Ланч удался, удался настолько, насколько Паркер не представлял даже в самых смелых мечтах. Во-первых, Бойд был в явном восторге от Лиз, а Финну, несмотря на все подзатыльники, которые сегодня перепали неугомонному ирландцу, это оказалось неожиданно лестно. Он гордился сестрой и все комплименты, выпадавшие на её долю, от старомодных, витиеватых фраз до сегодняшнего вульгарного свиста, воспринимал, во-первых, как законную дань королеве, а, во-вторых, так, будто отчасти они имели отношение и к нему самому. Что касается самой Лиз, то она и вовсе привела сегодня Финна в состояние тихого и какого-то недоверчивого счастья. Дело было в том, как она смотрела на Бойда: мисс Элизабет Паркер лично знала его первого любовника, немало слышала о втором, но никогда раньше он не замечал в её глазах такого выражения, как то, что появилось во время встречи с Бойдом. И, пожалуй, одного этого оказалось достаточно, чтобы счесть, что хотя бы на первых порах малыш его сестрой принят.
  Окрылённый и такой счастливый, как если бы попал в бесконечный рождественский фильм, Финн попрощался с Элизабет и потащил Бойда гулять и смотреть новогодний Белфаст. Пожалуй, праздничные дни были чуть ли не единственным временем, когда город не казался похожим на тюрьму под открытым небом, и Паркер не устоял перед искушением показать его любовнику чуть менее мрачным, чем обычно.
  Прогулка обернулась настоящей экспедицией по центру: Финну хотелось показать Бойду пабы, где он любил бывать после работы, и пабы, в которых было приятно потратить субботний вечер, скверы и парки, в которых ему нравилось гулять ещё в детстве, до Итона, и достопримечательности, которые есть в любом путеводителе по Белфасту, но которые только настоящий абориген способен показать с правильного ракурса. Одним словом, это была программа "Белфаст за несколько часов", и угомонился Паркер только тогда, когда понял, что ходить дальше решительно неспособен, ещё немного - и ноги человеческим голосом запросят пощады.
  Такси довезло их до дома за полчаса, Финн уступил Бойду ванную, а когда попал туда сам, решил никуда не торопиться: долгий, хоть и приятный день очень хотелось с себя смыть. И, как ни странно, хватило десяти минут под душем, чтобы вместе с этим смыть и усталость: сегодня была их последняя ночь вместе перед новым расставанием, и одна мысль об этом подхлёстывала и заставляла взбодриться, Финн не собирался тратить впустую ни одной минуты, которую мог провести с малышом. И именно с мыслью о том, какой может быть сегодняшняя ночь, он появился на пороге спальни.
  Как выяснилось - умиротворённо сонной: уморившийся Бойд сладко спал посреди не столько расстеленной, сколько разворошённой кровати. И, наверное, было бы по-человечески дать любовнику отдохнуть, но Финну казалось абсолютно недопустимым расточительством тратить впустую последнюю совместную ночь при том, что неизвестно, когда они встретятся снова.
  Помедлив немного на пороге, он улыбнулся себе под нос, шагнул к кровати и устроился на самом краю, а потом потянул в сторону одеяло и слегка прикусил Бойду плечо.
- Хватит спать, - негромко сказал он. - Давай, малыш, просыпайся, нечего спать, - и за укусом последовал поцелуй, а рукой Финн мягко прошёлся по бедру Бойда.

Как известно, сопротивление дичи охотника всегда распаляет, так что отставать Паркер даже не подумал, наоборот, мысль о том, чтобы растормошить любовника и втянуть его в занятие гораздо более интересное, чем скучная дрёма, основательно его завела.
  Перехватив слабо лягающуюся ногу за лодыжку, он изловчился, пощекотал Бойду ступню, а потом легонько дёрнул его за палец.
- А, может, кто-нибудь всё-таки дома, а? - отозвался он и пощекотал ещё раз.
  Дальше по плану было перейти бокам и заднице и понемногу, а там уже и щекотку сменить на что-нибудь значительно более занимательное, но тут одеяло, которое он только что стянул со своей жертвы, поехало вверх и безжалостно закрыло всё самое интересное. Несколько секунд Паркер, хмурясь, созерцал эту досадную картину и мысленно прикидывал дальнейшие планы наступления, а потом приподнял край одеяла в изножье кровати и решительно полез под него с головой. Теперь и бёдра, и бока, и задница оказались в самом что ни на есть открытом доступе, и он немедленно этим воспользовался, сжав зубы теперь уже у Бойда на ягодице.
