Не сказать, что они с братом давно не были в церкви. Конечно, давно прошли те времена, когда по воскресеньям с утра они собирались в дом Божий всей семьей, чтобы всем вместе, но наедине с Ним, предаться смирению и искать ответы на сложные вопросы, которые даже невозможно сформулировать в словах. Однако, и совсем вычеркнуть веру из свей жизни не позволял близнецам ни уклад, ни воспитание, ни потребность в этом, напрямую проистекавшую из... Эта опасная дорожка мысли, которая и привела сегодня Дэни к собору Святого Каниса, заставляя вспоминать, сколько прошло времени с момента последнего посещения церкви. Месяца четыре, вроде бы как, да и то в прошлый раз он помолился вне службы за экзамены (что, у каждого студента бывают волнительные периоды, даже у распиздяйского!), потоптался немного у скамеек, пытаясь призвать в свою голову вопросы, обнаружил там пустоту и поспешно срулил, подхватив сонного Чарли под руку, который вообще, кажется, не одуплил, куда они пришли, зачем и почему, учитывая, что провел всю ночь за написанием курсовой.
Сегодня он пришел в собор с более или менее ясной целью, хоть и по-прежнему не знал, как ее спроецировать в словах тому свяеннослужителю, которому посчастливится попасться Дэни на глаза. Он честно пытался подобрать подходящие вопросы и предложения, даже высадившись из автобуса прямо на Парламент-стрит, чтобы дойти пешком через реку до нужного места. Ветер с Нора приносил только зябкость подбирающейся осени, но совершенно никаких идей - Дэни вообще не почувствовал ничего духовного, только желание застегнуть ветровку.
Старинное кладбище рядом со св. Канисом все еще щеголяло сочной зеленой травой - веселенько. Дэни рассматривал могилки, которые уже видел не впервые - лишь бы не встречаться взглядом со "взглядом" готических окон. Не то чтобы ему было стыдно, нет, просто так... предосторожность, что ли. а может и бессознательная защита от неизбежного, которое он сам себе наметил.
Людей вокруг не было - только пробегающая стайка туристических бабушек, двигавшаяся от собора по своим туристическим пенсионным делам. Дэниел набрал полную грудь свежего воздуха - прозапас, и толкнул тяжелую деревянную дверь. Правую, конечно же, правую.

Ему казалось, что церковь в Вексфорде раздавит его своими легко украшенными сводами сразу же, как только он войдет. Сила давления величия Его прямопропорциональна греху, а по идее грех его был велик, неподъемен. Действие равно противодействию. Но они с братом вошли в праздничную церкву свободно, и Дэни даже заулыбался. Пахло приятно, прихожане были наряженными, тихо переговаривались, занимая места, и здоровались с мамой и папой, а те кивали в ответ.
Близнецы немного отстали - они могли сесть и с остальной молодежью и старшими детьми сегодня.
- Ты что-нибудь чувствуешь? - тихо спросил он Чарльза, не зная, что ожидал услышать.
Чарльз думал. Он видел как свет пробивался через витражи, преломляясь на лицах прихожан. И просто не мог не думать о том, что они совершили. Он любил брата, но церковь... Библию писали люди, а не Бог. Эта мысль была тем небольшим якорем, что держала его в бушующем море страха. Сейчас и здесь он повернулся к брату, склонив голову.
- Я чувствую, что нам нужно занять места, Дэни, - спокойно проговорил старший. Потому что даже если ему страшно, нужно помнить о том, что отблеск в глазах брата был отражением тех самых страхов, что поглощают его самого изнутри.

Кроме Дэни в нефе собора было лишь три прихожанина, которые не то молились, не то рассматривали витраж за кафедрой. С несвойственной себе робкостью он двинулся к скамьям, присев на одну из последних. Как и тогда, он не чувствовал себя неправильно. Только жаждующим ответов.
В его поле зрения появился святой отец, но пока вставать Дэни не стал, но точно решил, что вот это и будет жертва экзистенциальных вопросов сегодня. Потому что... Потому что у Дэни была чуйка на людей, наверное. Или он хотел в это верить.

Дэни сделал еще пару вдохов-выдохов, успокаиваясь особой атмосферой и воздухом святого места и завершая мысленную короткую молитву. Не забывая, конечно. следить за избранным (и единственным сейчас в нефе) падре. Тот неспешно собирал молитвенники, его действия сами по себе напоминали некий размеренный ритуал - неотъемлемую часть духовной жизни дома Господня. Для Дэни это был отличный трамплин, чтобы вспрыгнуть до конца на ситуацию, повод не соскочить и причина, чтобы не начинать с места в карьер. Он поднялся со скамьи бесшумно и аккуратно, хорошо зная, как нужно двигать даже ватными ногами, чтобы не разбить коленку и не ударить беззащитный мизинчик.

