One for the money
And two for the show

- Еще увидимся?
- А ты как думаешь?
- Это значит “нет”?
- Это значит “иди к черту”. И кстати, ты должна мне двадцатку.
- Я тебя угощала!
- “Угощать” значит предлагать что-то безвозмездно.
- Что ты…
- И две сотни за съемку на прошлой неделе.
- !!!
- Работа есть работа, mon cheri.
- Если бы я знала. что ты окажешься такой  сукой…
- ...стонала бы в два раза тише? уехала домой после третьей маргариты? Расслабься, Лив, и найди мне две двести сегодня вечером.
- Тебе даже ренту платить не надо!
- У меня свои счета.

День не  задался с самого утра. Вчерашнего. Позавчерашнего. С блядского четверга и самого рождения. День не задался двумя нежелательными звонками, адской головной болью и упрямой кобылой, не желающей убираться с ее кухни.
Какого черта.

День не задался глухим раздражением, зудящим под подбородком, сбитыми локтями и тошнотворным привкусом в горле, не выполаскиваемым ментолом зубной пасты. Паршиво, хоть стены грызи. Дверь напоследок хлопнула так, что из вазона с унылым цветком облетела последняя роскошь засушенных листьев.
Больше никаких пьяных истеричек на такси от студии до спальни.  Какого черта…

Ping-ping. “У вас одно непрочитанное сообщение.”
Телефон с размаху летит и приземляется в подушки, полуметра не долетев до желанной стенки. Пятки в цыплячье-желтых носках таращатся в потолок со спинки дивана, Пенни подметает волосами пол; кровь должна приливать к голове, но крови нет, нет ничего, голова пустая и гудит колоколом, глухим набатом вопля sos. Ей не впервые, но где там анальгетики? Ее заказной препарат не пришлют раньше вторника. Чек за него нужно оплатить до завтрашнего утра, иначе… Иначе что, детка, снова придется искать чего покрепче? Чем закончим на этот раз?
Ping-ping.
Ничего не желаю знать.
“У вас одно непрочитанное сообщение”
Какого черта!

Выметая из мозга засевшую накрепко фразу, как из кровати - засохшие крошки, Пи Джей доползла до надсадно пингующего куска пластика. Абонент “Лив Картер” соизволил - глядите-ка! - отписаться.
“Мой брат заедет после восьми. Он вернет. Подавись ты своими…”
off.

День не задался: детскими воплями с улицы, резкими солнечными лучами сквозь щель между темных штор, сухим, дерущим горло кашлем и мерзким вкусом вчерашнего сендвича, перегретого в микроволновке до состояния хлебной лепешки. Затащить себя в душ; вытащить себя из кабинки спустя час  прежде, чем в этой луже по щиколотку захочется утопиться.
Раздражение поперек вдоха: сдавило ребра.
Так бывает, это пройдет….
Звонок в дверь как приговор: социальное взаимодействие неизбежно.

- Привет, я мясник.
- Сочувствую, приятель.
- Эээ… не, ну то есть я Хэнк “Мясник” Картер, из команды…
- Окей, неважно, я не заказывала автографы на дом.
Спустя минуту скрипа извлин, загородивший дверной проем чернявый детина сурово нахмурил кустистые брови и двинулся угрощающе вперед:
- Слушай, цыпа, ты мне голову-то не морочь, Оливия сказала…
- Кто? А. А-а-а… Здорово, хэнк-мясник-который-братец-лив. А то я уже ждала ритуального “Ты волшебник, Пенни” и дохлую сову в подарок.

Хэнк Картер, чье отличие от Хагрида состояло только в отсутствии зонта в лапищах, предпочел не пытаться проникнуть в сакраментальных смысл несомой девушкой ахинеи. Сгребая ее в охапку и взгромождая на затертое сидение монструозного байка, он в максимально приличных выражениях пояснил не обсуждаемый план на вечер: они сейчас едут к его давним друзьям, там выпивают по кружке промочить горло пока идет “мероприятие”, потом  вылавливают его кореша, забирают проценты от ставок, она получает свои “не поделенные с Оливией центы” и все довольные разъезжаются по домам.
- Ставок?  А чем, говоришь, занимаются твои друзья?
Вруммммммммммммммм. Ори, детка, сквозь шлем, только против ветра от пыли не отплевывайся.

