Келлах очень старался не расхохотаться в голос. Во-первых, даже несмотря на то, что он очень прилично устал, хохот его грозил оказаться слишком заметным на фоне сгустившихся сумерек и притихшего квартала вокруг церкви. А во-вторых, ему не хотелось обидеть Гвен этим хохотом. Не все женщины переносят мирятся с вероятностью выглядеть смешными. Хотя вот сам Келлах в этом ничего плохого не видел никогда. Ему нравилось, когда люди позволяют себе расслабиться и дурачиться несмотря ни на что - такие люди были гораздо приятнее в общении и добрее в жизни, чем лакированные святоши. Лакированных Келлаху было просто жаль.
Гвен же несла весёлую чепуху в ответ на которую ему оставалось только согласно кивать или отрицательно мотать головой, при этом стараясь не перепутать первое со вторым. Впрочем, по всей видимости, получалось у него это очень даже неплохо: во всяком случае, Гвен ведь не попыталась сбежать от него в ужасе из-за того, что он оказался потенциально согласным с тем, что её следовало бы скинуть с крыши - значит он вовремя замотал головой, не согласившись на столь кардинальные меры прекращения общения.
- Мне всегда хочется начать спорить по поводу костров, но сегодня я не буду этого делать, - первый глоток вина прохладой скользнул в горло и разлился теплом в приветственно заворчавшем желудке. - Просто потому, что возьму да и допущу такую вероятность. А ещё потому что лёгкий привкус опасности, пусть такая возможность и осталась где-то в средних веках, очень подходит к этому моменту.
Следующая пара глотков влилась теплом в мышцы, помогая наконец-то расслабиться уставшему телу. Келлах уселся поудобнее, вытянул ноги, чуть поддёрнув плед, чтобы в его край можно было укутаться, аккуратно накинул его на плечи Гвен и:
- О чём же мне вам рассказать? - подняв бокал выше уровня глаз, он задумчиво устремил взгляд сквозь его стеклянные стенки. - Столько всего в жизни происходило, а рассказать-то будто бы и не о чем, - внезапно, кое-что припомнив, он всё-таки рассмеялся. - Знаете каким образом я попал в столярную мастерскую? Эта история, конечно, совсем не продолжительная, но каждый раз, когда её вспоминают в Дублине, она заставляет посмеиваться добрый десяток священников и монахинь. Я был жутко непослушным в детстве. И совершенно не умел сидеть на месте, не вляпываясь в неприятности. Это странным образом сочеталось с моим упорством в освоении скрипки, но, видимо, моё упрямство имело разные формы. На моей дороге из школы домой была лавка краснодеревщика - я любил туда зайти и помозолить глаза мистеру МакКини. Не единожды я получал от него чем-нибудь тяжёлым чуть пониже спины за то, что не только глазел на его произведения, но то и дело норовил стащить что-нибудь с полок. Разумеется, мне хотелось посмотреть статуэтки, которые он вырезал, поближе, но вечно что-то задевал, и всё, что на полках стояло, валилось на пол. Первые пару раз он ловил меня за ухо, но потом я научился уворачиваться, чем умудрялся разгромить гораздо больше, чем одну-две полки. И вот однажды случилось страшное - старик МакКини нажаловался моему дяде на мои шалости. Дядя же, недолго думая, взял меня за воротник и привёл к старику в мастерскую, - Келлах усмехнулся, наполнил опустевшие бокалы и хитро посмотрел на Гвен. - Да, теперь я мог рассмотреть всё, что меня так интересовало, а ещё - научиться делать такие же вещи. Полки в магазинчике МакКини с тех пор не ломались. Но через пару месяцев увлечённого изучения основ столярного дела в кладовке я нашёл банку столярного клея. Очень хорошего столярного клея. Кажется, МакКини сам изобрёл этот состав - он склеивал абсолютно любые поверхности, и склеивал их намертво. И конечно же я притащил эту банку в собор, потому что ковёр у алтаря вечно топорщился, и некоторые из священников вечно спотыкались. Я сделал доброе дело - приклеил ковёр. Кто ж знал, что схватывается этот клей довольно долго? Да ещё и способен хорошенько пропитать ковёр, - Келлах выдержал почти минутную паузу, наблюдая за выражением лица Гвен. Потом горестно вздохнул, постаравшись вложить в этот вздох все свои артистические способности. - Отец Джон очень смешно дёргался, пытаясь оторвать ноги от пола после благословения народа. Надо отдать ему должное - даже идя на поклон босиком он держал на своём лице невероятно спокойное выражение. Правда, потом он очень долго гонял меня по коридорам собора, обещая оборвать уши, оторвать руки и высечь меня так, что я не смог бы сидеть месяца два.[AVA]https://i.imgur.com/n8pFbr8.jpg[/AVA]