С отъезда Бойда прошло десять дней. За это время Финн успел вернуться на работу, сообщить о своём скором увольнении, отвергнуть вал просьб и настояний передумать и остаться, пренебречь щедрым предложением об увеличении зарплаты и, наконец, пообещать самостоятельно подобрать и обучить замену себе.
  Завершение дел, поиск подходящих кандидатов на свою должность, общение с ними и с начальством прибавились двойным грузом к обычной работе, и домой он обычно попадал не раньше десяти. Отношения с родителями посл разговора с отцом и пропущенного торжественного приёма стали прохладными и заметно напряжёнными, и Финн неожиданно для них отказался от привычки проводить выходные в семейном особняке. Теперь те пару часов, которые удавалось урвать у работы и сна, он проводил с Бойдом, пусть и виртуально, и был вынужден признаться себе, что столько не висел на телефоне и не пропадал в интернете со времён Итона.
  Финн скучал. Вернее, сказать так было бы серьёзным преуменьшением: он не скучал, он изводился настоящей тоской по любовнику, вспоминал о нём десятки раз на дню, физически маялся без го близости и завёл привычку в свободные минуты воображать себе переезд в Килкенни и совместную с Бойдом жизнь, а перед сном мысленно прикидывать, как скоро он снова сможет приехать в Белфаст.
  Сегодняшний вечер был из числа удачных: Финну удалось в кои-то веки вырваться с работы вовремя, так что он планировал побыстрее закончить с бумагами, которые прихватил с собой, почитать немного, а потом попытаться вызвонить Бойда на два часа раньше обычного. Если получится, у них, может быть, будет целая половина ночи, и времени хватит на всё, что только получится придумать.
  Финн как раз успел переодеться, умять только что привезённую курьером двойную порцию индийской еды и засесть за работу, когда раздался звонок в дверь. Первым порывом было проигнорировать этот навязчивый звук - наверняка принесло коммивояжёра или какого-нибудь приставучего соседа - но потом мелькнула шальная мысль, уж не малыш ли это решил устроить ему ещё один сюрприз, и Паркер одним движением подхватился на ноги.
  Дверь он распахнул, даже не поинтересовавшись, кто за ней стоит, и в следующую секунду был наказан за это настоящим шоком. На пороге стоял человек, которого Финн не видел больше пяти лет. Человек, в которого он был самозабвенно, лихорадочно, прямо-таки одержимо влюблён. Человек, которому столько всего прощал, что до сих пор чувствовал из-за этого удивительно горькое на вкус унижение. Человек, которого он планировал больше никогда в жизни не встречать.
  "Надо что-то сказать. Давай."
  Финн молчал и молчал и всё смотрел на треклятую улыбку, ради которой когда-то столько всего готов был сделать, да и делал, в общем-то.
  "Давай. Ну!"
- Танкервиль, - Финн не улыбнулся в ответ и так и не сподобился на приветствие. - Что ты здесь делаешь? Зачем приехал? И откуда у тебя, чёрт возьми, мой адрес? - последний вопрос показался удивительно актуальным: оказалось неуютно думать, что кому угодно так легко его найти.
  Войти Финн гостя пока так и не пригласил, по-прежнему стоял на пороге, придерживая рукой дверь, как будто был готов в любую минуту её захлопнуть.

Отредактировано Phineas Parker (2017-07-16 21:22:43)

Финн не собирался впускать бывшего любовника в дом. Да что там, он и разговаривать-то с ним не собирался и замешкался на пороге, наверное, только от неожиданности и шока, который вызвала эта внезапная встреча. Сказать какую-нибудь грубость, а то и вовсе молча захлопнуть дверь было бы самым правильным, вот только подходящий момент, чтобы сделать это, Финн уже упустил, а потом Танкервиль заговорил, и всё окончательно полетело псу под хвост.
