День обещал быть великолепным. Утром Клеменс поехал в университет, провел два занятия и не поставил ни одной F, что перед неделей зачетных модулей было очень хорошим показателем. Потом он зашел в столовую, но никого знакомого там не было, так что Клеменс решил вовсе не обедать, тем более ему казалось, что еще слишком рано; и вдруг он обнаружил, что до четырех часов ему совершенно нечем заняться. В четыре нужно было ехать к Лэю, ведь был четверг, а по четвергам у них занятия, но что делать до этого времени - Клеменс решительно на знал.
Можно было зайти в библиотеку и поискать еще материал для диссертации, и он так бы и сделал, если бы точно не знал, что библиотека университета больше помочь ничем не может. Нет, Клеменс выжал из нее все, что мог, еще в начале осени, и теперь ему нужно было ехать в Дублин. До Дублина полтора часа, столько же обратно, так что на такую поездку придется однажды потратить целый день, чтобы извлечь хоть какую-то пользу. Уж точно это будет не сегодня, да и вообще не в ближайшую неделю.
От нечего делать он позвонил Лэю. Хотелось верить, что позвонил просто так, и что Клеменс совсем не надеялся, что его ученик окажется свободным во внеурочное время, но в действительности Клеменс был практически уверен, что Лэйтер не занят всегда. Порой ему даже было интересно позвонить около часу ночи и проверить, подтвердится ли эта теория, но Клеменс не делал этого не потому, что такие звонки лежали за гранью вежливости, а потому что не хотел, чтобы Лэй для него хоть когда-то оказывался не свободным. Эгоистичное желание, но Клеменс его не стеснялся, потому что никогда не высказывал.
Спустя пятнадцать минут Клеменс уже подъезжал к его дому. Машинам там было неудобно, приходилось наполовину въезжать на газон, чтобы припарковаться, но здесь хотя бы можно было без опасений останавливаться - на территорию университета Клеменс на пежо вообще не заезжал, хватало ему этих разговоров, да и в городе пересечься с кем-нибудь из студентов, который все видят и запоминают, ничего не стоит. Почему до сих пор не пошли слухи, оставалось для Клеменса загадкой, хотя, может быть, слухи и были, просто он пока что оставался в счастливом неведении. И поэтому особенно приятно было, что есть место, где Клеменсу можно не стесняться самого себя.
Клеменс думал именно об этом, когда, сдавая уже по газону назад, ударился задним бампером в чей-то черный седан. Показалось, что удар вышел слабеньким, но сигнализация моментально взвыла, Клеменс чертыхнулся, от злости ударил руль руками: знал ведь, что все эти маневры ему плохо удаются и лучше было не лезть между двумя машинами, а отъехать немного подальше! Но теперь уже было поздно: сигнализация унялась, а из магазина на противоположной стороне улицы уже шел недобро настроенный мужчина.
Дверца как раз открывалась, так что Клеменс хорошо услышал его "Чертовы бабы!", с трудом подавил в себе желание спрятаться обратно в автомобиль, и все-таки вышел.
- Извините, я...
- Твою мать, пацан! - мужчина бросил взгляд на точку столкновения. Ничего страшного там не было, его автомобиль оказался крепче, чем пежо Клеменса, и бампер оказался всего лишь оцарапанным, в то время как у пежо на нем появилась вмятина. - Ты просто чудо какое-то, потому что так вмазаться мог только слепой жопорукий пидорас!
Клеменс вспыхнул, не находя, что ответить, но это, кажется, и не требовалось, потому что мужчина обошел пежо, глядя на него как на дерьмо, и вмиг оказался рядом, слегка - хотя ему-то так не показалось - встряхивая Клеменса за лацканы пальто.
- Эй, осторожнее... - он терпеть не мог, когда к нему прикасался кто-то посторонний, в особенности когда он мял пальто и дышал в лицо сигаретами. - Мы сейчас со всем разберемся, я вызову полицию, и... - полиция была не так уж нужна: даже слепому жопорукому пидорасу было ясно, кто здесь виноват, и разобраться можно было только со страховой, но Клеменс, если по правде, немного опасался за свое здоровье. И не зря - стоило ему достать телефон, как мужчина резким движением выбил его из рук, так что он ударился об асфальт и соскользнул куда-то под пежо.
- Это я осторожнее?! - мужчина, кажется, собственного жеста даже не заметил, и в этот момент лицо его приняло настолько злое выражение, что Клеменсу стало по-настоящему страшно.

Ничего подобного с Клеменсом сроду не случалось. Отчасти потому, что жил он здесь, в Килкенни, где обычно не бывает никаких драк нигде, кроме пабов и - реже - спортивных стадионов, отчасти из-за собственного мировоззрения: когда человек не тянется к грубости, нечего и думать, что грубость потянется к нему. Но у всего на свете существовали исключения, и это даже неплохо, вот только Клеменс знать не знал, что ему делать. Больше всего надежды он полагал, как и любой добропорядочный ирландец, на Гарду, но теперь телефон валялся под машиной, и единственным вариантом оставалось привлечь внимание прохожих, но до того, чтобы кричать на всю улицу, Клеменс еще не опустился.
Потом появился Лэйтер. Может быть, не окажись его рядом, все разрешилось бы само собой - скорее всего, Клеменсу удалось бы убедить разгневанного мужчину в том, что с его машиной все в порядке и нечего так горячиться, но у Лэйтера имелись свои методы, да такие, которых Клеменс от него и не ожидал. Все происходило очень быстро - видя, как сгибается пополам этот человек, Клеменс невольно скривился: своего опыта не было, но он прекрасно мог представить, что он сейчас испытывает. Со стороны Лэя это, пожалуй, был не самый честный удар, зато самый действенный, и поэтому Клеменс невовремя расслабился: трудно было представить, что после такого кто-то может оказаться способным не просто двигаться, но еще и двигаться так резко.
- Лэй! - Клеменс невольно вскрикнул и кинулся к ним с четкой целью ударить человека впервые в жизни, потому что боялся, что он просто-напросто задушит Лэя, но юноша оказался расторопнее... или просто удачно подвернулся под руку камень, или он знал, что нужно делать, с самого начала - результат был один. Клеменс застыл, ощущая, как холод пробирается по спине вверх - ему казалось, что лежащий на земле без движения мужчина мертв.
- Лэй...
Эти объятия были нужны им обоим. Сжимая в руках его тело, Клеменс немного пришел в себя; а вот ученик его казался теперь другим - такого Лэя, способного постоять за себя, реагирующего так быстро и точно, он видел впервые. Отпустив его, Клеменс глянул по сторонам - поблизости все еще никого не было, но за то, что никто не смотрел в окна, ручаться было нельзя.
- Он из Слайго, - Клеменс указал на номерной знак с буквами SO. - Далеко забрался. Я... не ожидал, что ты такое с ним сделаешь. Он хотя бы не умер?.. - с некоторым опасением, как будто мужчина вдруг мог вскочить и вгрызться в его горло, Клеменс подошел к нему и присел на корточки рядом. Прикасаться, как это бывает в фильмах, чтобы проверить пульс, ему не хотелось, но все-таки пришлось - прижав три пальца с левой стороны, Клеменс подождал пару секунд (в первую ему почудилось, что он ничего не чувствует) и облегченно выдохнул. - Похоже, ты его только вырубил.