День не задался, вечер катился туда же. Тяжелый, душный, липкий запах пота, металла, дубленой кожи глушил восприятие реального; низкий потолок и тусклое освещение широкого подвала давило на виски, без пощады.
Какого ляда я здесь делаю? Спросить бы чего полегче.

Скользкая влага ледяной бутылки в нервно стиснутой ладони; сжимая выданное пиво как единственный знакомый якорь рациональности, Пи-Джей юрким хорьком среди крупного стада начала протискиваться сквозь тесную клеть широких спин и вопящих глоток - к первому ряду, “зрительской” внутренней части круга.
К первому звуку удара.

Отредактировано PJ Connor (2018-06-11 00:11:37)

не блевать.
не блевать.
только не блевать, слышишь?
Она не стала досматривать, чем все кончится. Она не слышала, чью кличку скандирует вопящая толпа. Отползяая в дальний угол, она свернулась на корточках и зажала руками уши, уткнулась в колени. Картинка из-под век никуда не желала исчезать. Прилетающий в лицо кулак: просто, грязно и тошнотворно. Пенни зажмурилась сильнее; обод головной боли сдавил виски.
Почему на смену одним нежелательным впечатлениям приходят другие, нелепей и старше, поросшие мхом и такие бессмысленные, казалось бы, в низком рокоте подвального боя?
Тихая лестница, светлое дерево, лаковые балетки на самом краю ступени: пятки вместе, носки врозь, Пенни, детка, не расстраивай папу...

Вообще-то, он никогда не поднимал на нее руку.
Не потому что не хотел. Не потому что не считал приемлемым или не мог себе позволить.
Просто - не мог. Не хватало духу, сил и смелости. Не мог, как не мог сказать “нет” садящимся на шею бизнес-партнерам. Не мог, как не мог смотреть на вид крови или человеческой болезни. Не мог, как не мог удовлетворить своих алчных содержанок и скучающих жен.
Не мог, как бы она не провоцировала. Сколько бы не шла на рожон. Какую бы дрянь не вытворяла, в семь, десять, тринадцать, шестнадцать, дальше-хуже. Как бы ни пыталась невольно помочь, ему и себе, выйти на чистую воду, признать правду, дать волю гневу, чтобы хоть раз дойти до неприкрытой честности вместо затаенной, спрессованной, бесконечно разрушительной агрессии…
Он не мог. Не потому, что не хотел.
Вообще-то, он мечтал об этом с ранних ее лет.

Такое заметно. Читается сразу, мгновенно и потом ежедневно, ежечасно: по глазам, по жестам, по загнобленной моралью животной агрессии, ядом сочащейся в каждом сарказме, в словесной оплеухой прилетающих унижениях.
Она презирала его за жажду насилия. Но еще больше презирала за слабость. В какой-то мере - только отца. В каком-то смысле - абстрактно “их всех”.
Этого не было в беспутных, развязных мальчишках и нежных девочках с тонкими пальцами и скользкими сплетнями. Этого не было в роскошных леди в мехах и золотой молодежи с калифорнийским загаром в откидных кабриолетах.
Три кита всего массива поп-культуры: секс, насилие, страх. Два простых животных порыва: к жестокости и удовольствию. Пи-Джей сполна признавала второй и сполна же отвергала первый. Тех, кто мешал их в гремучий коктейль, она не понимала. Не желала понимать.

somebody wants to use you
somebody wants to be used by you
somebody wants to abuse you
somebody wants to be abused

...В нем не было ни первого, ни второго. Быть может, поэтому Тарлах и вписался в ее жизнь, не вписываясь ни в одну из вышеозначенных групп - в нем не было, не светилось прожектором за версту ни желание подчиняться, ни желание подчинять. Ему ничего от нее не было нужно. Никакого лезущего сквозь швы наружу самцового самодовольства и лолито-гумбертовских комплексов. Ему можно было позвонить в два часа ночи, пошмыгать носом в трубку и попросить привезти печенье, молоко и жаропонижающее. Такой, знаете, просто.. ну, хороший парень. Даром что за тридцатник с гаком.
sweet dreams are made of this
Ну и дура. Не было, да? Плохо смотрела.
who ever minds to disagree?..