  Финн смотрел на своего неожиданного, незваного и совершенно ненужного гостя и никак не мог отделаться от ощущения, что перенёсся на пять лет назад, во времена, когда они были вместе. Эта мягкая, чуть смущённая улыбка, задумчивый взгляд и то, как Танкервиль при этом вскидывал брови, искренний, сердечный тон, которому невозможно было не верить - всё это было так знакомо и так легко узнаваемо, как будто их и не разделяли годы и ссоры. Когда-то Финн был органически неспособен на всё это не поддаваться, сейчас ощущал горечь во рту даже просто глядя на бывшего любовника, и меньше всего хотел ему верить. Вот только всё равно что-то дрогнуло внутри в ответ на эту искреннюю, тёплую интонацию, подумалось: он искренен, ему неловко, необязательно вести долгие разговоры, но можно просто по-человечески выслушать, а потом и попрощаться так, чтобы та старая болезненная ссора навсегда стала чем-то незначащим, осталась в далёком прошлом.
- Я и не собирался сюда возвращаться, - несколько запоздало ответил Финн, почему-то начав с конца. - Хотя... - он тоже задумчиво обвёл взглядом этаж. - Технически возвращался я не сюда, эту квартиру я снял только четыре года назад, - он ещё несколько секунд помедлил на пороге, а потом всё-таки распахнул дверь шире. - Заходи. Действительно незачем устраивать соседям ярмарку на главной площади, - и он отступил в сторону, чтобы пропустить своего гостя внутрь.
  В голове было удивительно пусто. Финн не представлял, зачем Танкервиль явился, плохо понимал, что они могут сказать друг другу и как следует держаться, и от этого становилось вдвойне неуютно. И, как всегда, житейские дела оказались очень удобной ширмой, за которой можно спрятаться хотя бы на время.
- Пойдём в гостиную, - он кивнул в сторону комнаты и первым двинулся вперёд, показывая гостю дорогу. - Ты не за рулём? А то у меня отличный скотч, - Финн выудил из минибара початую бутылку и два стакана и поставил на журнальный столик. - У меня всегда зимой холодновато, так что согреемся, - его лица, наконец, коснулась тень улыбки, когда он обернулся к Танкервилю. - Извини, льда нет, - Финн первым опустился на диван, а потом посмотрел гостю в лицо. - Ну так что? Тебе ведь есть, что мне рассказать, я правильно понимаю?
  И вроде бы встреча оставалась ненужной и странной, а всё равно в ней появилось что-то простое и будничное, и это почти тревожило.

Упоминание об отце неожиданно болезненно царапнуло: всё это было трудной темой ещё когда они с Танкервилем были вместе, а сейчас, после появления Бойда, после каминг-аута стало ещё сложнее и неприятнее. Странное дело, когда-то он не так уж мало делился своими переживаниями на этот счёт с бывшим любовником, но тот всегда проявлял более чем сдержанный интерес к его семейным перипетиям, а сейчас вдруг такая памятливость и прямо-таки участие. Разливая скотч по стаканам, Финн через плечо бросил взгляд на своего гостя.
- Отношения не стали проще, может, даже наоборот, - Финн слегка усмехнулся. - А город... Знаешь, мне когда-то казалось, что по собственной воле я никогда не буду жить в Белфасте, но... возник такой момент, когда Лондон мне показался совсем не моим городом. Хотя, может, стоило принять то предложение в Нью-Йорке... - он задумчиво взболтал виски в стаканах, а потом немного устало улыбнулся и протянул один из них Танкервилю: - В любом случае мораль: не зарекайся, - закончил он и слегка приподнял свой стакан: - Твоё здоровье, - Финн сделал несколько больших глотков и виски обжёг горло, согревая и помогая одновременно расслабиться и собрать мысли.
  Виски почти всегда оказывал на Паркера одинаковый эффект: вместо того, чтобы опьянять и туманить голову, он помогал ему увидеть вещи яснее и чётче, унять лишние эмоции и сосредоточиться на главном. Сейчас было точно так же: хватило несколько глотков, чтобы первый шок от встречи унялся, взбудораженные чувства немного успокоились, и стало возможно участвовать в разговоре более спокойно и здраво.
  Финн смотрел на Танкервиля и по старой, почти забытой привычке подмечал каждую мелкую деталь - как он держится, как изящно и непринуждённо двигается, какими лёгкими и тонкими в движении выглядят его руки, как непросто не отвечать на его усмешку и сколько блеска только в ней одной. За прошедшие годы он не изменился, в нём только ещё ярче обозначился тот аристократизм, который не могут воспитать ни Итон, ни Оксфорд и который даётся только духом и кровью, роль которых так упорно и наивно не желает признавать новейшее время. Со стороны человек, обладающий всем этим сполна, всегда кажется почти совершенством. Финну когда-то тоже казался, так что он не стал бы винить тех, кто так же ошибается сейчас.
