Провожая Танкервиля, Паркер почти не сомневался, что справился с этой встречей хорошо, гораздо лучше, чем мог бы: всё закончилось мирно, никто не бросался обвинениями, то, что началось, как странный разговор, странным разговором и осталось, не превратилось в ссору, никто не бросался обвинениями, никто не пытался "доругаться" за то, что было почти шесть лет назад. Закрывая за бывшим любовником дверь, Финн даже одарил его на прощание дежурной улыбкой и только когда остался в квартире один, понял вдруг, что вместе с уходом Танкервиля хаос, который он принёс с собой никуда не делся.
  Финн чувствовал себя одновременно напряжённым и вымотанным, его всё ещё потряхивало после этой внезапной встречи, в голове было неприятно пусто, а руки так и ходили ходуном. Перед глазами всплывали то смущённый, какой-то несмелый взгляд бывшего любовника, то его улыбка, будоражащая и раздражающая разом, его прикосновения и жаркое дыхание совсем рядом, от которых хотелось отряхнуться. Финн всё ещё чувствовал их у себя на коже, мысленно последними словами ругал себя за идиотскую чувствительность и всё никак не мог успокоиться, унять внутренний сумбур. И нисколько не помогала привести себя в порядок мысль о том, что он виноват - перед Танкервилем, за то, что позволил ему унижаться и дал себе насладиться своей небольшой, ненамеренной местью, перед самим собой и перед Бойдом, за то, что смаковал присутствие бывшего любовника, не выставил его вовремя, вообще допустил всю эту сцену, был не в меру эмоционален.
  Давили монохромные стены, было душно, сколько ни открывай окна. Попавшаяся на глаза карточка Танкервиля резанула взгляд, и одно это подлило масла в огонь. И как-то само собой всплыло воспоминание о кокаине: кажется, одна или две дозы, в старой сувенирной шкатулке в дальнем углу минибара, на случай, когда станет так черно, что дышать будет нечем. Сейчас подходящий случай явно подвернулся.
  То, что было дальше, Финн запомнил не слишком хорошо. Доза - и знакомое ощущение эйфории, сказочной лёгкости и жажды что-то делать, куда-то идти, с кем-то быть, действовать. Такси - и ослепительно вспыхивающие неоном интерьеры клуба "Кремль". Оглушительно бьющая по ушам музыка, голоса, почему-то то приближавшиеся и чуть ли не ревевшие в ушах, то странно отдалявшиеся. Кажется, он танцевал, кажется, кто-то пытался его угощать, кто-то лез целоваться. Финн отстранялся, то пытался найти угол потемнее, то снова привлекал чужое внимание, что-то пил, и от этого ещё больше шумело в голове. Это было всё равно что мерить на себя ту жизнь, которая почти стала его жизнью когда-то, в Лондоне, и которую было так легко вернуть, просто позвонив по номеру с визитки Танкервиля. Возвращать не хотелось, но хотелось как будто ещё раз приблизить к себе на расстояние вытянутой руки, всмотреться, распробовать - так иногда пьют до тошноты, до полной одури, чтобы потом мутило от одного вида алкоголя. По крайней мере, если бы Финн сейчас был в состоянии думать и логически рассуждать, он выстроил бы именно такую логическую цепочку.
  Думать и рассуждать он в состоянии не был. Уйдя из клуба перед самым закрытием, унёс с собой ещё одну дозу, побывал в нескольких барах, ещё пару часов бесцельно катался на такси по городу, а вернувшись, наконец, домой, покончил и со второй дозой: возвращаться в реальность всё ещё не хотелось.
  Кажется, потом он заснул. Или просто выключился, выпал в другую реальность. Звонок в дверь оглушительно ударил по ушам и заставил вздрогнуть всем телом. Финн вскинулся, обалдело осмотрелся по сторонам, потом поднялся и пошёл открывать. Голову вело, перед глазами всё было каким-то мутным и туманным. И обнаружившийся на пороге Бойд тоже показался каким-то ненастоящим, больше похожим на порождение странной утренней дымки.
- Малыш?.. - растерянно спросил Паркер, щуря глаза, которые сейчас почему-то сильнее обычного резал утренний свет. - Ты... когда приехал? Заходи, не стой в дверях, я... не думал, что ты приедешь, - и он посторонился, неловко при этом пошатнувшись.

Отредактировано Phineas Parker (2017-07-21 19:22:21)

Нельзя сказать, что Финн сейчас совсем ничего не соображал, нет, он видел и воспринимал окружающую реальность, даже понимал, что что-то сейчас не так - с Бойдом, с миром, с ним самим - но вот взаимодействовать с этой реальностью адекватно был не слишком способен.
  Закрыв дверь с громким щелчком, он обернулся к любовнику, несколько секунд смотрел на него немного расфокусированным взглядом, а потом вдруг улыбнулся и обвёл пальцами круги и Бойда под глазами.
- Не спал, - тихо и чуть хрипловато произнёс Финн и обвёл чуть подрагивающей рукой сначала скулу, потом подбородок Бойда - Ехал ночью, не спал, совсем вымотался... - ещё одно неловко, смазанное движение: пальцы прошлись по губам Бойда и соскользнули вниз.
