Шон не спросил меня: «Доча, а пойдёшь ли ты к психологу?»  Неееее, Шон в лоб мне прям заявил: «Ты идёшь двадцать первого к психологу. А не пойдёшь, я тебя сам туда силком отведу, уяснила?»
Вопросы есть? Вопросов нет. Но я лучше как-то на своих двоих. Прошла пешком, слушая музыку в плеере. Целенаправленно вышла пораньше, но как-то так получилось, что я вновь зашла в собор Святого Каниса, чтобы поздороваться с падре. Но не нашла его и, чертыхнувшись тихонько прям в храме, развернулась и опять же пешком направилась до офиса… эм… мисс… Харельсон? Аййй, какая разница! Ну мисс и мисс. И вообще, зачем меня к психологу? Ах, дааа, Шону приспичило после приключения с Саичем. И вот только в эту секунду ко мне закралось подозрение. А как много он вообще слышал из нашего с ним разговора? Ох, и принесла же его тогда нелёгкая. Ну да ладно.
И да, конечно же, я опоздала! Но, с другой стороны, Шон же платит, значит, эта дамочка и подождать может.
Стоило только зайти в офис и снять наушники, как вдруг…
- Элисон Остин? Это ты? Я - мисс Харрелл, психолог и старая знакомая твоего папы. Я так рада тебя видеть.
Первое, мисс Харрелл. Второе, знакомая Шона. Третье, опля.
Я честно представляла себе некое змееподобное существо, хладнокровное, которое бы смотрело на меня, как на объект для расчленения. Но нет. С моим представлением совпали только очки. Во всём остальном – полный пролёт с моей стороны. Это обещало быть интересным.
- Ага, Элисон. – Тепло улыбнувшись женщине, я спрятала плеер с карман джинс, а глаза опустив на руки. В перчатках, ура. Можно и руку протянуть для того, чтобы поздороваться. Чем я, собственно, и занялась. Надеюсь, психологиня не станет особо углубляться по поводу перчаток. – Приятно познакомиться. Не знала, что у Шона есть такие очаровательные подруги.
И, улыбнувшись ещё шире, я протянула руку мисс… Харрелл. Да, точно, Харрелл.

Я зашла в кабинет, повесила курточку на вешалку, как и порекомендовала мне мисс Харрелл. И столкнулась взглядом с кушеткой. Сидеть на такой неудобно. Лежать не хотелось тем более. Я не знала, чего мне ожидать, и не могла себе позволить расслабиться физически. Поэтому я решила лучше повести себя подозрительно, чем растерять уверенность. Я села на пол рядом с кушеткой, уперев голову на её кожаный бок. Вытянула и скрестила ноги. Во, так вообще хорошо.
А мисс Харрелл тем временем рушила все стереотипы. Задав мне вопросы, она не взяла блокнот. Она смотрела на меня. Но в это время мимо проплыл её секретарь, смерил меня каким-то странным взглядом, поставил чай с печеньками на стол мисс Харрел и удалился.
- Подайте мне сюда, пожалуйста. – Попросила я, улыбнувшись и протянув руки вперёд и вверх, к мисс Харрелл.
Полученные чай и печеньки я уместила на пол рядом с собой и только сейчас позволила себе ответить на вопросы  мисс Харрелл.
- Ну, я не удивлена. Он вообще не болтун.  А Шона я решила найти… хм… ну я из дома ушла. Идти больше было некуда. Хотя, это было занятно, из Англии, да сразу в Ирландию. – Я осторожно покосилась на мисс Харрелл. Вот про Англию я зря ляпнула. А вдруг она из тех, кто категорически против «мудаков-англичан»? – Собственно, когда из дома уходила, тогда и узнала,  что мой кровный – Шон Годфри собственной персоной. Как-то так.
И, забросив печеньку в рот, я стала медленно жевать её и смотреть прямо в глаза мисс Харрелл. В этой беседе сейчас её черёд.

Выслушав мисс Харрелл, я сделала для себя занятный вывод. Сейчас я любопытна этой женщине не как объект для психологии, а как внезапная дочь её знакомого. Это странным образом подкупало. Она не стала сразу меня рассматривать, как объект, я была в первую очередь личностью. Чем в своё время согрешил Шон. Значит, мисс Харрелл не представляет угрозы? Она не будет лезть ко мне в душу? Это хорошо.
- Из Мэйденхэда. – Я потихоньку начала отвечать на вопросы мисс Харрелл. – Это пригород Лондона. Маленькой город. Никогда туда даже не заглядывайте, даже если будете проездом, проезжайте мимо!
Я усмехнулась, отпила немного чая и продолжила.
- Не страшно, когда есть цель. Так что я не думаю, что с моей стороны была какая-то храбрость… Я была бы храбрая, если бы сразу начала стучаться к Шону. Но умные люди в городе посоветовали сначала найти дядю. – Тёплая улыбка сама всплыла на губах при упоминании о дяде Лиаме. – Он так тепло принял меня… И только благодаря ему я выдержала. Если бы я сразу столкнулась с Шоном… Не знаю, и думать не хочу! – Я мотнула головой, переключаясь на следующий вопрос. – И живу я, собственно, у дяди. А с Шоном видимся мы редко. И созваниваемся редко. В конце августа и начале сентября было как-то лучше, но постепенно мы с ним всё разбазарили, и вообще…
И тут я поняла, что начала болтать лишнего. Оборвав себя, я аккуратно и внимательно посмотрела на мисс Харрелл, лелея надежду, что она оставит эту тему. Чёрт. Трижды чёрт!

- Уиллиам, ага. – Я разулыбалась, как дурочка, при упоминании имени моего замечательного дяди Лиама. – Мы с ним… ну, живём. Я ему готовлю, он меня содержит, пусть какие-то деньги даёт Шон. Хожу в школу, а по вечерам мы как-нибудь развлекаемся. Фильмы смотрим, обсуждаем что-нибудь… - я остановила себя на полуслове, будто так и надо было. На самом деле я чуть было не добавила: «что-нибудь о том, как дяде найти мужика». Но пронесла залётная. – В общем, у нас с ним всё в порядке. Я его люблю, и, кажется, это даже взаимно. О чём ещё может мечтать человек в моём положении? Всё же хорошо сложилось!
Бодро сказанув это, я шумно шваркнула чайку. Вроде, разговор с мисс Харрелл складывается хорошо. Она такая милашка, кажется, будто искренне за меня переживает, а не из денежно-вопросного отношения. Может, она не такая плохая?
Но вот как только до меня дошло, о чём она спросила потом… у меня даже пальцы похолодели. И неудивительно. Ведь пока я беззаботно ела печеньки, то сняла свои перчатки. Пора вернуть моих ребят на место. Руки дрожали, но я справилась. Скрестив пальцы, я таким образом плотно натянула их. А затем, сама не понимая, зачем, села как в детстве: подтянула колени к груди, уткнулась лбом в эти самые колени, обхватила голени руками и… она ведь точно поймёт, что что-то не так. Но я не расскажу. Я ни за что не расскажу!
- О доме в Англии я не буду говорить. И даже просто сравнивать с той семьёй не хочу.
Подняв глаза на мисс Харрелл, я спросила. И тот голос, каким я говорила, растерял всю бодрость:
- Можно мне идти, а?

Приняв картонный прямоугольник, я крутанула его разочек вокруг своей оси. Потом прочла, что написано. С одной стороны имя, фамилия и профессия. С другой – адреса и телефоны. Лаконично. Но ведь и ничего лишнего.
А то беспокойство, с которым мисс Харрелл ко мне подскочила? То отчаяние, которым был наполнен её голос. Я следила за её перемещениями, пытаясь разглядеть что-то новое. Но она была всё такой же, только встревожена. Потому что задела меня? Тогда это так мило с её стороны. А с моей совсем невежливо будет уходить просто так. Потому что мне напомнили о прошлом. Мне, конечно, не нравится, что мне всячески напоминают о том, от чего я хотела уйти, но, с другой стороны, мисс Харрелл и я видимся в первый раз в жизни. И это, наверное, нормально. И, наверное, это моя вина, что я так остро реагирую.
На самом деле мне не особо-то и хотелось уходить. В кабинете было уютно, мисс Харрелл летала рядом заботливой пташкой, такая бодрая и обаятельная. Не то, что моя мать. И это просто замечательно. Тем более, что женщина сама дала мне тему и повод, чтобы остаться.
Маленький Шон… Бабушка мне показывала его фотографии, рассказывала о Шоне-ребёнке… и стало интересно, а все ли они такие же, обладатели имени «Шон» ?
- Расскажите мне о нём, если вам не сложно?

Я смотрела на фотографию пацанят и их отца, которого я узнавала. Всё-таки он иногда попадался в журнальных вырезках Кэрол. Я смотрела на маленького Шона, слушала, и внутри просыпалось будто чувство узнавания. Наверное, в именах и правда что-то заложено. Мне всегда казалось, что Шон, который мой папа, будет в таком возрасте шалить и подбивать на шалости дядю Лиама. Вполне возможно, что всё именно так и было. Хотя, нет, было бы. Всё-таки разница в возрасте почти десять лет. Это между тридцатью и сорока почти нет разницы, а вот между девятью и девятнадцатью… Да и бабушка рассказывала, что дядя на отца больше как на кумира смотрел. Нет, это точно не те отношения… Да и любовь к шоколаду. Шон Годфри в детстве больше клубнику любил. Интерес невольно потерялся, и я вернула телефон мисс Харрелл. Разогнувшись, я откинулась на стоящее позади меня кресло, вытянув ноги вперёд.
- Знаете, - я начала, даже не зная, что хочу сказать. Но почему-то хотелось именно говорить. Казалось, молчание будет неуважением к этой женщине, - вполне возможно, я должны бы рассказать вам о том, что со мной происходило так или иначе. Наверное, это и есть та самая суть, ради которой Шон отправил меня к вам. Но… это ведь просто прошлое, не правда ли? И если его оставить в прошлом, то всё будет в порядке? Но ведь… - внезапно я поняла, что никогда не высказывала того, что зарыто глубоко внутри. И, думаю, если я высуну лишь небольшую часть всего этого, то только легче станет. Да и если вдруг Шон полюбопытствует у мисс Харрелл, то ей будет, что ему сказать. А то, что мы говорили о всяких глупостях, его явно не удовлетворит. А подводить её так не хотелось. Она ведь была такой… доброй. – Но ведь оно всё равно со мной. Здесь и сейчас. И будет всегда. Как и Шон, как моя больная привязанность к нему, которую я поняла совсем недавно, когда мы Райли забирали. Как верность дяде Лиаму, который согрел меня в день знакомства так, что мне кажется, что именно его заботой я продолжаю гореть почти ровно. Как будет дружба с падре Келлахом, с которым мне спокойно. Может, это и делает меня мной, но иногда мне кажется, что если я лишусь памяти, то будет легче. Память, мисс Харрелл, такая вредная дама…

Я невольно последовала за мисс Харрелл, когда она отправилась в своё кресло. В Килкенни мне уже опостылело доверять всем подряд, ведь именно за доверие я прошлый раз поплатилась. Но что я могла поделать, когда слова мисс Харрел, сказанные мне сейчас, пробрались в мои мысли юркой норкой и, взмахнув хвостиком, снесли стройную стену между мной и женщиной-психологом, что я так старательно выстраивала. С ней тоже случилось что-то плохое, это чувствовалось, но, опять же, плохое другого рода, тяжёлое, но не пугающее.
Я никому никогда не рассказывала того, что со мной приключилось. Даже когда взрослые начали задавать мне вопросы по поводу перчаток на руках. Даже когда я очень сильно ударила своего одноклассника за то, что он прикоснулся ко мне случайно. Даже когда я пришла в школу пьяная, еле держась на ногах. А ведь накануне мне приснился сон, который был приветом из реальности, пережитой мной. Которую я хотела забыть.
Эта волна всколыхнулась до размера тайфуна, волна размером с сорокаэтажный дом. Падает-падает Лондонский мост… я задыхалась от слёз, что не были выплаканы в свой время. От горечи… от обиды.
Развернув крутящееся кресло к себе, повернув таким образом мисс Харрелл к себе, я одним движением утянула её на пол и, спрятав нас за столом ото всех, обняла её крепко-крепко, хриплым шёпотом сказав:
- Я хочу, чтобы вы мне помогли. Я расскажу. Но только с одним условием, мисс Харрелл. Вы никогда, слышите, никогда не расскажете об этом Шону и кому бы то ни было! Вы не предпримите никаких действий! Вы просто выслушаете… просто…
Кто-то был очень сильно прав. Пока обнимаешь человека, можно спрятать своё лицо. И я прятала слёзы, которые словно по волшебству, хлынули неудержимым ручьём.

[audio]http://pleer.com/tracks/11375710ocoj[/audio]

Я внимательно взглянула в глаза мисс Харрелл. Пытаясь увидеть в них подтверждение её слов. И ведь, что самое забавное, находила. Но, может быть, я видела это через призму, через искажённые восприятие своих слёз. Надрывы… я состою из одних сплошных надрывов, всё течёт, всё показывается наружу, вот оно, я держу в объятиях мисс Харрелл, а с ней как будто свой покой. Они рвутся в моей голове беспокойными птичками, стучат о виски пульсом, отдают дрожью в руках, слезами, ручьями из слёз, их океан.
- Я поверю вам, мисс Харрелл. Потому что вы первая, вы единственная такая…
Вобрав в грудь воздух через рот, что больше было похоже на неровный, шаткий всхлип, я начала:
- Мне не следует жаловаться на детство. Оно было. Пусть мать и не любила меня. Может, она… с-строила надежды, что я бу… ох, буду похожа на Шона, но нет, я… я похожа на неё. Лишних вопросов нельзя было задавать. Она никогда мне не рассказывала, что случилось у неё с родителями. И не верила мне. Но я жила с этим, я привыкла… Пока…
Меня закачало, затошнило от слов в голове, от воспоминаний, от образов. Сама не заметила, как рухнула на колени к мисс Харрелл и, обняв их, продолжила. Голос скакал от нормального до хриплого, от тихого до шумного. Я дрожала сама, было холодно. Но от мисс Харрелл было так тепло… так тепло…
Этот гнойник. Он лопнул. С болью.
- Когда мне исполнилось тринадцать, мама завела себе нового мужчину, моего отчима. Джеймса. Он какой-то неправильный был. Всегда. Но я не придавала этому значения, потому что он так хорошо ко мне относился. Покупал игры, конфетки, когда мама орала на меня, вставал на мою сторону и старался защитить. Я общалась с ним, я верила ему, я была хорошей девочкой. Пока однажды ночью не проснулась от его прикосновений. Понимаете? Его руки блуждали по моему телу, шныряли туда-сюда, казалось, он был везде, что он будто хочет стать мной… но ничего больше он не позволял… - не выдержав собственных мыслей, я уткнулась мисс Харрелл в живот, крепко зажмурившись, вспоминая всё. И его руки, и слова о том, что ему можно доверять, что он не сделает мне больно. Но это была ложь. Всегда ложь.
- Я говорила маме о нём. Но она мне не верила. А он отшучивался. Говорил, что у девочки просто переходный возраст. И ей бы парня найти, а не сидеть дома и книжки читать. И я вышла. Сгинула. В возрасте тринадцати лет я лишилась девственности с каким-то незнакомым мне парнем при первом же удобном случае. Пытаясь понять, могут ли прикосновения девушки быть нежнее, переспала и с одной своей знакомой. Но ничем… только руки не такие грубые. Он знал, Джеймс знал, что я творю, и наказывал. Становился грубее, настойчивее. Он знал, когда приходить. Когда мать оставалась в магазине работать ночью Кэрол не могла ни услышать, ни узнать. И это просто тискание меня длилось до пятнадцати. Ему хватало. Пока. Я просила, я умоляла его прекратить, но он не мог, он не слушал меня, он был глух и ослеплён, он, мисс Харрелл…!
Это был крик отчаяния из самого прошлого, из далёких его глубин, когда было больно. Когда мать мне не верила, когда Джеймс забавлялся, глядя на то, как я пытаюсь бессильно с ним бороться. Забавлялся от того, что по чётным дням он спит с женщиной взрослой и, сколько бы лет ни прошло, красивой. Забавлялся, что я слышу их стоны по чётным ночам. Забавлялся, когда наблюдал за моими попытками донести до Кэрол правду. Забавлялся, когда я плакала в его руках нечётными ночами, чувствуя отвращение от его плоти, что утыкалась мне в спину. Я хотела себя убить в тот период. Думала, если меня не станет, то и эти воспоминания исчезнут. Забиралась в шкаф чётными ночами, чтобы не слышать, сжимала в руках бритву и останавливалась каждый раз, каждый грёбанный раз, когда думала о том, что где-то в этом мире есть мой родной отец. И он ждёт меня, он заберет меня из этого ада. Что он любит меня. А Шону я не нужна, не нужна…
Эти детские воспоминания, поднявшиеся волной, заставили остановить свой рассказ. Чтобы отдышаться. Чтобы набраться сил для того, чтобы продолжить. Я понимала, что мне уже не сдержаться. Я так долго молчала об этом, стараясь забыть. А, оказывается, ни одной детальки не забыла, ни одного его прикосновения, ни одного слова мамы о том, что я вру, ни одного собственного вздоха, ни одной мечты о родном отце, который мог спасти меня, который любит меня, но… который в итоге оказался Шоном Годфри, замкнутым, которого я никак не могла понять, но который всё так же нужен мне, как тогда, только теперь нет Джеймса, чтобы сделать мне больно. Он сделал достаточно, от этого теперь так просто не избавишься.
- Мне было пятнадцать. – Собравшись с мыслями, продолжила я. – Я тогда ушла на вечеринку какую-то. Этого я уже не вспомню.  И пропала из дома на сутки. Вернулась я не в благоприятный день. Мама работала ночью. Приняв душ, я залезла под одеяло. Знала, что последует. Приготовилась морально. И он пришёл. Он всегда приходил. Только на этот раз он не тихонько влез, как раньше. Он был больше меня, сильнее, кажется, он мог осилить и пятерых таких же, как я… он развернул меня на живот и… вы понимаете… вы понимаете, мисс Харрелл, я уверена, вы понимаете... Сжимал мои руки в запястьях, говорил, что я плохая, что свела его с ума, что бросила его, что так беззастенчиво заигрываю с ним, что меня нужно наказать за такое своевольное поведение, и он накажет, но мне из-за этого не будет больно, мне будет приятно. А мне было больно. Рукам было больно. На запястьях утром полукольца его пальцев, как браслет. Как буква «А» на одежде… Алели сначала, затем синим. Вопросов я выдержать не могла, надела перчатки. Кэрол не обратила внимания, Джеймс только ухмылялся, но, кажется, понял, что натворил. Не лез больше. А я живу с этим, я не могла никому рассказать, потому что он какая-то крупная шишка в мире этих религиозных сект. Два года я жила с воспоминаниями, которые начинаются с рук. Я ненавижу их за это. Мне бы отрубить их, но… но…
Слова в моей голове закончились окончательно. Все, что я могла – лежать у мисс Харрелл на коленях и лить слёзы. По прошлому, по боли… я не понимала, стало ли мне легче. Но я понимала, что наконец-то выговорилась… наконец-то…

Каждое прикосновение мисс Харрелл ко мне будто выжигало весь тот страх, что я всколыхнула в себе. Становилось спокойно, как в детстве, когда я прижималась ночами к матери и думала, что она любит меня. Эти слёзы, как их воспринимать? Как избавление? Как очищение? Но если так, то огонь сердца и доброты, что несла мне эта женщина, на чьих коленях я так нехорошо разрыдалась, здесь к месту. Пусть испарит их, каждую, пусть они превратятся в пар и больше не вернутся.
Я слушала, что она говорила мне, тепло, тихо, согревая только что вскрытые раны. Её слова несли надежду. Словно освещала мне путь вперёд. Я верила, верила безукоризненно, мне даже не хотелось упрекать мисс Харрелл во лжи, таким тоном не врут, такими словами не хотят сделать больно. Мисс Харрелл не обидит меня, мне очень сильно захотелось в это верить. А если всё-таки так случится… К удару от Шона я готова.  Готова вытерпеть и удар от дяди Лиама. Даже от падре, хотя он наверняка на это не способен. Но никто из них не знает того, что знает мисс Харрелл и если она…
Но нет, я не буду так думать. Она того не заслуживает.
- Нет, не уходите, просто посидите со мной, хорошо? Со мной давно никто так не разговаривал… со мной, наверное, вообще никто так не разговаривал… спасибо вам, мисс Харрелл…
Я прижалась покрепче к женщине, втягивая носом запах её туалетной воды. Успокаивающий. В какой-то момент времени она превратилась для меня в оплот силы и постоянства. Возможно, мисс Харрелл стала в один момент для меня той, кем не смогла стать Кэрол Остин за почти семнадцать лет жизни со мной…

Когда мисс Харрелл потихонечку подняла меня с колен, я, честно признать, немного испугалась. Вдруг именно сейчас, когда я, казалось бы, увидела в ней тот самый свет, которому стремилась столько лет, вдруг именно сейчас он и закончится? Но нет, она была рядом со мной тёплым солнышком, глазами-лучиками согревая все мои печали. Это была забота, какая она есть. Это была мисс Харрелл…
- Хобби? – Я чуть замялась, опустив глаза и поправляя перчатки на запястьях. Стыдно было признаваться… - Хобби… Мисс Харрелл, я в школе-то еле как выучилась, потом пустилась во все тяжкие, если можно так сказать. Я никогда не думала о том, что мне могло что-нибудь нравиться. В своё время я любила читать. А сейчас больше люблю слушать музыку. А ещё я люблю готовить дяде Лиаму. Знаете, завтраки, обеды, ужины… он часто устаёт на работе, а дома его ждёт тёплая еда. Даже представлять не хочется, как он жил один.
Я вновь посмотрела в глаза мисс Харрелл, пытаясь понять, что он думает. Но язык мой болтливый уже было не остановить:
- Я вам тоже что-нибудь испеку. Как однажды Шону и Лиаму торт испекла шоколадный. Им, вроде, понравилось. Вам и вашим детям. В благодарность. Да и просто потому, что вы, возможно, сладкоежка. Мне было бы приятно… порадовать вас…
Я чуть улыбнулась мисс Харрелл, пытаясь спрятать некую долю смущения. Вот сдались ей мои постряпушки… Она наверняка обедает в самых шикарных ресторанах города, ведь она такая прекрасная…