- Младший партнёр в двадцать девять лет? - Финн, улыбаясь, удивлённо вскинул брови. - Это действительно успех. Браво, Танкервиль, поздравляю, не сомневался, что так и будет. Хотя, честно говоря, больше ждал увидеть тебя однажды в Палате лордов. Или это тоже не за горами? - его глаза блеснули лукавыми искрами. Которые, впрочем, слегка притухли, стоило Танкервилю упомянуть о жене. - Излингтон и Мэри-Элис? Забавно, мне всегда казалось, что ей больше нравятся Челси и Белгравия. Хотя... она всегда умела удивлять и наверняка сделает это ещё не раз. Тебя ждёт весёлая жизнь, когда дети всё-таки появятся, если они пойдут в неё, - Финн сделал ещё несколько глотков виски, а потом слегка пожал плечами: - А что до Алекса и Лиз... ты же знаешь, иногда, когда что-то идёт не так, друзей делят, почти как имущество, но они оба, видимо, решили достаться мне, - Финн усмехнулся, и, кажется, усмешка вышла откровенно удовлетворённой: заметить виноватое выражение на лице Танкервиля оказалось на редкость приятно.
  Прозвучавшие вопросы заставили Финна смолкнуть, и пауза получилась даже длиннее, чем он ожидал. Говорить о себе почему-то совсем не хотелось. О чём рассказывать? О работе в "Харленд энд Вулф" и кораблях? О хрупком перемирии с отцом? О редких побегах в Испанию и почти таких же редких приездах Алекса? О нелепом романе с Питером? Всё это так невесело и пусто, что даже от мыслей об этом появляется оскомина. А о самом важном - о Бойде, о Килкенни, о будущем - говорить совсем не хотелось: Финну вдруг стало казаться важным защитить свою нынешнюю жизнь от прикосновения прошлой.
- У меня всё не так интересно, Танкервиль, - он улыбнулся собеседнику, прервав, наконец, затянувшуюся паузу. - Я юрист главной ольстерской верфи и скучный белфастский обыватель. Белфаст - провинция, тихая, промозглая, всё ещё немного пугающая, разве что с интересными граффити и неплохой, на мой вкус, оперой. Иногда здесь мёрзнет Серхио, если помнишь такого, иногда - Алекс или Лиз. А в остальном ничего интересного. Что ты хочешь знать? - взболтав виски в стакане, Финн бросил внимательный взгляд на собеседника. - Спрашивай.
  И снова возникло это странное чувство, будто он находится сразу в двух временах одновременно - давно несуществующем прошлом и самом что ни на есть живом настоящем.

В том, что "всё может быть", Паркер нисколько не сомневался: Танкервиль, по его воспоминаниям, принадлежал к числу тех людей, которые так или иначе берут, что хотят, пусть даже далеко не сразу, приложив немало усилий и выстроив сложную, прямо-таки кружевную стратегию. Так что если его бывший любовник захочет себе политическую карьеру или возжаждет славы ещё в какой-нибудь сфере, можно не сомневаться: рано или поздно он получит и то, и другое.
- Уверен, что всё очень даже может быть и, если захочешь, будет, - Финн улыбнулся собеседнику, и в этот раз улыбка получилось прямо-таки дружеской. - Опять же, возможно, Мэри-Элис не создана для веселья, но зато родилась быть боевой подругой политика. Только представь: ты, лорд-канцлер, сидишь на мешке овечьей шерсти перед высоким собранием, а она скрывается в тенях у тебя за спиной и даёт тебе бесценные советы, ведущие Британию к процветанию, - Финн глотнул ещё немного виски и усмехнулся. - Ну, или просто ждёт тебя дома с чаем и кеджери.
  Как бы ни старался Паркер держаться нейтрально, не насмехаться над Мэри-Элис оказалось выше его сил, особенно при виде того, как морщился Танкервиль, произнося имя жены. Эта женщина, чопорная, скучная, набитая всевозможными стереотипами и предрассудками, всегда действовала на нервы Финну одним своим присутствием, а когда стала причиной его разрыва с любовником, окончательно поселилась для него в аду, где-то между чёртом и его дорогой бабушкой. Совершенно невозможно было не выдать по её поводу порцию яда, пусть и в её отсутствие.