  Возмущённый возглас почему-то показался слишком громким, раздражающе громким, и Паркер слегка поморщился. Он понимал, что его, кажется, упрекают, им недовольны и, наверное, надо будет извиниться, но зачем сейчас, когда это можно отложить? Ведь можно же? Конечно, можно, особенно когда есть дела приятнее и важнее: малыш приехал к нему, стоит совсем рядом, такой живой и тёплый, так знакомо, так хорошо пахнет - и так хочется притянуть к себе и не отпускать подольше. Так хочется, что лихорадкой пробирает, и становится жарко. А когда так хочется, разве можно не сделать? Всё остальное - потом, оно неважно.
- Я не забил, - немного невнятно отозвался Финн, по-прежнему глядя Бойду в лицо диковатыми, потемневшими глазами. - Это другое. И не загул, это... Загул тоже, но не просто так... так получилось, я потом объясню, - слова давались трудно, да и говорить не хотелось, хотелось совсем другого, и Финн, сейчас с лёгкостью поддававшийся своим желаниям, вдруг подался ближе к Бойду, потянул с него куртку и зашептал сбивчиво и требовательно: - Иди ко мне, малыш, иди сюда, ты мне сейчас так нужен... Ты мне был так нужен... Даже не представляешь, как же хорошо, что ты здесь... ты ко мне приехал... - и Финн потянулся целовать его, крепко, почти судорожно вцепившись ему в плечи.

Будь всё как обычно, Финн обязательно бы заметил и то, что Бойд не тянется к нему на встречу, как делал это всегда, и то, что он явно не отзывается на его прикосновения, а только с грехом пополам терпит их. Вот только будь всё, как обычно, в голове у Паркера не клубился бы сейчас кокаиновый дурман, он отвечал бы за себя, видел реальность ясно, а не из-за нынешней мутной пелены, и был бы способен адекватно реагировать на происходящее. Сейчас ни о каких адекватных реакция и речи не было, и Финн, наверное, так и не отцепился бы от любовника, если бы не удар, в который явно было вложено немало силы.
  Ощущение было такое, как будто из него разом вышибли весь воздух. Финн беззвучно ахнул, задохнулся, а потом, согнувшись пополам, отшатнулся назад к стене и тяжело сполз по ней на пол. На то, чтобы подняться, теперь не хватало сил, на вопросы, разговоры и оправдания - дыхания, так что он просто сидел на полу и почти безучастно наблюдал за тем, как Бойд деловито засучивает рукава. В голове было одновременно шумно и пусто, как будто в большом гулком зале стоял звон.
  "Интересно, это чтобы дальше бить?.. Но зачем? Толстовка-то чёрная, следов всё равно не будет. Хотя жалко, конечно, кровь всё равно засыхает, даже если незаметно, потом хрен отстираешь... О чём это я думаю? И за каким чёртом?"
  Сообразив, что молчит уже слишком долго, Финн медленно поднял на Бойда тяжёлый взгляд. Врать и убеждать, что любовник ошибся, и ничего такого не было, он не собирался: во-первых, Бойд каким-то образом уже все свои выводы явно сделал, а, во-вторых, не будет между ними вранья, только не в том, что касается серьёзных вещей и всякого дерьма. И серьёзного дерьма. Для таких мыслей Паркеру даже в этом состоянии хватало способности соображать.
- Кокс, - хрипло отозвался он, снизу вверх глядя на Бойда, потом усмехнулся и прибавил: - Идеальный чистый кокаин, просто порошок мечты. Вторая доза, правда, чуть хуже. И, кажется, около часа назад, не помню точно, - и он устало прошёлся ладонью по лицу, как будто силился не то избавиться от самой усталости, не то стереть навязчивый дурман.

На "мудака" не хотелось вскидываться - хотелось извиниться. Финн, наверное, так и поступил бы, вот только не мог отделаться от ощущения, что сидящий на полу, неспособный даже подняться на ноги человек, которые бессвязно мямлит извинения выглядит уж слишком беспомощно и жалко. Гораздо более беспомощно и жалко, чем он был готов выглядеть в глазах Бойда. Так что потом, всё потом, он попросит прощения, постарается найти подходящие слова, объяснит всё, что можно, а что нельзя, ну, за всё, что нельзя, огребёт, значит, это тоже способ исправить ситуацию и спасти день. Только это всё потом, позже, когда он хоть немного протрезвеет и вернёт себе способность здраво соображать, изъясняться и реагировать.
  В ванной шумела вода, Финн отстранённо слушал этот звук, время от времени поёживался, когда по телу прокатывалась неприятная дрожь и думал, что надо бы всё-таки попробовать подняться, пойти к Бойду, посмотреть, чем он там занят, самому сделать что-нибудь. Думал - и по-прежнему не находил в себе достаточно сил, чтобы шевельнуться.
  Взбодрил только прозвучавший где-то совсем над ухом голос Бойда, и Финн вскинул голову, а потом и послушно поднялся и двинулся вместе с ним в ванную. От вида холодной воды разом стало не по себе - показалось, что прикоснуться к ней сейчас будет почти мучительно - но Паркер только кивнул, закрыл глаза и действительно задержал дыхание.
  Это было отвратительно и вместе с тем даже лучше холодного душа. Когда Бойд позволил ему вынырнуть, Финн судорожно глотнул воздуха и неловко встряхнулся. Мир вокруг разом придвинулся ближе, перестал качаться и вспыхивать странными отблесками, обрёл нормальные реалистичные цвета. Лицо Бойда теперь виделось более чётким, в нём больше не было недавней туманности и расплывчатости. Несколько секунд Финн молча, не мигая, смотрел ему в глаза, а потом коротко рвано кивнул:
- Проясняется, - хрипло бросил он и неловко оперся рукой о стену. - Давай... - голос сорвался на шёпот, и Финн прибавил громче: - Давай ещё, малыш.
  Ещё несколько часов назад ему хотелось быть как можно дальше от этой чёртовой реальности, сейчас он изо всех сил тянулся к ней, цеплялся за неё и хотел удержаться.

Это было мерзко. Холодная вода пробирала так, что по коже шли мурашки, от того, как она затекала за шиворот, начинало трясти, от контраста температур кровь прямо-таки грохотала в ушах и то и дело перехватывало дыхание. Тем не менее, Финн по-прежнему даже не думал вырываться, он всё так же безропотно терпел неприятную процедуру, почти с мазохистским удовольствием прислушиваясь к тому, как тело то прохватывает напряжением, то отпускает, а в голове понемногу проясняется.
  Когда Бойд снова позволил ему вынырнуть, он тяжело, с хрипом перевёл дыхание, отёр чуть подрагивающей рукой лицо и посмотрел любовнику в глаза.
- Лучше, - отрывисто отозвался Финн, и голос прозвучал надтреснуто и хрипло. Сердце стучало быстро и как будто с перебоями и лишнее дыхание на разговоры он не тратил, поэтому только кивнул Бойду в ответ и под конец прибавил негромким эхом: - Поговорим.
  Под душем Финн стоял долго, подставляя лицо чуть тёплым струям, смывая запахи сумасшедшего ночного угара, старательно стирая даже призрачные следы чужих прикосновений и поцелуев. Способность думать, рассуждать, складывать мысли в связные слова постепенно возвращалась к нему, и он размышлял о том, как лучше всего быть дальше. Сказать правду - тут даже и думать нечего. Рассказать всё в подробностях? Да, наверное, так будет лучше всего, сейчас не тот момент и не та ситуация, когда стоит хоть о чём-то умалчивать. Попытаться объяснить, каково ему вчера пришлось, что всё вот так закончилось? Вряд ли без этого все остальные его объяснения будут полными. Попросить прощения? Да, но только после того, как прозвучит всё остальное, нечего давить на жалость.
  Почувствовав, наконец, что силы вернулись, насколько это было возможно, Финн выключил душ, вышел из ванной и отправился приводить себя в порядок, а пять минут спустя уже появился на кухне, одетый в серый спортивный костюм, от которого пахло свежестью, осунувшийся, но собранный и тихий. Устроившись за столом, он несколько секунд вдыхал кофейный запах, разлившийся по кухне, и смотрел в свою чашку, а потом поднял на Бойда взгляд.
- Поговорим, - тихо сказал он, и в этом не было вопросительной интонации. - Я сказал, что обдолбался не просто так. В общем-то, так оно и было, хотя то, что вчера случилось, не причина устраивать такое дерьмо, - Паркер сделал глоток кофе, собираясь с мыслями, и продолжил: - У меня вчера случилась очень неожиданная встреча: ко мне без звонка и без всяких других предупреждений приехал человек, с которым мы были вместе два года, а потом расстались, по его инициативе, - Финн снова сделал паузу, невольно удивляясь тому, как скудно и сухо всё это звучит в пересказе. Переведя дыхание, он заговорил снова: - Я... здорово развалился тогда, прямо-таки на куски. Не знал, как жить, что делать, чувствовал себя так, как будто мне... перекрыли подачу воздуха. Всё стало не слишком важным. Это тогда я вернулся из Лондона в Белфаст и попытался тут прижиться, - Финн не замечал, что говорит уже не глядя на Бойда, и не отрывает взгляд от своей чашки. - Вчера его вдруг принесло. Пошли разговоры о том, что это было ошибка, а теперь он знает, что на самом деле важно. О том, чтобы начать сначала, как он выразился, - Финн нервно усмехнулся, сделал большой глоток кофе и зашипел, обжёгшись. - Или хотя бы провести вместе последнюю ночь, - в этот раз усмешка получилась больше похожей на гримасу, и молчал Финн долго. Чтобы заговорить снова, пришлось сделать над собой некоторое усилие, но он продолжил: - В общем, не было никаких "сначала" и никакой ночи, но... Когда он ушёл, у меня как будто сдвиг какой-то пошёл. Редко такое бывает, но... мне было места себе не найти. И я вспомнил про дозу, она у меня давно лежала, на хреновый день... - и снова большой глоток кофе, и снова тихое шипение сквозь зубы. - А потом меня зачем-то понесло в "Кремль", сам не знаю, зачем. Вторую дозу я привёз уже оттуда, тоже не знаю, зачем, врать не буду. Ну и обдолбался заново, уже перед твоим приходом, - Финн снова глотнул кофе и встретился-таки с Бойдом взглядом. - Вот так было дело, - тихо закончил он и больше уже глаз от лица любовника не отводил в ожидании реакции на всю эту сбивчивую исповедь.

Озвученные Бойдом, все его вчерашние приключения звучали ещё омерзительнее, чем были на самом деле, и Паркер болезненно морщился, слушая любовника. Всё было и так, и не так, как он говорил: Финн действительно сорвался в совершенно идиотский угар вместо любых разговоров, он на самом деле не отвечал на звонки, ему действительно сорвало башню одно появление Танкервиля у него на порог. Вот только детали и подробности всё это не столько меняли или улучшали картину, сколько меняли акценты и по-другому выставляли свет. Можно ли это объяснить? Время ли уже объяснять? И стоит ли вообще начинать с оправданий? Финн молчал, смотрел, не отрывая глаз, на Бойда и снова и снова прокручивал в голове эти вопросы один за другим.
  Бойд, между тем, говорил, как будто скальпелем слова отрезал, и выглядел при этом непохожим на себя - резким, колючим, жёстким, не склонным к снисхождению или к тому, чтобы кого-то незаслуженно жалеть. Казалось, что его злость так и звенит в воздухе, как перетянутая струна, и не оставляло чувство, что это - сигнал угрозы, предупреждение о чём-то опасном и разрушительном. Финну, внимательно наблюдавшему за любовником, было не по себе, и при этом его не оставляло какое-то странное, до этого момента незнакомое восхищение любовником. О том, чтобы его перебивать, не могло быть и речи, под его взглядом сейчас хотелось подобраться и притихнуть. Паркер и притих, ровно до того момента, как прозвучали два последних вопроса, хлёсткие, как тяжёлые оплеухи. Финн вздрогнул, когда Бойд со стуком поставил кружку на стол, и вскинул голову, снизу вверх глядя на на него.
- Ни первый, ни второй, - тихо произнёс он, на время отодвинув на второй план всё остальное, сказанное только что любовником. - Ты знаешь меня не так уж давно и можешь не верить, если не хочешь, но - нет, обычно я так себя не веду. Не дёргаю людям нервы, не пропадаю с радаров, не забываю об обещаниях и о назначенных встречах и звонках. Хотя насчёт кокаина врать не буду: это не первые две мои дозы. Когда-то бывало намного чаще, в последнее время не бывало вообще. Я на нём не сижу. А второй вариант... - Финн помолчал, почти физически чувствуя, как ускользают нужные слова. Досадливо потёр лоб, пытаясь собраться, потом снова посмотрел Бойду в глаза и продолжил: - Я не разрываюсь. И не думаю, не вернуться ли к нему. Пока мы с ним разговаривали, у меня ни на секунду не возникло мысли это сделать. Когда он меня поцеловал... - Финн криво усмехнулся и тряхнул головой. - Это оказалось противно, потому что это был не ты. И я сказал ему о тебе. Но когда он ушёл... у меня как будто крыша поехала. Чёрт, я не знаю, как это объяснить! - получился почти выкрик, и Финн поспешил взять себя в руки. И продолжил ровно, совсем тихо: - Это как... кто-то ломает твою жизнь об колено и выбрасывает за ненадобностью, и ты думаешь, что сдохнешь. А потом он снова появляется в ней, и ты вдруг понимаешь: то, что раньше имело такую силу, теперь её потеряло. И пытаешься понять, как это. Ещё что-то пытаешься. Держишься за настоящее. Но... пока держался, у меня как будто пол с потолком поменялись местами, всё поехало по швам. А тут и шкатулочка с дозой, - неловко закончил Финн и одним духом допил кофе.
  Кровь стучала в ушах, сердце колотилось в горле. Было неловко, было отчаянно стыдно за свою слабость. И очень трудно поднять взгляд. Он медленно поднял глаза и посмотрел Бойду в лицо.

Финн был настроен извиняться. Объясняться. Оправдываться. Одним словом, делать всё, что значило бы полное и безоговорочное принятие на себя вины. Он сейчас был сам себе противен, ему было невыносимо стыдно за то, что Бойду пришлось из-за него пережить, и большего всего сейчас хотелось как-то исправить сделанное, найти способ всё наладить, чего бы любовник от него ради этого ни потребовал. Финн вздрогнул всем телом, когда чашка просвистела в нескольких дюймах от его головы, а потом со звоном разлетелась на куски, подобрался и вскинул на Бойда взгляд, готовый, кажется, к чему угодно. А потом всё вдруг разом переменилось, как будто даже мир вокруг обрёл другие цвета.
  "Жалкие оправдания", "повёл себя как слабак" - каждая фраза казалась похожей на оплеуху и хлестала тяжело, резко, наотмашь. Паркер смотрел, как любовник ярится и беснуется, слушал го голос, и без того низкий и грубоватый, а сейчас и вовсе похожий на рычание, и чувствовал, как подавленность и чувство вины отступают, а вместе с ними слабеет и желание объясняться и просить прощения. Почему-то все эти чувства, которые ещё совсем недавно казались такими естественными, логичными и правильными, теперь как будто таяли под напором охватившей его злости. И главная причина у этой злости была одна: Бойд ошибался. Никто не имел значения, кроме него, ничто не было важно, никого Паркер не хотел, кроме того, кто сейчас так яростно на него орал, и то, что любовник сделал прямо противоположный вывод, заставило прямо-таки задохнуться от злости.
  Не вполне отдавая себе отчёт в том, что делает, Паркер вскочил с места, одним движением оказался рядом с Бойдом и сгрёб его за грудки.
- Да не хочу я его! - и откуда только голос взялся так орать после всего, что было за прошедшие сутки. - Не хочу, слышишь?! - с силой встряхнув любовника, Паркер прижал его к стене. - Ни его, никого другого! Вообще никого, кроме тебя! Если бы было по-другому, тебя бы сейчас тут не было! - Финн не узнавал собственный голос, судорожно сжатые руки сводило судорогой. - Ты прав во всём остальном, но, мать твою, не в этом! И не говори о том, чего не знаешь! - на этом дыхание всё-таки пресеклось, и Паркер смолк, тяжело переводя дыхание и глядя в лицо Бойду диковатыми, лихорадочно вспыхивающими глазами.
  Всего несколько минут назад он был настроен на долгие, искренние, покаянные объяснения. Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы так дальше и покатилось: яростные выкрики, а за ними и драка. Если бы Финн сейчас мог удивляться, он был бы ошарашен стремительностью этой перемены.

Выкрик Бойда не возымел никакого действия: Финн тяжело, с хрипом переводил дыхание, даже не думал хоть на шаг отступить или выпустить свою добычу из рук и по-прежнему блуждал по лицу любовника яростным, так и вспыхивающим недобрыми искрами взглядом. Бойд выглядел притихшим, будто бы даже сменившим гнев на милость, но Паркер шестым чувством чуял, что от него всё ещё исходит всё тот же жар, который пару минут назад заставлял его кричать так, что чуть стёкла в окнах не звенели. И этот жар ещё несколько секунд спустя заявил о себе с новой силой.
  От толчка в плечи Паркер отлетел назад, даже не успев удивиться тому, откуда у невысокого Бойда столько силы, слегка пошатнулся, но на ногах устоял. И вместо того, чтобы найти какие-нибудь подходящие слова и успокоить разгорающуюся ссору, мгновенно ринулся в новую атаку.
- Медаль?! - Финн снова пошатнулся и отступил ещё на шаг. - Да какого чёрта ты думаешь, что я вообще чего-то жду?! Я не сказал, что он мне безразличен, я сказал, что не хочу его! Не хочу, понимаешь?! Но то, что мне нужен ты, не значит, что мне, мать твою, не было больно! Потому что это, чёрт возьми, было больно! - он тяжело перевёл дыхание, собираясь говорить дальше, наступать, выплёскивать и выплёскивать всё, что сейчас заставляла выплеснуть отчаянная, какая-то болезненная и горькая злость. - Хочешь рассказать мне о жалости к себе?! Поверь, мне я не думал, как мне себя жаль, - лицо Паркера исказила злая судорожная усмешка. - Я вообще в тот момент не думал. Я уцепился за ту анестезию, которая была под рукой, за ту, к которой привык. Которая всегда работала. Потому что никакой другой никогда и не было и негде было её искать! - этот последний выкрик прозвучал особенно яростно и громко. Финн как-то дико оскалился, а потом шагнул Бойду навстречу и снова вцепился в него, как будто хотел не то встряхнуть его посильнее, не то отшвырнуть, чтобы получить свободу манёвра, не то наоборот - прижать к себе покрепче.

От удара челюсть так и взорвалась ослепляющей болью. Не успевший закрыться Паркер беззвучно ахнул, снова отлетел назад, к стойке, и с трудом устоял на ногах, уцепившись за её край. Перед глазами на секунду потемнело, кухня так и кружилась, пол и потолок в который уже раз за сутки норовили поменяться местами, но всё это сейчас волновало Финна в последнюю очередь. Всё это было неважно, значение имели только яростные бессвязные выкрики, которыми они с Бойдом обменивались так увлечённо и самозабвенно, как будто вознамерились специально сделать ситуацию как можно хуже, довести ссору до высшей точки.
  Тяжело дыша, неловко цепляясь за край стойки, Финн сверлил любовника настороженным недобрым взглядом и внутренне уже готовился к новому раунду атаки, когда всё-таки дал себе труд сосредоточиться и вслушаться в слова Бойда. Наверное, если бы главным в его тираде был Танкервиль, который "так важен" для него, Паркеру снова застлало бы глаза красной пеленой, но в этот раз он всё-таки сумел расслышать другое. А расслышав, даже дыхание затаил на несколько секунд и всё смотрел и смотрел на Бойда, пристально, внимательно, неожиданно трезво, как будто впервые рассмотрел в нём что-то новое и по-особенному важное.
- Значит, - неожиданно тихо после недавних криков отозвался Финн и, опираясь на столешницу, тяжело выпрямился. - Много значит. Всё значит. Ты значишь для меня всё, - голос звучал хрипло и то и дело норовил сорваться, но Финн сейчас не замечал этого. - Но я не хотел, чтобы ты спасал ещё и меня. И чтобы видел таким. Хотел развязаться сам. Не получилось, - это по-прежнему было далеко от связных и внятных объяснений, но на большее Паркера пока не хватало. Глубоко вздохнув, он хотел сказать ещё что-то, но только прибавил громче и резче, чем говорил до того: - Только не рассказывай мне, кто мне нужен. Я это решил задолго до вчерашней встречи, - и глаза Финна снова полыхнули притухшей было злостью.

Когда Бойд заговорил, Финн даже дыхание затаил, не услышав в его голосе ничего, кроме тихой усталости да ещё такого тепла, какое вообще редко хоть в ком-нибудь находил. Разом отступили и показались неважными и вчерашняя боль, и сегодняшняя, совсем недавняя злость, и страх так и не быть понятым, и даже стыд, такой мучительный и отчаянный, что из-за него любые оправдания превращались в бессвязные упрёки. Ничего больше не осталось, кроме ощущения того, как бесконечно, неимоверно он устал за прошедшие сутки и кк нуждался в том, что получил сейчас - вот в таком "и в горе, и в радости".
  Финн слушал Бойда и почти физически ощущал, как пылью рассыпается всё это время давивший на плечи груз. Больше не надо внутренне собираться, пытаясь задавить старое и в одиночку удержаться за настоящее. Не надо прятаться в углу потемнее, как раненое животное. Не надо пытаться выдать фальшивые улыбки за настоящие и до бесконечности делать хорошую мину. Вообще ни черта больше не надо, кроме того, чтобы открыться человеку, который сейчас так ласково обнимает его за шею, и не пытаться замкнуться вновь. И всё ещё трудно до конца поверить в то, что это реально, и в то же время внутренний голос настойчиво твердит, что поверить необходимо, что он будет последним кретином, если сейчас привычно шарахнется в сторону или попытается сохранить дистанцию.
  Медленно, глубоко вздохнув, Финн мягко обнял Бойда и притянул его поближе к себе.
- Прости, - тихо прошептал он, уткнувшись носом в темноволосую макушку, пахнущую немного кофе и немного - улицей и долгой дорогой. - Прости, что был дураком. Прости, что повёл себя, как кретин-одиночка, - Финн мягко коснулся губами волос любимого. - Просто "вместе" - это очень непривычное слово, трудно привыкнуть, что теперь всё так и есть, всё так и будет. Трудно поверить, что всё настолько хорошо, - Финн говорил, а сам всё никак не мог остановиться и перестать скользить губами по волосам Бойда. - Что действительно продано, и ты меня забираешь вместе со всем багажом и бракованными деталями, - он беззвучно усмехнулся и прижал к себе Бойда так крепко, что стало трудно дышать.
  Вот так. Вот что значит "вместе" и это "вместе" у них действительно есть. И теперь он ни за что это не отпустит, как не отпустит малыша. И ни за что не потеряет то, что они теперь делят на двоих.

Финн пока не знал, как это - привыкнуть к чему-то такому, поверить, что рядом и правда кто-то есть, кто-то, кому небезразлично всё, что с ним творится, кто-то, кто захочет разделить любой груз и разгрести вместе любое дерьмо. Это казалось удивительным, незаслуженно хорошим, и Финн совсем не был уверен, что сходу сможет вести себя правильно и избавиться от своего "комплекса одиночки". Зато точно знал, что обязательно постарается, и что на самом деле жизнь изменится не в день, когда он сойдёт с поезда на вокзале Килкенни - она меняется сейчас, благодаря Бойду, уткнувшемуся носом ему в плечо.
- Ты идеал, идеалом останешься и достался мне в идеальном состоянии, - Финн мягко улыбался, отвечая на поцелуй любовника. - Знаешь, почему? Потому что ты - уникальное лимитированное издание, всё, что в тебе есть - не брак или проблемы, а коллекционные особенности, - беззвучно усмехнувшись, он теперь уже сам коснулся губ Бойда поцелуем. - Я люблю тебя, - тихо и очень серьёзно отозвался он. - И, знаешь, это, наверное странно, но я впервые в жизни действительно не один. Удивительное чувство, но думаю, я скоро привыкну, что мне это всё не снится, - Финн чуть поморщился от прикосновения, а потом перехватил руку Бойда и поцеловал кончики его пальцев. - Почти не болит. Но, думаю, лёд приложить всё-таки стоит, чтобы завтра не пугать людей. Ты садись или съешь что-нибудь, если хочешь - в буфете есть пончики - а я пока поищу ледовые запасы. И расскажу, как было дело вчера, - и с этими словами он нырнул в холодильник в поисках заготовленного для виски льда.
  Не прерывая поисков - лёд почему-то оказался в самом дальнем углу - Паркер сосредоточенно размышлял. После всего, что только что было, ему действительно хотелось поделиться с Бойдом вчерашними чувствами, сегодняшними мыслями и вообще всем тем, что подняла в нём встреча с Танкервилем. Вместе с тем трудно было не беспокоиться о том, каково малышу будет всё это слушать. Стоит ли рассказывать подробности? Какие? С чего начать? Как говорить, чтобы каким-нибудь образом не сделать любимому больно?
  В конце концов, так и не найдя ответов на все свои вопросы, Финн решил, что ничто не будет лучше искренности, открытости и честности и этого он и будет держаться. Устроившись на стуле у стола, он приложил к челюсти пару ледяных кубиков и посмотрел Бойду в лицо.
- Знаешь, я просто обалдел вчера, когда увидел его на пороге, - Финн неловко усмехнулся. - Он был последним, кого я ждал увидеть, сначала вообще думал, что это ты, и ты снова приехал сделать мне сюрприз, - он безотчётно, как будто в поисках поддержки, коснулся руки Бойда. - В последний раз мы говорили почти шесть лет назад, и меня тогда прорвало, я сказал всё плохое, что успело накопиться за два года и... на этом всё кончилось. Потом несколько лет представлял, что будет, если мы снова встретимся и как это будет, в моменты слабости почти мечтал об этом, а тут мне уже ничего не нужно, а он пришёл рассказывать об ошибках и о том, как понял, что на самом деле важно в жизни, - Паркер неприятно, жёстко усмехнулся. - Надо было его сразу выставить, а я какого-то чёрта решил, что поговорить будет более... по-человечески. И пока говорили, он как будто все эти воспоминания во мне поднял, обо всех тех чёртовых годах, когда я его тут вспоминал и думал, а не повеситься ли, - новая усмешка вышла неловкой и виноватой. - И этот... поцелуй точно был последней каплей, - Финн смолк на несколько секунду, вдруг сбившись и растерявшись, а потом досадливо тряхнул головой: - Прости, я, кажется, опять путаюсь и несу что-то не то, - ледяные кубики очень вовремя окончательно превратились в воду под рукой, и он поспешно полез в холодильник за новой порцией.

Говорить об этом вслух не хотелось, но Финн невольно подумал, что Бойд даже не представляет до конца, насколько сейчас прав: несколько месяцев назад появление Танкервиля стало бы ударом, отбить который оказалось бы значительно тяжелее, и тёмные мысли наверняка заглянули бы на огонёк. Финн сомневался, что действительно решился бы на самоубийство - всё-таки один раз он уже взвесил для себя эту перспективу и отказался от неё - но даже размышления на эту тему стоили бы ему немалой крови.
  Слушая Бойда, он прижимал к лицу два новых ледяных кубика, сосредоточенно хмурился, мысленно взвешивал каждую фразу любовника, соглашался, время от времени несколько запоздало кивал в ответ на его слова и совсем было уже собрался заговорить, когда услышал в высшей степени нелестный отзыв о внешних данных своего бывшего любовника.
  Надо сказать, за всё то время, что он провёл рядом с Танкервилем, отзывались о милорде графе очень по-разному. Он был и "мудаком", и "чёртовым засранцем", и "красивой сволочью", и даже "слишком сексуальным сукиным сыном". Но он совершенно точно никогда, ни в чьих устах не был обладателем тощей задницы, и почему-то сейчас эти слова произвели на Паркера такое оглушительное впечатление, что вместо осмысленного ответа на вопрос Бойда, он зашёлся прямо-таки гомерическим хохотом.
- Откуда ты знаешь, что у него тощая задница?! - наконец, выдавил Финн, с трудом подавляя новый приступ смеха. - Вот скажи мне, откуда?! Все и всегда, знаешь ли, говорили о нём совершенно иначе, и вообще, это называется быть не тощим, а изящным, - Финн обнаружил, что на глазах даже слёзы выступили, поспешно их вытер и немного посерьёзнел. - И, знаешь, это действительно охренительно, - негромко прибавил он. - Идеальная встреча, о такой я точно не мечтал, но она здорово мне напомнила, какой я злопамятный и мстительный ублюдок, - Финн усмехнулся, и усмешка получилась совсем недоброй. Несколько секунд он смаковал воспоминание о том, как изменился в лице Танкервиль, сперва не получив ответа на поцелуй, а затем и услышав отказ в "последней ночи". Даже вызвать в памяти эту картину оказалось приятно. Потом, подняв на Бойда взгляд, Финн слегка улыбнулся и покачал головой: - Нет, малыш, он ничего для меня не значит. Вообще. Совсем. Только ты имеешь значение и даже самых простых прикосновений хочется только от тебя, - Финн сам отчасти удивлялся этому, но успел полностью убедиться в реакциях своего тела: никого, кроме Бойда, оно теперь просто не желало подпускать и признавать.

В том, что задница, устроившаяся сейчас на высоком табурете возле стойки, лучше любой другой задницы в целом мире, Паркер нисколько не сомневался. И, пожалуй, не было лучшего подарка, чем то, что она будет сегодня спать в его постели и наверняка позволит ему очень многое и ещё чуть-чуть. Одна мысль об этом была так хороша, что Финн мгновенно расплылся в мечтательной, совершенно блаженной улыбке и очнулся только тогда, когда Бойд соскользнул с табурета и оказался рядом.
- Отомщён, - негромко отозвался Финн, не переставая улыбаться. - И вообще-то я даже дважды отомщён - и тем, как он вчера уходил, и тем, что сейчас рядом со мной ты. Ты уже заставил меня его забыть, - эти слова он выдохнул уже в самые губы любовнику. - Совсем и насовсем, - и Финн ответил на поцелуй так, как будто утолял сейчас сумасшедшую жажду посреди самой жаркой на свете пустыни.
  Несколько секунд ему казалось, что весь окружающий мир стал немного дальше, потерял в громкости звуков и яркости красок, а дыхания хватает только пока он не отрывается от губ Бойда. И всё хорошо, всё замечательно, а дальше будет только лучше, вся дрянь осталась в прошлом и больше не имеет значения, а у них двоих целых два замечательных дня впереди. Финн обнял любовника за плечи, крепче прижимая к себе, и выпустил только когда почувствовал, что тот сам пытается отстраниться.
  Чуть откинувшись назад и облокотившись на столешницу, Финн улыбался и выжидательно смотрел Бойду в лицо.
- Ну же, малыш, давай, - мягко подтолкнул он. - Мне же теперь интересно, - Бойд выглядел таким непривычно растерянным и смущённым, что его невольно хотелось подтолкнуть, помочь ему заговорить. А ещё трудно было не задаться вопросом, что же за слова такие застряли у него в горле.
  Выяснилось это уже через несколько секунд, и Паркер так и замер, всё ещё улыбаясь, но уже начиная недоверчиво, чуть настороженно хмуриться. Он помнил разговор на вокзале, не стал бы отступаться от всего, что было тогда сказано, и всё равно не был до конца уверен сейчас в своей реакции. Наверное, в обычной ситуации такое признание могло бы превратить его в берсерка, но сегодняшний день и все нынешние разговоры точно обычными не были, и уже одно это как будто смешало все карты.
- Мы действительно об этом говорили. Я всё помню, - немного запоздало отозвался Финн, зачем-то покручивая на столе пустую кофейную чашку. Помолчав несколько секунд, он посмотрел Бойду в глаза. - Слушай, я... я действительно всё помню, но всё-таки кое-что спрошу. Кто это был? И как это было? В смысле, с чего оно вообще случилось? - тяжело вздохнув, Финн мысленно проклял своё опять невесть откуда явившееся косноязычие и страшно пожалел, что под рукой нет сигарет.

Финн, притихнув и сосредоточенно хмурясь, слушал Бойда, а заодно и прислушивался к себе. Каково это? Что будет значить этот случай и рассказ малыша? И будет ли вообще что-нибудь значить? Сейчас должно быть больно? Это вообще имеет хоть какое-то значение?
  Вопросов было много, до смешного много, но чем больше Финн пытался себе на них ответить и наблюдал за блужданиями Бойда по кухне, тем больше убеждался: ему не больно, всё это неважно, об этом не только можно забыть, это можно сходу выкинуть из головы, всё случившееся абсолютно неважно. И уж точно гораздо важнее то, как Бойд ведёт себя сейчас: Финн прямо-таки физически ощущал, что любовнику не по себе, что он нервничает, и затеянный разговор заставляет его маяться, не даёт места себе найти. Этого было вполне достаточно, это было в каком-то смысл даже ценнее любой верности: малыша явно заботило, не больно ли ему, Паркеру, и всё ли между ними честно и чисто, а это, пожалуй, стоило гораздо дороже, чем лёгкая атлетика в постели с кем-то посторонним или её отсутствие.
  Когда Бойд замолчал, Финн, серьёзный и задумчивый, некоторое время молча смотрел на него, а потом взял его за руки и мягко потянул к себе.
- Иди сюда, - тихо попросил он и улыбнулся. - Спасибо, что рассказал. И правильно, что рассказал, мне больше нравится знать, чем не знать, - Финн помолчал несколько секунд, подбирая слова, потом продолжил: - Ты не мудак, малыш. Ты же сам сказал: мы об этом говорили и пришли к согласию. Ты не обязан быть таким же, как я, и вести себя так же. Мы это решили. И оба решили, что отношения как-то важнее споров о верности, помнишь? - он слегка усмехнулся, а потом притянул Бойда ещё ближе и прибавил: - Надеюсь, что девчонка была симпатичная и тебе понравилось. Всё в порядке. Проехали эту станцию, можем идти заниматься чем-нибудь ещё, - и, подавшись навстречу, Финн мягко коснулся губ любовника поцелуем.
  Странное дело, он привык быть щепетилен в таких вопросах, привык к тому, что просто не может закрыть глаза на неверность партнёра и совсем не переживать об этом, а сейчас одно то, что малыш рядом, всерьёз, без поддавков, было намного важнее того, с кем он там переспал на концертном адреналине.