Клеменс наконец улыбнулся. Повезло, что Лэйтер здесь, по крайней мере, ему не придется разбираться с этим в одиночку. Поднявшись, Клеменс потер подбородок, пытаясь сообразить, что бы на его месте сделал отец, потому что он всегда точно знал, что нужно делать. Вызывать полицию, или звонить в скорую, или, может быть, попытаться привести этого мужика в чувство самостоятельно? Чего точно нельзя было делать - так это бросать его здесь. Откуда бы он ни был, пусть даже из Слайго, а Лэй живет прямо напротив, просто так точно не обойдется...
- Теперь буду парковаться только если рядом на три метра пусто, - пробормотал Клеменс, все-таки отказываясь от мыслей про больницу, скорую и всю эту братию. - Давай приведем его в чувство. Предлагаю вылить на голову ведро воды, - в его голосе на миг отразилось злорадство - холодный душ в декабре был тем еще удовольствием. - Уверен, что после этого он притихнет.
А потом предстоят неприятные минуты, в этом Клеменс тоже был уверен. Но чем быстрее они разберутся, тем быстрее можно будет забыть про этот неприятный инцидент: он сомневался, что до французского сегодня дойдет, но горячего чаю Клеменс выпил бы с удовольствием.
Прежде чем Лэйтер успел пойти в дом за водой, Клеменс задержал его рядом:
- Не стоило так рисковать, - сказал он, прикасаясь пальцами к шее юноши, как будто ища на коже следы, которые могли проявиться разве что через полчаса. - Он мог тебе сильно навредить.

- Я тоже знаю, что я виноват, - и разве тут поспоришь? Даже думать об этом не хотелось, ведь обернись ситуация иначе, и ее можно было решить за три минуты, потому что страховка у Клеменса имелась, и сам он хорошо знал, что нужно делать в одной из таких ситуаций. Только вот не получилось.
Он убрал руку - и так слишком долго, кажется, прикасался к Лэйтеру, тот мог подумать черт знает что, а сейчас наверняка не время об этом думать. Возможно, к сожалению, но на сожаления тоже времени не было: мужик валялся прямо на земле, на улице, и с каждой секундой повышались шансы быть замеченными кем-то посторонним. Тогда уже от полиции не отделаешься, хотя Клеменс знал таких людей, которые прошли бы мимо, отвернувшись. Но нечего было и рассчитывать, что удача сверкнет еще раз и им попадется кто-нибудь такой же.
- Он наверняка нас запомнил, нельзя просто бросить его где-нибудь, - Клеменс улыбнулся, он подумал, что Лэй шутит, предлагая такой вариант, но вот второе предложение понравилось ему гораздо больше. Убрать с улицы, а уже потом приводить в чувство; правда, если бы была возможность, Клеменс предпочел бы не идти в кафе. Он немного боялся того, что, очнувшись, мужчина придет в ярость и начнет крушить все вокруг. Ему слишком нравился дом Лэйтера, чтобы кому-то позволить в нем так себя вести, но спорить Клеменс все-таки не стал, и послушно остался ждать возвращения Лэя с тележкой.
Это было немного незаконным - то, что они собирались сделать, то, что уже сделали. Точнее, сделал один Лэйтер, но Клеменс ощущал себя причастным, ведь если бы его здесь не было, Лэй и из дома бы не вышел. Как оно так совпало, и надо было боднуть машину именно здесь, и надо было наткнуться на такого психа, у которого совершенно тормозов нет?.. Но если бы не все это, если бы Клеменс припарковался на десять сантиметров левее, если бы мужчина оказался адекватным, если бы Лэйтер был занят до четырех часов - еще нескоро Андерсену выпал бы шанс посмотреть на этого нового Лэя, о существовании которого он даже не предполагал.
Я не верю, что это делаю, - с некоторым азартом думал он, пока они вдвоем укладывали бессознательное тело на простую садовую тележку. До последнего Клеменс был уверен, что кто-то все-таки их видел, и вот-вот они услышат полицейские сирены, но их все не было и не было, и постепенно Клеменс смог поверить в то, что все в порядке.
- Надеюсь, твой чай как следует его успокоит... - он сперва сказал, а потом подумал, не может ли Лэйтер положить туда что-то такое, запрещенное, чтобы... Да нет. Нет. Клеменс видел, как Лэй обычно это делает, и он не использовал ничего, что нельзя было бы опознать по внешнему виду и запаху. - Я - с облепихой, - войдя на кухню, Клеменс остановился возле двери. Лэйтер выглядел расслабленным и спокойным, но вот Клеменсу тяжело было сосредоточиться на простых вещах, когда тот мужчина был неподалеку. К тому же, все еще в обмороке. Что, если у него сотрясение или что-нибудь такое - тогда им обоим достанется, человек ведь не машина, страховкой не покрывается.
Однако Лэю одной фразой удалось здорово отвлечь его, да так, что все внимание Клеменса сосредоточилось на нем одном, и он тоже улыбнулся:
- Нет... Это сейчас ты лучше, чем когда-либо казался.
Его немного пугало это, самую малость - то, что с Лэйтером он позволял себе такие разговоры, такие слова, которых не позволил бы ни с кем другим. Да что там: с кем-либо еще просто не было шансов сказать что-то подобное. И всякий раз у Клеменса сердце замирало, когда подобные фразы слетали с его губ, и он немножечко боялся, что Лэйтер поймет неправильно или, еще хуже, не поймет совсем. Но он, Лэйтер Вайнтрауб, был совсем не так прост.
- И с моей честью все было бы в порядке! - неожиданно спохватился Клеменс. - Я бы и сам мог ему врезать, если бы это понадобилось!
Да, мог бы, скорее всего. Просто не проверял ни разу и, если честно, проверять не хотел. Папа все время упрекал его этим, ведь Клеменс не любил ни драки, ни спорт, предполагающий драку, ничего подобного. Видимо, в обществе "настоящих мужчин" все это считалось обязательным, потому Клеменс был заочно из него исключен.
Он смотрел, как Лэй заваривает чай, какие у его рук ровные движения, точные, ни единого лишнего жеста, как будто он занимается этим всю жизнь, ежедневно, и скорее всего так и есть, хотя Клеменсу и сложно понять. Сложно понять, почему он до сих пор живет один и чем занимается все то время, когда Клеменса здесь нет, и какие еще у него есть друзья - Клеменс пока слышал только об одной девушке, Элисон, и, если честно, немного к ней ревновал. Настолько немного, что сам себе в этом не отдавал отчета.
- Моя бабушка любила делать гоголь-моголь, она взбивала его ложкой, без миксера. Я благодаря ей научился отделять белок от желтка в пять лет и, кажется, всегда очень любил это делать, - Клеменсу показалось, что он слышит какие-то звуки снаружи, так что он замолк, открыл дверь и прислушался еще раз, но больше ничего не было. Он понял, что успокоиться не сможет до того, как это все закончится - а ведь машины все еще стояли там, а телефон, черт возьми, валялся под пежо. - Я должен сходить за телефоном, Лэй. Совсем про него забыл!

С некоторым опасением Клеменс пересекал кафе от одной двери до другой. Тачка с мужским телом в ней смотрелась посреди этого дома как инсталляция современного искусства в Лувре, как что-то, чего здесь быть просто-напросто не должно. Некрасивое, громоздкое, неуместное, портящее всю картину нечто; Клеменс очень надеялся, что очень скоро сумеет выбросить это из головы и не видеть эту тачку посреди кафе всякий раз, когда будет здесь появляться. Еще он надеялся, что мужик не придет в себя до того, как он вернется, потому что каким бы сильным и уверенным Лэйтер не казался, он не заслуживал того, чтобы оказаться один на один с этим.