  Переход от Мэри-Элис к Алексу и Лиз оказался гораздо более приятным, и Финн мельком улыбнулся, теперь уже гораздо теплее и мягче.
- Что ж, тебе достались наши общие знакомые, не связанные со мной вассальной верностью, - он тихо усмехнулся, наблюдая как в стакане вспыхивают янтарные отсветы. - А преданные люди... - Финн бросил быстрый, острый взгляд в лицо Танкервилю. - Помнишь, я всегда казался замкнутым на твоём фоне? Так проявлялось желание держать подальше от толпы и поближе к тем, в ком можно быть уверенным. Вот они у меня и остались, - Финн задумчиво взвесил стакан в руке и, снова отведя от собеседника взгляд, слегка пожал плечами, а потом негромко откликнулся: - Я думал о Лондоне. И об Эдинбурге. Не поверишь, но пару раз даже о Торонто и Мельбурне. Но как-то... не сложилось, - Финн усмехнулся и вышло совсем невесело. - В этом не было смысла, что ли. Я не слишком светский и тем более не тусовочный человек, а в остальном... странно сниматься с места, когда ехать не к кому и незачем, - он собирался прибавить ещё что-то, но так и замер, ошарашенный неожиданным вопросом и ещё более неожиданным признанием Танкервиля.
  Секунда утекала за секундой, а Финн всё молчал и молчал. Смотрел в глаза бывшему любовнику, взгляд которых сейчас казался сейчас таким напряжённым и взволнованным, и слушал удивительную пустоту у себя в голове. Что сказать? Как ответить? Как светски немногословно передать тот чёртов год, который пришлось пережить после переезда из Лондона в Белфаст? Нужно ли объяснять? И, наконец, как быть с чёртовым признанием?
- Ты знаешь меня, Танкервиль, - наконец тихо сказал Финн, по-прежнему не отводя взгляд от лица собеседника. - Раньше знал, чуть ли не лучше, чем я сам. А раз так, то понимаешь, что да, я думал о тебе. Правильнее будет даже так: я изводился мыслями о тебе и отучал себя от них, - Финн сделал ещё глоток виски. - Зачем тебе это? И с чего вдруг я поселился в твоих воспоминаниях? - он вопросительно вскинул брови. - Я что, забыл у тебя тетрадь со стихами, старые часы или какой-нибудь итонский сувенир, и теперь это постоянно мозолит глаза и напоминает? - Финн усмехнулся, и усмешка получилась едкой.

Ещё пару минут назад Финн думал, что смог вернуть себе привычную собранность и способность хладнокровно смотреть на вещи и участвовать в разговоре. Сейчас он понимал, что вся эта собранность ни черта не стоила. Несколькими фразами, улыбками, признаниями, нервным смехом, прозвучавшим удивительно беспомощно, Танкервиль как будто вернул его в полузабытые сны, которые несколько лет назад приходили так часто и после которых он каждый раз просыпался вымотанным и разбитым. Тогда, в те белёсые безрадостные утра отчаянно хотелось, чтобы эти сны оказались явью, и Финн иногда даже закрывал глаза, пытаясь вернуть себе то, что только что во сне увидел, но образы таяли и расплывались, ускользали, как будто издеваясь над ним. Так было тогда. Сейчас жизнь стала другой, прошлому просто не могло найтись места в настоящем, да Финн и не хотел, чтобы это место нашлось, и всё равно слова и голос Танкервиля, его непривычно неуверенный вид заставляли Паркера чувствовать себя так, как будто его затягивают зыбучие пески.
  Он слабо вздрогнул всем телом, когда бывший любовник накрыл его руки ладонями, и поднял на него взгляд. Несколько секунд Финн просто смотрел своему гостю в лицо, внутренне как будто балансируя на грани между прошлым и будущим, потом мягким движением перевернул руку и скользнул пальцами по ладони Танкервиля.
- Было время, когда я часто представлял - и даже почти физически чувствовал - как делаю это, - он усмехнулся, невесело, но и не жёстко, яда в этой усмешке не было. Ещё несколько секунд не отнимал руки, а потом прерывисто вздохнул, поднялся на ноги и шагнул к окну.
  Совсем стемнело, в вечерней сырой хмари огни фонарей казались удивительно расплывчатыми, а Белфаст выглядел дремотным и хмурым, как иногда выглядит глубоко усталый человек в конце долгого дня. Финн взболтал виски в стакане и снова обернулся к своему гостю.
- Послушай, Танкервиль... - он на секунду нахмурился, подбирая подходящие слова, потом решительно продолжил: - Моя старая тетрадь, карьера и бесцветность твоей нынешней жизни, о который ты сам говоришь, моя любовь и наше прошлое - это всё звучит красиво, а когда ты говоришь о себе, о том, как всё для тебя сейчас, я готов верить. Только для чего ты это говоришь? Это ностальгия? Тебе хочется яркой искры? Стало нужно добавить в размеренную жизнь ярких впечатлений? - нервно усмехнувшись, Финн сделал глоток виски, а потом снова поднял на Танкервиля взгляд, настороженный, испытующий и требовательный. Говорить было проще чем слушать и позволять чужом голосу обволакивать своё сознание, и всё-таки он всё ещё чувствовал себя так, как будто у него в шторм палуба качается под ногами.

Финн слушал своего невозможного гостя, который всё ещё казался не вполне реальным, верил и одновременно не верил. Верил, потому что трудно было не поверить искренности, о которой в Эдриане сейчас как будто всё кричало: его интонации, его неуверенность и нервность, его откровенность, такая, какую он обычно никогда и ни с кем себе не позволял. Не верил, потому что не мог допустить мысль, что подобные возвращения в принципе бывают, что они возможны где-то, кроме старых мелодрам или сентиментальных романов. А ещё потому что всё ещё не забыл, как обаятелен и убедителен умел быть его бывший любовник, когда хотел чего-то добиться или что-то получить, и сколько в этом обычно бывало трезвого расчёта в противоположность любым эмоциям.
  Когда Танкервиль вслед поднялся на ноги и шагнул к нему, Финн отставил в сторону, на подоконник, стакан и встретился со своим собеседником взглядом, как будто не то хотел податься к нему, не то готовился лицом к лицу встретить атаку. Не нужно было быть семи пядей во лбу или даже просто хорошо владеть собой, чтобы сейчас понимать, к чему всё идёт: речь шла возвращении. О той самой воде, в которую никто не может войти во второй раз. Несколько лет назад всего этого, наверное, хватило бы, чтобы у Паркера небо с землёй местами поменялись, чтобы отказаться было до невозможности сложно, но сейчас наступили другие времена. Всего месяц, может быть, как наступили, зато так бесповоротно, что на прошлого себя Финн временами смотрел, как на хорошо знакомого и очень понятного, но почти чужака.
  Он как раз собирался с мыслями, чтобы всё это объяснить, ответить мягко и по возможности деликатно, но заговорить так и не успел, потому что неожиданно оказался лишён возможности не только заговорить, но и вздохнуть.
  Обычно Танкервиль никогда не бывал таким страстным и не действовал спонтанно - страстные порывы в их паре вообще обычно были делом Паркера - поэтому поцелуй оказался полной неожиданностью. Финна как будто ударили поддых, по телу прошла странная дрожь, как будто оно не столько отзывалось на прикосновение, сколько силилось вспомнить забытые реакции, а потом, не отвечая на поцелуй, Паркер отстранился и мягким движением руки отстранил бывшего любовника.
- Танкервиль, подожди, - голос звучал негромко и хрипло. - Подожди. Так нельзя. Это всё.... Чёрт! - Финн яростно взъерошил себе волосы. - Ладно, - он посмотрел Эдриану в глаза. - Ты был откровенен, я тоже буду, тем более, что я тебе и так никогда не врал, - он помолчал, собирая разбегающиеся мысли, потом заговорил снова: - Думаю, ещё полгода назад я был бы счастлив тебя видеть и уж точно заслушался бы всем, что ты сейчас сказал. Но это было тогда. А сейчас я больше не один, - Финн по-прежнему не отводил взгляд от лица собеседника. - Это не что-то проходное, у меня планы на жизнь с этим человеком, я очень им дорожу. И не хочу его обманывать. Боюсь, что... для "начать сначала" немного поздно, - Финн помолчал несколько секунд и чуть тише прибавил: - Прости, - вроде как совершенно неуместное извинение, но делать больно тому, кто только что вот так раскрывался перед ним, оказалось неловко и неуютно.

Странное дело, но, глядя сейчас на Танкервиля, раздосадованного, чуть ни разъярённого и такого искреннего в этой бессильной и ненужной ярости, Финн испытывал чувство вины. И, прислушиваясь к себе, с удивлением припоминал, что когда-то это тоже совсем не было редкостью: невовремя позвонив, попросив лишний раз задержаться или провести вечер вместе, нарушив каким-то образом планы любовника, слишком бурно выказав эмоции, он каждый раз чувствовал себя виноватым. Как же так, Танкервиль ведь всегда идеален, во всём безупречен, настоящий мистер Совершенство, и раз его что-то сердит или огорчает, значит, совершенно точно неправ огорчивший. Надо лучше владеть собой, надо "не отсвечивать", не мешать жить. Не допускать несообразности и неуместности. Каждый раз казалось именно так и каждый раз мучительно хотелось извиниться.
  Сейчас тоже захотелось - извиниться, успокоить, утешить, сказать что-нибудь, от чего сразу станет легче. Вот только хватило этого порыва в этот раз ненадолго: стоило Паркеру услышать скрытый упрёк в словах собеседника о его "дорогом человеке", как его глаза мгновенно недобро сузились, а голос зазвучал заметно прохладнее, чем до того.
- Не упомянул, потому что мне это не показалось уместным, - Финн скрестил руки на груди. - Мы говорили о прошлом и о нас с тобой, говорить при этом о нём было бы всё равно что хвастаться, что ли. Мне хотелось, чтобы то, что между нами, между нами и было. Нами двоими, - он глубоко вздохнул, а потом продолжил уже немного мягче: - Слушай, Танкервиль, я очень рад, что ты понимаешь, и... - Финн говорил бы и дальше, но замер на полуслове, когда бывший любовник снова вдруг оказался совсем рядом: это было неуютно и странно. А потом он вслушался в слова Танкервиля, и его будто током ударило.
  Несколько лет назад это были бы лучшие слова и лучшее предложение на свете, Финн просто не смог бы не откликнуться, причём и телом, и всем сердцем. Сейчас было неприятно и неловко. Неловко, потому что, как бы странно это ни звучало, но в последний месяц все его желания, все сексуальные фантазии полностью свелись к Бойду, и никого другого ни хотелось ни на грамм. Сейчас даже потряхивало немного от прикосновений чужих рук, стоило труда не оттолкнуть их и не податься резко в сторону. И ко всему этому добавлялась неловкость: уже услышав отказ, Танкервиль не отступался и вся эта внезапная атака казалась жестом отчаяния, унижением. Было странно смотреть, как такой человек почти выпрашивает секс. Почти жаль его. И в то же время на секунду на губах Паркера почти проступила мстительная усмешка: на фоне того, как вёл себя бывший любовник сейчас, воспоминание об расставание доставляло какое-то мелочное, хищное удовольствие.
- Танкервиль, - наконец, тихо отозвался Финн и осторожно отстранился, мягко отняв от своего лица руки Танкервиля и на секунду удержав их за запястья. - Не надо. Послушай меня, не надо. Нам с тобой когда-то действительно было очень хорошо вместе, а потом всё совершенно безобразно развалилось, но сегодня ты всё исправил. И я тебе благодарен, - Финн слегка улыбнулся, заглянув Танкервилю в глаза. - Я не играю в недотрогу, но этот секс ни тебе, ни мне не нужен. Это было бы... не завершить историю, а бередить старое. А ты же меня знаешь: если я с кем-то встречаюсь, с другими не сплю, - Финн слегка усмехнулся. - Давай лучше допьём скотч, расскажешь мне ещё немного о Лондоне, и я вызову тебе такси.
  А потом, когда он останется один, можно будет, наконец, как-то унять эту чёртову странную дрожь и снова привести в порядок мысли, превратившиеся за прошедшие полчаса в настоящий водоворот.