- Просыпайся, - снова потребовал Финн, теперь уже из-под одеяла, а потом слегка лизнул тёплую кожу, скользнув языком в ложбину между ягодицами. - Нельзя спать в такую ночь. Никакого сна! - ласка снова сменилась укусом. - Я теперь точно знаю, что дома очень даже кто-то есть, и спать этот кто-то ни за что сегодня не будет, - он слегка приподнялся на локте, приподняв вместе с собой и одеяло, и принялся поглаживать любовника по заднице и пояснице, ласково, но пока ещё не слишком настойчиво.
  Было что-то особенно возбуждающее, почти сладостное в том, чтобы вот так будить Бойда, и особенно соблазнительной вдруг показалась мысль не пытаться больше добиться отклика, взять его вот такого - сонного, слабого, податливого и тёплого, посмотреть, как он будет сперва слабо возмущаться и отбиваться, а потом начнёт слушаться и отвечать. Финн глубоко, прерывисто вздохнул, и его рука рефлекторно сжалась сильнее на ягодице Бойда.

"Неугомонный извращенец", как бы ни был он склонен обычно прислушиваться к желаниям любовника, сейчас ни на секунду не задумался о том, чтобы отступиться и дать своей жертве выспаться, утешившись мыслью об утренней компенсации. Бойд сейчас был такой расслабленный и тёплый, казался таким беспомощным, уютным и нисколько неспособным хоть на какое-то стоящее сопротивление, что становился вдвое более соблазнительным. От одной мысли о том, чтобы взять его вот такого, слушая слабые протесты и понемногу превращая их в стоны удовольствия, Паркера так и пробирала дрожь удовольствия и нетерпения. Сонный Бойд заводил его ничуть не меньше, чем Бойд, полностью готовый участвовать в сексуальной игре, и отказаться от него было абсолютно невозможно.
- Конечно, я не буду спать, малыш, - отозвался Финн, и его голос чуть дрогнул от возбуждения, а в интонации отчётливо прозвучала улыбка. - Как тут можно заснуть? - он крепко сжал руками ягодицы любовника и слегка развёл их. - Совершенно невозможно, - это Финн произнёс, снова едва ощутимо коснувшись нежной кожи губами. - Так что мне сейчас совсем не спится. У меня занятие поинтереснее, - за поцелуем последовал довольно чувствительный укус. - И заметь, это всё абсолютно безвозмездно, - Финн чуть отстранился, а потом снова прошёлся языком между ягодиц любовника, нежно и нарочито неторопливо, как будто хотел дать ему "распробовать" прикосновение. - Никакой компенсации не понадобится, - голос сорвался на шёпот, и Паркер слегка усмехнулся. - Ты даже можешь дальше спать. Спи-спи... если получится, - и зубы снова слабо прикусили ягодицу Бойда.
  Было что-то особенно возбуждающее и будоражащее, чтобы вот так дразнить любовника, а потом, не отрываясь, пробовать его на вкус, добиваться, чтобы он всё-таки отозвался на эти ласки, откликнулся хоть одним движением, хоть стоном. Финн был то ласковым, то почти грубым, то прикасался к Бойду так, как будто осторожно изучал каждую складку его кожи, то настойчиво толкался внутрь, как будто хотел трахнуть любовника языком, то вовсе пускал в ход зубы, примешивая ко всем этим ощущениям слабую, еле ощутимую боль. И с каждой минутой сам всё сильнее заводился, чувствуя, как оглушительно стучит кровь в висках.

Паркер только усмехнулся азартно и немного хищно, услышав восклицание любовника: вот оно, он добился чего хотел! Секундная радость тут же сменилась жадным нетерпением: захотелось ещё, больше, громче, захотелось, чтобы любовник заходился криками и в голос умолял о большем.
- По-моему, тебе снятся неплохие сны, - тихо усмехнулся Финн и снова длинным движением прошёлся по ложбинке между ягодицами.
