, прижимаясь пахом, обхватывая ногами. Это непривычно, ново, но он уже чувствует это в себе, прогибаясь, постанывая и подставляясь под руки, изгибаясь, пытаясь урвать несколько секунд изучения тела декана.

- Генри, - Чарльз стонет, отстраняясь и расстегивая наконец-то последнюю пуговицу на рубашке профессора. Ладони ложатся на грудь, и Чарльз поддается вперед, чтобы мягко укусить за сосок, втянуть его в рот. И посмотреть в глаза.

- Если мы не… то тебе придется трахнуть меня на этом столе, Генри.

Чарльз выпускает сосок изо рта только ради предупреждения. И все еще смотрит в глаза своему декану.

- После того, как я тебе отсосу.

+2

12

Чарли удивляет. Чарли всегда удивляет. Когда-то Генри подумал, что такого цвета глаз ещё не встречал ни у кого в жизни. Затем, что такой интеллект не должен идти комплектом с настолько потрясающей внешностью, потому что это неправильно. Неуравновешенно. Слишком хорошо. А теперь он пытался понять, как его секретарь может быть восхитительно невинным и порочным  одновременно?

Чарли совершенно не против оказаться не за столом, а на нём, первым начиная раздевать, и Генри помогает, вытягивая руки, с которых скидывается пиджак. С пуговицами не просто, а с запонками ещё сложнее, поэтому он берёт их на себя, привычно вытаскивая застёжки из прорезей манжет. С футболкой было бы намного легче, но сейчас некогда бежать переодеваться. Для человека, который ещё утром был полностью уверен, что положит этому безумию конец, на нём осталось категорически мало одежды. Похоже, конец он всё-таки положит, но не тот и не туда. 

Его самое распространённое и обычное имя звучит слишком сексуально, когда Чарли произносит это “Генри” с чуть заметным акцентом, который, оказывается, появляется не только при волнении. Сколько раз помощник так называл его? Кажется, всего один, когда собирался то ли избить своего начальника, то ли поцеловать. Зато теперь профессор знает - почему. Чарли совершенно очаровательно приревновал. 

- Какой? - улыбается Генри, откровенно разглядывая старшего Макалистера, наконец-то получив возможность рассмотреть всё в мельчайших деталях, не опасаясь больше быть пойманным за таким вопиюще непристойным занятием.

Он то точно знает, какой Чарли. Его! Приличия проигрывают схватку с невыносимым желанием, и Генри получает удовольствие от крайних неприличий, которые они устраивают в его рабочем кабинете. Возмутительно, безнравственно и отвратительно. И так сладко упоительно. Всего лишь маленькое признание самому себе, как сильно он хотел разложить своего секретаря на собственном столе, и мир обретает целостность и ясность. 

- Если мы не - что? - тихо переспрашивает Генри, наклоняясь практически вплотную к уху Чарли.  - Анализируя факты, я бы сделал вывод, что уже начал трахать тебя. Но ты можешь меня остановить и пойти на занятия. Если хочешь.

Он опаляет дыханием, когда шепчет эти слова, прекрасно осознавая, как действует его голос, соблазняя, искушая и давая понять, что сам - совершенно не хочет, чтобы Чарли уходил. Одно жалкое занятие подождёт. Профессор ждал долгие четыре года. Он не отпускает, целуя снова и снова, пытаясь насытиться, снять хотя бы часть возбуждения, но когда получаешь то, что желаешь столько лет, мозги со скоростью отправляемой в космос ракеты устремляются в член в полном составе, оставляя в голове лишь критически необходимые жалкие остатки, которые разве что способны выдавать средней паршивости пахабные реплики, отчаянно пытающиеся не скатиться на самое дно глупой, подростковой пошлости.

Где-то в процессе своего познания близнецов Макалистеров, обоих, Генри что-то явно упустил такое масштабное и глобально-вселенское, из-за чего он не может сдержать удивлённого взгляда, хоть и не отводит его от глаз Чарли. Ладно, примерно до прошлой недели он был уверен, что его секретарь слово “отсосать” ассоциирует исключительно с трубочкой в стакане  кока-колы, но, похоже, пришло время переосмыслить вообще всё устройство мира. Только чуть попозже.

- О, ты умеешь делать предложения, от которых невозможно отказаться. Если это, конечно, не угроза.

В этом положении удобно освобождать Чарли от совершенно ненужных деталей гардероба всевозможных оттенков синего, каждый из которого идеально гармонирует с тем самым цветом глаз Макалистера и его собственным, краем перевозбуждённого мозга отмечая, что белья под брюками нет. Это несколько нарушает торопливый процесс раздевания, внося очередной штрих в организацию новой вселенной Чальза Макалистера. Кажется, лучший студент университета забыл указать в резюме несколько самых интересных деталей своей биографии. 

Если и падать на самое дно, то как можно торжественнее, с оркестром и без остатков стыдливо прикрывающей все самое интересное одежды, а также всего, что можно порвать, испачкать или помять. Стадию знакомства и прочего они уже давно прошли, и судя по реакции Чарли, ему  давно следовало перевести их отношения в более горизонтальную плоскость и не позволять Макалистеру шляться по Килкенни и находить себе какого-то сомнительного качества мужика, который даже оценить по достоинству не смог свалившееся на него счастье. Мысль о сопернике, уже даже не представляющем опасности, зло подстегнуло и без того взбудораженное сознание, делая движения резче и несколько грубее. Он подтаскивает Чарли к себе и снимает со стола, ставя перед собой. Генри долго целует, изучая ладонями обнажённое тело перед собой, каждую линию, изгиб спины и ягодиц,прежде чем надавить на плечи Чарли, опуская его перед собой на колени. 

Если где-то существовали трубы архангелов, что оглушительно знаменовали начало Судного дня, то казалось, что профессор именно их и услышал. Или это просто бросилась в лицо кровь, хотя он точно помнил, что при эрекции она должна устремляться вниз, а судя по ощущениям, вниз устремилось вообще всё, что было в организме, настолько желание скручивало низ живота, а штаны казались размера на три меньше, чем с утра. Поэтому,  что конкретно шумело в ушах оставалось под вопросом, и ему определённо требовалось прочитать пару-тройку эссе первокурсников, чтобы хоть немного сбить это уже почти болезненное возбуждение и не позорно кончить просто от одного вида Чарли на коленях.

Генри опирается ладонью на стол и переводит взгляд на столик возле дивана, где он утром пил кофе. Мирно, тихо и спокойно, даже не подозревая… Пара секунд изучения чайной пары и он почти готов продолжать.

- Так что вы там хотели с меня снять, мистер Макалистер? - спрашивает он, припоминая ему ту самую проклятую смс, что чуть не придушила профессора, обеспечив весьма неловким в обществе трёх дам возбуждением, которое возвращалось снова и снова стоило ему лишь представить, какую конкретно деталь костюма снимал с него Чарли, и эти оглушительные мысли не заглушало даже навязчивое женское щебетание. Чёртова смс не давала ему покоя всё это время, ознаменовав собой начало конца. Или просто начало, зависит от того, с какой стороны посмотреть. - Вы меня поставили в очень неудобное положение перед тремя достойными леди. Хотя что-то мне подсказывает, что я несколько преувеличил размеры вашего достоинства, мистер Макалистер.

Длинные полы пиджака скрывают пока ещё не слишком большую выпуклость в паху, и это не мешает Генри, мягко улыбаясь, тепло прощаться с маркизой и её дочерью леди Сесил. Последняя многозначительно улыбается, поглядывает вниз и прижимается эффектной грудью куда-то к району живота. Наверное, она посчитала, что это Генри так рад её видеть. Он не стал разубеждать.
“Я медленно снимаю с вас усталость…”
Генри бездумно водит большим пальцем по экрану смартфона, двигая вверх и вниз строчку с сообщением, захватывая одно перед ним и следующее.
“Я скучаю”.
Он написал ответ, но так и не отослал, и эти три слова жгли своим существованием, требуя нажать “отправить”, сказать, что на самом деле чувствовал.   Господи! Чарли даже не может себе представить, как скучает он! Раньше было не так, не когда он получил этот шанс хотя бы просто помечтать, что они могли бы быть вместе.
Не когда Чарли пытался его поцеловать. Не когда…
Он стирает сообщение и кидает сотовый на кровать, садясь перед ноутбуком. Неудовлетворённая потребность ещё где-то прячется, отдаваясь неприятно-приятным эхом в животе и чтобы отвлечься, Генри включает ютьюб посмотреть какие-нибудь не слишком умные видео и переключить мозги на что-то… На что-то...
Что выглядит как полуголый Дэниел Макалистер. Можно было даже не пытаться проигнорировать непросмотренные ролики на подписанном канале близнецов, и выбранная наугад ссылка: “Дюна” выдала… это. Надо было искать в обзорах какой-нибудь мир, где герои не ходят полураздетыми. Но слишком поздно, Генри уже зацепился за братьев и даже тот факт, что Чарли был одет, не слишком уменьшало его желание досмотреть.

“Всем двойное привет, и мы начинаем!”

У них разные интонации и приветствие не сливается в единую тональность, Генри слышит, что их двое. Дэни обворожительно жизнерадостный, а Чарли более раскованный и свободный, чем обычно в университете, они подхватывают реплики друга, дополняя и заканчивая, он видел это не раз, когда они общались у него в кабинете. Это всегда восхищало и обращало внимание, невероятно потрясающее и уникальное взаимодействие.
“Я медленно снимаю с вас усталость.”
Кто на самом деле из вас написал написал это сообщение? Дэни? Или… всё-таки Чарли? Возбуждение возвращается, словно и не отступало, мягко обволакивая тело, проникая в каждую клетку, захватывая всё, и Генри не может сдержаться, не хочет, расстёгивая брюки и приспуская их. Это, наверное, уже даже не дно, это бесконечная чёрная дыра морального разложения, в которую он упал где-то в момент раздевания Дэниела Макалистера в собственной машине.

“...посмотрим, какие же пересечения заставляют задуматься нас и других фанатов о том…”

То, о чём рассказывает и здесь раздетый Дэниел, либо слишком глупое, либо слишком умное, потому что вроде знакомые и понятные слова не складываются в осознаваемые предложения. Генри уже даже с трудом вспоминает, а про что конкретно ролик. Хотя, в данный момент его это не слишком интересует. В данный момент его больше интересует, как двигается Чарли, как меняется его мимика, как он задумчиво морщит нос, когда думает над тем, что сказать, как кончик языка влажно проходит по губам, быстро, но невозможно не заметить. Особенно если хочешь увидеть.

“Не идет ли речь об окончательном освобождении человечества от машин, которому положила начало жертва нашего любимого Избранного, после которого ИскИны…”

Он обхватывает уже совершенно вставший член ладонью, мягко проводя большим пальцем по головке, размазывая выступившие капельки смазки для лучшего скольжения, сначала медленно, расслабляя и подготавливая, и лишь затем ускоряясь.
У Дэни сильнее выражен акцент, он более эмоционален, а Чарли спокойнее и здесь.
Генри откидывается на спинку кресла и не сдерживает громкого выдоха, в таком положении сложнее смотреть, и он спускается ниже, уже даже не пытаясь слушать, потому что всё равно не понимает. Остались лишь влажные звуки скользящей по головке крайней плоти, прерывистое, шумное дыхание, которое удивительно гармонирует с бодрыми голосами близнецов.

“Но мой брат как и я заметили еще и некоторую - …”

Требуется совсем немного воображения, чтобы представить Чарли на своих коленях, потому что теперь он знает, как будет ощущаться тяжесть его тела, как будут ощущаться его губы и ладони на собственных плечах. Не так же, но практически. Дэни не идентичен, но слишком похож.

“...вдохновения братьев.. кхм... сестер Вачовски и Фрэнка в сценах…”

Именно поэтому он запрещал себе даже думать, представлять, так как прекрасно знал, наверное, практически с самого начала, что этим всё закончится. Что стоит лишь разрешить и дать себе послабление, и он не выдержит, сорвётся, решив, будто можно. Будто у них есть будущее, что у него есть будущее с собственным студентом.
И он срывается. Признается сам себе, что больше не будет ничего так, как прежде, что это самообман, иллюзия, и жалеет, что дал то неосторожное обещание остаться друзьями, потому что это невозможно! Чарли уже не просто ходит вдоль линии невозврата, он целенаправленно толкает Генри за черту, и Генри переходит её, ровно в тот момент, когда начинает дрочить на своего секретаря, расписываясь в собственной слабости.
Он зажмуривается и стонет, кончая с выдыхаемым, еле слышным именем Чарли на губах и его образом на профессорских коленях, ярко отпечатавшимся на сетчатке. Это уже не дурость, это сумасшествие! И Генри не знает, что с этим делать.

“С вами были гик-близнецы в Стране чудес и безумных фанатских теорий.”
“Если вы не прыгнули в нору сами - значит, мы вас подтолкнем!”
“Qapla!”

Ах, вот что это, оказывается, было. Это чёрная нора в Страну чудес. Да, наверное именно это и чувствовала Алиса, проваливаясь в страну бреда и иррациональности. Он переводит дыхание, стирает сперму бумажной салфеткой под наступившую тишину, последовавшей вслед за прощанием близнецов. Затем проигрыватель обновляется и ролик сменяется другим. Профессор торопливо щёлкает мышкой и закрывает ютьюб. Хватит на него сегодня развлекательных видео.

+2

13

- Я умею еще много чего другого, сэр, - Чарльз улыбается, прикусывает нижнюю губу, смотрит на Генри, прищуриваясь, понимая что все уже происходит. Поэтому он может быть собой. Он уже становится собой. Это происходит каждый раз, когда кровь накачивает совершенно не мозг.

Генри разворачивает его из одежды, забывая о том, что сам остается возмутительно одет. Но каждое прикосновение к оголенной коже чувствуется жарким обожанием, жадным неверием, восхитительным обладанием. И Чарльз чувствует себя настолько желанным, что перехватывает дыхание. Губы сами тянутся к губам, и это почти магия. Если бы Чарльз не был бы таким скептиком, то вполне очевидно мог бы решить, что где-то сильно накосячил и его подключили к программе, как героя Джуда Лоу. Иначе никак невозможно вляпаться в такое в реальности. А он вляпался в профессора по самые уши.

Он чуть вздрагивает, когда оказывается на ногах. За считанные секунды Чарльз абсолютно обнажен, и пальцы на ногах поджимаются уже не от удовольствия, а от того, какой оказывается холодный пол у Генри в кабинете. Он обнимает Генри, целует за ухом, прикусывает мочку уха, потирается носом о тонкую кожу, чувствительное место, а потом ладони Генри отвечают на его усмешку. Так просто. Так легко. Так горячо.

Он улыбается, понимающе усаживается на колени, попутно стискивая свой член в пальцах, чуть проведя по нему. Это отражается в мимике, отражается в глазах, когда он задирает голову и смотрит, смотрит, смотрит вверх, отслеживая реакцию своего декана. Облизывает показательно губы, приоткрывает их.

- Я хотел снять с вас медленно усталость, сэ-эр, - он раскатывает протяжную гласную вальяжно и медленно, умышленно медленно расстегивая ширинку. Он все еще держит взглядом взгляд Генри, пока расстегивает и приспускает брюки. Облизывает пересохшие губы. Сам почти не верит в то, что стоит сейчас на коленях в окружении разбросанных вещей со стола Генри, расстегивает брюки Генри, собирается отсосать Генри.

Это возбуждает, и Чарльз прикрывает глаза прежде, чем выдохнуть и посмотреть на то, что перед ним. Брюки скатались вокруг щиколоток, а Чарльз поддается вперед, чтобы лизнуть через ткань боксеров вдоль всего члена. Там где головка уже есть небольшое пятно, и это лестно. Что Генри настолько сильно хочет его. Чарльз прерывисто дышит, смачивая ткань своей слюной. Трется щекой о член, заставляя его закаменеть еще больше, а потом все же тянет их вниз, ловя губами головку. Член смешно дергается, освобожденный от плена эластичной ткани. Большой, твердый, идеальный. Он забирается языком под крайнюю плоть, слизывая самым кончиком вкус, смакуя, а потом жадно всасывает половину.

Запах и низкие стоны Генри совершенно не отвлекают, а доставляют настоящее удовольствие. То, как член скользит в его рту, давит на язык, Чарльз уже тает от этого, наслаждается процессом, вслушиваясь в то, как реагирует его декан на любое малейшее движение. Чарли расслабляет горло, кладет на задницу Генри ладони, сжимая, опираясь, натягиваясь полностью, погружая в себя почти весь, утыкаясь носом в пах. Это сложно, но Чарли дышит носом, понимая что очень-очень-очень хочет этого. Хочет, чтобы Генри трахнул его вот так, вдавливая в себя. Хочет, чтобы тот разложил его на столе. Хочет всего и сразу. Но это невозможно.

Он дышит ртом, проводя по всему стволу ладонью, второй все еще сжимая задницу. Облизывает мошонку, чувствуя как поджимаются яйца, кладет член на щеку, легонько бьет по губам головкой. Наверняка это очень наглядная демонстрация, он видит это по расширенным зрачкам, по учащенному дыханию. Слышит это. Чувствует это.

- Нравится вид, профессор Кавендиш? - хрипло спрашивает Чарльз, чуть усмехаясь. - Нравится то, что вы делаете? Что я делаю? Хочется большего? Я же совсем не против, я очень даже за.
Чарльз жадно смотрит в лицо Генри, ловит его пальцы и всасывает в рот вместе с членом.

- Я очень хочу быть заполненным, сэр. Мне очень нужно, - Чарльз стонет, разводя ноги, скользя пальцами по своему члену.

+2

14

- Только пить не умеешь, - мягко смеётся Генри.

Похоже, что вместе с усталостью и одеждой, Чарли снимает что-то другое: дистанцию, принципы, оказавшиеся не слишком крепкими, мораль. Границу, которую они оба  построили между друг другом, пытаясь выглядеть как можно лучше в чужих глазах. Как оказалось, лучше и не надо было. Как оказалось, хуже - намного прекраснее. Как оказалось, боги ещё и не трахаются, ибо велики и бесполы, а люди очень даже да. Быть человеком намного приятнее.

Чарли не сомневается, он настолько уверен в себе и своих желаниях, что Генри даже не хочет задумываться, где, когда и с кем тот уже попробовал, к тому же когда язык влажно лаской скользит по члену сложно задумываться вообще хоть о чём либо. Особенно, когда мысли разваливаются на части, утопая в удовольствии. Под пальцами, кажется, скрипит стол, когда Чарли берёт так глубоко, что внезапно всплывшая из омута наслаждения мысль: “Господи, что ж мы мать его делаем?!” захлёбывается в сорвавшемся стоне и погибает где-то на головке упёршегося в горло члена.

Как и положено, лучший студент университета Чарльз Макалистер талантлив во всём.

- Ты даже не представляешь, насколько мне нравится, - отвечает Генри, проводя по отросшим волосам Чарли, ещё не настолько длинным, чтобы их можно было собрать в кулак, но достаточно, чтобы запутаться в прядях. 

Ему нравится то что он видит. Профессор - кинестетик-визуал, поэтому любит глазами и руками. Кажется, что Чарли обычен, в его красоте нет классики, она словно картина современного искусства, на первый взгляд пытается выглядеть совершенно непримечательной. Но если остановиться и рассмотреть каждую линию, то начинаешь понимать замысел природы, создавшей идеальное произведение, которое можно изучать бесконечно, открывая что-то новое и притягательное. И эта обычность разбивается при первом же разговоре, если захотеть увидеть то, что скрывается глубже. Генри захотел. Он считает Чарли совершенным и то, что сегодня его подпустили ещё ближе, позволили увидеть о чём остальные даже не догадываются, приводит его в восторг.

- Как можно отказать, когда так просят? - Генри обхватывает Чарли за плечи и поднимает с колен. - Как можно отказать тебе? - выделяет он последнее слово.

Это немного странно обсуждать в своём кабинете вещи настолько отдалённые от графиков и расписаний, странно, но дьявольски приятно и возбуждающе. Губы Чарли яркие и блестят от слюны, с головой выдавая, что он только что делал. Генри глубоко целует, слизывая его вкус смешанный со своим и это чертовски заводит от осознания, что он быть может ещё не сделал Чарли своим, но уже начал помечать, заявлять свои права. И собирался в этом дойти до самого конца.

Он даже не помнит, когда его так сильно накрывало от простых поцелуев, в которых, казалось, уже ничего нового и удивительного, но это же не просто кто-то, это Чарли, и ещё неделю назад Генри не мечтал даже о них. Реальность не просто превосходит все ожидания, она за гранью, и только выдержка не позволяет сорваться. Зато реальность позволяет прижимать к обнажённой груди и чувствовать кожей тепло его тела, реальность позволяет исследовать контуры лица не только взглядом, но и подушечками пальцев, губами, языком. Реальность оказывается куда интереснее фантазий.

Генри подхватывает Чарли под бёдра и снова усаживает на стол, возвращая обратно. Он ничего не может поделать с собой - ему нравится, как помощник смотрится на тёмной лакированной поверхности, всё сильнее убеждаясь, что тот превосходно гармонирует с дорогим деревом. Идеальное применение офисной мебели. И он признается сам себе, что в самой идеи секса на рабочем месте есть что-то извращённо восхитительное. Узкие брюки мешают, и приходится отвлечься, чтобы скинуть сначала ботинки, а затем и штаны, оставаясь в одних носках  - господи, верх вульгарности! - но не хочется тратить больше ни секунды времени.

- Чарли, - выдыхает, раздвигая его ноги и притягивая к себе, вжимаясь членом в пах. Он легко прикусывает кожу на щиколотке, ведёт губами вверх, чуть задержавшись языком под коленом, поднимаясь поцелуями по бедру, и останавливается, едва ощутимо касаясь головки члена. Его идеальный секретарь идеален и здесь, красиво-пропорциональный, Генри не отказывает себе в удовольствии посмотреть и только затем обхватив губами головку, пососать, вобрать в рот, пройтись по стволу вниз, затем вверх и отпустить.  Он изучает, ласкает, целуя живот, грудь, шею, подбираясь вновь к губам, возвращая Чарли уже его вкус, прежде чем оторваться и посмотреть сверху вниз, нависая на вытянутых руках. - Чарли, у меня ничего нет с собой, -  он смотрит прямо в глаза Макалистеру, -  ты, кажется, забыл внести заполненность в расписание.

Чарли слишком хороший секретарь, чтобы не позаботиться о своём начальнике, у Чарли есть всё, чтобы сделать работу максимально приятной и безопасной. Генри тянется за его сумкой, которую сам кинул возле стола и торопливо перерывает книги в поисках бумажника, что-то выпадает на пол, но сейчас не до порядка. Он  вытаскивает два блестящих квадратика и всё-таки не выдерживает:

- О, твою мать, Чарли! Вы вообще на улицу без них выходите?! - даже не замечая, что произнёс это во множественном числе.

Резко надрывает один, вытаскивая презерватив и раскатывая скользкую резинку по члену. Его любимая поза сзади - красивая спина и открытая беззащитная шея, Генри просто нравится, как это смотрится, - но сейчас он хочет видеть лицо Чарли, видеть чёртовы синие глаза, которые когда-то не оставили ему ни единого шанса преодолеть искушение. Он определённо был безумцем, если думал, что сможет удержаться.

Проникновение медленное, осторожное, Генри не хочет причинить боль. И слишком лёгкое. Настолько, что чуть утихнувшая ревность, вспыхивает вновь. Профессор гасит её, зло стискивая зубы и сильнее толкаясь вперёд, входя до самого конца, вот теперь точно расставляя все окончательные точки, иерархические положения, субординации и прочее. Теперь это совсем его помощник, и он не собирается делиться своим исключительным студентом ни с кем.

+2

15

Чарльз прикрывает глаза, когда оказывается на ногах. Сильные пальцы не давят, но чувствительно держат, и нежная кожа наверняка отреагирует гематомами. Завтра. Это будет завтра, а сейчас Чарльз прикрывает глаза и стонет в голос, слыша как Генри выделяет интонацией «тебе», стонет в голос, когда Генри так бережно и властно опрокидывает его на стол, нависает и целует, клеймя этими своими слишком красивыми губами.

Как можно не стонать?

Чарльз стонет.

Уже не соображая до конца, уже плывя своим почти гениальным мозгом в похоти, затопившей все его тело. Возможно это всего лишь красивое описание достаточно банальных процессов, протекающих на уровне клеточного обмена химическими элементами. Возможно все это всего лишь плод фантазии, покрывающий абсолютно не поэтичное действие. Но Чарльз чувствует, как «ток» снова проскальзывает по его нервам, напрягаются мышцы, а все будто скручивается внутри него. От каждого взгляда Генри ему становится еще жарче. От каждого слова Генри ему становится еще горячее. От каждого прикосновения Генри он готов выскользнуть из собственной кожи.

Чарльз прикусывает губы. Стонет, совершенно не обращая внимания на скользкую поверхность стола, на прохладу воздуха. Кожа покрывается мурашками от поцелуев, от дуновения воздуха, от того, что он понимает. Они оба понимают, что произойдет дальше. Это должно было случиться раньше. Все вело к этому.

- Господи! - Чарльз задыхается, когда губы Генри накрывают его пах, скользят по его члену. Чарльза выгибает на столе, он почти кричит, почти орет во все легкие, но на самом деле просто хрипло дышит, хрипло стонет, шепчет «Генри, мать твою, Генри, я кончу так!», дергает руками, сжимает кулаки. Это нереально. Это невозможно. Эти блядские губы на его члене готовы привести его к финишу позорно быстро.

Он ждал целую неделю. Генри вероятно ждал больше. Они должны спешить. Потому что у него еще пары, еще работа. Но он теряет все мысли. Абсолютно все, когда их члены соприкасаются, а Генри смотрит ему в глаза, нависает и что-то говорит. В ушах звенит от перевозбуждения. И он улавливает только общий смысл по движению губ.

- В сумке, - он справляется с голосом, чуть протягивая гласные, потому что давление членом Генри на его собственный не дает ему справится с простыми словами. Приходится напрягать свой мозг, утекающий с каждым движением вниз. - В бумажнике. Хэл, господи! Просто вставь мне уже, я больше не могу.

Чарльз срывается. Чарльз прикрывает глаза и глубоко дышит. Пока Генри занимается поиском презервативов. Он выдает смешок, когда слышит комментарий декана. Если бы только тот знал, что иногда они не могут потерпеть до дома, а сперма, налипшая на белье при ходьбе, не самый удобный вариант. Презервативы в сумке, бумажнике, кармане - это всего лишь необходимая правильная мера любого джентельмена. Разве не так?

Чарльз дышит. Жмурится. Понимая, что много Генри не знает. И не узнает. Возможно. А возможно он бы понял?

- У меня аллергия на латекс, - он шепчет, выбирая самый безопасный вариант. - Это просто осторожность.

Его ладонь ложится на грудь. Он ловит взгляд. Смотрит. И все мысли остаются где-то там, сейчас он чувствует только скользкие пальцы от смазки с презерватива. Смотрит. Приоткрывая рот, дышит. Облизывает губы. Смотрит.

Когда Генри входит, Чарльз стонет, расслабляясь. Стонет низко, впуская его в себя. Прикрывает глаза, сгребает пальцами волосы на груди. Чуть прогибается в спине.

Кожа к коже. Чарльз выдыхает. Закидывает ноги на плечи декану.

- Пожалуйста, Генри, пожалуйста, - он шепчет, кладя ладонь на затылок, пригибая к себе, целуя губы. - Трахни меня.

+2

16

Перерыв уже закончился, но в коридоре всё равно слышатся голоса, и это придаёт тому, что они делают ещё более порочный оттенок. И напоминает, что нужно вести себя тихо. Очень тихо. Короткое “Хэл” скользит по позвоночнику, добавляя в и без того зашкаливающее возбуждение раскалённые капли наслаждения. Хотя кажется, что больше уже невозможно. Это настолько сильно, что чувствуется болью, когда эмоций настолько много, что они превращаются в ощущения. Странно, но Генри никогда так не называли, даже в школе, и это кажется потрясающим. Ему безумно нравится, как Чарли произносит его имя. 

Тело рвёт от полярных желаний быстрее получить долгожданную разрядку и растянуть удовольствие, получить максимально много, и к дьяволу работу, к дьяволу занятия Чарли, к дьяволу вообще всё! Он срывается в рвано-агрессивный темп, смешивая его с тягучими, медленными движениями, словно перевозбуждённый, озабоченный подросток в свой первый секс, неуклюже пытаясь найти удобное положение.

- Господи, Чарли! - он ловит стоны, приглушая их поцелуем.

Ему кажется, что он не занимался сексом вечность, настолько всё воспринимается ярко и остро, каждое движение, резкие вздохи и звонко-металлическое постукивание ручки о подставку. Это раздражает и он тянется через стол, чтобы смахнуть её на пол, на котором уже практически всё, что помешало им трахаться. Нет, не трахаться, потому что ему не хочется трахать, ему хочется любить, восхищаться, обожать. Сказать, что он чувствует, это сложно и одновременно просто, в отличие от сотен тысяч человеческих слов Природа для выражения любви изобрела лёгкий и элементарный способ донесения своих мыслей для партнёра.  Генри даже не может оправдаться алкогольным туманом в голове, потому что понимает слишком хорошо, что он сейчас делает и чем это грозит. Понимает, что отдаёт в руки мальчишке, студенту карьеру, честь, всю свою жизнь, и с радостью делает это, словно сумасшедший, со смехом взбираясь на эшафот. Где-то его мозг серьёзно накрыло и покорёжило все нейронные сети, нарушив нормальное распространение нервных импульсов. Так как что-то куда-то явно не доходило. 

Он проводит ладонями по плечам Чарли, ощущая гладкость и тепло кожи, напряжение мышц и останавливается у шеи, обхватывая её ладонями. Сколько он мечтал об этом? Сколько его рука тянулась к спине помощника, прикоснуться, обнять, и так и не решаясь на что-то больше незначительного прикосновения?  Сколько умирающий в пустыне мог бы прожить без воды? Сколько он бы мог бы отказывать себе в этой любви?

Сколько он вообще мог жить без любви?

- Боже, - тянет он в губы Чарли, целуя снова и снова, лаская языком, пока не перестаёт хватать воздуха и он, задыхаясь не отрывается. Внезапно разница в росте становится несколько неудобной, поэтому он вновь сбивается с темпа, почти останавливаясь, обнимая и вжимаясь грудью, слизывая с шеи солёную испарину и не сдерживается, прикусывает кожу за ухом, оставляя красноватый, характерный след. - Что же ты делаешь со мной?   

Он не может опустить его, не может перестать гладить и целовать, всё время меняя темп и не давая толком ни себе, ни Чарли по настоящему настроиться на процесс. Если бы его помощник сейчас выбирал себе декана и это было бы собеседованием, то профессор провалил бы его где-то в самом начале. Примерно возле двери.

Генри отпускает Чарли и снова стаскивает со стола, разворачивая, надавливает на спину, заставляя прогнуться и лечь грудью на нагретую собственным телом столешницу. Нет, всё-таки на месте Чарли он бы точно уволился к чертям собачьим от начальника, который даже трахнуть не может как следует.

Это проникновение более неосторожное, нетерпеливое, теперь, когда он смог вырваться из синего плена, можно наконец-то заняться тем, о чём его так настойчиво просили, резкими, размашистыми толчками втрахивая Чарли в роскошный, тёмный лакированный дуб.

+2

17

Все, что ему нужно - это проникновение. Все, что ему нужно - это заполненность. Все, что ему хочется - это чувство полного абсолютного тотального единения с Генри Кавендишем, от которого, оказывается, может сносить крепко стоящую крышку черепа. Фигурально. Но очень даже мощно.

Чарльз не влюбляется. Он всего-то однажды встретил мужчину, который пробрался под самые самую грудину, отодвинув реберную дугу. И теперь это все уже в прошлом. Чарльз знает это, знает это так же хорошо, как и то, что Генри единственный, кто помог разобраться, удержать, не сорваться от этой эмоциональной мешанины. Генри - его стержень. Генри - его надежный щит. Как и Дэни. Вот только этот самый Генри Кавендиш смотрит пристально в его глаза, ловит каждый вздох губами, торопливо и все же медленно вбивается в тело. И хочется больше, сильнее, грубее, чтобы после еще очень долго чувствовать, сидя в кабинете, на паре, дома. Запомнить. Оставить. Повторить.

Чарльз всегда умел наслаждаться моментом. Наслаждаться свободой, которую дарит секс. В этом процессе нет лжи, есть только действие, приносящее удовольствие, наполняющее кровь серотонином, эндорфином и множеством совершенно не лишних гормонов и ферментов. Иногда Чарльзу кажется, что его тело создано, чтобы быть задействованным только в такие процессы. Иногда Чарльзу думается, что его тело создавалось для любви. Иногда Чарльзу смешно, потому что такие мысли совершенно неуместны в голове лучшего студента медицинского факультета.

Он стонет. Хватается за плечи и руки, удерживаясь, почти не чувствуя, как спина елозит по столешнице. Он стонет. Прикрывая глаза, Чарльз все равно видит прожигающий взгляд Генри, и от этого становится еще жарче. Возбуждение разрастается ядерным грибом, расширяясь все сильнее, поджимая пальцы на ногах, напрягая каждую мышцу, даже те, о наличии которых Чарльз знает лишь из анатомического атласа.