Дэни только шумно вздохнул на ответ брата. Иногда спокойствие, которое внешне умел сохранять Чарльз во многих ситуациях, Дэни немного выводило из себя - он злился, правда, скорее, не на него, а на отсутствие экшена, - а иногда - просто восхищало. Сейчас, наверное, Чарли было еще более страшно, чем ему: все, что он мог сказать о сабже по своему опыту, сводилось к Дэни, а как можно выбрать из одного варианта? Сам Дэни был, правда, тоже хорош вместе с этим самым более или менее богатым опытом (который, кстати, тоже не особо поощряется церковью).
- Знаю, но я ж не об этом, - он вздохнул еще раз и побрел следом за братом искать скамью, удаленную, насколько это было бы не подозрительно, от родителей  дяди Генри с Анжеликой, к которым они подсели.
- Я знаю, о чем ты, - Чарли посмотрел на брата, держа в руках молитвенник. Его память держала в плену каждую песню и каждую строчку молитв, но нужно было занять руки. Он взял его еще из дома с маминой полки, и теперь рассеяно перебирал страницы или просто потирал корешок.
Чарли слегка пожал плечами, переводя взгляд на алтарь. Через витражи струился свет, окрашивая воздух и поверхности в радужные цвета. Но святые смотрели с укором, внимая этой неполной тишине. Шорохи наполняли душу смятением. Он хотел бы отрешиться от всего, но не получалось. В очередной раз перебирая корешок, Чарли не удержал его в руках, и книга упала на пол, громко хлопнув обложкой. Чарльз втянул голову, пытаясь переждать внимание к своей персоне. Он был неуклюж даже тогда, когда чувство вины захлестывало его с головой, пытаясь побороть веру в истину. Разум или чувства?
Рука Дэни сжала его. И теплота кожи слилась с его холодностью. Когда он нервничал у него всегда холодели и верхние конечности, и нижние. Будто кровь бежала в ужасе в самое сердце его тела - сердце.
- Они не смотрят? - закрыв глаза, Чарли успокаивался, перечисляя задом наперед таблицу Менделеева.

- Вам помочь с книгами, святой отец? - очень даже бодрое начало.
Конечно, Дэни понимал, что даже чтобы помочь, вряд ли кто-то прошагал бы полнефа. И, наверняка, падре уже понял его маневр, но начав действовать, Дэниел Макалистер был неостановим примерно как булыжник, сорвавшийся с Маккинли и жаждавший крови неосторожных покорителей вершин. Он почти не отрывал взгляда от святого отца, собирая с соседней лавочки книги и бережно складывая их в стопку на краю лавки, как это делал сам священнослужитель. На ощупь песенники были приятно потертыми и пахли чем-то вроде искусственной кожи, пропитанной выветрившимися благовониями. По обложкам от корешков расходились маленькие трещинки и морщинки, словно мимические, и Дэни проводил по ним пальцами, рассматривая в секуды, когда не смотрел на святого отца.
- На самом деле я хотел бы поговорить с вами, отец. У меня накопилось... слишком много вопросов. Может, я мог бы вам помочь вместе с этим. А то, кажется, это будет надолго.
Дэни извиняющееся улыбнулся, складывая в стопку последнюю книгу с этой лавки. Священник еще ни слова не произнес, но младший Макалистер уже убедился в правильности своего типа-выбора.

Дэни только улыбнулся, когда потрепанный молитвенник, который они обычно брали для того, чтобы занять руки (сидеть в смиренной позе им как-то обоим не особо доставляло), со жмаком шлепнулся между скамьей и порожком для моления, чудом не громыхнув об него. Хотя звук все равно получился сочным и смачным. Скамьи за три кто-то из детей хихикнул и, вероятно, потеребил родителей, но бурящего взгляда Дэни не почувствовал - в праздник все были настроены дружелюбно, и в нефе вообще было достаточно громко. Все общались в ожидании службы, а Дэниел только кивал знакомым и друзьям из школы, когда те проталкивались на места.
- Никто не смотрит, - его улыбка стала еще мягче - даже сидящим рядом не было видно, что они почти держали друг друга за руки, и что Дэни поглаживал костяшки пальцев брата.
Свободной рукой он поднял молитвенник, укладывая книгу себе на колени. Как ни странно, многие службы он тоже пока еще помнит наизусть, с детства, хотя эти знания уже постепенно. стих за стихом, начали выветриваться из его головы - плохо уживались со словами песен.
- Ну, кроме Него, - он указал абстрактно вверх.
На миг внутри что-то затрепетало в благоговении, но стихло.
- Как думаешь, может после службы спросить у отца Уилльямса... что-нибудь?
Чарли склонил голову, позволяя нескольким прядям выпасть из прически и упасть на лоб, закрывая его редкой завесой от мира. Он не хотел, чтобы все смотрели на него. Он боялся, что люди увидят, поймут, осудят. Разве не это в привычной людской природе? Осуждать то, что они не понимают. Он боялся, и этот страх рос внутри него с каждой секундой. Он боялся того, что Бог есть. Что где-то там наверху за всеми слоями атмосферы и стратосферы есть некто, кто грозит пальцем, видя что они делают вместе с братом. Вера и знания всегда боролись внутри. И ничто из них не могло победить. Вера губила его. Разве Бог мог допустить это? Допустил ли он или это все от лукавого? Разве эта любовь хуже и ненастоящая? Столько мыслей для одного маленького человека.
- Думаю, не стоит, - Чарли прошептал в ответ. - Вдруг он догадается?

Бодрое согласие (ну, насколько оно может быть бодрым у священнослужителя по всяким там стереотипам) оказалось тем, что было нужно Дэни, чтобы подобрать вторые первые слова, теперь уже конкретно и по существу, если можно так назвать метафизические изыскания.
"Ого, ты даже знаешь такое слово, Макалистер..."
- Я хотел поговорить о любви. Ну, той, которую никто не понимает. Бог есть Любовь, любовь к Господу нашему - все это более или менее понятно. Но все это - лишь идеал... Она совершенно другая тут, на земле. По-разному выглядит...
Дэни запнулся, пытаясь понять, куда увело его вступление, и где он оказался.
"А ты посмотри на то, что делаешь с этой точки, где бы она ни была" - так, кажется, Уотерс говорил, нет?"
- Конечно, падре, это не проблема, - Дэни улыбнулся, складывая еще одну стопку из молитвенников. - Так вот... Любовь... Она разная. Совсем. Как определить, какая правильная? Не знаю, настоящая, что ли. Или достойная признания "сверху", не знаю уж, как сказать.
"- Ойой, это очень далеко...
- Отвянь, тема сложная!"
Они всегда утешали себя тем, что все, что есть - дается от Бога. Значит, если у них что-то с Чарли и имеется, то оно точно не взялось просто так, ради того, чтобы просто быть и чтоб было о чем подумать. Но как-то теперь стало сложнее довольствоваться только этим, потому что с появлением Рэндэла оказалось, что взамен нехватавших в детстве денег Небеса отсыпали им просто-таки тройную порцию этой самой любви на двоих, а может быть и четверную. Как так может быть?
Мысли путались, и Дэниелу казалось, что вот сейчас за этой егозящей путаницей мыслей прямо в его глазах, святой отец поймет все и... И НЕ СКАЖЕТ.

Слова Чарли имели смысл. Дэни знал, что на нем всегда все написано, словно маркером на доске, а брат будет тушеваться, потому что прекрасно видит эти строки красным по белому. Если уж отец Уилльямс не догадается точно, что им надо, то уж точно будет подозревать нехорошие вещи - про какие-нибудь наркотики или какую-нибудь такую чушь, которая обуяет подростков и совершенно не интересует близнецов (почти). Хотя, собственно, а что им надо? Не быть же допропорядочными прихожанами...
Служба началась, и братья замолчали - Дэни чувствовал присутствие Чарльза рядом, которое неожиданно грело в слегка стылой церкви - пока еще не сезон для отопления - и чувствовал, как нарядные лавочки медленно дрейфовали на краткую встречу с Ним где-то в специальном предбаннике Рая, если хватает фантазии на то, чтобы его представить. Слова латыни, которой он не знал, принимали причудливые формы и значения сегодня в его голове, наполняя странным мистическим смыслом. Или это прикосновение руки брата делало их таковыми?
Вот, наверное, что им надо. Или, по крайней мере, надо Дэни: он просто боялся что у него отберут то, что они обрели чуть больше недели назад. Ведь если люди пока ничего не могут сделать, покуда не узнают, то Ему-то известно все, и Он всесилен. И Дэниелу очень хотелось бы знать, наказуемо ли стремление к единству и собственной целостности...

Дэни поймал себя на мысли, что не помнит, что было на протяжении той службы, и что было после. Опыт словно прерывался на самом главном, а дальше как будто бы осталась ненужная шелуха. Насколько же сильно они изменились и выросли с тех пор в отношении себя, когда единство и цельность начали проистекать из завершенности частей, как фрагменты рисунка. Насколько? Если Дэни сейчас приперся в церковь и начал с Его любви?
Макалистер дал святому отцу времени на свою "прелюдию", продолжая заниматься делом и внимательно слушая. И да уж, прекрасный день для экзорцизма. Жаль, только, все общество не экзорцируешь, да и бесы, по его коллективно-бессознательному мнению, затаились где-то на уровне ниже пояса самого Дэни.
- О ней в том числе, потому что это важно, - несогласился Дэни. - Я просто... пока еще не могу понять, почему.
Поэтому он так долго откладывал подобные походы за католической правдой. Поэтому так внимательно слушал, застыв с последним молитвенником возле лавки, забыв уложить его в стопку, и не глядя перебирая желтоватые страницы. А еще Дэни старался удержать рвущиеся один за другим вопросы, чтобы не перебивать падре, пока не пришла его очередь говорить:
- Но ведь все постоянно сравнивают - направо и налево просто. Судят, решают, как правильно и как неправильно. Если с такой точки зрения посмотреть, то и некоторые педофилы тоже очень искренни в своей любви, но как-то... Все чувствуют или просто говорят, что это неправильно. И сразу куда-то аргументы деваются относительно того, что это тоже создал всевышний.
Конечно, про педофилов это уж слишком сильно, но так или иначе - правда. Дэни не понимал этой двойственности людей и того, как пропадают доводы, когда не нужны, и как возникают в соседней же дискуссии, причем, как непреложные и всегда актуальные.
- Да, очень давно. И познаю до сих пор. И буду познавать до конца жизни, наверное. Не то чтобы я против, - Дэни невольно улыбнулся, как всегда, когда думал о брате и - сейчас - о новом участнике, чье появление и сподвигло его сегодня отправиться в дом Господень.
Уточнять, что речь идет о конкретном партнере (партнерах уже?) Дэни не стал - святой отец и так поймет... Наверное. По крайней мере сейчас это не важно.
- Любовь, она... Делает меня счастливым. Я не могу даже описать всего того, что чувствую. Любовь к Господу, к жизни, она... спокойная. Уверенная. А здесь - я не хочу спокойствия, я хочу, чтобы все двигалось так или иначе... Знаете, я понял, почему я начал с любви к Богу. Я... Могу, в общем-то, наплевать на людей, на общество тоже могу, могу найти выход. Но мне важно знать, что моя любовь может вполне себе соседствовать с любовью к Нему и не оскорблять Его. Где тот предел, где земное не препятствует эм... небесному?
Слова лились и лились из него, слаженно и споро - под аккомпанемент благовоний и глухости звука в соборе - словно все прочитанные книги решили излиться в его речь именно сегодня, так не похоже на обычную речь Дэни. Он узнавал себя и брата сейчас, но не узнавал себя отдельно.

Дэниел слушал внимательно все, что говорил святой отец, начав при этом стопка за стопкой - медленно, чтобы не уронить - таскать книги к полкам, чтобы можно было аккуратно составить все на места. Слова падре причудливо свивались в кельтский узор в его голове, цепляясь за одинарную вязь его собственных мыслей на этот счет, сейчас словно всплывших из глубины и слепо тычущихся в чужие фразы, как слепые котята в мамку, находя тепло и отклик на самих себя.
В груди немного екнуло облегченно, когда отец Келлах добрался до самого главного и важного, истины, которой Дэни так не хватало, чтобы действительно разобраться во всем этом.
"Чистота помыслов в отношении того, на кого они направлены..."
Фраза эхом повисла в голове, баюкая, убеждая, обещая многое... Он был очень честен с самим собой. И был очень честен во всем, что так или иначе было связано с братом и, как уже теперь ни странно, во всем, что было связано с Рэндэлом. Два человека во всем мире, с которыми он был искреннен даже в самых потаенных вещах. А уж себе Дэни никогда не врал - он не боялся своих реакций. Не боялся хотеть, не боялся агрессивно защищать, даже если будет больно и он проиграет, не боялся любить, забывая о себе...
Что касается помыслов... Он не помнит ни раза, когда они были какими-то не такими в отношении брата. Иначе боялся бы он так долго и параноидально того, что на самом деле они окажутся такими, как описывают во всяких сериалах про маньяков и где есть инцест? Как в газетах? Вряд ли. Не сумасшедший и не дурак тот, кто задается вопросом о том, сумашедший он или дурак.
- Про педофилию это я загнул, признаю. Для наглядности, - он даже улыбнулся как-то виновато слегка, но виноватая улыбка быстро истаяла.
Доверие было очень серьезной темой. Дэни знал много о доверии. И мысль о предательстве доверия души показалась ему очень... глубокой. И важной. Но пока он поставил галочку на том, чтобы обдумать это позже. Хорошо, что Чарли научил его ставить мысленные галочки, чтобы не забывать такие вещи.
На намеки про нетрадиционную ориентацию и всякое такое Дэни никак не отреагировал лицом. Эта тема его интересовала меньше всего, с этим они давно - изначально - разобрались.
Они рано узнали, как и многие в современном мире, что есть люди, которые живут не так, как мама и папа, и когда столкнулись с этим на примере самих себя, то не были ослеплены тенью неведения. При этом каким-то чудом им повезло жить в такой среде, где не приходилось сталкиваться с жестокостью и ненавистью в отношении "не-таких" - об этом они толкьо видели по телевизору, да читали в книгах, хотя и в книгах чаще всего они узнавали, что это абсолютно нормальная вещь, нежели чем извращение или что-то такое. Немалую роль в этом играло и то, что их мама - всю жизнь социальный работник - рассказывала о разном и работала с разными людьми и никогда даже бессознательно не вкладывала в головы сыновей отрицание и негативные реакции. Затем подсоединилась двоякая направленность Дэни, и вуаля - ориентация Чарльза стала просто еще одним естественным кирпичиком в их повседневной жизни, поводом пошутить между собой, фактом, помогающим понимать многие нюансы друг в друге.
Близнецы не считали это проблемой, несчастьем, грехом, взяв на вооружение хорошие книги и известных людей, а затем... затем все это затмило совершенно другое, нечто, что не хотело становится частью гобелена, торчало нитками вопиюще, щекоча нос и нервы от ожидания, что эту самую нитку заметят и... вырвут. Да, самое страшное было в том, если ее вырвут. Кому нужно бережно заправлять ее в ковер, если она кажется погрешностью машинного производства?
Потому он спокойно начал составлять молитвенники в стройные ряды - только святой отец орудовал на одном конце верхней полки, а Дэни - на другом конце нижней.
- Церковь и науку признает в последнее время теперь... И что Земля круглая. А что касательно стремлений... Что если у меня их больше, чем у других?
Вопрос повис в воздухе, Дэни не успел отловить его, когда тот сбежал с губ.

Интуитивно Дэни повторял за отцом Келлахом его действия в отношении рядов бывалых книжных солдат: аккуратно выравнивал молитвенники и песенники за корешки, внимательно отслеживая, чтобы те не мешались, потому что были разного формата, и его приходилось союблюдать, чтобы все стояло ровненько. Такое следование чужому канону внезапно упорядочивало мысли. Подсознательное ощущение чужого ритуала настраивало соответствующе, и хотелось хотя бы на раз принять его.
- Почти двадцать, - согласно покивал Макалистер, оставляя, наконец, полки в покое. - Вы меня прямо разочаровали. Какое надувательство - не знать всех догматов...
Конечно же, было слышно, что он не всерьез. Судя по тому, как много преступлений за всю историю совершала Церковь, прикрываясь разными предлогами, можно было отринуть всякие сомнения о том, что действовали от ее имени точно такие же люди с разной степенью понимания того, во что верить и как.
Он плюхнулся на скаймеку рядом со святым отцом, сцепив в замок ладони и уложив подбородок на большие пальцы, размышляя, да в такой позе и застыл, всерьез зацепившись за следующие слова священника.
"Во что верите, чего боитесь..."
Простая фраза, но в контексте давала потрясающий эффект. И развязывала язык.
- Как раз с запиранием чего-либо в себе у меня проблем нет...
Не хотел он так быстро помчаться с места в карьер, не хотел, но еще до того, как начал говорить, понял, что сделает это. В конце концов, если он не собирается откровенно спрашивать про их взаимоотношения с братом - где-то внутри уже начал сформировываться факт, что он просто уже сам для себя нашел все эти ответы, которые сейчас только заимели право на жизнь, - то он хотя бы должен быть прям в отношении вопроса, который вообще сподвиг его прийти сюда сегодня.
- Потому что я люблю на одного человека больше, чем положено, святой отец. И я сейчас не про ту ситуацию, когда... Когда уже отдал сердце кому-то другому, но чувствуешь какую-то привязанность и обязательства перед предыдущей пассией, а потому не можешь сделать выбор, что тебе важнее - новые чувства или стабильная привязанность. Не про жену-любовника-развод-не-развод.
Таких ситуаций были тысячи. Миллионы. Может даже миллиарды. Они были понятными (в какой-то мере) и было понятно, какие есть у данного сценария развития и почему они такие. Можно было даже предсказать загодя, какой вариант он бы лично выбрал, исходя из своего обычного характера, поведения и желаний.
Но в их случае все было совершенно не так. Их желания принимались единомоментно и равноценно, как и эти самые стремления, и так получалось каждый раз, как не поверни этот треугольник. И в них самих с братом уживалась огромная симпатия к одному конкретному человеку рядом с тем, что было взрощено ими с детства и закреплено в юности. Никто не чувстовал себя разрывающимся или ущемленным, никто не боялся в таком ключе заглянуть чуть дальше в будущее. Слишком гармонично, чтобы быть неестественным, потому что Дэни никогда не слышал о том, что это может быть естественно - ни в книгах, ни в интернете, ни в рассказах очевидцев.
"Вроде в серии какого-то сериала было... Но не помню, чем все это закончилось."

- Фари... кто? - нет, Дэни, конечно, читал Библию... местами, но настолько хорош в религии никогда не был.
Его как-то все больше языческие мифы интересовали. Историями и эстетикой в первую очередь, что впрочем, было нормальным состоянием для художника и прочих людей искусства.
- Предполагаю, ничем хорошим, - но все же Дэниел улыбнулся, уловив интонацию юмора, хоть и не понял чисто смысловой части.
Он почтительно заткнулся, как только святой отец погрузился в явные размышления над его, Дэни, словами. О да, он знал, каково это: такая вроде бы простая вещь, а как только хочешь что-то сказать по этому поводу или разобраться, то понимаешь, что слова как-то и не находятся - только рот раскрывается да палец остался вознесенным в воздух по-умному. А дальше вроде как понимаешь, что люди и в диссертациях на эту тему не успевают ничего толкового сказать, а ты тут собрался свою личную проблему за один ответ порешать, чтобы убежать в закат счастливой шведской семьей.
Может быть, он слишком передергивает? Раздувает из мухи слона? Ну, то есть, конечно, Уорд приехал в Килкенни, но ведь у него может быть еще стопицот причин для совершения такого поступка, да точнее не может быть, а они точно есть, а он просто эгоистично ставит их с братом во главе угла вместе с их чувствами. И рано еще пока решать что-либо. Но в мозгу настойчиво билась мысль, что надо все равно прояснить все это прямо сейчас, вот прямо в конце сентября, а там уже дальше спокойно делать выбор.
Потому что бравада это все - и даже Чарли в глубине души это понимает: нихрена Дэни не уверен настолько, каким хочет казаться. Просто он привык вести себя так, конвертировать внешнюю смелость в смелость внутреннюю, как формат книжки из PDF в FB2 для брата. И что все это совершенно не работает, если совсем-совсем не понимать, что и для чего ты делаешь. А для Дэни эта ситуация была непонятна практически в такой же степени, как и для Чарльза.
Дэни быстро вынырнул из путающихся мыслей, бегающих по кругу, повернувшись даже слегка к святому отцу, чтобы внимательно слушать (вопреки расхожему мнению, он умел слушать, а не только говорить). Перед его воображением представали на месте гипотетической семьи из слов падре члены его собственной семьи: вот маман с отцом сидят в гостиной, у отца стакан дорогого виски - дядя Генри принес этот подарок благодарного гарде населения - да и дядя Генри сидит напротив, пока Чарльз сидит рядом с мамой с серьезным видом слушая разговоры взрослых, а он сам. мелкий еще, носится вокруг, убегая от хлестающей его полотенцем Анджелики. И все правда друг друга любят, даже вот сейчас, когда в комнате внезапно родители чуть стареют, а сами они вытягиваются, становясь взрослыми.
"О да, братья и сестры любят друг друга одинаково, а мы вот друг друга с братом любим разно..."
Поэтому в фантазии у них такие блаженные взгляды, и они стараются не смотреть друг на друга слишком долго, чтобы не палиться. А вот Рэндэл, приносит матери с кухни бокал шампанского, она улыбается, они с отцом поднимают тост, хоть дядя генри и бурчит что-то...
- Каких статьях именно? - Дэни сделал умное лицо, типа он правда помнит. Хотя нет, что-то он помнит, конечно. Все то, что относится к его ответу на вопрос, сколько же положено любить людей одному человеку.
- Судя по тому, что во всех источниках узаконена моногамия - от Книги до законов, за вычетом мормонов и ислама - вероятно, что желательнее всего одного. Точнее, нет, - он остановил себя, прижав палец к губам, но снова продолжил после короткой заминки, - по сути, сколько кого любить не сказано, но вот выбрать кого-то одного обычно надо, потому что так положено. Любить-то можно хоть десять, хоть двадцать, а вот под ручку к алтарю и на прием приходи с кем-то одним. Вот и непонятки, что делать. Но вы считаете, что это... можно?
Глупый детский вопрос. Как же его иногда раздражает, что он не может быть взрослым, как брат.

Дэни нахмурился, пытаясь вызвать в памяти последние годы в школе и соответствующее религиозное образование того периода времени. Катехизис, да. Женись-любись... Нет, любиться там надо с оговорками. Или стоп, вообще нельзя без продолжения рода? Мысли заскрипели, и Макалистер даже и не думал как-то скрывать натужный ход шестеренок в своей голове, он был написан в каждой мимической морщинке на его лице сейчас, видной даже в скудном освещении собора. Не возжелай жены своей? Нет, ближнего своего. Или нет, не возжелай друга своего как жену свою. Тьфу, вообще не о том. Воруй-убивай нельзя - не, даже не близко к теме. Разве что только кто-то из них скопытится от излишней любви и семяизвержения больше положенного.
Пока падре искал ответы на полу собора, Дэни уложил руки на специальное место на скамейке впереди, чуть облокотившись и рассматривая витражи. Никакого осуждения в ликах святых он не увидел, а, значит, наверное, в его мыслях не было ничего неправильного сейчас, несмотря на смехуечки. Главное - идти к пониманию, а уж дорога к нему у каждой мысли своя.
Неожиданно Дэни прыснул тихо - он вспомнил кое-что из Катехизиса, над чем похихикивал под тычки брата под ребра: НЕУМЕСТНОЕ ЛАСКАТЕЛЬСТВО. За смехом он так и не понял тогда, что это значит, хотя можно было догадываться, но что тогда считать неуместностью? А еще где-то там же было что-то про кровосмесительство. Наверное, где-то в те моменты они с братом оформили для себя более точно свою позицию, как не затрагивающую кровосмешение ввиду отсутствия возможности получения потомства...
Ох, мысль убежала слишком далеко, слишком в дебри опять - все это было знатным сопротивлением новой информации и новому пониманию. Нужно было с этим бороться. Тем более, тут уже много каких сподвижек случилось.
"Не давай затащить себя обратно памяти."
- Я очень владею своими страстями. В смысле, я много еще о чем думаю, не только... о страстях. И моя совесть молчит. То есть, абсолютно. Ее все устраивает, и это даже подозрительно. Я не то чтобы был мирным и послушным ребенком, - Дэни ухмыльнулся, оторвавшись на миг от витражей, - и в неприятности ввязывался часто, но не то чтобы в совсем уж дрянные, - "да, это университетское нововведение", - и брата утягивал. И дрался. И даже за все это совесть меня мучала, а вот в связи со всей этой ситуацией - молчит, как партизан. Как будто все замечательно, и это даже странно.
Просто как мозайка складывалась. И вроде бы рисунок слегка сюрреалистичен, но складывается-то верно - изображение не искажается, детали все подходят, смысл есть в получившейся картинке тоже.
- Чего я хочу достичь... Того, чтобы быть счастливым. Уже почти. Чтобы мои близкие были в безопасности, обеспечить их, защитить. Чтобы мы все были здоровы и продвинулись в жизни, чтобы мы могли делать хорошие штуки для мира - вместе и по отдельности. Использовать наши способности на максимум. Хочу стать лучше.
Никакого четко выстроенного списка, никаких номеров приоритетов - просто все, что пришло в голову. Абстрактно и не конкретизировано - да, но если нужно, он распишет даже списком, как делает старший брат.
"Хочу, чтобы мы с Чарли узнали больше. Чтобы задержались на дольше..."
Мысль немного пугала. Он был влюбчивым, но не не постоянным в этой влюбленности в отношении кого-то, кроме Чарльза, поэтому думать о ком-то еще так быстро в контексте этой самой задержки было не особо спокойно и плево. Да и Чарли, наверняка, тоже.
"И тут разговор начал уплывать в детали и личностные смыслы."

Много же он напознавал в таком случае... Его жизнь, как и витражи над головой, состояла из маленьких неровных стеклышек разной формы, размера и цвета: где-то светло-синяя нежность домашнего уюта и игр с родителями, где-то - кроваво-красный цвет боя, как тогда казалось, не на жизнь, а насмерть, с рассечеными бровями и синяками на ребрах, где-то кусочки мозаики были изумрудно-зелеными или цвета майской листвы - рыбалка в мутной воде в Вексфорде, способность постоять за себя против природы в нетронутом человеком лесу, откуда они всегда находили выход, даже если немного блудили, на ура используя навыки из книжек. А еще кусочки безбрежной синевы с вкраплениями фиолетового, часто лежащие вместе - бескрайнее чувство друг друга и попытки познать себя в творчестве.
Отец Келлах был прав - все это было нормально, потому что из всего этого состояло не только полотно его жизни, но и он сам стал таким из-за всего. Таким, каким он был сейчас - вместе с этой самой возможностью раскрыть объятья для чего-то большего, чем был способен принять до этого. Или хотя бы попытаться. Этот кусочек витража уже был, он был странного оттенка пурпура, переливавшегося на солнце в глубокий красный, а значит он уже изменил мозаику, при этом не разрушив общую картину. А это значило, что он оказался в наборе не случайно, значит, он принадлежал ему. И у них с Чарли есть свобода выбора в том, чтобы продолжать или не продолжать использовать этот цвет.
Сердце Дэни говорило, что этот цвет ему по душе. Иначе, почему бы ему хотелось узнать больше? И хотелось остаться? Иначе, почему бы ему было идти сюда, чтобы подтвердить это в себе?
"Просто влюбляться во всех подряд было проще..." - заворчал внутренний голос, покуда Дэни оторвался, наконец, от созерцания главных стеклянных красот собора. "Но ведь любить Чарли даже еще проще этого. Действительно, зачем Ему что-либо усложнять? Ради чего?"
- Вы правы, святой отец, - Макалистер выдохнул то ли обреченно, то ли наоборот - с облегчением. - Я правда слишком много думал над этим. Я вообще слишком много думаю - для себя, по крайней мере - в последнее время, как-то так получается. Случилось много чего, что правда стоит обдумать - в основном, это правда весьма рациональные и материальные вещи, типа карьеры и всякого такого. Судя по всему, я зачем-то подгреб под эту лавину размышлений то, что не нужно размышлять.
"И меня жутко заклинило. Потому что? Правильно, потому что думать - это стиль не нашей половины, болван."
- А нужно ощущать. Хотя кому расскажешь, что Я затрухал ощущений - не поверят, - Дэни улыбнулся коротко краем рта, оборачиваясь к падре снова. - И нет, я не пытаюсь компенсировать, я как-то... всегда таким был. Единственное, что я когда-либо пытался компенсировать странными способами - это мой рост, но это вряд ли к этому разговору.
Дэни почесал затылок, осмысляя то, что сказал ему отец Келлах - словно отражал и дополнял его собственную мысль про чувствование вещей. Во всем этом было что-то от их разговоров с отцом, только на менее рациональные темы. Даже рука святого отца на плече ложилась словно знакомым весом. Невольно он улыбнулся широко, смотря прямо в лицо отца Келлаха с благодарностью.
- Спасибо вам, падре. Мне очень нужно было услышать это. Не только последнюю фразу, а ну... все. К некоторым вещам лучше приходишь в течение беседы, - он издал почти неслышный смешок. - Простите. если задержал вас после службы от выполнения каких-то важных работ. Вы мне правда очень помогли.
Изгнание сомнений порой - куда сложнее какого-ниудь там экзорцизма. Упавшие на голову демоны - одно, а вот те, что уже крепко присосались за много лет в голове и к нутру - совсем другое, попробуй их без хирургически-острого ума удали из системы, не вырвав с корнем что-нибудь очень важное.
Дэни поднялся со скамью, кажется, почти одновременно со святым отцом, только сойчас почувствовав, насколько ватными стали ноги от всего этого. Ватными, но не тяжелыми, отнюдь. А может, это полегчавшее на пару камней сердце тянуло вверх?
- Удачного вам дня, отец Келлах. Думаю, мне уже стоит идти и правда перестать вас задерживать, а то я ж не единственный прихожанин все-таки, - как заправский дебил, Дэни махнул рукой в коротком прощании, мысленно сделав фейспалм. Ох уже это странное ощущение близости с по сути незнакомцами... - До свидания.
Двери невероятно громко открылись и закрылись за ним, когда он вышел сначала из нефа, а затем и из собора. Осенний воздух не обжег легкие - на улице воцарился штиль, и даже солнце пробивалось между туч. Немножко. Дэни вдохнул полной грудью, застегнул молнию куртки и медленно побрел через кладбищенскую дорогу вниз, к улице.
"Вот теперь путешествие началось окончательно..."