- Какая я тебе нахрен Пенелопа.
Только открыв рот, она поняла, насколько ее трясет - до сжатых кулаков и прикушенного языка, от душных запахов и нервного напряжения. Что-то неправильное было в этом всем, во времени, месте и поехавшей без анальгетика крыше по скользким черепичкам искаженной реальности, в рассеченной брови и грязном бинте на руках вместо знакомой задорной ухмылки и коричного круассана в кофейне за старым сквером. Что-то решительно-незнакомое, жесткое и чужое, от чего гудело в ушах и хотелось орать благим матом, никому о чем, ни на кого конкретно - просто потому что, просто затем.
Отчего-то, без осуждения, упрека и объявления войны Пенни укоренилась в чувстве, будто ее лично смертельно оскорбили. Амнистии не назначено: несите плаху.
- Барыш сдираю, а что, по мне не видно? - она бы сплюнула, не дери горло сухим, наждаком режущим наживую разочарованием. - Че-то я слышала про собачьи бои. А оно эвона-что. Волкодавов развелось… Почти чую, как псиной пахнет.

Как можно дать сдачи, когда все, чем поддых прилетело - в своей же родной голове, и никто никому не виноват, кроме абстрактно и бессмысленно вопиющего в подсознании “какого хрена?!”.
- Тебе за это хоть платят? Или так, досуг ради чистого искусства?
everybody’s looking for  s o m e t h i n g...

Отредактировано PJ Connor (2018-06-11 23:37:57)

Sofi Tukker - Best friend

"Жила была елочная игрушка, она была такой блестящей, что ей прощали внутреннюю пустоту." Дешевый небьющийся пластик из второсортных материалов, с наносимыми глиттерами всех оттенков радуги, от пастели до кислотного спектра - смотри не ослепни, слушай-не-оглохни, пойми-не-тронься.
Обычно с ней бывало на удивление легко. Кроме тех случаев, когда до зубовного скрежета сложно.
Проблема Пенни не в том, чтоб вовремя распознать знак “стоп”. Проблема в том, что на заносе поворота нет ни малейшей причины остановиться.
Классическую поэму в четырех частях она могла декламировать в восьми интонациях и двенадцати смысловых выражениях.

Все отлично, не сомневайся. Все шикарно. Дай посмотреть? Пи Джей минуту всматривается в разбитые ладони, будто заправский хиромант, а затем выдает разочарованно-беспомощно:
- Ну и пиздец. Это же больно.
Хороший аргумент. Хороший, здоровый и правильный для любого адекватного человека с поводом послать все это куда подальше, но святость и благодетельность Пи Джей заключалась всегда в одном всецелом и естественно-сознательном неосуждении.
То, что я чего-то не понимаю, еще не значит, что кто-то в чем-то не прав. А если и не прав, то черт с этим - что такое “прав” и в какую дыру это запихнуть, чтобы на мозг фосфорной не капало. Ведь так?..

Oh, you're bad enough to me
Bad enough that we
Always have something to get over

Тэлли с разбитой рожей казался другим человеком, с какого ракурса ни глянь. Отчего так? Может, мне тоже обзавестись парой шрамов для просветления?
Мысли скакали голодной саранчой по выжженной земле иорданской. Жрать уже нечего, а туча все равно гонит. Куда? Вылюбить мозг кому-то следующему, не иначе.

Закон сохранения массы в пи-джей-реальности: если где-то прибавилось смысла, где-то его убавилось с не менее страшной силой.
Закон неизбежной константы: иногда она несет дичь с прямолинейностью прилетающей в затылок кувалды.
Простить-нельзя-смириться.

- Что я блять здесь делаю? Yeap, honey,  с этим вопросом я ебусь последние минут сорок конкретно и последние года полтора - абстрактно и в общности. В смысле, какая разница? Есть тут одна мясная туша. Гривастый такой. Пару сотен из кармана в его загашнике торчит, хотя знала бы, послала ко всем хренам собачьим, ей-богу, не в первый же раз…
Пи Джей, осеклась, сглатывая и недосказанную фразу, и недодуманую мысль. Не в первый же раз выкручиваться, когда прижало в угол и кэш нужен хоть бетон грызи? Да, детка, ты всегда знаешь, куда можно позвонить. Спрос будет, но придется поработать. Нет, не ртом, милая, но не то чтобы легче; идеи Рено с его допотопными объективами всегда отдают какой-то старческой педофилией. Ей-то по умолчанию все равно, но все же… Желтые от никотина пальцы и хриповатое с усмешкой poulette к каждой, не давая себе труда ни запомнить имени, ни провести семантическую границу между “цыпленком” и “шлюхой”; к черту француза!.
..а что теперь?

Она проморгалась: два диалога, внешний и внутренний, схлопнулись в одну кашеварную тягомотину; тишина раздевалки на контрасте оглушила, залила уши - судя по ощущениям, стекловатой.

- Привел-не привел, а хоть бы сама пришла. Толку? Еще раз пойти кулаками махать? “Она прозрела”, “Ягненок в волчатне”, охренеть какой повод, ага.

Деревянная лавка тянулась через все помещение, длинная, как мысль под кайфом, не добредающая до завершения; Пенни уселась боком на самый край, сердито уставившись в узоры облущенной краски. Буравить их взглядом было проще и как-то эмоционально безопаснее. Она не сердилась за покровительственное отношение то ли как к малолетней, то ли к неразумной, то ли все сразу - носить эту роль, как приросшую к коже повязку, стало удобной, корыстно и без зазрения используемой игрой.
С одной оговоркой: ловить во ржи ее стоило, еще стоило - лет десять назад, быть может. А теперь - отойдите: смотрите и завидуйте, как раз за разом нелеп и отточен прыжок в пропасть. На дне - батут и трамплин: неубиваемая сознательность, неистребляемая приземленность, неприкрываемая корысть. Трезвый расчет, здравый подход, выжженные остов веры. Нельзя быть прагматиком с такой моськой, кукла, нельзя глядеть на себя честно и не пустить пулю в висок. Потому - обратно в рожь: в абсурд, нелепицу, нестабильность; в каприз, в распущенность, в наивный взгляд - все будет прекрасно, ведь мы же бессмертны.

Как тонко надо ходить по лезвию восприятия, чтобы увидеть в этом тонкий фарс? Как оценить ажурную сетку убежденной само-насмешки и самообмана?
- Я не обиделась, - врет Пи Джей, и правда эта в корне кричит на кончике языка вопиющей, капризно-наглядной ложью.
- Ну психанула, с кем не бывает.
Ну же, поверь в этот бред, кинь еще одну гирю на весы разочарования, -  и степень дерьмовости этого вечера превысит все рейтинги последних недель, лидируя в чарте.
- Это все мигрень.
Оправдание или причина? Но ведь только она делает все ярче. Только она режет острием, выталкивая на поверхность рвано-острое, жестко-непримиримое.

Белоснежный носок кеда сосредоточенно ковыряет грязные стыки плит; пора или не пора сморгнуть “проехали”? Так было бы проще. Так было бы - как со всеми и как всегда. Пенни-детка с глиттером на всю голову и памятью золотой рыбки: не помню-не было, не буду думать об этом - не будет потребности что-то решать; зачем прощать, когда можно забыть и махнуть рукой “ну нафиг”?
Зачем пытаться сказать, что думаешь, формулировать всё как есть - если ты не на суде под присягой и не на приеме у психиатра?
Протянув руку, Пи-Джей молча и сосредоточенно надавила пальцем на рассеченную скулу. От края в центр, сильнее. Неужели не больно? Неужели больно - не важно?

“Ничего не изменилось”. В глобальном смысле, именно в этом и крылась проблема.

Отредактировано PJ Connor (2018-06-19 19:02:41)

Алоэвера - Не помню не было

Из “Дыры-В-Стене” - в дыру_в_реальности. Только на нее и походила ночь, внезапно ясная, внезапно прохладная - на контрасте, на смене - разрезающая духоту и липкий жар, мерзкий смог, выхлопное и смрадное дыхание городской трущобы.
Звезды. Пригоршней едва заметный гнилушек прямо над головой.
Вдох.

Город - это вдох. Звук - первый глоток. Синестезия ночной жизни: лови, ощущая мурашками по коже: как же знакомо, и потому - хорошо. Стуком в ушах, низковибрационными частотами; племенной ритм, отдающийся под ребрами, один, наложен на другой, наложен на третий - каждый паб, каждый бар, каждый подвал и чердак с пивным краном и музыкальной установкой орет, рычит, гроулит и поскуливает, вопль исторгается на улицы, выплескивается за рамки стен, через край - в самый желудок, на донышко, где-то по соседству с желчным страхом и адреналиновой радостью: выбирай!
Выбирай: все на ладони. Куда сегодня?

ни совести тени,
ни капли сомнений
и без угрызений
смеется ночь звонко
и даже пустой переход
дышит словом “подонки!”

- Хочу надраться.
Удивительно мозговыносная способность: обставлять свои признания как приказ. Поразительно удобная и уже неизбываемая - что ж, она училась у лучших. Училась и переплюнула учителей: исповедь - как вызов, сочувствие - как  издевка,  слабость - как прямое повеление. И, разумеется, святая уверенность - в собственной непогрешимости, в собственной неприкосновенности, в божественно юном бессмертиии; уверенность, радиантная и радиоактивная, увереность как зараза, изменяющая сознание, повелевающая: да будет так.
Как там говорят, можно вывезти девушки из села, но нельзя - село из девушки? Будь уверен, mon cher, с капризными девочками из золотых клеток та же история.
Хочу - подайте, и срочно!
Сказано-сделано.

Девичий кулачок уверенно стучит по стойке. Два смешка, три улыбки, одна колкость на грани хамства - смотри, как умилительно, оно еще и кусается! - и через три минуты Пи Джей возвращается за угловой столик с двумя полными кружками пива и довольным гоготом:
- Держи, меня угощают. Ну, теперь уже нас. Да спрячь ты это меню, господи боже, там все равно не то впечатано…
То или не то - Пенни знает не понаслышке. Знает, как разбавлять и заменять и этикетки, знает, как сливать излишки и плевать в посуду, знает как пересчитывать миллилитры и мешать коктейль себестоимостью в один евро, когда по указанному в составе выходит на все пять.
Знает, как никому  и ни в чем не верить. Кроме тех, кого купил - внимание, взглядом, негласным обещанием, подхватил на крючок мгновенно достроенных иллюзий. Кроме тех, в ком уверен лично, по статистике опыта - риск неизбежен, но меньше шансов промахнуться.
Кроме тех случаев, когда верить или не верить становится до ужаса несущественным. От качества пива до качества жизни. Не все ли равно?
..не все ли. Дрессура золотой клеткой все еще не избыла ни вкуса к хорошей жизни, ни вкуса - как такового.
- За странные секреты и внезапные открытия. Пусть сводятся к минимуму и катятся к дьяволу!
Смачно вписавшись краем кружки до характерного звона и пролитой лужицы, Пенни запила тост с чувством едва ли не выполненного долга.

После третьей кружки явилась музыка. После второй песни  посетители тихо взвыли. Музыку олицетворяло пресвятое трио местных рок-страдальцев, чье сношение с гитарой больше походило на страсть в тюрьме без вазелина, ударник с не меньшим успехом мог биться об установку головой, а солист,по всей очевидности, ощущал себя юным Апполоном, сладострастно постанывая в кожаных лосинах куда-то явно мимо микрофона.

Устав перекрикивать какофонию и соседской возмущение, где-то на перепутье принятия решений между “выпить еще, чтоб оглохнуть скорее” и “пристрелить беднягу, чтоб не мучился”, Пенни решительно вскочила и ринулась к выходу, бросив на столешницу свежесмятый из заднего кармана полтинник.

давай держаться на расстоянии,
ты знаешь, что случается, когда мы пьяные

- Сегодня же пятница!  - яростно размахивая руками, попыталась пояснить она внезапный движ не очень вежливо интересующемуся в духе “какого ляда и почему так срочно” Тарлаху.
- Пятница! И уже после-двадцать третье! В смысле.. Аааааа! Забей. К черту все эти крысиные подвальчики. Они сейчас все будут или футбол смотреть, или горло драть, а через пару часов пойдут громить столы и махать кулаками, а ты и так уже сегодня намахался, а я хочу чего покрепче разведенного дешевого вискаря в немытом стакане, и вообще… Да пофиг на красный, идем! Не собьют, пусть только попробуют. Ты меня вообще слушаешь? Правильно, не слушай, какого хрена меня слушать, ты главное топай давай. Близко, говорю же - рядом совсем. Ну почти. Еще пять минут. Вон видишь красный неон вывески, во-он за той крышей? ДА-А, ИМЕННО туда мы и идем! Сам ты спятил, ты блин не понимаешь, сегодня пятница, и в пятницу за стойкой самый талантливый и креативный бармен в моей гребаной столичной практике, да, а еще уже двадцатые числа, а это значит, что из отпуска  в Чикаго вернулись две главные резидентки, а там таки-и-ие, кхм, резидентки… Honey, просто поверь на слово, оно того стоит. Я проведу!

Сине-красный неон вывески трехэтажного стриптиз-клуба мерцал примерно в такт переменам выражения, от немого мата до покорного смирения, на подсвеченной огнями моське Тарлаха. С обещанием “Проведу!” Пенни упорхнула ко входу, протискиваясь сквозь небольшую толпу у неприметной черной двери сбоку здания; однотонный, как охраняемый им вход, неулыбчивый нигериец в смокинге пару минут  кивал в ответ на какие-то пассажи (Пенни честно приходилось становиться на цыпочки, чтобы дотянуться до уха для доверительно пониженного тона) - и в итоге одобрительно махнул табльным оружием:
- Давайте, шустро, внутрь.

Не оставляя времени на возражения и комментарии, Пенни протащила их обоих в святая святых Victoria's bay.
Обитая красной кожей,  хромированными деталями и острогранными стразами, полутемная утроба первого этажа содрогалась битам, скачущим под ловкой рукой прячущегося в нише диджея. Мелькающие сплохи софитов, глубокие басы и ароматный дым заполняли помещение, вынося реальность из остатков самосознания напрочь, далеко и надолго.
- Хочу  мороженое! - довольно проорала куда-то в Тарлаха Пенни, выискивая в толпе и на сцене знакомые лица. - И двойную порцию “Кокаина” - это всего лишь шот, расслабься - для начала...

Отредактировано PJ Connor (2018-06-20 17:24:44)

и   д и к о   мне
- - - - - - - - - - - - -
EMIKA - What's The Cure?

Шот номер раз. Шот номер три. Шот номер “я-могу-всё”. Абсент, Калуа, клубничный сахар: поджигай!
- Я. Могу. Всё! - с нетрезвой расстановкой смеется Пенни в ответ на рабочее предложение в крайне нерабочей обстановке. - Что угодно. Но только не с похмелья.
Too fast,
too young.
Pretty,
undone.
Она врет. Совсем немного. Она пьяна - но ей не весело. Шот номер “я знаю свой предел и хочу пойти дальше”.
- Это звучит настолько безумно, что я готова попробовать. Но, ради бога, давай поговорим об этом утром, ладно?
Шот номер “я знаю свой предел и хочу пойти дальше”. Она пьяна, но голова ясна - красный туман обволакивает все, кроме одной прожекторной линии, одного четкого вектора.
Он может быть любым. Он может выбрать кайф, сон или умозрительную болтовню на грани бреда. Сегодня вектор выбирает злость.
Она не думает, почему. Думать уже не позволяет градус. Это тест? Это месть?
Это - шот номер “ничего личного”
Пенни улыбается, змеино и хищно: это мой раунд. Пощады не будет.

I'm insecure,
so what's the cure?
At night I'm scared,
I'm insecure.
At night I'm scared,
so what's the cure?

Кроличья нора глубока: Алиса, падай!
Смотри, я могу еще ниже. А ты?

- Познакомься, это Мадлен.
180 см чистой грации, десять из них - каблук, но какая разница? Золотой лиф и кожа цвета кофе со сливками: осторожно, дива в зале. Прямо у стойки - лениво машет бармену, требуя какое-нибудь “как-обычно”.
- Давно не видела тебя, птенчик. Куда пропадала?
Пенни пожмет плечами - равнодушней подиумной вешалки; ее бесит “птенчик”, бесит “птичка” и “сладкая бусинка”, но ничего не попишешь - на этом поле у нее нет преимуществ. Мадлен без штукатурки почт годится ей в матери, у нее роскошные  “песочные часы” в духе Сальмы Хайек и амплуа Диты фон Тиз местного разлива. Она - женщина. На ее фоне Пи Джей чувствует себя и правда угловатым птенцом, анорексичным питер-пеном без права на взросление. Кажется почти естественным - завидовать Мадлен. Это не мешает ее хотеть.
- Так выступления не будет? Как жаль. Нет, правда. Скажи, Тэлли? - ты грозился, что только ради этого и зашел.
- Ничего, - Мадлен смеется бархатно, подмигивает в покровительственном “между нами, девочками”, - Ему уже и так хорошо. Правда, милый?
“Милый” не отвечает; скорость испарения рома из стеклянной грани идет на рекорд. Опытному глазу бывалой шлюхи трудно не доверять.

Зал оживляется: сегодня аншлаг, и сольные танцовщицы выходят на бис в парные номера. Следить за двойным, четверным узором одновременно не так-то просто - Тарлах вместе с большей частью публики, не исключая официантов, не отрывает глаз от сцены.
Так банально. Так очевидно.
Пи Джей движут абсент и злость. Ритм, отдающийся под ребрами - медленно-тягучий, вязкий; гипнотические изгибы вокруг шеста заворачивают спиралью мысль, выкручивая на новый виток. Она отлучается на пару минут. Он уже не замечает. Распорядитель зала выслушивает внимательно - через минуту с верхнего этажа спускается девушка, строго под заказ. Они изрядно похожи - тот же рост, те же тонкие девичьи пропорции - крохотная шарнирная куколка в заводской упаковке. Она сегодня еще не выступала.
Пи Джей точно знает, что делает. Или думает, что знает.
- Вон тот клиент у стойки заказывает приват.

Она холодно и сосредоточенно провожает взглядом - траектория одного шахматного хода, хрупкий силуэт в ажурном кружеве уводит под руку не желающего расставаться со стаканом Тарлаха в ближайшую нишу; дверь в крохотное помещение прикрывается до просвета тонкой щели. Секьюрити у дверного косяка скучает, пересчитывая взглядом стыки мозаичных плиток. Пенни выжидает какое-то время, прежде чем просочиться следом.

А девчонка хороша. Чертовски хороша. Без капли автозагара, без лишней пошлости жеста; точено-скульптурная, розовый мрамор и ящеричная гибкость, безликие черты, кукольная талия, тонкий шов бразильского бикини через бедро.
Заказанные пять минут почти закончились - так мало! - “дорогой пользователь, это была промо-версия, пожалуйста, приобретите лицензию”. Пенни материализуется откуда-то сбоку - в косой тени под тускло-неоновой лампой, одни глаза горят хитрым прищуром фейри, крадущейся из сумрака.
- Хочешь ее?
Она звучит хрипло, вибрирующе; фаер-шоты согнали ясное сопрано в гортанный рык. Пи Джей знает, что делает. Или думает, что знает.
- .. а меня?
Она наклоняется - не для поцелуя; спрятанная за щекой таблетка - одна на двоих, тает так быстро - почти не заметить кроме легкой кислотной горечи; выдыхая, она проталкивает ее языком под язык, аккуратно-настойчиво растворенную пыль вдоль основания - глотай - вот и всё.

Это - её ринг  и её “без правил”.

Truth is spoken,
body broken.
Love love,
I need love.
I am, am I an o b j e c t ?
Be weak,
so weak.
I want you,
I want you.

Отредактировано PJ Connor (2018-06-27 07:39:17)

Emika - 3 Hours

кто здесь?
кадры-вспышки. хлопает дверца таски. оглушительно, с лязгом. лопаются барабанные перепонки. нет, это просто музыка. просто трип-хоп в магнитоле. или в голове?
это реально?
это глюк?
это не трип.
не так, не здесь, неверно.
исходный код: ошибка, ошибка.
                   не в ту дверь. не в ту реальность. не так.
                                                                                 выйди из себя и зайди нормально.
                    не_мо_гу.
                                                        держи меня.
         пожалуйстапожалуйстапожалуйста держи меня
                                                                                                  нет.
                                                                                                                        алиса, падай!

это трип. это треш. это ток. через пальцы, прямо в кровь. линии искажаются - почти на секунду, на одну треклятую до боли острую секунду ей становится страшно.
на этих пальцах был бинт. на этих ладонях была кровь.
потом - отпечатки на стакане. потом - на ее коже.
распиши один вечер, одну маленькую дерьмовую случайность.
это артхаус.
щелк-щелк-щелк. шире бедра, выше грудь; где твои объективы, детка? повернись вправо, повернись влево, закрой глаза и падай.
славная девочка.
эта вспышка, этот кадр- это не здесь. мигают сигнальники в боковом стекле, хищный желтый глаз светофора.
горят-не-гаснут, слепят огни автострады.
фонари, всего лишь фонари.
спокойно.
водитель гонит под сотню. слишком быстро. это правда? мне кажется.
мне-тебе-все приснилось. сон со вкусом горькой настойки. смешать но не взбалтывать: насмешку, похоть, разочарование.
быстрее, быстрее.
на спидометре все прилично, сорок по городу, мимо объездной: медленным-медленным-медленным током - слоу-моушн, раскадровка.
вспышка. вспышка. вспышка.
пенни вцепляется  в кожаную обивку, пальцы скользят, стекают к сведенным коленям. заднее сидение такси почти неотличимо от приват-румного дивана; смена кадров - стертым мазком воспоминания.
ты закрыл дверь?..
я оставила чаевые?..
кто вызвал такси?..
она скребет свободной рукой по боковой двери - заблокирована, не выскочить, не вылететь на ходу, не вывалиться под колеса одним эффектным кадром: это стиль, это гранж, серое и красное по разделительной полосе: почти искусство.
пожалуйстапожалуйстапожалуйста отпусти мать твою мне же больно!
пенни открывает рот и не может протолкнуть ни слова: горло онемело, разучилось в слова, разучилось в звуки - онемела, застыла, речь - недоступная роскошь.
запястье пережато уже рефлексивно, чтоб не вырвалась, чтоб не дернулась; не выдрать из крепкого захвата - сначала болью, потом тупым и слабо пульсирующим онемением.
что же это…
ды-ши.

это пройдет. это пройдет. спокойно, это пройдет.
она елозит на сидении. холодный пот прошибает на выдохе, кровь стучит в висках.
это пройдет.
просто дыши. не думай. не паникуй.
                                    я не хотела.
                                                               ..да?
                                                                                    я же не всерьез.
                     я не.
                                                  я не.
                                                                                    я…

кислая горечь под языком и тахикардичный ритм в грудной клетке: быстрее, быстрее, быстрее, не хватает дыхания, не хватает крови, не хватает - ДЫ_ШИ, румянец по щекам, синие-синие-черные тени, синяки залегают под глазами так быстро - краденые вспышки отражения в зеркале заднего вида.
я же не.
откуда?..
я не хотела.
откуда ты…
я в завязке, я не сорвусь, я знаю, что делаю!
...о т к у д а  т ы  в з я л а  т а б л е т к у,  П е н н и ?

мягкий шорох шин по подъездной дорожке, медленныймедленныймедленный тормозмтормозстоп.
она фокусирует взгляд на приборной панели счетчика и зарывается пальцами в складки чужого бумажника: сдачи не надо.
фары подсвечивают дверной проем, знакомый абрис арки, разбитый надвое косой тенью силуэт в поисках звенящей связки по карманам.
она не помнит, откуда знает его адрес.

3 minutes then I’m out of here
3 words if you say it I’m staying

как ты…
пени жмурится. слишком громко. треск, лязг. ключ в замке. скрип петель. остро, резко. она сжимает пальцами виски - это пройдет, это пройдет, это пройдет.
тройным ритмом - в рассинхрон, затем в лад. смотри, чувствуй: у нее три пульса. в висках, под сердцем и внизу живота.
что же ты стоишь.
ну же, будь лучше. ну же, будь старше.
давай, вели мне убираться.
я…
я не…
...не ври-ка детка.
…..иди к черту.
……..нет

Hit me if you think that it will help the pain
Hit me and I guarantee you’ll feel the same
она щурится и тянет к себе - ближе, ближе. жарко, тесно, футболку на пол, майку тоже - нет, сними сам; кошачьим изгибом, коленом вдоль торса - б л и ж е.
вдох, еще. вздох, взмах, звон. что-то хрупкое летит с подоконника и бьется на части.
ты ничем не лучше меня.
а я привыкла так низко, чтоб ни капли больше о возвышенном.
а я привыкла так грязно, чтоб ни грамма больше об искреннем.
а ты…
а….
s t - t - t - t - t  - t - t - t - t - t - t - t - t o p
лопатками - в стекло. острый край бляхи ремня - в ребро ладони.
f - f - f - f - f - f - f - f - f - f - f - f - f - f - f - o r c e
лодыжками - вокруг бедер. пальцами - через плечи. о_сто_рожно.
выдох, вдох.
она целует край ссадины на лице. она сжимает темный след налившейся на поврежденном плече гематомы.
хрип, стон.
f - s - s - s - s - s - s - t - t - t - t - t - t - t - f - a - s - t - e - r
смешать-но-не-взбалтывать: желание, пренебрежение, нежность, раздражение, слабость, насмешка.
все было так тихо. все было так славно. еще вчера все было иначе.
зачем, пи джей? за что?
_до бешенства_
глаза в глаза: отражением беспомощной ярости.

Fetish 69 - All That Sex

до утренне-горького,
мутно-грязного, привычно-очевидного,
тупой ноющей болью слишком знакомого:
“ты снова всё испортила”