Да, Клеменс торопился. Он подошел к автомобилю, пикнул брелоком сигнализации – то, чего он обычно не забывал сделать, но в этот раз просто вылетело из головы. Потом глянул на соседнюю машину и разочарованно покачал головой: было бы из-за чего устраивать концерт! Со стороны даже не видно этих проклятых царапин, и если посмотреть внимательнее - полгорода ездит и не с такими повреждениями. Клеменса очень расстраивало то, что игра свеч не стоила, и он едва удержался, чтобы не пнуть какой-нибудь из автомобилей посильнее, чтобы сигнализация снова начала выть. Но это, конечно, было далеко не в его характере, так что он только коротко вздохнул и принялся искать свой телефон.
Делом это оказалось нелегки. Клеменс, во-первых, спешил, предчувствие так и вопило в нем, что что-то происходит в доме Лэйтера прямо сейчас, и поэтому он то и дело оглядывался на окна, как будто поперек одного из них вдруг могла появиться надпись "Тревога". Во-вторых, телефон рыбкой скользнул прямиком под автомобиль, и Клеменсу не удалось дотянуться до него даже тогда, когда он рискнул встать на одно колено. Потом пришлось отряхивать джинсы - он любил носить светлое, а на светлом пятна появлялись охотнее всего. Только спустя минут шесть до Клеменса дошло, и он снова ткнул в кнопку сигнализации и сел за руль. Завел мотор, искренне надеясь, что хотя бы сейчас он никого не ударит ни в бампер, ни куда-нибудь еще, аккуратно выехал на проезжую часть и выскочил из машины. Телефон, к счастью, не провалился в водосток, как Клеменс уже начал подумывать, а лежал себе на асфальте, с виду даже целый. Проверять, так ли это в действительности, времени не было, и Клеменс засунул мобильник в карман пальто, прежде чем вернуться за руль. Обратно он парковался с видом хирурга на самой сложной операции.
Он в целом был собой доволен, только чересчур громко хлопнул дверцей пежо, но даже не обернулся - видел, что Лэй уже стоит в дверях, и, хотя он выглядел вполне живым и целым, Клеменс тут же забеспокоился: неспроста же стал выглядывать!
- Он очнулся? - крикнул Клеменс, тут же спохватился и глянул по сторонам. Ох, еще немного, и этот воровской жест войдет у него в привычку, так что потом не избавишься!.. - Все в порядке? Лэй, на тебе лица нет.
Лица, может, и не было, а вот след на шее начал проявляться. Клеменс заметил его случайно, остановился буквально на полушаге и так и не зашел обратно в дом, с расстроенным выражением лица рассматривая шею юноши.
- Я и не думал, что он держал тебя так крепко, - во второй раз Клеменс уже держал руки при себе - не совсем, конечно, он все равно оттянул край кофты Лэйтера вниз, чтобы лучше видеть, но пальцами его уже не хватал. - Он чертов псих... - взгляд Клеменса помрачнел. - Такие в твоем доме находиться не должны.
Он неожиданно ощутил нетипичную для себя уверенность. Как бы легко было переложить все на плечи Лэйтера, потому что он здесь хозяин и притащить тачку сюда - полностью его идея; но Клеменс не мог этого сделать: ему не позволяли социальные рамки, которые так и кричали, что он старше, к тому же, он тут преподаватель, и решение проблем должно быть в первую очередь его заботой. Но помимо этих рамок было кое-что еще, ощущение, название которому Клеменс, конечно, знал, но признаваться не хотел.
Решительным шагом он двинул внутрь, обойдя Лэя и попросив его закрыть дверь на замок - на всякий случай. Мужик в тачке все еще не шевелился, но дышал, и это было не слишком нормальным: слишком долго для обморока, как бы сотрясение не заработал. Но Клеменс неплохо знал, как отличить сотрясение от чего угодно еще, только для этого надо было привести человека в чувство.
Он прошел на кухню, нашел стакан и набрал в него воды из-под крана. Не слишком много, но должно было хватить, и со стаканом Клеменс вернулся обратно, взглянув исподлобья на Лэйтера:
- Ты бы взял в руки что-нибудь потяжелее, на всякий случай. Вообще плохая идея подпускать людей настолько близко, - он повел головой, имея в виду оставшиеся на шее Лэя следы, уже темнеющие, тревожные.
Стоило собраться с духом, но Клеменс знал, что может передумать в любой момент, поэтому, подойдя немного ближе, он резко выплеснул воду в лицо мужчине. На миг показалось, что нет никакого эффекта, а потом тот встрепенулся, потянулся руками к голове и только тогда начал осознавать обстановку. И Клеменс решил, что пока мужчина дезориентирован - самое время настроить его на нужный лад:
- Знаете, я могу понять ваш выпад в сторону моего приятеля, и то, что сделал он в ответ, ну, от чего сейчас ваша голова похожа на кипящий чайник, - было самообороной. Можете сейчас говорить мне что угодно!.. - Клеменс предупреждающе поднял палец, и мужчина, уже готовый раскрыть рот, неожиданно послушно замолчал. - Однако у меня работал видеорегистратор. Вы, должно быть, понимаете, что это значит.

По мнению Клеменса Лэйтер был чересчур беспечен, когда без опаски подходил ближе к тому человеку, который совсем недавно чуть его не задушил. Мало ли, как на нем скажется не самое приятное пробуждение, а еще у него наверняка раскалывалась голова и нещадно ныли яйца, хотя о последнем нюансе Клеменс старался не особенно задумываться. Да уж, Лэйтер как следует задал ему, несмотря на то, что был младше и меньше - зато по этим двум причинам Клеменс за него и беспокоился. Слабо верилось, что после всего пережитого кто-то может неожиданно резко вскочить и снова начать драться, но американские фильмы, которые иногда смотрит каждый, говорили об обратном.
Клеменс не вмешивался, только стоял, постукивая пальцами по стакану, и готовился в случае чего разбить этот стакан о чью-нибудь голову: не слишком эффективно, но на большее он вряд ли был способен. А еще он слушал, и брови постепенно поднимались вверх не только из-за того, что Лэйтер с непроницаемо-участливым лицом лгал, но и потому, что этой лжи верили. Нереальность происходящего в какой-то момент полностью парализовала Клеменса, и поэтому он не проронил ни слова, когда мужчина вставал и жал руку, и когда он выходил из кафе: его походка была нетвердой, а по одежде стекала вода, но ему было все равно. Потом Клеменс подошел к окну и смотрел, как он садится в машину и немного погодя заводит мотор, действительно собираясь уехать.
Чудеса.
- Ничего себе... - он инстинктивно сжал ладони Лэя в своих, неодобрительно глянул на холодные пальцы и попытался согреть их своими. - Чай, значит... Кажется, мне нужно быть осторожным, когда я что-нибудь у тебя пью, - он улыбнулся, напряжение постепенно его отпускало. - Хотя я уже выпил так много, что наверняка нахожусь полностью под твоим контролем и даже не замечаю этого.
Против еды Клеменс не спорил, и пока Лэйтер ставил ее подогреваться, он сам добрался до чашки, которую их безымянный гость оставил на одном из столиков. Чашка была абсолютно пустой, поэтому все, что Клеменс мог сделать - это понюхать ее, чтобы понять, что же было внутри. Но ничем необычным не пахло. Точнее, все запахи были необычными и ни один из них особенно не выделялся на фоне остальных. А через секунду нос Клеменса кое-что распознал:
- Стой, там что... Коньяк или виски? - он обернулся к юноше, нахмурил брови. - Если он там еще в кого-то врежется, то в его крови найдут алкоголь. Мы будем косвенно виноваты, - отставив чашку обратно, Клеменс прошелся по помещению туда-сюда, как обычно делал, когда его что-то волновало, а потом остановился и выдохнул. - Ладно... Надеюсь, ты все продумал заранее. И что тут смешного? Надо ведь было как-то привести его в чувство, я не мог бить его по щекам, у него ведь могло быть сотрясение.
Впрочем, пускай бы смеялся. Клеменс обнаружил, что не так уж часто слышит смех Лэя, и уж точно не желает его останавливать. Тем более, это могло быть чем-то вроде нервной реакции: с Анни порой такое случалось - сперва перенервничает, бывает, что и до слез, а потом начинает хихикать, как будто ей в самом деле весело. Клеменс не знал, из-за чего, сам он обычно просто цепенел, если вдруг что случалось, и очень долго отходил. Не как сейчас - рядом с Лэем ему почему-то было спокойнее.
А еще - он действительно был голоден, так что стоило Лэю разложить еду по тарелкам, Клеменс взял обе и переставил на один из столиков, а потом подошел к входной двери и запер ее на замок:
- Надеюсь, ты не возражаешь.
Посторонних на сегодня с него было уж точно достаточно.
Потом он сел и некоторое время, пока ел, молчал - не потому, что так говорили правила какого-то там этикета, а просто надо было подумать и разложить все по полочкам. Хотя как Клеменс ни старался, а оно туда не раскладывалось, и ему приходилось только смириться с тем, что все произошло именно так, как произошло. Было что-то в чае или не было - дело прошлое, хотя и небезинтересное, но лучше Клеменс запомнит это и спросит в другой раз, чем сейчас, пускай и говорить пока больше не о чем было. Так ему казалось.
- Не уверен, что мы можем сейчас настроиться на французский, - с оттенком вины в голосе признался он. - Разве что мы посмотрим какой-нибудь французский фильм...
Мысль, пришедшая в голову случайно, неожиданно Клеменсу понравилась - фильмов вместе они еще не смотрели.

Еда была вкусной, но тут нечему удивляться, вкусным в этом доме было все. Порой Клеменсу казалось, что даже воздух тут особенный, пахнущий чем-то еще кроме чая и сдобы, и всего того добра, которое Лэй в это все добавляет. Иногда Клеменс шутил насчет того, что в маффинах наверняка есть запрещенные вещества, а иной раз думал, что в этой шутке только малая доля юмора. Но он был на кухне и видел однажды, как Лэй готовит, так что то ли наблюдал недостаточно внимательно, то ли и вправду дело было в волшебстве.
- Я не вегетарианец, - он покачал головой. - Но тоже люблю салаты. В особенности свежие, и я бы, конечно, сказал, что сейчас декабрь, но в твоем саду наверняка расти может что угодно. Даже жаль, что нужно по меньшей мере полгода ждать, прежде чем можно будет это увидеть.
Он поднялся вместе с Лэйтером, но на кухню за ним больше не пошел, дождался его здесь. Давно уже было интересно, насколько отличается то место, где живет Лэй, от кафе внизу; заочно Клеменс считал, что оно вовсе не отличается, ведь в кафе явно ощущалось присутствие Лэя, его характер и влияние, и даже то, что здесь никогда не было много людей, не казалось странным. О, нет, наоборот, Клеменс скорее удивился бы, если бы однажды зашел в кафе и обнаружил все столики занятыми. Нет, так просто не могло быть, и так, слава богу, не было.
Поднимаясь по ступенькам, Клеменс невольно касался пальцами полированных перил, и когда он отнял руку, ладонь пахла деревом. Зайдя в комнату следом за Лэйтером, Клеменс коротко оглянулся, стараясь не выдавать своего чересчур явного интереса. Он остался неудовлетворенным: здесь было слишком чисто и опрятно. С одной стороны все правильно: тяжело было представить Лэйтера в бардаке, с другой же стороны именно по бардаку о человеке можно узнать больше всего. Неожиданно Клеменс поймал себя на этой мысли - мысли о том, что ему захотелось узнать о Лэе больше. Он невольно напрягся, не понимая, откуда такие желания, но обдумать не успел:
- Я гляну, что у тебя за диски.
О фильме Клеменс, между тем, думать почти перестал. Пришлось приложить некоторое усилие, чтобы мысли вернулись в нужное русло, и он нехотя поперебирал стопку дисков, не найдя ничего привлекательного, тем большее что больше всего там было английского и немецкого добра. Не проблема, если можно скачать из интернета, и пока Лэйтер обосновывался на кровати - хотя Клеменс, пожалуй, предпочел бы пол, разве что на нем могло быть слишком холодно - взялся за ноутбук с молчаливого разрешения его хозяина. Долго ему думать не пришлось, для университета тоже приходилось выбирать какие-то фильмы, правил было всего два: французский язык и не слишком динамичный сюжет. Лучше всего что-то документальное или романтическое, чтобы не было слэнга и сокращений, спешки во фразах - ученикам это ни к чему.
Лэйтер - твой ученик, - напомнил Клеменс самому себе, скачивая не слишком давно вышедший фильм об Эдит Пиаф. - К тому же, это может ему понравиться.
Клеменс этот фильм уже видел. Порой ему казалось, что он видел все французские фильмы, а некоторые даже по два раза, но сейчас это ему не мешало. Он впервые был там, где Лэйтер по-настоящему живет, видел его словно изнутри, к тому же, сегодняшний день был полон событиями, так что нужно было расслабиться и...
Он и не представлял, что расслабиться будет так сложно. Вернее, поначалу шло нормально. Он осторожно присел на кровать, ощущая некоторую неловкость, что было вполне нормально, а потом, минуте на пятнадцатой, все-таки не выдержал и едва ли не силой стащил Лэя вниз. На полу не было, вопреки ожиданиям, холодно, и можно было удобно опираться о кровать спиной, и Клеменс, вроде бы, успокоился... пока не понял, что Лэйтер сидит слишком близко. Они соприкасались плечами, еле-еле, но Клеменс все равно чувствовал. Стоило осознать это, как ему вспомнились все остальные прикосновения - то, как Лэй обнял его прямо на улице, и какой горячей была его кожа под пальцами, и как он потом вложил свои пальцы в руку Клеменса... Пальцы были холодными, но живыми, настоящими, и только теперь до Клеменса начало доходить это прикосновение.
Его бросило в жар. Пожалуй, если бы не стресс, последствия которого только-только начали рассеиваться, это случилось бы гораздо раньше, внизу, в кафе, и Клеменс мог бы уехать, прикрываясь какими-нибудь делами или чем угодно еще. Просто сказал бы, что урока все равно не получится, он же учитель, черт возьми, учитель!.. Теперь все оказалось в разы сложнее; Клеменс пошевелился, стараясь отодвинуться, но вместо этого только усугубил ситуацию и задел бедро Лэйтера своим.
Мысленно выругавшись, Клеменс потер лоб ребром ладони, постарался сосредоточиться на экране. Марион Котийяр как раз выходила на сцену, софиты заливали ее фигуру ослепительным светом. Клеменс скосил глаза на Лэйтера, проверяя, интересно ли ему, и наткнулся на резко очерченный профиль, прямой нос, немного приоткрытые губы, длиннющие ресницы, отбрасывающие на щеку густую тень.
- Я сейчас вернусь, ты не останавливай.
Голос, кажется, прозвучал нормально. Клеменс не был уверен, но ждать ответа не стал, выскользнул из комнаты и направился внизу - где-то на втором этаже тоже был туалет, но где именно, он не знал, поэтому не стал заморачиваться поиском. Потянув щеколду и накрепко закрывшись внутри, Клеменс развернулся к двери спиной и чересчур торопливым рывком дернул ширинку на брюках. В этот момент он себя почти ненавидел, кроме того, ему было до покрасневших щек стыдно, но возбуждение становилось уже болезненным - никогда с Клеменсом прежде такого не было. Он обхватил член рукой, провел двумя короткими движениями, чтоб стало немного легче, и тогда запрокинул назад голову, прижавшись затылком к двери, и закрыл глаза, чтобы легче было представить вместо этих стен комнату наверху, а вместо собственной руки - руку Лэя.
Холодные пальцы, которые быстро нагреваются: но Клеменс представлял их горящими от возбуждения, нетерпеливыми и беспокойными - он просто не в состоянии был терпеть. Дыхание становилось шумным - и таким же могло быть дыхание Лэя, если бы Клеменс слышал его у себя над ухом, так, чтобы воздух слегка задевал кожу и заставлял спину вздрагивать от мурашек. Он сжимал ладонь внизу сильнее, и спустя полминуты пришлось прикусить зубами сгиб пальцы, чтоб не издавать лишних звуков, а картинка перед глазами в это время обретала четкость и дополнительные краски, Клеменсу казалось, что он знает Лэйтера достаточно хорошо, чтобы предугадывать все его движения.
Рука на члене двигалась еще быстрее, пальцы обводили головку, и не было ничего проще, чем представить вместо ладони губы Лэя, какими они были, к примеру, когда он пил чай из своей кружки - и этой игры воображения вполне хватило, чтоб сразу же кончить; и Клеменс еще стоял несколько секунд, замерев и приходя в себя, прежде чем коротко выдохнуть, возвращаясь в реальность.
Он первым делом вымыл руки. Бумажным полотенцем вытер все следы, которые мог оставить, дважды проверил, чтобы ничего не пропустить. По-прежнему было стыдно, и еще как-то легко, но эта легкость испарилась, стоило Клеменсу глянуть на себя в зеркало.
Ну и что это было? - он намочил под краном пальцы, провел ими по волосам, приглаживая. Включил холодную, дождался, пока руки под сильным напором остынут, и прижал ладони к пылающим щекам. - И как это вышло?.. Он ведь сам тебе сказал, что асексуал, и что даже если тебе, идиот, кажется, что он... то это не так.
Еще какое-то время Клеменс смотрел в глаза своему отражению, совершенно бездумно. Потом, когда ему показалось, что он успокоился и все в порядке, он открыл щеколду и вышел. В этот момент Клеменс ненавидел асексуалов всей душой.

Во время подъема по лестнице мысли в голове Клеменса были плохими, тяжелыми – он прикидывал, не развернуться ли ему, сесть тихонько в пежо и уехать. Но если сделать так, то это будет конец их общению, потому что он не представлял, как извиняются за такой необоснованный побег – а Лэйтер наверняка почувствует себя уязвленным, наверняка обидится. Клеменсу меньше всего хотелось его обежать, но еще меньше он хотел, чтобы юноша узнал о том, что произошло только что внизу. Это должно было стать самой главной тайной, но так, чтобы у Лэйтера не возникло никаких подозрений о том, что какая-то тайна такого рода вообще существует.
Перед тем, как вернуться в комнату, Клеменс немного помедлил у двери. Он слышал изнутри звуки, значит, Лэй все еще смотрел фильм, и это было хорошо. Да, Клеменса не было достаточно долго, и тут он даже не знал, чем это обосновать, вот и надеялся, что Лэй, как человек культурный и тактичный, не будет акцентировать на этом внимания. А даже если будет, Клеменс был к этому более-менее готов, но вот к тому, что юноша встретит его стоящим посреди комнаты подготовиться не удалось.
Почему тогда сразу не сказал? – мысль пронеслась в голове быстрее, чем Клеменс успел даже набрать воздуха в грудь, а тем временем Лэй подошел к нему, подошел и снова прикоснулся. Пальцы прошлись по щеке легко, едва ли не невесомо, как крылья бабочки, и Клеменс не понял, что это может означать, а времени на осознание никто ему не оставил, ведь за пальцами последовали сухие губы, коснувшиеся кожи так же быстро, но все-таки успевшие отправить по напрягшемуся телу Клеменса сотню чувствительных импульсов. – Боже…
- О чем?.. – успел вставить Клеменс, прежде чем Лэй начал говорить.
Разговоров не хотелось. Клеменс с трудом заставлял себя слушать, воспринимать слова Лэя, его губы неумолимо притягивали взгляд, а если вспомнить, что именно совсем недавно Клеменс себе представлял, то легко понять, насколько он был рассредоточен. Слова Лэйтера он понимал с трудом, они казались чересчур поспешными, не связанными ни с чем другим, и все, что Клеменс мог делать – это жалеть. Жалеть, во-первых, о том, что поцелуй был легким, еле-еле обозначенным. Во-вторых – что он продлился буквально одну секунду, а то и меньше. В-третьих – что пришелся не в губы.
Последнее было неприятнее всего. Но даже от этих мыслей Клеменсу пришлось отвлечься, потому что до него все-таки дошел смысл всех сказанных Лэйтером слов, и он, этот смысл, не слишком ему нравился.
- Подожди-ка, Лэй… - он мягко накрыл руку юноши своей и медленно снял ее со своей шеи. Так, отлично, теперь он хотя бы сможет думать связно, ведь после того, что произошло в туалете, Клеменса все еще немного штормило. – Думаю, ты сам себе ответил – это реакция на потрясение. Я имею в виду: мы не делали ничего, что позволило бы тебе на самом деле сделать такой вывод. Может, мне не стоит напоминать об этом, но ты сам сказал, что ты – асексуал, - ему смертельно не хотелось произносить вслух это слово, но оно один раз сегодня его уже отрезвило, так почему бы не прибегнуть к удобному средству еще раз. Может быть, на Лэйтера оно подействует так же, пока Клеменс не придумал ничего другого. – И ты, похоже, с этим не разобрался, раз говоришь мне вот так.
Ему было очень странно. Сердце глухо и быстро колотилось, и несмотря на то, что в комнате стало вроде бы прохладнее, Клеменс не мог избавиться от ощущения духоты – или это так перехватывало дыхание. Кроме того, разговор сбивал его с толку, немного пугал, ведь за все свои двадцать пять таких бесед ни с кем вести не приходилось. Это первый раз, и на этом поле Клеменс был дилетантом, так что барахтался изо всех сил, лишь бы не пойти ко дну.
Именно отсутствие опыта заставило Клеменса избрать отступление. Уже в тот момент он думал, что если бы за всю его жизнь у него были хоть какие-то отношения, и если бы – чего уж там! – был секс, он бы отлично знал, как себя вести. Мог бы оказаться решительным и уверенным, и не убирать руку Лэя, а наоборот: притянуть его к себе, поцеловать в губы, как и хотелось, потому что только такой жест был по-настоящему уместным. Слова вообще казались шелухой, разлетающейся по воздуху и не дающей поймать то, что на самом деле важно.
- Стоило сказать, что ты уже смотрел этот фильм, мы бы выбрали что-то другое, - он попытался сменить тему, но вышло очень коряво, Клеменс сам остался недоволен. Чувство неловкости захлестнуло его с головой, он понял, что сделал все неправильно с самого начала, что не нужно было даже подниматься сюда, на второй этаж, и не стоило позволять себе лишних мыслей о Лэйтере, но теперь уже было поздно, он остался на руках с нелицеприятным результатом.
В глаза Лэю смотреть стало стыдно, и Клеменс отвел взгляд. Он не чувствовал себя сильным, не чувствовал готовность что-то решать, и больше всего ему хотелось расплакаться и что-нибудь разбить, как он иногда делал на пике эмоций.
Тряпка!
Мысль вышла резкой, как пощечина. Когда-то Анни влепила ему как следует, года три назад, а Клеменс до сих пор помнил.
- Мне лучше уйти, - голос прозвучал неожиданно хрипло, зато Клеменс смог поднять взгляд и посмотреть прямо в глаза Лэйтера. Чтобы тот не сомневался: Клеменс понимает, что говорит. Он повернулся к двери, взял пальто, стараясь не делать так, чтобы в его движениях заметна была нервозность, но все-таки не смог, и брелок с ключами от пежо выпал из кармана на пол. – А, дьявол! – не сдержавшись, он выругался, и это словно стало последней каплей, потому что с Клеменсом случилось что-то близкое к истерике, и он швырнул свое любимое пальто на пол и со всего размаху, который, впрочем, все равно не был достаточно сильным, врезал кулаком в стену. – Ненавижу все это, ненавижу! Merde!

Было ужасно стыдно из-за того, что он сорвался, но Клеменс еще с четырнадцати знал, что с ним это случается время от времени, и в семье даже все привыкли, а на работе он обычно мог контролировать себя, потому что там не происходило ничего, выходящего из ряда вон. И хотя срыв этот был маленьким, кратковременным, Клеменсу было все равно, потому что это уже случилось, Лэйтер уже видел его таким - не способным справиться с эмоциями, слабым, - и теперь у него сложилось какое-то мнение, какие-то выводы, о сути которым Клеменс ни за что не хотел знать.
Плечи Клеменса опустились, когда одного из них коснулась чужая ладонь, и он обернулся, собираясь все объяснить и даже извиниться, потому что он чувствовал себя виноватым, но только до этого не дошло - Лэйтер его поцеловал.
Поначалу, в первую секунду, Клеменс ошарашенно замер: казалось, что для него это уже чересчур, какое-то издевательство над чувствами, но Лэй не отодвигался, его губы были теплыми и настойчивыми, и, в конце концов, это оказалось именно тем, чего Клеменс хотел с самого начала. И поэтому желание уйти растворилось в этом поцелуе без остатка, так что все, о чем Клеменсу оставалось беспокоиться - это его неумение целоваться. Ну, точнее, он умел, но не так хорошо, как ему бы хотелось, и сейчас, когда он совсем не был готов, он думал только о том, чтобы Лэю не стало смешно. Только смешно ему точно не было - Клеменс видел из-под ресниц его лицо, видел закрытые глаза и чуть подрагивающие веки, и руки так осторожно касались шеи, обнимая и трогая волосы на затылке, что у Клеменс в какой-то момент по позвоночнику прошла ощутимая волна слабости. В этот момент он понял, что больше не сможет уйти, и что Лэйтер Вайнтрауб победил.
Поцелуй закончился. Клеменс судорожно сглотнул под негромкое "Молчи" - он ведь и не собирался ничего говорить, потому что и без слов у них неплохо складывалось. Так что когда губы Лэя во второй раз коснулись его губ, Клеменс был уже готов к тому, чтобы не казаться больше пассивным наблюдателем: ему ведь тоже нравилось его целовать, и он обнял Лэя за пояс; тот был мягким и податливым, может быть, из-за свитера, а может и сам по себе - Клеменсу это нравилось.
Еще ему нравилось, что Лэйтер не отодвигался. Сейчас рядом с ним Клеменс чувствовал себя отделенным от всего остального, даже тяжело было поверить, что за стенами этой комнаты раскинулся огромный остальной мир, кипящий как какое-то адское варево, и что прямо сейчас в нем тоже может происходить что-то важное. Клеменс только раз подумал об этом, и мысль была сопряжена с тем, что ему нисколько не хочется в тот мир возвращаться. Уж лучше бы вовсе не покидать эту комнату, где могут ни с того ни с сего случаться волшебные вещи.
От неожиданного укуса Клеменс коротко зашипел, но почти сразу улыбнулся: даже этот жест казался по-домашнему уютным, будто Лэйтер попросту не может быть другим.
- Мне совсем не хочется тебя избивать, - сказал он, хотя мысль была немного другой: - Мне хочется тебя совсем не избивать.
Нужно было сказать что-то еще, потому что нельзя просто стоять и целоваться все время, и Клеменс отстранился совсем немного, только чтобы лицо напротив сфокусировалось и не расплывалось больше.
- Извини за это, - он еле-еле кивнул головой влево и назад, имея в виду прошлое. - У меня иногда так случается... я вспылил, вот и все, а так я ничего не имею против стен.
Он улыбнулся, только теперь ощущая, как на самом деле легко себя чувствует. И с чего бы, ведь вроде они не решили вопрос, наоборот только все усугубили, и Клеменс по-прежнему ощущал вину за то, что бессовестно дрочил в туалете на первом этаже, потому что теперь это как-то вообще не вписывалось. К тому же, Клеменс хотел сказать что-то вроде "давай встречаться" - чтобы смысл был именно таким, но звучало нормально, по-взрослому, вот только ни разу в жизни он эту фразу прежде не проговаривал, поэтому не знал, как с ней обойтись. Мало того: теперь он ощущал, что просто обязан рассказать Лэйтеру о себе больше, в частности о том, что девственник, потому что это было так же важно, как что Лэй - асексуал.
Что-то я раньше не слышал, что асексуалам нравится целоваться, - а Лэю, без сомнений, это очень нравилось, его выдавало дыхание и взгляд, и его ресницы то и дело опускались, потому что, Клеменс знал, он снова смотрит на его губы.
Потом он покраснел. Вернее, покраснел он наверняка раньше, но только сейчас заметил - и это было потому, что Клеменс впервые в жизни ощущал, как это - кому-то по-настоящему нравиться. То, что большинство нормальных людей переживало лет в шестнадцать, настигло его только сейчас, и поэтому он испытывал смятение и еще какую-то детскую радость, которая не давала ему трезво соображать.
- Должен признаться тебе - у меня никогда не было настоящих отношений, ни с кем, - это, пожалуй, было самое большее, что Клеменс мог позволить себе открыть. - Мне... с тобой целоваться очень приятно. Но ты, кажется, предлагал поговорить... Теперь, думаю, это уместно, - после этих слов он отпустил Лэя, разжал руки, и пальцы скользнули по свитеру вниз, встречаясь с пустотой.
Клеменс поднял пальто с пола, бросил его на спинку стула, а про ключи совсем забыл, они так и остались лежать, когда Клеменс прошел мимо и остановился спиной к окну, показывая, что больше не торопится уйти.
- Я люблю торты, - он неожиданно вспомнил об этом, и о том, что Лэйтер говорил что-то такое, когда его губы касались лица. - Но обычно мама их готовит, а я занимаюсь мясом - индейкой и бараниной, а еще специями.

Казалось, что разговаривать сейчас не слишком уместно. Клеменс давно заметил, что у них с Лэйтером беседы выходят интересными и объемными, не так, как бывает с большинством других людей, и не приходится нарочно искать тему и думать о том, что может быть интересно собеседнику. Но в этот раз все немного изменилось из-за того, что голова была занята поцелуями, и Клеменс словно жил немного в прошлом, поэтому с некоторой задержкой он реагировал на все, что говорил Лэй, а тот, в свою очередь, словно нарочно прыгал с одной темы на другую, как будто и сам не знал, за что зацепиться.
Клеменсу неожиданно стало его немного жаль - он понял, что не один в этой комнате нервничает и чувствует себя не в своей тарелке, и это странным образом его успокоило.
Логичнее всего было бы сейчас поднять какие-то отвлеченные темы, вот как про Элисон, кстати, Клеменсу показалось, что он слишком много говорит об этой девушке, и в его голове уже составился некоторый образ, наверняка не имеющий ничего общего с реальностью. Так что хотелось уже наконец понять, кто эта Элисон такая, как она выглядит и почему Лэйтер так к ней привязан. На краю сознания даже мелькнула мысль, что это слишком уж похоже на ревность, но Клеменсу стало смешно о самого себя, он в самом деле улыбнулся и произнес:
- Познакомь. Если только из этого не выйдет ничего плохого, - он имел в виду, что Элисон запросто могла бы быть влюблена в Лэя, а он даже не замечал этого, и Клеменс ставил на этот вариант с самого начала, хотя и не собирался об этом кому-либо говорить.
Правда, об Элисон и их с Лэйтером отношениях пришлось перестать думать очень скоро, когда Лэй поменял тему на более острую. Тут уж Клеменс немного напрягся: он не умел говорить о серьезных вопросах, если они касались личной жизни, ему гораздо легче было бы просто кивать и соглашаться, или же мотать головой и отказываться - но здесь требовалось не это, нужно было мнение, которое Клеменс, конечно, мог сформировать, но не умел сформулировать. Ему не хотелось показаться напуганным, вот что было главным.
- Ты нравишься мне, полагаю, это и так понятно, - его ответ можно было назвать уклончивым, потому что таким он и был. Как бы ни хотелось, а картинно броситься в объятия Лэя прямо сейчас Клеменс не мог. Если что он и знал об отношениях - это что в них ни в коем случае нельзя торопиться и быть безрассудным. - Что ты имеешь в виду - на пользу?
"Ждал всю жизнь" - после этих слов у Клеменса предательски сбилось дыхание и он быстро заморгал, потому что хотя перед этим и стояло коварное "может", и Лэй не имел в виду то, что Клеменсу бы хотелось, но все равно... все равно...
Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад! - нараспев продекламировал самому себе Клеменс, и цитата русского классика немного его отрезвила. Он глянул на плюшевую лягушку, которой приходилось испытывать на себе всю силу нервов Лэйтера, и лягушка эта была до невозможности милой - она была как раз тем, чего Клеменс не ожидал встретить в этом доме.
- Твои родители будут против? - он не заметил, как из фразы вывалилось спасительное "бы", разрешавшее обоим в любой момент свернуть в другую сторону. - Мои давно знают про мою ориентацию, пришлось сказать им, когда Анни закатила истерику из-за того, что я влюбился в ее первого парня. Это было так глупо - мы с ним почти не общались, просто перекидывались парой слов, когда он приходил к Анни, и несколько раз я ходил с ними в кино... Но он был очень красивым, а я - очень глупым. А Анни потом месяца через два с ним рассталась: выяснилось, что он все время спал с ее подружкой из школьного оркестра.
Клеменс чувствовал, как постепенно расслабляется. Как привыкает к новой обстановке, привыкает видеть в Лэйтере не просто ученика, и все вроде бы начинало возвращаться на круги своя, когда Лэй поднялся и снова оказался недвусмысленно близко. Это сбивало с толку, и Клеменс чувствовал запах его волос, чувствовал все его тело, прижавшееся к нему, исходящее от него тепло. Так что Клеменс ощущал себя не просто взволнованным: ах, если бы! Его едва ли не колотило от неожиданной близости, от задвинутых на задворки сознания ограничений и от того, что Лэй так свободно позволял себе говорить о сексе.
В этот момент Клеменс был почти уверен, что секс у Лэйтера уже был. И это заставило Клеменса покраснеть, отвести взгляд и даже прикусить губу, что вообще крайне редко с ним происходило. Он был смущен как никогда, и не знал, что с этим делать.
- Да... я правда не думал, что ты начнешь про секс, - можно было бы соврать, подстроиться под Лэйтера, но об этой возможности Клеменс слишком поздно догадался. - Тебе не кажется, что об этом пока говорить рано?.. Я знаю, что сейчас такое время, когда на этом никто особенно не заморачивается, знаешь, и девушки теряют девственность в пятнадцать, а у мужчин считается престижным иметь как можно больше партнерш, но я скажу тебе честно... - он выдержал небольшую паузу, и это был последний шанс развернуть разговор обратно, но Клеменс им не воспользовался. - Я не ставлю секс во главу угла. И, не обижайся, пожалуйста, но я бы тебя прямо сейчас не трахнул, - немного тяжело далось это слово, одно из тех, что в лексиконе Клеменса встречались разве что когда он говорил с самим собой мысленно.
Чтобы сгладить резкость собственных слов, он обхватил Лэя одной рукой - тот очень удобно стоял, его тело легло в объятия так, словно только этого и ждало.
- Ты ничего не испортил. Просто я думаю, что мы не должны спешить. Ни с чем. Даже месяца не прошло с того дня, как мы познакомились. Ты можешь посчитать меня чересчур консервативным, и я такой и есть, не отрицаю. Но я просто не хочу, чтоб что-то действительно пошло не так. Не из-за того, что я или ты скажем что-то случайно, а по-настоящему.
После этих слов он отпустил Лэя, напоследок заведя прядь его волос за ухо. Он был симпатичным парнем, Клеменсу нравился цвет волос, но еще больше нравились его глаза - огромные, темные, обрамленные густыми ресницами. Почти как у олененка. Таким глазам легко было доверять, словно они не были приспособлены для вранья или подлости.
Дойдя до кровати, Клеменс рассеянно взял оставленную Лэем лягушку. Она была мягкой и такой же забавной, какой казалась со стороны, но он быстро потерял к ней интерес, оставив на подушке. Развернувшись обратно к окну, Клеменс наконец сказал:
- Я хотел бы пригласить тебя на ужин. Скажем, в субботу. Как ты на это смотришь?

Их обоих словно начало отпускать. Как будто они друг друга невольно держали в напряжении все время, такое ощущение, как при слишком туго затянутом галстуке, и только теперь начали понемногу ослаблять узлы. Дышалось от этого легче, но ощущение уходящего без остановки времени начало преследовать сильнее. Да, возможно, они оба исчерпали себя на сегодня, и Клеменс, сказавший только что то, что далось ему с чрезвычайным трудом, теперь волновался, как бы не сдать назад, боясь не только последствий, но и изменений. Последнее было вообще непростительно, Клеменс уничтожал в себе зачатки этих помыслов лет с шестнадцати, и, казалось, вполне удачно, но вот - это вновь его догнало.
- Да, я выберу, я ведь тебя приглашаю, - до этого ему не приходилось приглашать кого-либо на свидание. В Париже, правда, он приглашал иногда на ланч Софи, свою подругу по стажировке, только Клеменс не считал это свиданиями. Софи считала, но смелости ей не хватило, чтобы намекнуть на это ему, поэтому то время в Париже не могло считаться, и Клеменс чувствовал себя очень странно, как всегда, когда делал что-то впервые. Будто на него направлена невидимая камера, снимающая каждый его шаг и потом транслирующая на экраны телевизоров, и где-то в Европе какая-то компания сидит, смотрит "Шоу Клеменса Андерсена" и потирает руки - "давай, не тормози", и "ну что ты только что сделал?".
Пока что он не знал, какой это будет ресторан. Не знал даже, будет ли ресторан - может быть, Лэйтеру было бы комфортнее в небольшом и уютном кафе, типа такого, как у него. Клеменсу точно было бы комфортнее, но он делал это не столько ради себя, сколько... Чтобы произвести впечатление? Нет, но очень к этому близко. Значит, от простых и удобных вариантов придется отказаться, и когда Клеменс решил это, он подумал:
Разве этот человек не достоин того, чтобы выходить из зоны комфорта?
Он вспомнил, как Клеменс касался его щеки рядом с губами, еще в первую их встречу, и как он всегда наливал чай: придерживая крышку керамического заварника двумя пальцами, и как сегодня с абсолютно бесстрастным лицом притащил из сада тачку. Ответ на вопрос был попросту очевиден.
- Я не скажу, куда мы пойдем, - он улыбнулся, поворачиваясь к Лэйтеру. Мысль пришла только что, и Клеменс уже предвкушал, насколько хорошо все это будет. - Но приеду за тобой в час, так что... Кажется, у твоего кафе опять будет нерабочий день. Рано или поздно я тебя разорю, нужно что-нибудь с этим сделать.
И ему в самом деле хотелось что-нибудь с этим сделать. Клеменс никогда не предполагал, что в один прекрасный день его посетит желание отвести взгляд от французских учебников - а тут раз: и в его голове рождались мысли наподобие симпатичной вывески, но не на доме Лэя, а на деревьях, что росли вдоль дороги, и еще о том, что весной, когда опять потеплеет, можно было бы ставить столики прямо на улице, или сделать что-то вроде шатра, натянутого на веревках с цветными флажками, будто на ярмарке. Лэй не слишком хотел популярности, это было ясно, но Клеменс был уверен, что талант Лэя не должен остаться неоцененным.
- Лэйтер... Твоим родителям, что, принципиально, чтобы ты женился и никогда не разводился? - Клеменс не знал толком, откуда у него этот умовывод, и к чему он здесь, но мозг сейчас работал как-то необычно, так что нечему было удивляться. - А что, если бы ты когда-то вышел замуж? И - тоже не разводился?
Сам Клеменс никогда не думал о свадьбе, а вот Анни очень даже думала - не о своей, ясное дело, а о свадьбе Клеменса, и больше всего она любила расписывать в красках, какая чудная из него выйдет невеста. Ну, с чувством юмора у Анни всегда было неплохо, и то-то она посмеется, когда узнает, что Клеменс пригласил на свидание того самого человека, с которым познакомился по ее вине. Наверное, чтобы этого избежать, следовало рассказать все Анни раньше, но Клеменс не любил делиться личным ни с кем.
Рассказывает он обо мне Элисон или нет? - неожиданно этот вопрос ужасно заинтересовал Клеменса, но он только продолжал смотреть на Лэя и ничего не спрашивал. Для вопросов еще будет суббота.

- О, не порадую даже на спор, - Клеменс еле-еле поморщился. Что скрывать, ему нравилось хорошо выглядеть, нравилось, когда одежда была стильной, чистой и выглаженой, нравилась уложенная гелем или чем еще прическа, но на этом все и заканчивалось. И несмотря на то, что он водил пежо, любил шейные платки и отлично готовил - никоим образом походить на женщину Клеменс не хотел. Никаких каблуков, платьев и декоративной косметики, даже в шутку. Не последнюю роль тут играли, конечно, комплексы.
Разговор о браке грозил обернуться чем-то серьезным, и Клеменс уже не понимал, зачем вообще было спрашивать: он просто дал волю порыву праздного любопытства, а Лэй зацепился за него неожиданно крепко, и стал рассуждать так, словно один из них - это девушка, ни к месту задавшая роковой вопрос. Но ни себя, ни Лэя он в этой роли не чувствовал, так что виной всему было либо слишком разыгравшееся воображение, либо... Нет, второго варианта придумать не получалось, как не получалось и отыскать.
- Ты тоже не выглядишь на двадцать пять, - Клеменс хмыкнул - юноша не открыл для него ничего нового. Что уж тут, если его даже некоторые преподаватели из тех, с кем он не был знаком, принимали за студента. - Но я могу показать права, если ты вдруг перестал мне верить.
Этот разговор повернул в привычное для обоих русло, когда можно было увлечённо беседовать о чем-то одном, но потом неожиданно переключиться на другое, не менее интересное. Но у них с Лэем это обычно бывало на французском языке, а сейчас одна мысль о том, чтоб перейти на него, заставляла Клеменса мысленно морщиться.
История про побережье была одним из самых интересных, пожалуй, рассазов которые Клеменсу приходилось слышать от Лэя. Он любил такие вот небольшие и на первый взгляд не слишком серьезные моменты жизни, и знал, что раз кто-то, в особенности Лэйтер, об этом вспоминает, значит, это что-то важное. И в этот раз подтекста искать не пришлось, суть была словно на ладони.
Клеменс улыбнулся - у Лэя отличная семья.
- Моя мама вряд ли бы сделала что-то подобное, - признался он. - Но не потому, что она нас не любит, - в такие моменты он всегда говорил "мы" из-за Анни - представить детство без нее было просто невозможно. - Просто у нее как будто рамки в голове, которые хоть и гнутся, но не спонтанно и не вдруг.
О церкви Клеменс помнил. Это была идея Лэйтера, которую он не без удовольствия поддержал - не будучи чересчур набожным, он исправно в кругу семьи отдавал дань вере. Тем более, никто не заставит их с Лэем сидеть на церковной скамье дольше, чем им самим захочется. Только перспектива знакомиться с Элисон немного... будоражила. Лучшая подруга Лэя: она может на многое повлиять, если что-нибудь ей не понравится.
Так и есть, но задумываться было еще рано - впереди их ждал как минимум ужин.
- Я не буду о ней думать, а ты не будешь мельтешить, - он поймал бродящего в беспокойстве по комнате Лэя, притянул к себе. - В субботу, в час, - напомнил, разглядывая лицо юноши вблизи, и потом быстро поцеловал в губы. Теперь Клеменсу в самом деле было пора.
Он снова отошел, взялся за пальто и перекинул его через руку - наденет на лестнице. Суббота всего через день, не так уж долго ждать и вместе с тем достаточно времени, чтоб обо всем подумать и разложить все по полочкам. Лэй сказал, что его чай, так удивительно сработавший на чужом мужчине, не действует на Клеменса, но так ли это на самом деле? Он ведь выпил в этом доме уже достаточно много, чтоб иметь все основания беспокоиться.
Клеменс попрощался с Лэем, сказал, что не нужно провожать, и вышел из комнаты, в которой сегодня побывал впервые, натягивая по пути пальто - руки в рукавах немного путались.
Он спустился вниз и по пути к своей машине посмотрел на то место, где все случилось. Ничем не примечательная полоса пожелтевшего газона, несколько камней, все как обычно. Только возле пежо Клеменс вспомнил, что ключи остались в комнате Лэя, на полу. Он обернулся и поднял голову к окну, гадая, как теперь туда возвращаться.