От слов его уши вспыхивают, и Чарльз только беспомощно стонет, подставляя свои губы для поцелуев, всасывает язык Генри, дышит воздухом в перемешку со стонами, и чувствует, как прекрасно Генри Кавендиш знает мужскую анатомию. Так хорошо и слаженно попадать по предстательной железе может только опытный человек.

- То же, что и ты со мной, - он шепчет в ответ, запрокидывая голову. - Генри, мне нужно, пожалуйста, просто дай мне, я ждал… господи, хочу!

Прикусывает губы. Стонет. И чувствует, как легко его вертят на столешнице, перекладывая на живот. Чарльз беззвучно смеется, почти озвучивает мысль, что они пытаются успеть сделать то, что не могли годами. Что никак не могут выбрать. А потом он стонет громче от того, как член проходится по всем чувствительным местам.

- Генри! - Чарльз выгибается, хватает за стол, сбивая остатки каких-то бумаг, еще задержавшихся рядом. Запрокинув голову, он хватает Кавендиша за шею, подтаскивая к себе. В таком положении давление на простату сильнее. В таком положении дышать становится труднее. В таком положении он чувствует каждый дюйм. И это сводит его с ума окончательно.

- Боже, почему ты просто не разложил меня на этом столе сразу, Генри? Подбирался годами? - он то шепчет, то стонет, совершенно теряясь в своих ощущениях. Так остро еще не было. С Дэни всегда проще, роднее, даже если они совершенно сходят с ума. Здесь все так по-другому. Генри совершенно другой.

- Стол подбирал специально, а? - он давится смешком и стоном, чувствуя губы и зубы на своей коже. - Сделай это, пожалуйста. Хочу чувствовать тебя еще несколько часов после, Генри.

Он улыбается. Прикусывает губу. И прогибается, отпуская руки и упираясь ими в стол. Он знает, что это выглядет намного беззащитнее. Так каждый дюйм Генри чувствуется еще сильнее. И Чарли сжимается, чуть поведя задницей из стороны в сторону.

+2

18

Да, Генри сам бы хотел узнать ответ на этот вопрос, почему не разложил сразу, прямо у того расписания, наверное потому что поинтересоваться ориентацией и пустотой постели у первокурсника как-то не пришло в голову профессора, а затем стало несколько неприлично. Генри очень долго старался быть приличным. Кто же знал, что его усилия не оценят? 

- Пытался быть джентльменом. Не был уверен, что ты одобришь настолько глубокое проникновение в твоё резюме при собеседовании. Ты мог бы и намекнуть, что заинтересован в моём члене так же сильно, как и в профессорской степени.

Стоны Чарли подстёгивают желание, от них хочется терять голову, хочется быть резким, нетерпеливым. Желанным. Он целует его, неловко и неудобно в губы, в шею, в ставший солёным от пота загривок, придерживает ладонями за бёдра. Чарли страстный, сам знает что делать, слишком хорошо знает, и Генри это не нравится, но он ничего не может изменить, лишь постараться сделать так, чтобы его секретарь забыл о тех, кто был раньше, оставшись единственным для него. И он готов на многое ради этого.

- Конечно, - ответно усмехается профессор. - Какой же начальник выбирает стол, не мечтая разложить на нём своего секретаря? Это же так… - шепчет он на самое ухо, - сексуально. 

Как можно отказать, когда так настойчиво просят? Хотя, Генри не уверен, что отказал бы, даже если и не просили. Он больше не сдерживается, даже не пытается быть осторожным и бережным, получив разрешение на большее. И с готовностью забирает это разрешение, увеличивая силу и амплитуду проникновения. О, он с удовольствием сделает всё, чтобы Чарли вспоминал его как можно дольше.

Он ещё в силах держать себя под каким-то подобием контроля. В силах дразнить, улыбаясь на мольбы, нарочито медленно выходя на всю длину, на секунду останавливаясь и вновь вбиваясь в тело, сильно, жёстко. Наполняя. У Чарли восхитительная спина, притягивающая взгляд спина, по которой он с силой ведёт пальцами, царапая кожу и оставляя длинные, красные полосы. Прикусывает кожу на плече,  Пытается ли он оставить свои метки? Наверное. Для него это больше, чем секс, больше, чем мимолётное увлечение и разовое удовольствие. Генри не говорит, но именно поэтому он не разложил Чарли на своём столе сразу. Подбирался. Точнее, пытался совладать с собой и чувствами, потому что понимал, что это будет серьёзнее, чем все его романы. Серьёзнее даже чем с Эмили, и из-за этого он так долго их избегал, не уверенный, что Чарли сможет принять его чувства. Он, правда, и сейчас до конца не уверен, но теперь уже пути назад нет.

- Чарли, -  шепчет он на ухо, прикрывает его рот пальцами. – Чарли, тише, иначе кто-нибудь из твоей группы прибежит тебя спасать. А я сегодня против групповых занятий.

Профессор сам не сдерживает стонов, но тихих и приглушённых, ещё не выплавленные из мозга остатки здравого смысла не дают полностью расслабиться и забыть, что они в университете. Но это не мешает ему полностью отдаться возбуждению и выполнить просьбу своего любимого теперь уже во всех смыслах ученика. Заполнить как можно полнее, чтобы Чарли помнил, а если забудет, то теперь Генри всегда готов напомнить.

+2

19

Сколько дней он ждал этого момента? Сколько вечеров он вспоминал и думал о профессоре именно так, удерживая себя на грани позорно быстрого оргазма всего-то двумя пальцами, пережимая у самого корня член? Сколько дней они обсуждали с братом то, что сейчас происходит прямо в кабинете, где много лет до этого Чарльз помогал декану с работой? Теперь ничего не будет как прежде. Хорошо это? Плохо ли?

Чарльз не любит перемены. Порой перемены пугают его, но он любит порядок, и если перемены связаны с более высокой ступенью в обучении или работе, то он всегда рад им. Сейчас перемены его радуют также, как когда он сдает досрочно экзамен. Сейчас перемены нажимают с каждым толчок на центр удовольствия, давят, давят, давят так сильно, будто стараются полностью заполнить его, чтобы не осталось ни просвета, ни пятнышка, ни клеточки в его организме, не принадлежащей профессору Кавендишу. Эти перемены не могут не радовать. Чарльз обозначает радость стонами, встречая каждый толчок, прикрывая глаза, сжимая губы. Вздрагивать от удовольствия мешает то, как сильно его держат руки профессора. Но он дрожит.

- Только плохой начальник, сэр, - он шепчет между выдохами, чувствуя как растворяются мысли внутри его головы.

Только так мозг может перестать думать, погружаясь в водоворот гормонов. Только так мысли растекаются, растворяются, плавятся, и он может только стонать в унисон с движениями. Генри так хорошо работает своими бедрами, что если бы перед ними сидела тройка жюри, то оценки за процесс были бы только 6.0.

Успокоить себя невозможно, но он поддается этому шепоту, поддается плавно, стараясь заглушить стоны пальцами, прижимая их ко рту. Потому что, черт возьми, они в кабинете декана посреди рабочего дня. И это гудит в нем, отзывается вязким возбуждением, усиливающимся от напора и давления, от представления, что кто-то может постучать в дверь, услышать их копошение, стоны, почувствовать этот ритм от проезжающихся по полу ножек стола. Кто-то может застукать их, хотя ни один студент не знает о том, что происходит сейчас здесь. Разве только двое: Ирма и Дэни.

- Черт, Генри, черт, это просто… Я не могу, не могу, ты просто… - он шепчет, зажмуриваясь, чувствует то, как напрягаются все мышцы, как сжимается внизу живота все, и он просто не может сдержаться, больше не может. - Генри, пожалуйста, не останавливайся, блядь, не останавливайся.

Все, что так долго не могло найти выход внутри него, выплескивается прямо на темное дерево стола, стекает белыми потеками спермы, а Чарли медленно оседает в руках своего декана, пытаясь дышать. Тело ватное, мутно-желейное. Пальцы подрагивают. Но он безмятежно улыбается с закрытыми глазами.

Его только что трахнул на столе декан медицинского факультета профессор Генри Кавендиш. Его жизнь точно никогда больше не будет прежней. Как и жизнь этого стола.

+1

20

Остановиться? О! Вряд ли в этом мире существовало хоть что-то, что могло бы остановить Генри. Разве что звонок ректора, но телефон валялся где-то под столом и никак не мог помешать ничему, что происходило в кабинете.

Кажется, что проще и примитивнее секса природа не придумала ничего, всего лишь два однообразных движения, но при этом, каждое из них чувствуется по новому, отличным от предыдущего, то наращивая ощущения, то наоборот, притупляя их, когда член проскальзывает слишком свободно или оказывается не в том положении. И потом вновь оглушает вспышкой блаженства  на контрасте, и хочется поймать это, продлить, прочувствовать в полную силу, но оно снова ускользает, дразня невыносимо-сладкой незавершённостью, которая заставляет увеличивать скорость, менять положение, лишь бы снова найти то максимальное удовольствие, и наконец ухватить его. Не останавливаясь. Потому что если остановиться прямо сейчас эта незавершённость просто разорвёт в клочья.

И Генри не останавливается, не отвлекается на ласки и поцелуи, двигаясь резко, сильно и быстро, только выдыхает в затылок глухими, едва слышными стонами. Уже никакого контроля, игр и чувств, лишь животное желание получить, наконец, своё.  Вырвать эту разрядку, выплеснуть три с половиной года молчаливой и недоступной похоти, удовлетворить себя и избавиться от всё сильнее пожирающего напряжения. 

Чёртово колено простреливает болью практически одновременно с оргазмом, погружая тело в наслаждение, смешанное с мучением. Словно какие-то ненормальные бдсм игрища, когда удовольствия так много, что оно меняет полярность страданий с минуса на плюс. Тотальный, всеобъемлющий, чистейший экстаз, который уничтожает все мысли, оставляя лишь вакуум без единого проблеска сознания.

Генри переносит вес тела на здоровую ногу, утыкается носом в макушку Чарли и немного придавливает его к столу грудью.

- Прости, - шепчет он, едва касаясь губами колкого ёжика на голове Чарли. - У тебя бракованный начальник и бракованный… - Генри запинается, не зная, как окончить фразу. Бойфренд? Любовник? Жених?! Кто они теперь друг другу и главное, если насчёт своих чувств он уверен, то Чарли? Захочет ли он обременять себя полноценными отношениями или они остановятся на варианте разовых встреч без обязательств? Наверное, это стоило бы выяснить до, а не после секса. Но теперь уже поздно. - Я… - заканчивает он фразу, оставляя Чарльзу самому решать, в какой статус поставить его теперь.

Пара минут передышки, чтобы унять колотящееся сердце и что скрывать - продлить эти мгновения спокойной близости, когда можно просто обнимать и легко целовать затылок и шею, не слишком элегантно при этом выгибаясь: всё-таки разница в росте слишком заметная. Восхитительно-притягательная разница в росте.

Генри выпускает Чарли из объятий, придерживая его, и долго ищет салфетки, хоть влажные, хоть сухие, хоть какие-нибудь. Перед этим сначала долго ищет ящик стола. Мысли плавают в безбрежном океане пустоты, покоятся на пушистых, ватных облачках, создавая в голове полное ничего. И только тело на автомате выполняет знакомые движения: найти салфетки, тщательно - сказываются операционные привычки - вытереть от разных жидкостей сначала Чарльза, а затем себя. Секс чист и одухотворён лишь в мечтах девственниц и на страницах дамских романов. Генри читал, в нежной юности. Таскал книжечки в мягких переплётах у матери и читал. В суровой последевственной жизни акт высшего проявления чувств оказался чуть более грязным, особенно если шла речь об анальном сексе.

Или Генри просто стал слишком взрослым.

Он помогает Чарли одеваться, не потому что тот не может сам, а потому что хочется прикасаться снова и снова, проводить ладонями по плечам, тем самым, которые всё так-же сводят с ума, несмотря на чуть унявшийся голод. Впрочем, лениво ворочающееся внутри тела вожделение даёт понять, что разжечь пламя вновь труда не составит и, раз вспыхнув, оно будет словно тлеющий торфяник лишь покрываться тонкой коркой, каждым шагом грозя обрушиться в пылающую бездну. Генри вновь обнимает Чарли, прижимая его спиной к своей груди и целует за ухом, наслаждаясь теплом и запахом.

- И что дальше? - тихо спрашивает он. - Похоже наши отношения несколько вышли за рамки… рабочих. - Слова о любви сейчас кажутся смесью манипуляций со слабостью, профессор не хочет давить на своего помощника, потому что прекрасно понимает, чем может закончиться этот роман, а ему нужно, чтобы Чарли окончательно всё решил и сделал выбор в пользу чего-то. Чего-то, что посчитает для себя правильным. Потому что любой выбор для них будет неправильным. Он переплетает свои пальцы с пальцами Чарли  - его рука кажется слишком большой, с уродливыми шрамами на фалангах - и подносит к губам, целуя тыльную сторону ладони. - Что мы будем делать теперь?

+2

21

Вероятно ему нужно что-то сказать. Как лучший студент и секретарь, у него всегда есть в запасе несколько тысяч слов, несколько сотен предложений, которые он так легко может высказывать вслух, печатать на клавиатуре, писать на бумаге. Как человек, обладающий интеллектом почти гения, он мог бы сориентироваться достаточно быстро, как всегда делал до этого. Ирма частенько дразнит его наличием справки, которой, конечно же, у него нет. Он не герой дурацкого сериала, а всего лишь человек, достигший цели только что. Забрызгав спермой стол в кабинете декана, он молча принимает все поглаживания его плеч, протирание его кожи от смазки, одевание в разбросанные вещи. Он молча принимает заботу от своего начальника, который также заботливо драл его на этом столе несколько минут назад. Вероятно ему нужно что-то сказать.

То, как Генри прячет за словами свои чувства, бросается в глаза. Чарли следит взглядом за руками, слегка трясущимися от перенапряжения. Он замечает то, как Генри переступает, не давая нагрузку на ту ногу, которая иногда подводит. Он видит все это, слышит, как паузы отсекают слова между начальником и чем-то еще. А потом эти руки обвивают его, сидящего на столе, когда мозг уже медленно возвращается из задымленного оргазмом небытия. Его мозг анализирует.

То, как Генри целует его пальцы, кажущимися слишком тонкими и маленькими на фоне его больших ладоней, заставляет сердце стучать сильнее. Кровь разгоняется по организму, и Чарли сглатывает сухость сорванных связок. Слегка. Все же им очень сильно повезет, если их никто не слышал.

То, как Генри доверчиво прижимает его к себе, заставляет его зарыться носом в грудь, вдохнуть еще витающий там запах парфюма, окутывающий его. Он чувствует в теле отголоски истомы, удовлетворения в затекших мышцах, растянутых мышцах. Он чувствует, как медленно все процессы возвращаются к предыдущему, но это не так. Все изменилось. Он дышит запахом Генри.

- Жить? - Чарльз чуть отстраняется, освобождая мягко свои пальцы и поворачивая голову Генри к себе. Между ними несколько дюймов, но никаких границ больше нет. Все это было всего лишь наносное, они уже стерли все линии. - Потому что я не хочу, чтобы все возвращалось к тому, чем было раньше. Я не знаю, как и что нам делать. Все, что я знаю, я хочу тебя. Всего.

Он неловко пожимает плечами. Лучший студент, мать его. Человек, умеющий жестко вести переговоры, отстаивающий перед студентами и кураторами в больнице свое право не «выметаться из операционной». Он даже не представляет как они это сделают. Ведь это будет трудно.

- Я не хочу ставить под удар твою карьеру преподавателя, Генри, - Чарльз проводит кончиками пальцев по скулам, мягко улыбаясь. - Но я не хочу, чтобы мы все откатили назад. Прошлое должно остаться в прошлом. Если тебя устроит вариант романа со студентом, то я хотел бы попробовать. Но чего хочешь ты?

И это действительно самый главный вопрос. Чарльз уже обозначил за эту неделю и лекцию свою позицию. Все, что он хочет - это Генри Кавендиш. Теперь он понимает это особенно сильно, особенно ясно, настолько кристально чисто, что шутки брата и Ирмы не кажутся неуместными. Возможно это действительно было всегда в нем. И они видели это яснее, чем он сам. Объективность наблюдения со стороны.

- Нужно ли тебе такое, - он неловко пожимает плечами, извиняясь за свою несдержанность в проявлении чувств. Возможно все эти знаки внимания просто внимание, а не что-то большее. Так просто принять фантазии за реальность. Он уже знает это, он уже обжигался в истории с Дереком.

+2

22

Первое, что Генри Кавендиш обещал сам себе, получив все разрешения на работу и подписав трудовой договор - никаких отношений со студентами. Очистив кровь от алкогольных паров, подбородок от джунглей, а мозги - от дерьма, он понял, что жизнь продолжается, это раз. И что, несмотря на аварию, он всё ещё хорош. Как специалист, так и мужчина. Да, теперь рисунок когда-то совершенного тела чуть портили росчерки шрамов и болезненное истощение, но стоило признать, что всё могло быть куда хуже. Ему могло изуродовать лицо, он мог лишиться конечностей или остаться навсегда прикованным к инвалидному креслу овощем. Учитывая превратившуюся в груду сплющенного металлолома машину, Генри - счастливчик, отделавшийся лёгким испугом. И как это самонадеянно не звучало, Генри - зрелый, состоявшийся, умный, сексуальный и очень красивый мужчина.

Даже части этого набора достаточно чтобы вскружить головы половине медицинского факультета и взрывной волной студенческого обожания задеть ещё и парочку соседних специальностей. Он сам прекрасно помнил, с каким трепетом и восхищением смотрел на некоторых преподавателей в Оксфорде, пережив и несколько юношеских влюблённостей в наставников. Поэтому, идеально завязывая галстук на воротничке идеально отглаженной рубашке идеального, сшитого на заказ костюма, пока ещё просто преподаватель Генри Кавендиш поклялся: “только дистанция, только уважительная форма обращения, только деловые отношения”. Потому что он не хотел проблем ни себе, ни Итану.

И только один раз он нарушил собственный обет. Точнее - два. Первый, когда поддавшись симпатиям он взял на работу понравившегося совсем не по-деловому студента и позволил себе сблизиться с ним настолько, что уже давно вышел за границы той самой дистанции. И второй буквально неделю назад, когда в своей же машине сократил дистанцию со студентом до прямо сказать неприличных величин. И оба срыва имели одну внешность на двоих. И одну фамилию. Персональная слабость Генри Кавендиша. Близнецы Макалистер.

-  Я сильно сомневаюсь, что теперь хоть что-то можно вернуть назад и сделать вид, что ничего не было. К тому же, это будет низко с моей стороны. - Генри легко касается кончиками пальцев лица Чарли, обводит его контуры, наслаждаясь всё ещё мягкой кожей. Это в его возрасте жёсткая щетина начинает лезть ещё до выхода из дома, огрубляя и без того не слишком гладкий подбородок. И это притягивает сильнее. Разница в возрасте слишком значительна, чтобы не замечать её. И не принимать. Генри не просто старше, он опытнее и мудрее. Ответственнее, а значит и решение должно быть его. -  Я люблю тебя.

Признание слетает с губ наверное слишком легко, но в нём нет ни капли фальши. Это то, что он чувствует, то что понял быть может не так давно, но зато предельно ясно и чётко. Как и то, что больше не хочет жить в той унылой бесчувственной пустоте, променяв настоящую страсть и любовь на одноразовые встречи и почти бездушный секс. Судьба даёт ему шанс снова стать счастливым, и он будет идиотом, если упустит его.

-  Я хочу тебя, - мягко улыбается профессор, обнимая Чарли. - Здесь, в аудитории, в постели. Всего. Я хочу, чтобы ты продолжал работать на меня, учиться у меня, ну и… ещё кое-что. Выходящее за рамки деловых отношений. Я уверен, что такой умный мальчик, как ты, сумеет сохранить в секрете наши отношения. И если мы не будем бегать по кампусу с плакатами и неистово сношаться во всех кабинетах, вряд ли это сможет повредить моей карьере. Даже если что-то и выплывет наружу. За любовь к мужчине уже давно раскалёные колья в задницы никому не засовывают, а романы со студентами пусть и не особо одобряются обществом, но если всё происходит по согласию и не включает в себя пытки в подвалах, то в целом терпится. Поэтому да, мне это нужно и я бы хотел попробовать.

Генри целует Чарли, но уже намного мягче, не так, как до этого, нежно и осторожно, подкрепляя свои слова. Первая страсть прошла, унеся с собой лихорадочную жажду насытиться, и её сменила чуть усталая, но приятная удовлетворённость. Вряд ли надолго, но сейчас хочется немного спокойствия. Профессор чему-то тихо смеётся, шутливо целуя помощника в нос и отстраняется.

-  Я же принёс тебе подарок. Ну, или что-то вроде того.  - Он ищет подарочный пакет, который с утра оставил где-то возле кресла, находит его совсем в другом месте, и вытаскивает из него большую коробку. - Держи. Пусть он напоминает тебе обо мне долгими, одинокими ночами.  - Генри торжественно вручает ту самую коллекционную фигурку Супермена и садится на стол рядом, притягивая Чарльза к себе за пояс. - Так что вы там говорили про его пальцы, мистер Макалистер?

+2

23

Он знает только одно, что профессора Генри Кавендиша любит весь университет. К нему обращаются студенты за поддержкой и советами, на его лекции порой приходят послушать и другие студенты, к тому же если оставаться совсем честными, то не только послушать, но и посмотреть. Всегда есть на что смотреть, если профессор Генри Кавендиш рассказывает о чем-то.

У Чарли сбивается дыхание, когда он смотрит в глаза Генри, чувствует кончики пальцев на своей коже, медленно обводящие контуры его лица, скользящие по линиям, а Генри так завораживающе рассказывает о том, что он его. Полностью и без остатка. Они теперь единое целое, и кажется что весь воздух в легких кончился. А потом контрольный выстрел в самое сердце - «я люблю тебя».

Оно выпадает перед ними так плавно и гладко, что кажется, этот слон в комнате был всегда, а они только заметили. И Генри и ухом не ведет после этих слов, а глаза Чарли все увеличиваются и увеличиваются, стремительно набирая размер того самого блюдца. Блюдца смотрят завораженно-очаровательно, и губы тоже медленно округляются до размера блюдца поменьше, приобретая форму удивленного «о». Яркие сочные дивленные губы.

А потом все продолжается дальше, и явление «Правдивый Кавендиш» просто нарастает и нарастает, а Чарли запоминает каждую интонацию, каждый слог, отмечая про себя все то, что говорит, и говорит, и говорит его декан. Сердце стучит сильнее, а пальцы наоборот холодеют. Колени подгибаются. Вероятно так себя чувствуют люди перед обмороком. Чаще всего у него случались лишь панические атаки. Но не так. Не так.

Чарльз не понимает за сколько секунд, но все резко меняется. Он больше не удивлен, не оглушен новостью, а держится руками за предплечья Генри, смотрит в глаза Генри, улыбается ярко Генри. Он чувствует, как его заполняет что-то сродни гелию - второй элемент периодической таблицы Менделеева - настолько легко, воздушно, странно-счастливо он чувствует себя.

А потом они целуются, и слова как будто застревают в горле. Застревают прямо там за кадыком, и он сглатывает их общую слюну, заставляя слова падать в пищевод дальше. Он молчит, лишь тихо постанывает от прикосновений, от губ, от языка, от всего этого, что происходит прямо сейчас, во что так с трудом можно поверить. В заднице все еще тянущее чувство, когда он сжимается. И ему это нравится.

- Мне нужно это немного переварить, - хрипло говорит Чарльз, когда Генри идет за подарком. - Подожди. Это .. это все. Я не могу сказать тебе то же самое. Я пока не могу определиться, что это любовь. Ты понимаешь это, да? Но я хочу в будущем быть в этом уверенным.

Он вертит в руках фигурку Супермена, усмехаясь от мысли, что Дэни будет в восторге. Дэни будет просто прыгать по кровати, сломает что-нибудь, но тут же снимет видео о фигурке, вероятно. Поделится во всех социальных сетях. Мысль о брате такая естественная кажется сейчас немного неуместной. Чарли чуть поджимает губы.

- Я говорил не о его пальцах, а твоих, - поднимает взгляд, откладывая фигурку на стол и тянется пальцами к пальцам Генри, переплетая их. - Я слегка … как бы это сказать… помешан на твоих пальцах? Ты же нейрохирург, Хэл.

Чарли улыбается смущенно, говоря, мол, это не та правда, что говорят после секса. Но внутри все звенит от честности слов после их спонтанного секса. И хочется закрепить связь теперь уже вербально. Хочется так много сказать. И совершенно не хочется работать в такой день.

+1

24

-  Я был нейрохирургом, - горько усмехается профессор, сжимая пальцы. Всё ещё сильные и красивые на одной руки, и изуродованные на второй. Иногда они болели, особенно в сырую и холодную погоду. - А теперь я преподаватель, И эти пальцы оперируют только ручкой.

Наверное, когда-нибудь Генри съедет с этой темы, и он даже начал с неё съезжать и сейчас всё реже думает о своих потерях и крахе, но всё равно та авария так и не отпустила до конца. Как и развод, они всё ещё словно стена стоят перед ним,мешая полностью освободиться и двигаться дальше.

Быть может это шанс? Шанс, который даёт судьба, чтобы начать всё заново? 

Сидеть вот так тепло и уютно. Расслаблено. Генри устал после Лондона, деловых и не очень поездок, чрезмерной активности, перелёта и всего, что произошло в последние дни, поэтому он почти дремет с открытыми глазами, уткнувшись носом в макушку Чарли. И чёртов возраст. В двадцать ты даже не можешь поверить, что настанет то время, когда что-то сложно будет сделать именно из-за физической слабости, в тридцать ощущаешь самые первые тревожные звоночки, когда после многочасовых операций уже не так просто вставать с кровати на работу, ну а после сорока тело, все ещё крепкое и сильное, уже в открытую заявляет: “поосторожней, не мальчишка уже”. Особенно если это тело уже поломанное в нескольких местах.

Генри не может не думать об этом. Когда Чарли исполнится столько же, сколько сейчас ему, профессору будет уже шестьдесят. И седина в волосах проявится уже не парой-тройкой одиночных волосков, а весьма уверенно займёт место на голове и теле Кавендиша. Он пока не слишком хорошо представляет свою поседевшую грудь, но вряд ли это то зрелище, которое мечтает видеть по утрам твой любовник. Двадцать лет - очень большой срок. И это тревожит. Не так, как студент и мальчик, но всё равно беспокоит. Если трезво посмотреть на ситуаций - это самый плохой выбор партнёра,который мог сделать Генри. 

Если бы мозг ещё мог трезво соображать, но тот плавает в блаженной послеоргазменной нирване и наотрез отказывается выполнять даже простейшие функции. И категорически не согласен с тем, что завязывать серьёзные (да и не очень серьёзые) отношения с собственным студентом в сыновья годящимся - это некомильфо. Впрочем, в таком состоянии не воспринимается даже само слово: “некомильфо”.

-  Я не требую давать ответа ни сейчас, ни когда либо ещё, я слишком хорошо понимаю, чем это нам с тобой грозит. - Генри неохотно выпускает Чарльза из объятий, он бы с удовольствие уложил бы сейчас себя на диван, а помощника под боком, чтобы помогал лежать, но секс на рабочем месте помимо остроты, обладает ещё и опасностью стать достоянием университетских сплетен намного раньше, чем никогда. Он одевается, возвращая на место все детали гардероба, кроме блейзера, который отряхивает от пыли с пола и вешает на спинку стула для посетителей. - Но я не хочу, чтобы наши отношения состояли исключительно из необременительного секса на рабочем столе. Я бы хотел ухаживать за тобой.

Господи, он просто невыносимо скучен! Как будто и не было тех его двадцати лет, когда он сам был инициатором того, от чего краснели даже стены Оксфорда, видевшие немало за свои века. Когда и где он растерял свой оптимизм и дурашливость, которыми славился на весь медицинский факультет? До аварии или всё-таки после?

- Хотел бы серьёзных отношений, со свиданиями, походами в кино, глупыми смс-ками на ночь и что ещё сейчас делают парочки? Я последний раз влюблялся лет пятнадцать назад.

Профессор тепло и широко улыбается: вот сейчас всё, Эмили навсегда покинула его душу, сердце и жизнь, ни одна иголочка не колет, когда он вспоминает о своей неверной жене. Кроме одной - анализ на отцовство. Он спугивает незваную мысль, выкидывая её подальше, результаты придут его адвокату максимум через две недели и тогда будет видно, что делать дальше, а пока он не собирается рассказывать об этом Чарли, чтобы лишний раз его не волновать.

-  Ээх, - не слишком изящно опускается на здоровое колено и начинает подбирать разбросанные под столом бумаги. - Никого помоложе и поздоровее ты найти не мог.  Собери зелёные папки и перепроверь все заявления, список… - Генри листает беспорядочную стопку листов, находя нужный только со второго раза, - вот список. Нужно всё привести в порядок, а то теперь чёрт разберёшь, что где лежит.

Его голос меняется в одну секунду, становясь сдержанным, собранным и приказывающим. Генри-любовник превращается в декана мгновенно: за неделю накопилось прилично дел и сейчас он должен заниматься будущей практикой студентов, а не трахаться, забыв обо всём на свете. Поднимает телефон, звякая возвращённой на место трубкой и смотрит на Чарли.

-  Надеюсь у тебя нет планов на сегодняшний вечер, потому что у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, - хитро прищуривается он. -  Расписание подготовительных курсов для выпускных классов. Скоро март.

+2

25

Чарльз очарован. Он бесповоротно очарован профессором Кавендишем. Когда они впервые встретились, он подумал тогда, что эти глаза красивы. Что этот рот безмерно целователен. Как бы выразился его брат, а Чарли слышал тогда в своей голове голос брата, твердящего, что пора бы уже старшему познать что-то еще, кроме ласк с близнецом. Когда они впервые встретились возле расписания, Чарли посмотрел в глаза, отметив про себя, что мужчина красив. А потом они встретились в аудитории. И Чарли выбросил это из головы. Выбросил до тех пор, пока профессор Кавендиш не разложил его младшего брата на заднем сидении своей машины.

Чарльз очарован. Он просто е может не улыбаться, мягко, понимающе, вслушиваясь в такие слова. Он прослеживает неосознанно линии шрамов на пальцах и знает, что никогда не перестанет напоминать профессору, что тот все еще нейрохирург. Все еще его герой. Даже после того, как сам профессор перестал верить в это. Чарльз верит за двоих.

Чарльз очарован. Он никогда не думал об этом в таком ключе, но сразу чувствует, что это правильно. Также правильно и естественно, как любить собственного близнеца. Любить глубоко, полно, как часть себя, лучшую часть себя. Профессор все еще немного сомневается, и он видит это на дне его глаз, где-то в отражении себя на черном провале зрачка. Видит так ясно, потому что сомнение в его душе тоже есть. Зачем ему это? Разве стоит он того, что все может вскрыться, все может быть сплетено в клубок слухов и домыслов, найдутся доказательства, и все рухнет, погребая их под собой? Разве все это стоит всего лишь его одного?

Чарльз очарован, и лишь вздыхает, думая, что не знает как поступить в данной ситуации. Ему нужно сказать про брата, рассказать все «от» и «до», но его рот стягивается в единую линию, будто зашитый умелой рукой хирурга, и он молчит. Страх потерять обретенное стойкий, заливает его по самую макушку. Этот страх гибко оплетает его стучащее сердце. И он не знает что делать, как сказать, и стоит ли? Но отказаться ни от одного из них он не может. Никогда.

- За мной никогда не ухаживали, - он чуть приподнимает брови и смотрит на свои пальцы, смущаясь этой правды. - Единственный раз, когда я с кем-то встречался, это Дэрэк. Но он бросил меня.

Сейчас говорить об этом так легко, как будто это было в прошлой жизни. Если верить в реинкарнацию душ и все это, то возможно так и было. Сейчас Дэрэк кажется чем-то мифическим, чем-то совершенно несерьезным и неглубоким. Но он знает, что влюбленность и любовь разные вещи. Он чувствовал оба чувства. Знает их. И теперь к профессору он питает что-то среднее. Он любит своего наставника, но очарован Генри. Как ему выразить это еще?

- Меня не интересуют помоложе, - Чарльз улыбается и собирает папки, аккуратно раскладывая все по нужным. Оглядывает бардак, который они устроили. И делает себе замечание. В следующий раз им нужно быть осторожнее. Например, использовать диван. В следующий раз. Эта мысль сладка, и он снова отвлекается на тянущее чувство в заднице, мимолетно сжимая мышцы.

- Меня интересуешь ты, Генри, - он ловит лицо декана в ковш своих ладоней, целует губы, потому что теперь это можно сделать. - Сделаю все, чтобы мой декан мной гордился. И был доволен.

Чарльз смеется. Легко, беззаботно, так, как обычно смеется вместе с братом и Ирмой. Так, как обычно он смеется дома с родными. Теперь с Генри Кавендишем он может быть собой полностью. И это так замечательно, что Чарльз Макалистер смеется громче, подмечая то, как Генри надевает на себя маску сурового декана медицинского факультета. Он понимает правила игры. Все так.

- Я буду с вами до самого конца, сэр, - он склоняет голову, улыбается и выходит за дверь, доставая из сумки телефон.

«Мы теперь вместе»

А потом прикусывает губы и отправляет брату в догонку второе сообщение.

«Да, трахается он сногшибательно»

+1


Вы здесь » Irish Republic » Завершенные эпизоды » Inside I'm Fucking


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно