Irish Republic

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Irish Republic » Завершенные эпизоды » И многоточий больше нет.


И многоточий больше нет.

Сообщений 1 страница 18 из 18

1

http://images.vfl.ru/ii/1465680290/2d3d0160/12992858.png
И МНОГОТОЧИЙ БОЛЬШЕ НЕТ.

http://s3.uploads.ru/NAaWI.gif

http://images.vfl.ru/ii/1465680290/7d64ae6d/12992859.png

УЧАСТНИКИ
Келлах Морриган и Эмили Милфорд
ДАТА И МЕСТО
14.10.2017, ночь в походе где-то за городом
САММАРИ
Очень часто нам трудно просто решиться на разговор, но иногда один разговор может решить все.

http://images.vfl.ru/ii/1465680290/2d3d0160/12992858.png

+2

2

Вязкая темнота затягивает. Заполоняет всё вокруг, вливается в глаза, уши, рот, забиваясь в глотку густой тьмой, которую, кажется, можно потрогать. Она плывёт вокруг и не двигается никуда одновременно. Обступает и разливается в бесконечности. Стискивает со всех сторон и бросает тело в невесомость.
А потом взрывается миллиардами глаз.
Каждый из этих глаз сам по себе и часть какого-то огромного цельного организма. В каждом из них блестит любопытство, злоба, жажда крови и кровавые сгустки от сосудов, полопавшихся на фоне пронзительно-белых белков. От каждого из этих глаз не скрыться, не закрыть лица руками, не уберечь собственные глаза от этих взглядов, врывающихся в самую глубину души с каждым взмахом ресниц. Вонзающихся раскалёнными иглами под кожу.
Я вижу тебя...
Я вижу.
Я вижу, вижу, ВИЖУ ТЕБЯ!
Дыхание перехватывает. Темнота стискивает горло, вливается в глотку, не давая звукам вырываться из неё, опутывает вяло барахтающиеся руки и ноги, давит на тело толщей густой, вязкой как глинистая грязь, болотистой жижи.
Я ВИЖУ ТЕБЯ!
Пространство снова разрывается миллиардами взглядов, обступающих со всех сторон. В глубине бездонных провалов зрачков зреет что-то ужасное. Оно нарастает как снежный ком, катящийся с горы, наматывает на себя весь тот страх, боль и ужас, которыми пышет прорастающее из зрачков зрелище. Оно переливается через края радужки, выливается рисунками Дали в окружающую тьму, тонет в ней, опускается до самой глубины этой бездонности, со дна которой поднимаются тысячи искромсанных, изломанных рук, изрезанными пальцами цепляющихся за одежду, за волосы, хватающие за уши, губы, впивающиеся в прикрытые веки.
Тебе не уйти...
Не уйти.
НЕ УЙТИ ОТ НАС!
От тебя.
От себя.
ОТ ВСЕГО!
Окровавленные пальцы вцепляются в горло. Сжимают. Давят. Тянут на дно. Глубже. Глубже. Глубже...
Туда, где в мерно раскачивающемся месиве из стекла, искорёженного металла, воды, машинного масла и крови медленно разрастается огненный шар, втягивающий в себя все эти глаза и руки, перемешивающий их все словно в ведьминском котле, пожирающий всё вокруг, вспыхивающий огненно-красными маками, мгновенно превращающимися в языки пламени.
Огонь повсюду. Он пышет мертвенным холодом, опаляет ветром, впивается в кожу острыми брызгами застывающей на лету, превращающейся в осколки алого стекла крови. Сдавливает грудь стальными обручами, наматывается на шею шёлковой тканью, сдавливает, душит, не даёт воздуху пробиться в лёгкие, а крику сорваться с губ чем-то иным, нежели глухой сдавленный стон.
Я вижу тебя...
Тебе не уйти...
- Аврил! - едва слышный хрип перекашивает рот, выдёргивая из плена сна и подбрасывая на постели скованное сном тело.

+6

3

После очередного насыщенного дня в походе Эмили уснула довольно легко и быстро, все же свежий воздух давал о себе знать. И, наверное, проспала бы безмятежно и спокойно всю ночь, если бы ее подруга не оставила окно открытым чуть больше, чем нужно для небольшого проветривания. Холодный осенний воздух наполнил небольшую комнату, заставив Эм все-таки проснуться, как бы она не старалась утеплиться под одеялом.  Выбираться из уютной постели ужасно не хотелось, но спать дальше не представлялось возможным. Тил же, мирно спящая без задних ног рядом, кажется и вовсе не замечала, что чуть не заморозила их обеих. Зевая и слегка ежась от холода, Эмили закрыла окно и вернулась обратно в кровать. Но сон больше не шел. В тишине незнакомого дома ей слышались шорохи, скрипы и… стоны? Эм долго вслушивалась в эти посторонние звуки, пытаясь понять, почудилось ей или нет, но из-за ветра за окном было сложно что-либо разобрать. Проворочавшись еще какое-то время, рыжеволосая уже почти снова начала засыпать, но внезапно возникший зов природы не дал девушке это сделать, заставляя снова выбираться из-под одеяла и идти по темному коридору.
А на обратном пути Эмили опять услышала те самые стоны, и на этот раз точно была уверена, что ей не показалось. Звуки доносились откуда-то совсем рядом, и девушке хватило и доли секунды понять, что они из комнаты отца Морригана, ведь все остальные расположились в комнатах на первом этаже. Сон сняло как рукой, а сердце тревожно забилось.  Положив ладонь на дверную ручку, Эмили в смятении замерла, колеблясь, стоит ли ей посреди ночи заходить в комнату к мужчине, к тому же священнику. Но очередной едва различимый тихий стон, а следом сдавленный крик прошлись ледяной волной по спине девушки. Плевать на приличия, если ему сейчас плохо. Быть может, ему и вовсе нужна помощь, ведь он совсем недавно только вышел из больницы. Отбросив последние сомнения, Эм дернула на себя как всегда незапертую дверь и шагнула в комнату, дрожа от волнения и переживания за дорогого ей человека.
- Отец Келлах..? - глядя на мужской силуэт в кровати, негромко позвала девушка, но падре лишь продолжил что-то бормотать и стонать, все сильнее пугая тем самым Эмили. Поспешив к мужчине, она уселась на край его постели и осторожно коснулась ладонью его щеки, ощущая под пальцами выступившую влагу на его висках. - Отец Келлах, проснитесь... Господи, пожалуйста… 
Ее голос дрожал как и она сама, а испуганный взгляд скользил по искривленному будто в муках лицу, по губам, с которых срывались жуткие хрипы, но хуже всего было то, что мужчина никак не просыпался. Не зная, как ему помочь, Эм, взяв его за руку крепко сжала холодные пальцы и вновь позвала его, поднося его ладонь к своим губам и мягко касаясь оставшихся там шрамов. На какое-то мгновение отец Морриган затих и тут же дикий крик вырвался из его груди, до полусмерти напугавший девушку, которая едва не вскрикнула сама, но лишь сильнее прижала к себе его ладонь. Захотелось встряхнуть его, вырвать из сна, но Эмили боялась напугать падре еще больше. Наверное, нужно было позвать кого-то еще, но Эм словно приковало к кровати мужчины. Она не могла оставить, не могла бросить его один на один со своими кошмарами.
- Это всего лишь сон…- непонятно, кого девушка больше пыталась убедить этими словами, себя или его, надеясь, что он все же ее услышит, а ответом ей стало чужое имя. Женское имя. Будто огнем опалившее Эмили изнутри и словно иголкой кольнувшее в сердце. Кто она? Кто та, что он так отчаянно сейчас звал?
Впрочем, это сейчас не главное.  Гораздо важнее было, чтобы он проснулся, пришел в себя и чтобы увиденный сон, каким бы ужасным не был, отпустил его. Стараясь не думать о таинственной женщине, Эм снова поцеловала мужскую ладонь, при этом другой рукой успокаивающе гладя его по колючей щеке, по волосам,  по покрывшемуся испариной лбу, вслушиваясь в его рваное дыхание, которое постепенно наконец-то становилось ровнее.

одета в пижаму

Отредактировано Emily Milford (2018-03-21 20:08:20)

+4

4

Она всегда спасала его. Откликалась на зов из заоблачных далей, приходила и спасала. Успокаивала, разгоняла муть его кошмаров и дарила спокойный сон. И даже было не важно - видел он её во сне или нет, само ощущение её присутствия рядом помогало. Он словно чувствовал её дыхание на своей коже, едва уловимые касания тонкой тканью платья.
Сейчас она касалась его - гладила по волосам, по щеке, что-то говорила. Её голос заглушало шуршание ресниц, глухое потрескивание пламени и тяжёлое движение окружающего пространства. Прикосновения не давали ему снова провалиться в тот удушающий кошмар, что только что владел всем его телом, но что-то всё равно было не так...
- Аврил... - звука не срывается с губ, он словно сердцем вышёптывает её имя. Где-то там, в глубине сна, она, кажется, даже отвечает ему, весёлым прищуром подтверждая, что всегда рядом, всегда откликнется, откуда бы он ни пытался до неё докричаться, всегда придёт в его сон. И снова прикасается к нему, оживляя этим, слишком тёплым для сновидения, прикосновением всё, что творится на изнанке его сознания.
Это слишком парадоксально - настолько живое, ощутимое прикосновение, явственно слышимый голос. Келлах чувствует, что неумолимо проваливается в самую глубину сна, тем самым вырываясь из него, выныривая на поверхность, возвращаясь в прохладный мир домика в лесу и мягкой постели.
Он оказывается уже практически на самой поверхности, когда к его щеке снова прикасается мягкая ладонь. И это прикосновение  - успокаивающее по своей сути, мягкое почти до невесомой нежности - заставляет его вздрогнуть и отшатнуться, слепо щуря ещё ничего не видящие в ослепляющей темноте глаза, пытаясь разглядеть фигуру на своей постели.
- Господи Иисусе, - хрипло вскрикивает он снова, чувствуя как саднит горло - явный признак того, что он снова кричал во сне.
Фигура рядом медленно, но верно принимает знакомые очертания - Келлах всё-таки ещё несколько раз моргает, приглядывается, покашливает, пытаясь прочистить горло.
- Эмили? - наконец-то признаёт, и в голосе его звучит неподдельное удивление - что она здесь делает, что она видела, что слышала, и скольких ещё подняли его вопли. - Что вы здесь делаете?
Вопрос дурацкий, малоподходящий к ситуации, но другого в голову пока не пришло, а значит нужно использовать то, что есть в голове.

+2

5

- Тише, тише… - Эмили едва заметно шевелила губами, шепча успокаивающие слова, сопровождающее каждое ее невесомое прикосновение к мужчине.
Но сама она напряжена, ее сердце колотится в волнении, а тревожные мысли никак не выходят из головы. И к этому волнению помимо воли девушки прибавляется еще одно неприятное чувство, разъедающее все внутри, и Эм не хочет подпускать это чувство к себе, но возникающие догадки сводятся лишь к одному, все сильнее накручивая девушку. Столько вопросов мучают ее сейчас, что Эмили, задумавшись, замирает, задерживая ладонь на шершавой щеке, и тут же одергивает свою руку, стоит отцу Морригану резко шевельнуться и открыть глаза, но делает это не из прежнего смущения, а скорее от неожиданности.
Вот только, кажется, проснуться ему так и не удалось. То ли образы из жуткого сна не отпускали его, то ли ее появление перед ним оказалось слишком внезапным, но, словно увидев приведение или гостя из царства мертвых, мужчина, снова вскрикнув, отшатнулся от нее. Он явно не узнавал ее, и Эм надеялась, что виной тому сгустившаяся в комнате темнота, а не помутившийся рассудок священника – ведь то, в каком состоянии она застала его некоторое время назад, могло привести к чему угодно.
- Отец Келлах, пожалуйста, успокойтесь, это я… - стараясь говорить как можно ласковее и спокойнее, что давалось в данной ситуации с огромным трудом, Эмили негромко подала голос и погладила лежащую по-прежнему в ее руке ладонь мужчины, снова машинально поднося ее к своим губам и, тут же спохватившись, опуская ее обратно на одеяло, но при этом не отпуская и делясь теплом  своих ладоней с ним. Наконец-то спустя несколько мгновений отец Морриган понял, кто сидит на его постели, но отчего-то спокойнее от этого не становилось. Как же непривычно было видеть этого сильного, уравновешенного мужчину совершенно выбитым из колеи и будто в любой момент ожидавшим продолжения своего страшного сна.
- Простите, я не хотела вас напугать, - сразу почувствовав себя неловко, Эм закусила губу, хотя сам, он, пожалуй, напугал ее не меньше своим кошмаром и реакцией после пробуждения, отчего нервно дрожащий голос девушки выдавал ее переживания. – Как вы себя чувствуете? С вами все в порядке?  Что я могу для вас сделать? Вот, выпейте воды…
Заметив в полумраке стоящую на столике рядом с кроватью небольшую бутылку с водой, Эмили поднялась и заботливо протянула ее отцу Морригану, тут же снова присаживаясь рядом и обхватывая себя руками. И пока он пил, она поспешила ответить на его вопрос – не удивительно, что священника заинтересовало присутствие девушки в его комнате, ночью и в одной пижаме, ведь скорее всего он не осознавал, что творилось с ним наяву, пока боролся с кошмаром.
- Я… Я случайно шла мимо. Я думала, вам плохо и нужна помощь. Вы стонали и кричали во сне, а еще звали кого-то… - Эм запнулась, колеблясь, стоит ли ему знать обо всем, что она слышала и видела, но потом решила, что так будет честнее по отношению к нему, и глубоко вздохнула, опуская глаза. – Аврил.
Она не сомневалась, что произнесла это имя правильно, ведь оно врезалось в ее память слишком отчетливо, но надеялась, что отец Келлах не заметит, с каким трудом ей все же далось его повторить.

Отредактировано Emily Milford (2018-03-25 18:25:33)

+2

6

- Простите... я, - слова давались с трудом, горло словно всё ещё перехватывало спазмами, не дающими не то что говорить, но и просто дышать по-человечески. - Я не хотел никого напугать...
Благодарно кивнув принимая бутылку с водой из рук Эмили Келлах настолько жадно к этой самой бутылке приложился, будто не видел никакой жидкости как минимум сутки. И только утолив жажду он наконец-то прислушался к тому, что говорила Эмили, сидящая на его кровати.
- Аврил... - он потянулся к тумбочке у кровати, поставил на неё бутылку, оперся ладонями на постель, помогая себе подняться и сесть повыше, задумчиво расправил одеяло на коленях, посмотрел в тёмный провал окна. - Мне иногда снятся кошмары, Эмили, - не хотелось вываливать всё, что было с ним когда-то, вот так. Большая часть того, из-за чего эти кошмары не давали ему покоя, было информацией, которая явно не предназначалась для посторонних ушей. Эту информацию знало очень малое количество народа. Хотя в последнее время таких людей вольно или невольно становилось всё больше. Может быть просто время пришло и больше не было смысла так глубоко скрывать своё прошлое. Келлах не знал. Сейчас он чувствовал только одно - волнами накатывающую страшную тоску, о которой удавалось забывать за ежедневными ритуалами, которую удавалось прятать в рутине, оставляя на поверхности лишь светлую грусть о потерянных безвозвратно любимых.
- Мне иногда снятся кошмары, - отрешённо повторил он, медленно переводя взгляд от окна к девушке. - Мне очень сложно адаптироваться к меняющейся обстановке, я заполнил свою жизнь ритуалами, действиями, которые приносят мне покой, успокаивают. И когда я оказываюсь внезапно оторван от привычного - всегда происходит что-то подобное, - Келлах тяжело вздохнул, потерев лоб ладонью и утирая лицо, словно пытаясь избавить кожу от невидимой влаги. Ладонь сухо прошелестела по щеке, Келлах задумчиво уставился в самый центр шрама, оставшегося ему в вечное напоминание о содеянном и о том, что искупления можно не получить никогда в жизни, если не верить в возможность его для всех.
- Я очень поздно стал священником, Эмили, - снова вздохнув наконец-то заговорил Морриган. - Обычно сан получают до тридцати лет, мне же было почти сорок, когда меня рукоположили. Моим однокурсникам было по двадцать семь лет, когда на нас надевали священническое облачение. У них начиналась новая жизнь, а моя, как мне казалось, в двадцать семь как раз закончилась, - короткая пауза, чтобы успокоить вновь заколотившееся словно в самом горле сердце. - Аврил - это моя невеста, которая погибла почти двадцать лет назад вместе с нашими детьми.

+2

7

Он так много думал о других, и так мало о себе. Даже сейчас он зачем-то извинялся за собственный кошмар, которым мог кого-то потревожить, и это до щемления в сердце отзывалось желанием обнять его, прижаться и не отпускать, тихим шепотом убеждая, что все в порядке, что сон остался позади и что его вины совершенно ни в чем нет.  В отличие от нее, увидевшей и услышавшей то, что, наверное, не следовало. Но он не прогнал ее, не выставил вон, не укорил и не упрекнул совершенно ни в чем,  и это было каким-то особым признаком доверия, бесценным для Эмили. Девушке вообще казалось, что за эти несколько месяцев они с отцом Морриганом стали значительно ближе. И дело было даже не в ее проснувшихся чувствах к нему, точнее не только в них, но и в том, что слишком многое было пережито вместе.
Понимающе кивнув, Эмили помогла мужчине поправить одеяло и снова подняла полный сочувствия и заботы взгляд на него. С недавних пор она по себе знала, каково это - просыпаться посреди ночи от возвращающихся жуткими образами неприятных воспоминаний, которые забывались днем и возвращались сторицей в снах. И так же по себе Эм знала, как это важно, когда в такие моменты рядом оказывается кто-то, кто может утешить, поддержать, выслушать или просто побыть рядом, а поэтому готова была сидеть с отцом Келлахом хоть всю ночь, если это потребуется для его спокойствия. Да и выговориться ему, похоже, действительно было нужно. Вот только каждое слово ему давалось с каким-то особым трудом, а фразы разделялись длинными паузами. 
Но Эмили никуда не торопилась и слушала его, усевшись ближе, накрыв его ладонь своей и слегка поглаживала ее кончиками пальцев. Его откровения пронизывали насквозь, пробирались в сердце и отзывались мурашками по всему телу.  Его прошлое всегда было задернуто завесой тайны, и вот теперь потихоньку отрывалось для девушки, которой была важна каждая мелочь, связанная с ним. И вот очередное признание дало наконец ответ на мучивший ее вопрос, но только облегчения от этого Эм не испытала. Наоборот, слова отца Морригана о его невесте пробежались холодком по спине девушки, а к горлу подступил ком. Это не укладывалось в голове, ведь на момент трагедии он бы немногим старшее нее сейчас и пережил такую страшную утрату. Ужасно потерять любимого человека, но Эмили и представить не могла, каково это хоронить собственных детей и каково это жить с этим дальше всю жизнь.
- Но…как…? – вопрос едва слышным шепотом машинально сорвался с пересохших губ, и Эм тут же тяжело сглотнула, не замечая, что сильнее сжала руку мужчины. – Простите… Мне правда очень жаль…
Жаль его, жаль его семью, жаль, что этот разговор вообще начался, задевая отца Келлаха за живое, но все эти слова и мысли застряли в горле, рождая очередную долгую паузу.
- Вы поэтому стали священником? Потому что не смогли забыть ее? –когда мысли восстановились, а мешающий говорить комок отступил, Эмили нарушила повисшую тишину. – Но что, если в вашей жизни снова появится кто-то, кто будет любить вас не меньше? Кто-то, кому вы не безразличны, кто-то, кто сможет снова сделать вас счастливым…Что, если такой человек уже рядом, а вы просто не замечаете этого…
То ли от потрясения, то ли от переизбытка чувств, но то, что так долго копилось где-то внутри, вдруг вырвалось на свободу. В ушах стоял звук колотящегося сердца, губы предательски задрожали, а щеки пылали так сильно, что, казалось, даже в темноте румянец на них был бы заметен. И лишь крупицы храбрости не хватило сказать все напрямую, но Эмили не сомневалась, что отец Келлах теперь и так все поймет.

Отредактировано Emily Milford (2018-03-31 05:16:37)

+2

8

Ох, как не было это похоже на простое сочувствие - Келлах едва не сжал зубы от накатившего непонятного чувства. Чувство было до безобразия смешанным. Настолько, что никак не удавалось выделить что-то одно. Неуверенность, досада, горечь, осознание и даже спокойствие сплелись в тугой клубок, который отчаянно хотелось разворошить, словно пальцами забраться в свежие раны.
- Эмили, - он глубоко вздохнул и как можно медленнее выдохнул, осторожно выпростав ладонь из-под пальцев девушки. Переплёл свои пальцы, сжимая их так, что побелевшую кожу видно стало даже в сумраке комнаты. - Священниками становятся не потому что не могут кого-то забыть. Потому что невозможно стать священником в полной мере, если ты всего лишь пытаешься убежать от чего-то, что мучает тебя в миру...
Коротко извинившись Келлах выбрался из постели, рассеянно затолкал ноги в лёгкие походные туфли и отошёл к окну, неосознанно увеличивая дистанцию - Эмили сейчас вносила изрядную долю беспорядка в его мысли, и без того растревоженные сном. Ему, конечно, и в голову бы не пришло обвинять девушку в том, что сейчас его едва ли не начинало трясти от всего навалившегося - слишком привычным стало такое вот проявление нервного напряжения. Однако, понимание той самой "привычности" никак не помогало избавиться от ощущения необходимости сбежать куда-нибудь подальше от всего прямо сейчас. Прямо вот так - в одной майке и каких-то спортивных штанах. Дышать, впрочем, становилось всё труднее. Хотелось выбраться хотя бы на воздух - возможно, даже просто свеситься из окна. Только выглядело бы это, мягко говоря, совсем не очень хорошо и прилично.
- Эмили, - повернувшись наконец-то лицом к девушке Келлах снова замолк. В сложившейся ситуации очень сложно было подобрать слова. Он-то сейчас понимал гораздо больше, чем, возможно, понимала она сама. В любом случае, она видела в себе любовь, он же понимал, что всё это влюблённость девочки в друга отца, в идеализированный образ мужчины. - Поверь, я замечаю гораздо больше, чем могло бы показаться, но я не думаю, что то, что ты чувствуешь - достаточно хорошая идея для того, чтобы иметь право на осуществление.
Конечно, Келлах прекрасно помнил тот поцелуй, который Эмили запечатлела на его губах, когда он, по её мнению, не мог его даже почувствовать. И теперь, медленно, но верно становились на места все кусочки огромного паззла, складываясь в картину, которая была совсем не к месту и абсолютно не вовремя. Он шагнул навстречу девушке, мягко обхватывая ладонями её плечи.
- Любовь - это прекрасное чувство, Эмили, но очень легко принять за неё что-то другое или ошибиться с её объектом, пойми.
Очень хотелось на свежий воздух - вдохнуть его полной грудью, обжечь лёгкие его прохладой. Как будто это могло привести мысли в порядок...

+2

9

До боли прикусив губу, девушка внутренне вся сжалась в тугой комок, понимая, что, возможно, сказала лишнего, признаваясь в своих чувствах. Но и держать их более в себе, особенно после откровений мужчины не представлялось возможным. Он рассказал ей достаточно сокровенные вещи из своего прошлого, а она доверилась ему, как доверяла всегда и не только потому, что он был священником. К слову, причины, по которым он выбрал этот путь, стали волновать Эмили меньше после того, как с ее губ слетели слова рвущиеся прямо из сердца. Сердца, которое, кажется, пропустило удар, когда ладонь мужчины выскользнула из под ее пальцев, а сам он поднялся с кровати, все больше отдаляясь от нее. Прикрыв глаза и сжав руки на коленях, Эм слушала в тишине комнаты его шаги, сглатывая то и дело подступавший к горлу ком. Ей снова стало страшно, но на этот раз от осознания того, что своими словами она разрушила все теплые отношения между ними, а повисшее молчание лишь нагнетало переживания девушки.
Слишком долгая пауза все же заставила ее развернуться и снова посмотреть на отца Морригана, замершего на фоне окна.Его безмолвие лишь усиливало сомнения Эмили и рождало желание исчезнуть, она даже встала с постели мужчины, подумывая тихонько уйти, и тут же остановилась, услышав свое имя. Сжатое словно в тисках сердце снова заколотилось, норовя выскочить из грудной клетки. Несколько шагов к нему, сокращающих дистанцию, вдруг превратились в несколько шагов образующих бескрайнюю пропасть, стоило мужчине высказать свою мысль и тем самым пригвоздить Эмили к полу. Румянец на щеках стал ярче, лицо горело будто от пощечин, а душу словно рвало плетями. В глазах заблестели слезы. Он был прав. Действительно, это была глупая и безумная идея. Но не влюбиться в него, а признаться в этом. О своих чувствах девушка не жалела ничуть, а вот свои слова хотелось взять обратно.
И снова все перевернулось внутри нее с ног на голову, стоило отцу Морригану приблизиться и прикоснуться к ней, снова произнести ее имя и мягко сжать ее плечи в отчего-то по-прежнему холодных ладонях.  Безвольно опустив руки  и не шевелясь, Эм смотрела на мужчину, не понимая, как он может сомневаться в ней. И это, пожалуй, было даже обиднее и больнее, чем только что предпринятая попытка вразумить ее.  Эмоции взяли верх над сознанием, которое требовало молчать, но ведь тогда он никогда не узнает, насколько все серьезно для нее.
- Я знаю, что такое любовь. Я знаю, каково это засыпать и просыпаться с мыслями об одном и том же человеке, видеть его каждую ночь во сне,  переживать о нем больше, чем о себе, радоваться, зная, что у него все в порядке, окружать его заботой, таять от каждого прикосновения и наслаждаться каждым моментом просто проведенным рядом с ним… Если это не любовь, тогда что же это? - Эмили прерывисто вздохнула, едва сдерживая слезы и на мгновение замолчала, пытаясь унять дрожь в голосе не только от волнения, но и от воспоминаний о пережитом когда-то разрыве с любимым человеком. – Да, однажды я уже ошиблась  с выбором. Но только не с вами, нет. Вы мне очень дороги. Больше всего я боялась потерять вас в больнице и очень боюсь потерять сейчас.

+3

10

Келлах вздохнул. Потом вздохнул ещё раз. Слишком всё было сложно. Слишком запутанно и слишком просто одновременно. И это всё ещё помимо того, что Эмили, кажется, не совсем правильно поняла его слова. Или правильно, но всё равно как-то не так, как ему, конечно же, хотелось бы.
- Я понимаю, Эмили, - предпринял он ещё одну попытку образумить девушку. - Я не хотел сказать, что ты не правильно понимаешь свои чувства, я хотел сказать, что я - явно не самый подходящий объект для приложения этих чувств.
Обрывки мыслей кружили в голове никак не желая складываться в правильные фразы. Почему-то ему всегда казалось, что для таких ситуаций не так уж сложно подобрать слова, не так уж сложно всё объяснить, вообще просто - не так сложно. Но слова всё не находились. Уж слишком многое требовалось в них вместить.
- Здесь душно, - внезапно произнёс он, отходя к дверям с вбитыми около них в стену крюками, на которых висела его одежда, подхватил с них спортивную куртку и тёплую рубашку. Протянув куртку Эмили, накинул рубашку и после этого толкнул дверь из комнаты. - Давай немного пройдёмся?
Ночной воздух бодрил и, кажется, всё-таки хотя бы немного утихомиривал и помогал упорядочивать мысли. Келлах скрестил руки на груди, немного поёживаясь время от времени от касаний прохладного ветра, шёл и думал, всё никак не решаясь заговорить. Пауза слишком затянулась, но нарушить её никак не удавалось. Даже когда начинало казаться, что правильная фраза сложилась - зубы не расцеплялись, не решаясь выпустить ни единого слова.
- В таких ситуациях, наверное, следует взывать к разуму, - наконец-то негромко попытался продолжить разговор Келлах. Неопределённо хмыкнул, остановился и как-то растеряно потёр ладонью подбородок. - Сказать что-то вроде "понимаешь, мы ведь совсем не пара" и прочее в том же духе. Но, понимаешь, Эмили, дело-то совсем не в этом... - он неопределённо взмахнул рукой, досадливо отмахнулся от пролетевшего у самого его носа какого-то листа. - Хотя и в этом тоже. Я старше тебя в два раза. Ты мне в дочери годишься, Эмили. Но даже это не причина. Потому что дело даже совсем не в причинах, - с каждым словом говорить становилось всё сложнее. Он будто всё сильнее запутывался в тех самых обрывках мыслей, которые никак не получалось сложить воедино. - Я священник, Эмили. Это самое главное и первостепенное во всём. Любовь к священнику безнадёжна, ты должна это понять. И я в любом случае не смог бы ответить тебе взаимностью. А без взаимности любовь безнадёжна вдвойне.

+3

11

То, что говорил отец Морриган, звучало по меньшей мере странно. Разве возможно самому выбирать, в кого влюбляться, если чувства исходят из глубины души? И так сложилось, что «объектом» этих чувств стал именно он. Разве она виновата в этом? Полгода назад она и представить бы себе подобного не могла и до сих пор не могла понять, как так вышло, что друг отца превратился в самого желанного мужчину на свете.  И то, что она испытывала к нему, не могло испариться по щелчку пальцев, не могло исчезнуть даже после его слов и не могло вот так запросто переключиться на кого-то другого.
Тяжело сглотнув, Эм отрицательно помотала головой и опустила ее, невидящим взглядом смотря куда-то себе под ноги, не зная, что ответить и как объяснить ему все то, что сейчас творилось у нее внутри, ломалось и крошилось на кусочки от одного лишь необдуманного признания. Любви без боли не бывает – Эмили знала это не понаслышке и убеждалась в этом который раз, и каждый раз, будто забывая об этом, надеялась на счастье. И если раз за разом она выбирает не тех, так может все дело в ней? Может быть это с ней что-то не так?
Ладони, дающие хоть какую-то поддержку, внезапно исчезли с ее плеч, и Эм, так и оставшись стоять неподвижно, скорее ощутила, чем увидела, что мужчина куда-то пошел, оставляя ее одну в растрепанных чувствах. Ему было душно, а Эмили морозило будто в лихорадке, при том, что ее лицо пылало, и уж совсем не хотелось выходить на улицу, но разве она могла отказать ему. 
Взяв протянутую куртку, девушка тут же утонула в ней. Неподходящая по размеру, но уютная и пропитанная его запахом, она словно давала возможность снова оказаться ближе к нему. Вот только прогулка, которая поначалу показалась крохотным огоньком надежды, обернулась настоящей пыткой для девушки. Пыткой неопределенностью и молчанием. Они все дальше уходили от домика, и за это время ни слова не сорвалось с его плотно сжатых губ.  И одного брошенного на мужчину взгляда было достаточно, чтобы понять, что ни к чему хорошему признания не привели.
Босые ноги в домашних тапочках мерзли от прохладного ветра, скользящего по высохшей траве, и Эм от этого сильнее куталась в куртку, как в единственный источник тепла, как в единственную оставшуюся вещь, что связывала ее с сейчас с отцом Морриганом, ведь все остальное, казалось, рушилось на глазах.  Плетясь рядом с мужчиной, запинаясь о выпирающие корни и то и дело стирая краем рукава с щек сами собой появляющиеся влажные дорожки, Эм думала лишь о том, что теперь уже ничего не будет так, как прежде. Узнав правду, он отгородится от нее еще больше. Не будет больше чаепитий у него дома, не будет обедов у нее в гостях, не будет ничего, что сближало их все это время. И во всем, во всем виновата лишь она одна, в миг превратившаяся из друга в обузу для него.
Когда мужчина остановился, Эмили замерла, слушая все, что он говорил. Глупость какая-то – разве разница в возрасте может быть помехой?  И что значит «мы не пара»?  Что она не подходит ему? Что он видит перед собой просто маленькую влюбленную девочку? С шумом втянув ледяной воздух, Эм выпустила облачко пара, слишком остро ощущая, как дальнейшие слова отца Келлаха пробивают в ней дыру насквозь, открывая горькую правду. «Безнадежно».
- Вы думаете, я не пыталась взывать к разуму? – дрожащий голос девушки звучал тихо и опустошенно, а сама она выудила из спутавшихся волос и теребила в пальцах сухой листок, выброшенный холодным октябрем на ветер, как и ее чувства. –Но ведь это все бесполезно. Я каждый день убеждала себя, что это неправильно, и все равно…Даже после того напа... случая не получилось…
Запнувшись посреди своей сбивчивой речи, Эмили замолчала. Так много хотелось ему сказать и в то же время говорить уже ничего не хотелось.  Сжав в кулаке листок, Эм раскрыла ладонь и смотрела как ветер сдувает с нее оставшуюся от листа пыль, а потом снова спрятала замерзшие руки в длинных рукавах куртки.
- Не понимаю… - пробормотав куда-то в пустоту, девушка шмыгнула носом, порывисто вздохнула и, посмотрев на стоящего рядом мужчину, повторила, уже обращаясь к нему. – Я не понимаю, неужели священники не люди и не могут кого-то полюбить?  Неужели им не требуется ласка и забота? Вы ведь заслуживаете это.
Ну и пусть взаимности не будет, она готова отдавать ему свою любовь просто так…Но другой вопрос нужна ли она ему со своей любовью?

+5

12

- Могут... - уголки его губ чуть приподнялись и тут же опустились вниз - грустная улыбка скользнула по лицу. - Каждый человек может и должен любить. Тогда он человек, если его сердце не закостенело. Но священник не может позволить себе любви к одному человеку. Потому что призван к любви и заботе обо всех чадах Божьих. Даже если случается так, что священник, - Келлах на мгновение замолк, словно размышляя, - или, например, монах или монахиня полюбит кого-то, то его первостепенный долг не забыть об этом человеке, но вспомнить о других, о ком он призван заботиться, о ком должен молиться ежедневно, о ком должны быть его мысли. Каждое чувство, которое дано нам испытать, должно помогать нам возрастать духовно, укрепляться в вере...
Вздохнув, он посмотрел на Эмили, словно сжавшуюся в комок, ставшую будто в несколько раз меньше в этой его куртке. Девушка очевидно замерзала, и Морриган почувствовал непростительно лёгкий укол стыда - вот, мол, заморозил девчонку, а ей-то явно и без того нелегко сейчас.
- Ты совсем замёрзла, - озвучил он тут же свои мысли. Этакая лёгкая передышка, переключение темы как будто могло помочь ему собрать мысли, сложить из них достаточно стройные конструкции, которые могли бы помочь в этом нелёгком разговоре. - Может быть вернёмся в дом? Горячий чай не будет лишним. Ещё не хватало тебе привезти простуду из похода, который должен был оставить только приятные эмоции.
Последние слова он проговорил уже намного тише, понимая, что сам стал причиной того, что эти самые эмоции для той же Эмили могли выйти не такими уж и приятными. И не долго думая повернул обратно к домику, как-то практически подсознательно решив не прислушиваться к возможным протестам девушки по этому поводу.
- Я, наверное, говорю слишком проповедническим языком, но я хотел бы, чтобы ты поняла - это очень важная часть моей жизни. Даже не часть, это вся моя жизнь. Пусть даже я священник совсем недавно по меркам других служителей Церкви.
Расстояния на природе кажутся не такими большими, особенно, когда преодолеваются за разговором. Они успели уже даже вернуться обратно к домику и пройти в небольшую гостиную с камином. Келлах, рассудив, что согреться после прогулки по прохладному осеннему лесу им не мешало бы обоим, попросил Эмили приготовить чай, а сам занялся камином. Когда девушка появилась с чашками чая в сумрачной гостиной, освещённой только светом от небольшого торшера и огнём из камина, Келлах взял у неё поднос, отставляя его на журнальный столик, и приглашающе кивнул на одно из кресел у камина.
- Мне, наверное, стоит ещё кое-что рассказать тебе, Эмили, - протянув одну из чашек ей, Келлах устроился в свободном кресле. - Когда я только приехал в Килкенни, я встретил одну женщину и на самом деле оказался настолько ею очарован, что всерьёз задумался о сложении сана. Одному Богу известно, через что мне пришлось пройти в моих мыслях. Я хотел понять, что должен делать, потому что не мог думать ни о чём, кроме этой женщины. Но когда я был практически готов к решающему шагу, всё изменилось буквально в один миг, - он расслабленно откинулся на спинку кресла, вытягивая ноги к огню, задумчиво глядя на пляшущие языки пламени и вспоминая ту самую рождественскую мессу, на которой, измотанный сомнениями, потерял сознание. - Я до сих пор уверен... нет, я именно знаю, что в тот раз всё разрешилось само просто потому, что я мог сделать огромнейшую ошибку, самый неверный шаг в своей жизни, и не способен был понять этого. Меня просто остановили, дали мне возможность одуматься, - Келлах замолчал, уставившись в огонь и медленно покачивая в пальцах чашку с чаем. - И знаешь, даже несмотря на то, что мне пришлось пережить потом, я благодарен Богу, что Он остановил меня в тот момент. И сейчас, что бы ни происходило в моей жизни, какие бы сомнения меня ни одолевали, я точно знаю, что должен делать, - он неожиданно прямо посмотрел на Эмили, ловя её взгляд. - Даже когда... - осёкся, подбирая другое слово, и произнося его с большим нажимом, - если мне и хочется иного, я знаю, каков мой выбор. И очень хорошо знаю почему и для чего я стал священником.

+2

13

- Неправильно это как-то, - Эмили снова шумно вздохнула, создавая своим дыханием очередной клубочек пара на холодном  воздухе. И хотя она уже почти не чувствовала пальцев на ногах, а ветер то и дело пробирался под пижаму, и единственным спасением от того, чтобы не окоченеть окончательно была огромная мужская куртка, будто отдававшая ей все накопленное от хозяина тепло, эта октябрьская ночная свежесть отвлекала и немного отрезвляла девушку, притупляя боль, словно кусочки льда, прикладываемые на место ушиба.
- Выходит, вы...они, никогда не смогут быть счастливы? Разве это честно – лишать кого-то возможности быть с любимым человеком? И как поддержка близкого и любящего человека может помешать  укрепляться в вере? – возможно, ее вопросы могли показаться отцу Морригану глупыми, но сейчас для Эм это было не важно, гораздо важнее было разобраться в причинах, по которым у нее нет ни малейшего шанса на взаимность, а также отчаянно хотелось верить, что причина все же не в ней самой. И она едва-едва начала успокаиваться, как внезапное замечание вместе с заботой снова выбило ее из колеи. На мгновение Эмили показалось, что мужчина попытается как-то сам согреть ее, обнимет, прижмет к себе  - ведь это было именно то, в чем она так сейчас нуждалась, но вместо этого он лишь предложил вернуться обратно в домик, и очередное разочарование блеснуло непрошеной влагой на ее ресницах. Сдерживаться становилось все труднее, особенно при упоминании похода. Отец Келлах был прав, этот отдых должен был отложиться в памяти чем-то приятным, только вот она, кажется, испортила выходные им обоим, и чувство вины за это вновь вернулось.
Молча кивнув, Эмили ничего не оставалось делать, как подобно верной собачонке пойти следом за мужчиной в обратном направлении, отрешенно слушая его слова. Скорее всего, потеряв все, что ему было так дорого – жену и детей – он обрел утешение в вере, найдя в ней новый смысл жизнь. Но при всем этом отец Морриган никогда не был похож на остальных священников. В нем не было отталкивающего фанатизма, его проповеди не были скучны и монотонны, и было куда больше мирского, чем  в других служителях церкви.  Эта разница и сбивала с толку, а также притягивала и манила к себе, давая ложные надежды. Но неужели ему самому никогда не хотелось вернуться к прежней жизни?
Задать этот вопрос Эм не успела – уж как-то слишком быстро закончился их путь к небольшому погруженному в сон дому. Все обитатели видели, пожалуй, уже седьмой сон, и гостиная оказалась пуста, на счастье мужчины и девушки, чью ночь сегодня нельзя было назвать спокойной, и она определенно намечалась быть долгой.  Ни есть, ни пить девушке не хотелось – в горле по-прежнему стоял ком, однако просьбу отца Келлаха она все же пошла выполнять, наверняка он тоже замерз, ведь одет был куда легче, а здоровье было слабее после продолжительной болезни. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить кого-нибудь, Эм приготовила чай, что заняло у нее немного больше времени, чем обычно, поскольку мысли были далеки от кухонных шкафчиков и сосредоточиться никак не удавалось, еще и куртка мешалась, но расставаться с ней пока отчего-то не хотелось.  Наконец, две чашки и даже вазочка с домашним печеньем на небольшом подносе были доставлены в гостиную, где падре уже успел развести огонь, создающий уютную и романтичную обстановку, которая совсем не подходила ситуации. И тем не менее тепло и пляшущие огоньки снимали некое напряжение.
Усевшись с ногами в соседнее кресло, Эм сняла все же его куртку и накинула на колени подобно пледу, после чего взяла протянутую чашку и задумчиво водя кончиком пальца по ее ободку стала слушать очередное откровение священника, так и не прикоснувшись к чаю. Мысль о том, что где-то в их городе есть та, ради которой он готов был бросить все и даже отказаться от сана, будто ножом кольнула под ребра. Значит, дело не в жене, значит, он все-таки смог полюбить кого-то еще… Дыхание стало тяжелее, а между бровей залегла складка. Нахмурившись, Эмили смотрела на плавающие чаинки, которые расплывались перед глазами. Она терпеть не могла чувство ревности, но, кажется, сейчас испытывала именно его. А еще зависть. И это было ужасно стыдно и больно одновременно, отчего смотреть на отца Морригана не хотелось, но, буквально физически ощутив на себе его взгляд, Эмили оторвалась от чашки и встретилась с ним глазами, внимая тому, что он пытался до ее донести, и постепенно начиная это осознавать.
- А что стало с той женщиной? Как она отнеслась к вашему выбору? Она смогла вас забыть?– вопросы, прозвучавшие с печалью в голосе, не были простым любопытством или охотой до сплетен, ведь теперь девушка действительно не знала, что ей самой делать со своими чувствами, от которых не так-то просто будет избавиться.
Но это не единственное и не главное, что мучило ее все это время. Ненадолго замолчав, Эм словно переваривала услышанное, укладывала по полочкам сознания и, наконец, вздохнула, продолжая прямо смотреть в любимые глаза. - Значит, дело не во мне..?

+5

14

- Она уехала. Пока я был в больнице, она очень быстро собралась и уехала, - Келлах перевёл задумчивый взгляд на тихо потрескивающий в камине огонь. Было удивительно сейчас вспоминать те, самые первые моменты, когда он пришёл в себя и весь окружающий мир пытался донести до него, что прошло всего несколько дней, а не лет, что ему буквально приснилась вся его жизнь с Авророй. И ещё более удивительно было осознавать, что узнав о её отъезде он испытал не горечь и не страдание разбитого сердца, а какое-то странное облегчение. Сейчас он гораздо спокойнее воспринимал то чувство, накрывшее его с головой, едва лишь ему стоило перешагнуть порог церкви святого Каниса - его тогдашнего прихода. Ему было больно и стыдно испытывать это облегчение, оно казалось ему неправильным, но со временем пришло осознание того, что именно оно и было самым верным во всей той круговерти чувств.
- Я не видел её с тех пор. Ничего не знаю о ней, - он потёр ладонью лицо, пытаясь избавиться от с новой силой наваливающейся сонливости - он, разумеется, ещё совершенно не восстановился после больницы, быстро уставал, да ещё этот кошмар, после которого он чувствовал себя буквально выжатым. - Я надеюсь, что она счастлива. По крайней мере, я молюсь об этом...
Иногда ему приходила мысль расспросить Грейс о том, где сейчас Аврора, как у неё дела, как складывается жизнь и прочее, но эти мысли быстро отпускали. Они были ненужными, лишними. Эта страница его жизни была перевёрнута, как и страница жизни Авроры - об этом следовало забыть окончательно и бесповоротно. Так было правильнее.
- Нет, - Келлах отрицательно качнул головой, с лёгкой улыбкой искоса глянув на Эмили. - Дело не в тебе, - чуть наклонился вперёд делая глоток чая и отставляя чашку на столик. Снова откинулся на спинку кресла, сцепляя ладони и легко касаясь пальцами епископского перстня на безымянном пальце правой руки. - И не во мне, - снова неожиданно лёгкая усмешка. - Дело вообще не в нас, людях. Всё дело в том, что выше, гораздо выше нас, нашего разума и попыток понять всё происходящее,  - он неожиданно повернулся в кресле, опираясь обоими предплечьями на подлокотник и наклоняясь вперёд, словно пытаясь донести простую и поэтому непонятную мысль до ребёнка. - Ты вот говорила о священника и монахинях, что, вроде как, они не смогут быть счастливыми... Счастье для нас в другом. У каждого человека есть призвание, приготовленное ему Господом. Кто-то призван к семейной жизни, а кто-то - к священству или монашеству. И несчастье наступает тогда, когда мы не следуем призванию, когда сопротивляемся ему. Мой дядя говорил мне, ещё подростку, о том, что моё призвание - быть священником. Я не верил, упирался изо всех сил, творил такое, что страшно вспоминать. Я противился этому как только мог. И я потерял всё, что пытался вырвать у Бога своими силами. Только потом я понял, почему всё сложилось именно так. Мне нужно было погубить не одну жизнь своим упрямством, чтобы понять, что моё призвание совсем в ином. И мне до конца жизни нести на себе эту вину за содеянное, но сейчас я на своём месте, там, где должен быть, там, где моя жизнь, - улыбка не касалась губ, но озаряла сейчас его лицо почище огня из камина. - Там, где и есть моё счастье. Потому что оно в Боге и служении Ему и всем людям.
Как долго ему пришлось осознавать своё призвание - от самого первого момента озарения, до последних событий, в которых им самим очень явственно теперь ощущалось присутствие Бога в его жизни, его собственное полное доверие Ему, полное посвящение - всё то, благодаря чему всё в его жизни постепенно становилось теперь на свои места.

+2

15

Уехала. Эта мысль показалась Эмили разумной, ведь переживать разрыв с любимым человеком гораздо сложнее, когда он постоянно на виду – все так же где-то рядом, но не с тобой, ходит и улыбается, но не тебе, и каждое место, каждый образ и запах вокруг напоминает о нем.
Но кое-что еще зацепило слух девушки и переключило ее внимание. Одно дело сбежать от того, кто тебя отверг и разбил сердце, а совсем другое исчезнуть, бросив любимого в больнице. Разве могут быть обиды и размолвки важнее дорогого человека, даже если отношения зашли в тупик? И как вообще возможно не интересоваться его здоровьем – этого Эм никак себе не могла представить.
- В больнице..? Она знала? – странный у них выходил разговор. До этого момента Эмили не могла бы позволить себе столь личных вопросов, но этот вечер будто размыл черту их общения, раскрыл и обнажил их друг перед  другом, несмотря на то, что, по мнению девушки, наоборот должен был оттолкнуть и замкнуть. Впрочем, чем больше Эм говорила с падре о нем, тем больше переключалась от собственных переживаний, наслаждаясь, возможно в последний раз, этой внезапной близостью. Сможет ли она еще когда-нибудь так поговорить с ним? Сможет ли общаться, как ни в чем не бывало? Да и подпустит ли он потом ее к себе или теперь всегда будет держать дистанцию, чтобы не провоцировать ее чувства? Останутся ли они хотя бы друзьями или это уже невозможно , после того, как она открылась ему? Но пока эти вопросы метались в голове девушки, так и норовя быть озвученными, она ждала ответа  на главный – ведь ужасно не хотелось снова оказаться какой-то не такой, неподходящей, да и винить какие-то внешние обстоятельства всегда проще чем саму себя.
И его слова действительно пусть и немного, но облегчили ее терзания. Возможно, в другое время она бы даже улыбнулась ему в ответ, но сейчас была настолько подавлена, что лишь едва заметно дернула уголком губ и со вздохом тоже отставила чашку, так и не сделав из нее ни глотка и тоже садясь вполоборота к мужчине.  Как же близко он сейчас был, как легко улыбался, одновременно согревая своей улыбкой и в то же время снова разрывая все внутри.  Правду говорят, что безумно тяжело смотреть на губы, которые не можешь поцеловать, но еще тяжелее не иметь возможности даже прикоснуться.
- Вы на самом деле счастливы? И вам никто больше…ничего больше не нужно? – поправившись, Эм медленно осознавала все остальные слова, пропуская их через себя и постепенно вникая, а его сияющее выражение лица было лучшим ответом на ее вопрос, чем что-либо еще. С одной стороны все еще сложно было представить, что он, такой добрый, заботливый, ласковый и при всем ладящий с детьми никогда больше не хотел бы иметь полноценную семью, но с другой, если отбросить ее личные желания, отца Келлаха можно было понять – ее папа ведь тоже больше не  женился и даже не пытался привести в дом другую женщину, посвятив себя дочери и работе.
Однако не все было так же понятно в его рассказе и вызывало все новые и новые вопросы у девушки, не давая так просто закончить разговор - не похоже, что брошенные им по ходу фразы о прошлом были образными. Что же он натворил такого, что до сих пор не может простить сам себя? Кусая губы, Эм боялась об этом спросить и в то же время это был единственный шанс узнать его ближе…перед тем, как придется заставить себя обо всем забыть. Он и раньше говорил,  что распятие и оставшиеся после него шрамы это расплата… Так за какие же грехи?
Где-то скрипнула половица, заставляя Эмили вздрогнуть и прислушаться, смотря на дверь и надеясь, что никто не заявится сейчас в гостиную, привлеченный мерцанием трескучего пламени в камине.
-  Я не понимаю, в чем вы можете себя винить? Вы ведь очень хороший человек… - убедившись, что никто не идет и в доме по-прежнему тихо, Эм вновь повернула голову к мужчине, скользнув взглядом по его лицу и остановившись на глазах,  теплых и светлых, как и его душа, в чем у девушки не было никаких сомнений.

+3

16

- Конечно, она знала, - Келлах кивнул сцепляя пальцы в замок и задумчиво разглядывая свои ладони, украшенные шрамами, напоминающими звёзды. Где-то в самой глубине ладоней тянуло нудной и едва слышной болью, но он уже давно привык к ней и большей частью не обращал на неё внимания. - Полгорода знало о том, что я в больнице - шутка ли, прямо посреди праздничной мессы потерять сознание практически у самого алтаря.
Сейчас та ситуация практически смех вызывала, хотя Келлах конечно же помнил, что ему было совсем не до смеха, когда его буквально заморозило осознание того, что Аврора узнала о нём больше, чем он хотел, осознание того, что он намеренно скрывал эту часть своей жизни. Ничем, кроме какого-то временного помутнения рассудка, он до сих пор не мог объяснить своё поведение.
- На самом деле, Эмили, всё в той ситуации сложилось как нельзя лучше. Так, как должно было. Так, как было правильнее всего, - он закинул ногу на ногу, устраивая на колене переплетённые пальцы и переводя взгляд на огонь в камине. Почему-то нынешняя ситуация не заставляла его нервничать - Келлах был уверен, что Эмили поймёт его правильно и не устроит на него охоту, подобную той, что устроила мисс Скотт. Вспомнив о Ханне, Морриган практически неосознанно покачал головой - движение это вышло даже вполне своевременным.
- Мы все люди, Эмили, - негромко произнёс он в ответ на её очередной вопрос. - И совсем не святые. Со своими желаниями. Порой совсем не благочестивыми, - все его слова звучали сейчас не так, будто он разоткровенничался перед юной девушкой. Нет, Келлах просто отвечал честно взрослому человеку, надеясь на то, что мысль, которая была само собой разумеющейся для других священников и для монашествующих братьев и сестёр, станет понятной и Эмили - человеку абсолютно мирскому. - Я мечтал о семье. Хотел огромную семью, с кучей детей, с любимой женой и большущим домом, где через много лет собирались бы наши внуки и правнуки. И я чувствовал, что могу стать хорошим отцом и мужем. И такие мечты не так-то просто забыть и отпустить от себя, понимаешь? И когда я потерял эту мечту, когда я потерял всё, что её составляло, - он торопливо сглотнул и медленно выдохнул, словно выпуская из груди то, что грозило вот-вот его натуральным образом задушить. - Во мне будто умер тот человек, который мог быть мужем и отцом. Он отшелушился от меня как старая кожа, как куколка насекомого. Это было невыносимо больно, но позволило расправить крылья, дало свободу. Настоящую свободу. Ту самую, для которой я был предназначен. Мне нужно было лишь ответить согласием на это предложение...
У каждого своя история призвания. Кто-то получает озарение, кто-то с детства чувствует в себе необходимость служить Богу именно таким образом. Келлаха Богу пришлось вести к себе окольными путями, показывая порой то, за что можно запросто загреметь в психушку. Только вот Морриган знал, что всё виденное им не было ни галлюцинациями, ни плодами воспалённого воображения. С каждым полученным свыше знаком, с каждым своим согласием он чувствовал себя всё более целым.
Говорит ему в третий раз: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня?» Петр опечалился, что в третий раз спросил его: «Любишь ли Меня?», – и сказал Ему: «Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя».
- Хорошие люди, Эмили, не желают смерти своему ближнему только потому, что тот протестант или, того хуже, ещё и англичанин, - даже сейчас в нём прорывался республиканец, ненавидящий всё, что только было связано с британской короной. - Я сделал слишком много зла в прошлом. Я сам погубил свою семью - это я готовил тот взрыв, в котором погибла моя Аврил и дети.
Да и плевать сейчас как-то, что, фактически, абсолютно всё было не по его плану, что изначально никто не должен был погибнуть.
- Если ты слишком долго искушаешь Бога, Он рано или поздно даст понять, что ты не прав, - снова короткий вдох и медленный выдох - слева опять начинало колоть и едва уловимой судорогой тянуло левую сторону лица. - Я не хотел гибели людей, но очень долго делал всё для того, чтобы однажды это всё-таки случилось.

+3

17

И почему с ним постоянно что-то происходит именно во время службы… Наверное, в другой ситуации это даже могло бы вызвать улыбку на губах девушки, вот только сейчас ей было не до шуток и смеха.
- Я бы так не смогла… Какой бы сильной не была обида, -чуть слышно проговорив свои мысли вслух, Эмили покачала головой, пытаясь вообразить, как бы она поступила на месте той женщины.  Впрочем, она практически и была на ее месте сейчас с той лишь разницей, что не была любима  - но, при всем желании исчезнуть, спрятаться и переждать, пока чувства утихнут, знать, что дорогой человек в больнице, и не знать, что с ним, стало бы невыносимой пыткой для Эм.
Возможно, отец Морриган искренне считал это все правильным, но Эмили никак не могла согласиться с ним. Девушка всегда думала, что для настоящей любви нет никаких преград, но только жизнь не прекращала пытаться убедить ее в обратном.  Оказывается, помешать может что угодно – от происхождения до выбранного иного жизненного пути. И это было настолько противоестественно для Эм, что снова защемило сердце, не только от истории мужчины, но и от собственных воспоминаний. Как поверить, что все происходит так, как нужно, если это каждый раз причиняет нестерпимую боль. И нет, эта боль не дает свободу. Она обрезает крылья, швыряет со всей силы с небес на землю и прячет сердце под замок, чтобы защитить от новых ударов и трещин. И с каждым разом этот замок открывается все труднее.
- Если вы счастливы, то это прекрасно…-глубоко вздохнув, Эмили кивнула головой, несмотря на то, что все ее надежды на счастье снова рушились и превращались в пыль. – Тем более, у вас есть Лиз. Когда-нибудь у вас с ней все наладится, и она обязательно подарит вам кучу внуков. И у вас будет та семья, о которой вы мечтали.
И отчего-то в это Эм верила гораздо больше, чем в то, что ее собственные мечты когда-то исполнятся. Едва заметно и немного печально улыбнувшись, она, поколебавшись, протянула руку и накрыла ладонь мужчины, задержав ее на несколько мгновений, ровно до тех пор, пока новая правда не обрушилась на нее подобно снежной лавине. Рука отдернулась раньше, чем девушка смогла это осознать, да и сама она машинально подалась назад, вжимаясь в противоположный угол своего кресла и отказываясь верить в услышанное.
- Это неправда. Этого не может быть… Вы не могли… - слишком много информации за один вечер, слишком много потрясений, и глаза снова увлажнились. Он не мог убивать людей. Не мог быть одним из тех англоненавистников, о которых Эм слышала из документальных фильмов и уроков истории. Ведь он всегда так мило шутил на эту тему с ее отцом за чашкой чая, так неужели при этом продолжая испытывать ненависть лишь из-за капли английской крови. Эта картинка никак не складывалась, словно ускользая из сознания девушки, не желая задерживаться там. Он, такой добродушный, заботливый, ласковый с детьми и животными, любимый своими прихожанами, неужели, он мог устраивать взрывы, к которых гибли те же дети. По телу пробежала дрожь, которая никак не унималась, а голова тут же заныла от слез, недосыпа и переживаний. За одну лишь ночь весь ее идеальный мир пошел по швам и перевернулся с ног на голову. Розовые очки бьются стеклами вовнутрь, тысячами осколков оседая в душе. Но когда первый шок прошел, Эмили накрыла новая волна ужаса. Он не просто потерял свою семью, он убил ее практически собственными руками и теперь будет нести это бремя до конца своих дней. И то, что, должно быть, творилось в его душе и памяти, на самом деле пугало куда сильнее темного прошлого.
Повисшую напряженную тишину вновь нарушил звук шагов. Но на этот раз в комнату действительно вошли, цокая когтями по деревянному полу. Появление пса, так отчетливо выделяющегося своим белоснежным силуэтом в полумраке комнаты, вывело девушку из оцепенения. Глубоко вздохнув, она перевела взгляд с собаки снова на мужчину.
- Это не важно. Не важно, кем вы были раньше. Я знаю вас совсем другим… И люблю вас именно таким, какой вы есть, - в глазах блестели слезы, а щеки по-прежнему покрывались румянцем, но признаваться в своих чувствах во второй раз было гораздо проще, даже не имея больше никакой надежды. Девичья ладонь осторожно легла на плечо священника, мягко и успокаивающе поглаживая его и через несколько мгновение замерев. Что-то едва уловимое в лице и дыхании мужчины не скрылось от девушки и отозвалось новой тревогой в его голосе. – Вам плохо?
Не удивительно, что этот разговор не остался без последствий для слабого сердца мужчины, и снова Эмили корила лишь себя за это.

Отредактировано Emily Milford (2018-05-26 05:32:18)

+2

18

- Дело не в обиде, Эмили.
Наверное, не в обиде.
Хотя, конечно, он фактически обманул Аврору, хоть и виделись они с ней всего пару раз - он бы просто не успел ей рассказать, кто он на самом деле. Ему тогда хотелось почувствовать себя прежним, но это было уже неправильно. Неправильно с самого момента принятия им твёрдого решения. Иначе для чего он снова и снова молил епископов позволить ему поступить в семинарию. Они были против. Все были против. Даже мать не хотела для него этого - до самого его рукоположения она считала, что он просто пытается заглушить боль потери. А он заглушил её ещё в Тринити, в библиотеке, готовясь к защите своей выпускной работы. Принял, научился жить с ней осторожно дыша и считая каждый новый день.
- Я не счастлив, - Келлах спокойно покачал головой, снова отрицая для себя возможность когда-нибудь стать действительно счастливым. Счастье означает отсутствие боли, а кто он без неё? Пустая оболочка, ничем не наполненная. Священство не наполнило его, а облекло в Свет. Тот самый, который от Него. Который и есть Он - Создатель, Сотворитель. - Я всего лишь на том месте, на котором должен быть. Это просто... правильный порядок вещей.
Когда-нибудь наступит это "когда-нибудь", в которое Лиз простит его за то, что его не было в её жизни. Келлах неопределённо дёрнул плечом - пока что Дилан и то со стороны создавал впечатление более родного ребёнка, чем, собственно, дочь. Это, наверное, и спасало его веру в то, что всё наладится рано или поздно.
- Правда, - Эмили отшатнулась, а Келлах продолжал прямо смотреть на неё, пригвождая себя к месту собственными же словами. Сказанными спокойно и негромко, но несущими в себе столько тяжести, что казалось будто они падают на пол гранитными глыбами. - Мог. И сделал.
Конечно, он этого не хотел. И больше всего на свете он хотел бы повернуть время вспять, только чтобы исправить всё, спасти всех от самого себя. Но это было невозможно. За всё совершённое рано или поздно наступает час расплаты. За свои ошибки он расплатился смертью самых близких и любимых. За их смерти расплата была впереди.
- Всё нормально, - он даже взмахнул ладонью, мол, не стоит беспокоиться. Эйфин, тихо проскулив, положил голову ему на колено, внимательно вглядываясь в лицо хозяина, словно пытаясь хоть немного его поддержать, помочь своим присутствием. - Пройдёт, Эмили, всё это пройдёт...
Колючий горячий шар за грудиной или её влюблённость - не важно, пройдёт всё. Всему свой срок.
- Друзей тоже любят, Эмили, - лёгкая улыбка тронула его губы, ладонь мягко накрыла застывшую на его плече руку девушки. - И дружба иногда может дать гораздо больше, чем любовь. Всё будет хорошо.
Всё обязательно будет хорошо. После тёмной ночи всегда приходит яркий рассвет. По-другому и быть не может.

+2


Вы здесь » Irish Republic » Завершенные эпизоды » И многоточий больше нет.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно