Финн смотрел, как Бойд разглядывает красные следы у себя на запястьях, как прикасается к горлу, скользя рукой по тёмным отметинам, наблюдал за тем, как играют золотистые отсветы у любовника на коже - и ловил себя на том, что это выглядит волшебно. Почти завораживающе. Действительно красиво. Так красиво, что взгляд не отвести - и хочется ещё немного такой красоты добавить. И это были чертовски непривычные, странные, прямо-таки дикие мысли, которых, может быть, даже следовало испугаться. Паркер, наверное, даже и испугался бы, если бы не смех в голосе Бойда, не то, как тепло, спокойно и легко он держался. Раз так, то всё ведь по-прежнему в порядке, так? И никакие странные и непривычные мысли не имеют значения? Ничего ведь не случилось и случится не может.
- Нравится, - Финн ответил на тёплую улыбку Бойда своей, мягкой и почти умиротворённой, и удобнее устроился у него в объятиях. - Мне очень нравится отмечать тебя, как свою территорию. Безумно нравится потом смотреть на эти следы, вспоминать, как я их оставлял, а ещё - думать, что каждый, кто их заметит, поймёт: у тебя кто-то есть. А я буду наслаждаться мыслью, что этот кто-то - я. Лучше и быть не может, - улыбка Финна стала мечтательной, и он положил подбородок Бойду на грудь, подставив лицо прикосновениям и поцелуям. Несколько секунд молчал, а потом продолжил серьёзнее и тише: - Тем, что всё это можно одному только мне, я тоже наслаждаюсь. Не представляешь, как это здорово, я так ещё больше чувствую, что у нас... всё по-особенному.
Хорошо было бы и дальше вот так лежать и говорить и говорить о своём собственничестве, о том, до чего с Бойдом всё иначе, по-новому и непохоже ни на кого другого, говорить и возвращаться в ту блаженную истому, из которой они оба ещё совсем недавно вынырнули. Вот только любовник задал вопрос, ответ на который Финн даже наедине с самим собой ещё ни разу не формулировал, и отмалчиваться не хотелось и не казалось правильным.
Несколько секунд Финн молчал, задумчиво глядя в тёмные раскосые глаза и рассеянно поглаживая пальцами шею Бойда. Он ведь не врал, говорил именно так, как чувствовал: красиво. Цепочка кровоподтёков-синяков на шее у малыша, красные полосы у него на запястьях - всё это действительно кажется ему красивым, как и лицо Бойда, искажённое одновременно удовольствием и болью, когда он принимает эти метки. И одного взгляда на эту картину достаточно, чтобы захотеть повторить, захотеть больше. И захотеть снова почувствовать у себя под рукой биение его пульса и дыхания.
"О чёрт."
- На шее очень красиво, - отозвался Финн после затянувшейся паузы, и голос прозвучал негромко и задумчиво, как будто ему не хватало слов, чтобы описать увиденное. - Очень... А почему нравится... Не знаю, я даже сам себя ещё не спрашивал, - он неловко повёл плечом. - Мне нравится, когда ты меня слушаешься в постели, так нравится, что мне чуть крышу не срывает. Ты такой послушный, такой покорный, я как будто и тебя, и твоё удовольствие, и твою жизнь держу в руках, а тебе от этого только хорошо. Это... что-то фантастическое - ощущение, что ты мой, что я тебя контролирую и при этом я же даю тебе такое удовольствие. Это... дико для тебя звучит? Странно? - Финн несколько тревожно заглянул Бойду в глаза. - Потому что очень похоже с болью: мне нравится делать тебе больно, а потом тут же это перекрывать удовольствием. Или просто смешивать одно с другим. Наверное, я всё-таки действительно садист, - думать о себе так было странно и тоже почти дико, и Финн неловко, немного криво усмехнулся, невольно чувствуя себя неуютно из-за собственных откровений.