  Он чувствовал всем существом, самым своим нутром, как Бойд начинает отзываться на каждое прикосновение, на каждый укус и поцелуй, как напрягается его тело, сколько в этом напряжении голода и желания большего удовольствия. И этот голод Паркер собирался сполна утолить. Снова и снова пробовать вкус, казавшийся таким острым и терпким, касаться самых чувствительных мест и ловить отклики, от которых по телу так и прокатывалась дрожь, чувствовать, что в теле любовника теперь окончательно не остаётся мест, до которых он ещё не добрался, которые не присвоил - всё это было так неприлично, так возбуждающе, так заводило, что в горле у Финна всё слышнее клокотал не то стон, не то тихий звериный рык, и невозможно было его сдержать. Оторвавшись на секунду, он действительно выдохнул это хриплое рычание, по-звериному грубо прикусил Бойду ягодицу, а потом снова принялся трахать его языком, так, как будто хотел и изнутри узнать, каково на вкус его тело.
- Какой же ты у меня религиозный, - хрипло усмехнулся Финн, снова на секунду отстранившись. - Мне нравится, как ты молишься, давай ещё, - и он с силой сжал выпяченные ягодицы, сильнее разводя их и оставляя на них следы от пальцев. - Только... как сделать, малыш? Вот так? - он неторопливо прошёлся языком по ложбинке, слегка пощекотав кожу. - Или так? - и Финн с силой толкнулся внутрь. - Как мне сделать? Не могу выбрать... Давай, скажи, как. Ты же меня попросишь? Попроси, малыш, - это прозвучало совсем тихо, лихорадочным шёпотом, и Финн снова сильнее толкнулся в тело любовника.

Хорошо. Финну тоже сейчас было хорошо, сказочно хорошо, так, что всё тело то и дело пробирали сладкие судороги, а дыхание перехватывало, и оставалось только стонать, глуховато и чуть сдавленно. Каждый вскрик Бойда, каждый его молитвенный возглас подстёгивал Паркера с новой силой, отзывался вспышками такого удовольствия, что казалось - ещё немного, и сдерживаться станет невозможно, и закончится такая сладостная и так изводящая их обоих игра.
  Оторвавшись от любовника, Финн вскинул на него вспыхивающий диковатыми искрами взгляд и на несколько секунд так и замер. Хотелось рассмотреть это до мелочей - напряжённой гибкое тело Бойда, подрагивающее от удовольствия и нетерпения, его совершенно бесстыдно приподнятые ягодицы, плечи, исчерченные линиями, о которых они ещё никогда не говорили, темноволосую макушку. Несколько секунд Финн просто молчал, как будто намеренно изводя любовника промедлением, потом медленно и очень нежно погладил его поясницу, скользнул пальцами в ложбинку между ягодиц.
- Как же я люблю, когда ты вот так просишь, - негромко проговорил он. Голос слегка дрогнул, и в нём снова послышались рычащие ноты. - Как же это хорошо... - пальцы дразняще неторопливо очертили ягодицу Бойда. - Как же невозможно тебе отказать... - рука сжалась, снова оставляя на коже заметные следы. - Я сделаю, как ты хочешь. Знаешь, что я сделаю, малыш? - голос Финна зазвучал теперь отрывисто и немного лихорадочно. - Я вылижу тебя насухо, узнаю, какой ты на вкус там, где к тебе ещё никто не прикасался, буду трахать тебя языком, пока ты не начнёшь безостановочно орать в голос, заставлю тебя выгибаться дугой - и чтобы ты просил и просил и говорил, что ты мой, - Финн тяжело, хрипло перевёл дыхание, потом несколько раз толкнулся в тело любовника и снова сменил настойчивую ласку на медленную, неспешную еле ощутимую. - Ты ведь мой, малыш? - тихо и вкрадчиво спросил он, снова вскинув потемневший взгляд, и прибавил всё так же ласково, но требовательно и настойчиво: - Скажи, что ты мой.
  От возбуждения и нетерпения у Финна уже кружилась голова, но соблазн довести игру до высшей точки был слишком силён.

От удовольствия горло перехватывало спазмом, и Финну казалось, что ещё немного - и он вовсе разучится дышать. Тело любовника у него в руках вздрагивало, изгибалось, доверчиво и жадно подавалось навстречу каждому прикосновению, и одним этим просило большего. Сам Бойд, кажется, почти потерял способность хоть сколько-то связно выражаться, и от его возгласов, стонов и вскриков всё существо Финна так и пробирали жгучие электрические импульсы.
- Да, малыш, вот так, вот так... - шептал ему в ответ Паркер, не замечая, что говорит вслух, охваченный тем же почти нестерпимым сейчас наслаждением. - Такой хороший, такой гибкий, такой ласковый... - и, резко выдохнув, он снова подался ближе и принялся ласкать любовника языком, временами проникая в его тело пальцами, но по-прежнему не входя глубоко.
  А потом Бойд закричал, и этот пронзительный, какой-то совершенно отчаянный крик так ударил по нервам, что Финн вздрогнул всем телом, а потом отстранился и на несколько секунд замер, жадно рассматривая любовника. Малыш сейчас выглядел так, как будто вынырнул из его эротических фантазий: жадный, нетерпеливый, жаждущий секса и будто бы из самого этого секса состоящий, он почти ничем не напоминал человека и казался походим на какое-то диковинное существо, в котором животного гораздо больше, которое само почти что животное, и нет для него никаких ограничений и правил, оно что угодно может делать и что угодно можно делать с ним - оно только попросит ещё.
- Мать твою... - хрипло выдохнул Паркер неузнаваемом глухим хриплым голосом. - Да, ты мой... Ты теперь только мой... - он хотел прибавить ещё что-то, но так и задохнулся при виде того, как Бойд встаёт на колени.
  А вот это уже совсем не было похоже ни на что животное - так делают люди. Люди, которые на всё готовы, лишь бы получить желаемое. Это было неприлично, почти пошло, и любая порностудия выложила бы, наверное, половину своего годового оборота, чтобы получить Бойда, и Паркер сейчас испытал какое-то хищное, собственническое удовольствие от мысли, что никому ничего не достанется, всё это - для него одного, только для него.
  Жадно подавшись ближе, он встретился с Бойдом взглядом и лихорадочно усмехнулся.
- Хороший, - согласился он, и прошёлся пальцами по губам любовника, слегка их приоткрывая. - Послушный, - та же рука грубовато огладила отведённую ягодицу, а потом прошлась по ложбинке. - Мой малыш, - теперь Финн скользнул между ягодиц Бойда обеими руками, слегка надавливая большими пальцами. - Мой! - это было сказано прямо-таки с хищным удовлетворением.
  Ещё несколько секунд Финн любовался зрелищем, от которого никак не мог отвести взгляд, а потом встал на колени у Бойда за спиной, шире развёл ему ягодицы и с силой толкнулся внутрь. Удовольствие оказалось таким ярким, что он откликнулся на него коротким хриплым вскриком, а потом почти сразу вошёл сильнее и глубже, не давая привыкнуть к себе.
- Стой так, - отрывисто приказал он и толкнулся снова. - И кричи. Кричи погромче, - и Финн стал брать любовника резкими, глубокими толчками, при этом то поглаживая по голове чуть подрагивающей рукой, то сжимая ему волосы с такой силой, чтобы заставить запрокидывать голову.

"Ещё!" Паркера как будто плетью хлестнули. Он задохнулся от удовольствия и отозвался на возглас глухим, сдавленным стоном.
  "Ещё!" - и он вошёл в тело любовника сильным, мощным толчком, так глубоко, как это только было возможно.
  "Ещё!" - и подрагивающая от возбуждения и напряжения рука до боли стиснула волосы Бойда, мягко прошлась по его шее, лопаткам, пояснице, а потом впилась в бедро с такой силой, как будто Паркер хотел оставить ему как можно более заметные и яркие синяки, а то и кровоподтёки.
  "Ещё, давай же, ещё!" - и весь мир свёлся для Финна до этого жадного, нетерпеливого требования, до по-животному низких криков, до тела, которое с такой готовностью сейчас изгибалось перед ним подаваясь навстречу. До Бойда и возможности быть с ним, брать его, присваивать, отмечать, так как захочется - и доставлять ему такое удовольствие, от которого темнеет в глазах, хочется открыться до предела и только и остаётся, что в голос кричать по-звериному.
- Ещё, малыш, ещё... - зашептал Финн лихорадочным хриплым шёпотом, не замечая, что говорит вслух. - Ещё, вот так... Малыш, мой... хороший... - и снова горло перехватило, что едва хватило сил, чтобы вдохнуть, и Финн застонал, на сей раз пронзительно и громко, и долгий стон взлетел к самому потолку.
  Не останавливаясь ни на секунду и по-прежнему удерживая Бойда мёртвой хваткой за бедро, Финн склонился ниже, к темноволосому затылку и коснулся его быстрым, нежным поцелуем, а потом заскользил губами ниже - по шее, по выступающим позвонкам, по лопаткам, по тонким белым линиям, которые сейчас почему-то казались такими заметными. Не было ни слов, ни дыхания, чтобы говорить и сказать малышу всё, что сказать хотелось, оставался только разговор тела, и нежные, почти бережные поцелуи Финна сейчас резко контрастировали с тем, как грубо, почти жестоко он брал любовника, и в этом контрасте были все желания и чувства, которые им сейчас владели.

Хорошо слушать, как заходится под ним отчаянными криками любовник. Хорошо чувствовать всем телом, всем существом, как самозабвенно, почти яростно он отзывается на каждое движение, на каждое глубокое прикосновение. Хорошо скользить языком и губами по его спине, очерчивать каждый изгиб и каждую тонкую линию, всё острее и острее чувствовать давно знакомый вкус. И ещё лучше - ощущать, с какой готовностью он впускает в своё тело, впитывать его удовольствие и воспринимать как своё собственное и с каждой секундой и каждым новым глубоким толчком тонуть в их общем, одном на двоих жарком омуте.
  Финн застонал, срываясь на глухое и хриплое, совсем уже нечеловеческое рычание, в очередной раз с силой подался вперёд и так и впился зубами Бойду в загривок, так, будто кто-то хотел отнять у него вожделенную добычу, и нужно было её любой ценой удержать, заявить и утвердить свои права. Финн хотел ещё раз сказать своему малышу, что тот принадлежит ему, хотел проникнуть в него ещё глубже, отметить ещё ярче, сжать в руках и ни за что ни на секунду не отпускать. Слов не было, сил почти не оставалось, но все, которые ещё были, уходили на то, чтобы снова и снова врываться в тело Бойда, терзать его, заходясь хриплыми стонами, и покрывать поцелуями, которые становились чем дальше, тем менее нежными.
  По телу Финна прошла крупная дрожь, когда он почувствовал движения Бойда, теперь ласкавшего себя и подгонявшего к краю. И эта дрожь превратилась в оглушительную жаркую волну, пробравшую всё тело, когда по нервам ударил гортанный крик любовника. На секунду Финн замер, держа Бойда в руках, а потом ещё несколько раз с силой вошёл в него, крепко прижал любовника к груди и кончил, с глухим звериным рычанием, превратившимся в протяжный, долгий, полный запредельного удовольствия стон.
  С трудом переводя дыхание и почти наслаждаясь тем, что перед глазами всё ещё плывут круги после такой бешеной вспышки, Финн ласково коснулся губами сперва затылка, потом плеча любовника и тихо выдохнул ему в самое ухо:
- Малыш... - он мягко поцеловал Бойда в шею. - Не отпущу... - и Паркер сейчас сам вряд ли сказал бы, из постели он не желает выпускать Бойда, из города или из самое своей жизни.

Шевелиться или связно формулировать слова Финн сейчас был физически неспособен, так что только глубоко вздохнул в ответ и рефлекторно прижал к себе Бойда ещё теснее.
- Вот и не вырывайся, - хрипловато и немного невнятно проворчал Паркер и ткнулся губами любовнику в плечо.
  На смену оглушительному, прямо-таки слепящему удовольствию, пережитому несколько минут назад, пришли усталость и блаженная расслабленность, хотелось удержать эти ощущения подольше, и казалось, что близость Бойда, его тепло, его запах, вкус его кожи помогут и вовсе до утра остаться в этой истоме. Главное - по-прежнему не двигаться, не разделяться и ничего не спугнуть. Прикрыв глаза, Финн слегка прикусил Бойду кожу на шее, а потом сжал зубы чуть сильнее, как будто ему было мало уже оставленных на теле любовника следов.
  Ещё одна секунда, две, три - и малыш всё-таки отстранился, а вслед за этим отступила немного и та расслабленность, в которую Паркер так и норовил "уплыть". Понемногу прояснялось в голове, комната уже не тонула в тумане, и оставалась только усталость, от которой теперь хотелось вытянуться на постели и даже не думать о том, чтобы двигаться.
- Конечно, делает, - на губах Финна появилась лукавая усмешка при виде того, как блестят глаза Бойда. - Я же настоящий джентльмен и принц, а принц не может устоять против того, чтобы разбудить Спящую красавицу поцелуем! А не всем красавицам, знаешь ли, подходят поцелуи в губы, - широко ухмыльнувшись, он во весь рост вытянулся на кровати и придвинулся поближе к Бойду. Стало вдруг ещё уютнее и теплее от близости любимого, и Финн крепко сжал в ладони его пальцы. - А мне - отпустить тебя, - тихо произнёс он и вдруг прибавил почти со злостью: - Ненавижу прощаться, - несколько секунд он молчал, а потом негромко хмыкнул, скосив глаза на Бойда: - Но несмотря на эту ненависть и особенно из сочувствия к твоей травме, так и быть отнесу тебя на автовокзал на руках. Через весь город, - и, неловко изогнувшись, он накинул на них обоих одеяло.
  Странное было чувство: как будто в комнате нашлось место одновременно и усталости и истоме после дикого секса, и веселью, которое всегда чувствовалось, когда они оказывались вдвоём, и какой-то острой, пронзительной нежности, которую Паркер сейчас вряд ли смог бы объяснить. И, наверное, именно она подхлестнула его притянуть малыша ещё ближе, а потом негромко сказать:
- Слушай, малыш, а... можно задать вопрос? Это насчёт... - Финн смолк на несколько секунд, злясь на себя за нерешительность, а потом всё-таки продолжил: - Я несколько раз видел у тебя на спине следы. Если момент неподходящий или об этом вообще нельзя говорить, пошли меня, но если нет... можно тебя об этом спросить? - и снова оказалось трудно не злиться на себя, теперь уже за косноязычие.

Чего Финн не ожидал, так это того, что Бойд рассмеётся и, услышав этот смех, даже вздрогнул от неожиданности. А потом подался поближе и бросил на любовника внимательный цепкий взгляд: каким бы позитивным, беззаботным и нехрупким ни был его малыш, а сейчас невесёлую интонацию не расслышал бы только глухой.
- Да ладно, я уже давно понял, что если ты и цветочек, то разве что мухоловка, - Финн слегка усмехнулся, но серьёзное, несколько настороженное выражение так и не ушло из его глаз окончательно.
  Вроде бы ничего особенного не произошло и ничего ужасного не было сказано, и всё-таки невозможно было не чувствовать, что в комнате повисло какое-то напряжение, и от того, что он не до конца понимал его природу, Паркеру становилось неуютно. Хотелось как-то помочь Бойду, о себе уже заявило сожаление о том, что он, Финн, вообще полез со своими вопросами и в то же время очень хотелось заглянуть в прошлое любовника, а заодно - и чтобы откровенности между ними стало ещё немного больше.
  Финн молча наблюдал, как Бойд устраивается на кровати, пытался собрать мысли, так и норовившие превратиться в какой-то невнятный водоворот, и в ответ на просьбу кивнул несколько запоздало, не без труда очнувшись от своих размышлений:
- Сигаретой? Да... Да, конечно, - он поднялся с кровати. - Пачка осталась в гостиной, подожди секунду. Я сейчас, - и Финн, не одеваясь, вышел из комнаты.
  В гостиной было темно и неожиданно зябко. Финн раздражённо передёрнул плечами, взял с журнального столика пачку сигарет и лежавшую на ней зажигалку, а потом, поколебавшись пару секунд, прихватил с собой и бутылку скотча, почему-то забытую на стойке с дисками.
  Вернувшись в спальню, он опустился на край кровати и пристроил всю свою добычу на прикроватную тумбочку.
- Угощайся, - Финн мотнул головой в сторону всего, что принёс. - И тем, и другим, а то холодно что-то. И рассказывай, всё, что... сочтёшь нужным, - последние слова он прибавил в последний момент: вдруг в этой неизвестной пока истории есть что-то, о чём Бойду всё-таки будет трудно говорить? Если да, пусть выбирает сам, как с этим быть, и не чувствует себя так, как будто из него что-то тянут клещами.

Слушая Бойда, Финн весь подобрался и превратился в слух. И чем дальше любовник говорил, тем сильнее Паркер хмурился. Смотрел, как тот усмехается, вроде и легко, а вроде и совсем невесело, прикуривает и затягивается прежде, чем выдать очередную фразу, ёжится, как будто его только что прохватило холодным сквозняком. Во всём этом тоже было то самое напряжение, которое Финну так хотелось разрядить пару минут назад. А ещё нельзя было не заметить несоответствие, которое не могло не резать глаз тому, кто не побывал в ситуации, в которой Бойду побывать довелось: он несколько нервно и неспокойно, но всё-так с усмешкой и шутливо рассказывал о том, не лезло ни в какие рамки, кроме разве что средневековых или викторианских. Паркер привык обычно чувствовать реликтом себя, но сейчас ему казалось, что он не то угодил в какую-то мрачную драму воспитания, не то ему такую драму пересказывают.
  Когда Бойд закончил, он некоторое время молчал, хмурясь и глядя в пол, потом растерянно покачал головой.
- Охренеть... - в голосе растерянность тоже прозвучала вполне отчётливо. Финн, наконец, поднял на Бойда взгляд. - Это просто... охренеть... - других слов так и не нашлось, и Паркер только молча прикурил сигарету, а потом надолго смолк, глубоко затягиваясь.
  Сказать и спросить хотелось очень многое. Тянуло расспросить о подробностях того, как малыш загремел в эту "обитель исправления" - упомянутое воровство ко-что объясняло, но всё-таки не всё - найти слова, чтобы задать вопросы о жизни там, а ещё, конечно, поинтересоваться, как сейчас поживают преподобные братья, когда их в последний раз беспокоили какие-нибудь проверки и сколько конкретно Бойду хотелось бы отсудить у этой грёбаной школы и святой матери Церкви.
  Все эти расспросы Финн всё-таки решил пока подержать при себе, но о том, чтобы совсем промолчать, конечно, не могло быть и речи. Ещё раз затянувшись, он встретился с Бойдом взглядом.
- Знаешь, это и есть леденящая кровь ужасная история, - прозвучало негромко и очень серьёзно. - Не только лоскуты и родственники растлители годятся для таких историй, сучьи монахи, больные на голову, тоже отлично годятся, - губы Паркера сжались в тонкую твёрдую линию. - Это как и чем надо пороть, чтобы шрамы остались?! Ублюдки, - Финн смолк на несколько секунд, снова жадно затянулся и, переведя дух, продолжил чуть спокойнее: - Скажи мне, я ведь правильно понимаю, что ты никуда с этим не обращался? Никому не подавал никаких жалоб, когда вышел оттуда? - человек вне закона, вероятно, задумавшись о мести, первым делом обращается мыслями к оружию, юрист - дело другое, он задумывается об убийственной машине кодексов и прецедентов, и Паркер мгновенно оказался на этой дорожке.

Финн только нахмурился, досадливо и ещё более болезненно. Да как об этом вообще можно говорить вот так?! Как можно к этому так относиться, и какого чёрта ублюдки так и останутся безнаказанными?! Оторвавшись от созерцания тлеющего огонька сигареты, он даже пристальнее всмотрелся в Бойда, как будто ожидал увидеть в его взгляде какое-то особенное напряжение или лихорадочную весёлость, как говорят, свойственную жертвам, а то и заметить, как малыш прячет глаза.
  Ничего подобного не было. Малыш как малыш, самый что ни на есть обычный Бойд, как будто и не рассказывал только что историю в духе тех, из которых обычно делают журналистские сенсации и получают престижные премии. Финн ещё несколько секунд внимательно, прямо-таки испытующе смотрел на любовника, потом несколько неловко усмехнулся.
- Ты фантастический человек. Наверное, я это уже говорил. А если не говорил, то точно думал, - Финн покачал головой, явно не находя слов, чтобы выразить все обуревавшие его чувства, а потом снова глубоко затянулся сигаретой. - А вообще, что значит - куда и зачем? И на школу, и на Церковь можно подать в суд, сейчас всё-таки две тысячи семнадцатый. Католики-церковники в последнее время только и делают, что извиняются за то, что наворотили в прошлом, вряд ли они просто запрячут подальше вот такое дерьмо в настоящем. Они, знаешь ли, должны тебе как минимум немаленькую денежную компенсацию, - Паркер перевёл дух, а потом всё-таки усмехнулся: - Даже если в отсутствие монахов там было весело, и ты вышел оттуда не психом и не депрессивным невротиком. Всё равно не считается.
  На некоторое время Финн смолк, покручивая в пальцах дотлевшую до фильтра сигарету. Им владели противоречивые чувства: с одной стороны, ему не давало покоя желание справедливости и возмещения для любовника, с другой - он интуитивно чуял, что Бойду вряд ли понравятся слишком уж активные попытки устроить священный поход в его честь.
- Слушай, малыш, ты уверен? - негромко спросил Финн, снова подняв на Бойда взгляд. - Уверен, что не хочешь этого? В смысле взять с них что-нибудь? Потому что, если вдруг захочешь, ещё не поздно, а я мог бы помочь, и не деньгами, а юридической работой, - никаких настояний, но хотя бы так. И если сейчас Бойд снова откажется, останется только прикусить язык и отстать.

Невозможно было не усмехнуться в ответ, когда Бойд отозвался на всего его рассуждения таким беззаботным и лёгким весельем. Оставалось, пожалуй, только в который уже раз восхититься позитивностью любовника и его способностью как будто пускать всё плохое побоку, а потом окончательно прикусить язык и закрыть эту тему. И, глядя в лицо Бойда, на которое за всё это время так ни разу и не набежала никакая тень, Паркер подумал, что, кажется, лучшего выхода и быть не может.
- Гораздо лучше, чем Бэтмен, - тепло улыбнувшись, он протянул руку и погладил любовника по лицу. А потом улыбка сменилась чуть лукавой усмешкой, и Финн прибавил: - И гораздо сексуальнее, мне никогда не нравился этот миллионер в идиотском плаще, - ещё несколько секунд он молчал, не то колеблясь, не то просто подбирая подходящие слова, а потом решительно кивнул: - Ты не убогий и не жертва, да и вообще здесь дело в другом, по-моему, но я не буду настаивать, пусть всё будет так, как ты хочешь. Не давлю, - Паркер даже руки вскинул, как будто хотел продемонстрировать, что полностью безоружен и действительно не собирается гнуть свою линию. Он уже собирался сказать ещё что-то, сменить тему, когда встретил взгляд Бойда и так и замер, услышав вопрос, который заставил его подумать, что он ослышался. Несколько секунд Финн недоверчиво смотрел любовнику в глаза, а потом осторожно заговорил: - Подожди, дай-ка я уточню, а то, кажется, не совсем понял. Ты сейчас сказал, что эти пресвятые ублюдки пороли тебя за дело? Что ты это заслужил? И ты действительно так думаешь? - Финн говорил негромко, сдержанно, почти вкрадчиво, но в глазах у него застыло какое-то недоброе, цепкое выражение.
  Нельзя сказать, что Паркер был склонен проявлять особенную мягкость и снисходительность к нарушителям закона, но в его понимании порка за мелкое воровство относилась скорее к средневековым, чем к современным обычаям, а то, что его любовник ещё и принимал это с такой лёгкостью как нечто заслуженное и вовсе не укладывалось ни в какие рамки.

Налицо было какое-то фатальное недопонимание. Паркер его отчётливо чувствовал, но при этом несколько сомневался, а стоит ли его разршать или лучше просто отступиться и свернуть разговор, очень уж изменилась атмосфера разговора и очень уж ощутимым в ней теперь стало напряжение. Тем не менее, если уж начал, наверное, не надо давать задний ход и лучше бы, чтобы между ним и Бойдом всё было ясно, так? Ну, по крайней мере, чтобы не было этого ощущения опасной почему-то недосказанности.
- Ты воровал - тебя на этом поймали - ты огрёб, - Финн даже кивнул, как будто так ещё больше хотел подчеркнуть, что усвоил мысль. - И, конечно, в тюрьме ласковее никто не был бы, а воровать плохо. Про то, насколько плохо, наверное, уже везде написано, от законов Хамуррапи до заборов и современных кодексов. Просто мне кажется, что это не одно и то же, - Финн внимательно посмотрел любовнику в глаза. - Есть те, кто ворует ради развлечения - я, например, с такими учился - или просто строит на этом бизнес и его вообще не беспокоит, что из-за этого кто-то зубы на полку положит. За это подошла бы не только порка, а и что-нибудь посерьёзнее, - Паркер смолк на несколько секунд, заметил, что всё ещё крутит в пальцах окурок сигареты и бросил его на пол. А потом снова посмотрел Бойду в глаза и осторожно продолжил: - Но ты же не поэтому воровал и не так. И это, конечно, тоже противозаконно, но... Это неважно и во всяком случае не повод разрисовывать тебе спину. Чёрт! - Финн досадливо взъерошил себе волосы, чувствуя, что слова так и норовят ускользнуть или сложиться в какую-нибудь кривую фразу, которую он вовсе не хотел говорить. - Я просто хотел сказать, что ты не виноват. И уж точно не ребята в рясах должны были об этом судить и воспитывать тебя, - смолкнув, Финн медленно перевёл дух, а потом отобрал у Бойда бутылку скотча и с облегчением приложился к ней: алкогольный тайм-аут был просто необходим.
  Как бы ни был Паркер уверен в том, что говорил, как бы ни хотелось ему толком объяснить Бойду свою мысль, сейчас он невольно опасался, что уже свернул в разговоре не туда и ничем хорошим это сейчас не обернётся.