Irish Republic

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Irish Republic » Завершенные эпизоды » Your faith was strong...


Your faith was strong...

Сообщений 1 страница 18 из 18

1

YOUR FAITH WAS STRONG...
вне сюжета

http://s2.uplds.ru/FcBHz.gif

участники: Аврора и Келлах

дата и место: 05.01.2016, дом Келлаха

Maybe I've been here before
I know this room, I've walked this floor
I used to live alone before I knew you
I've seen your flag on the marble arch
Love is not a victory march
It's a cold and it's a broken Hallelujah

[audio]http://pleer.com/tracks/11225568TRxK[/audio]
[AVA]http://funkyimg.com/i/24sLE.gif[/AVA]

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-01-01 01:36:01)

+1

2

[AVA]http://funkyimg.com/i/261pt.gif[/AVA]Дождь лил практически не переставая несколько дней подряд. Келлах, впрочем, умудрялся вписаться в редкое и недолгое затишье непогоды и выползал на задний двор своего жилища - размяться как следует и окончательно привести этот самый двор в порядок.
Грязь не хлюпала под ногами - ещё в ноябре он выложил всё плоским камнем, который, как ему рассказали соседи, хозяин дома приобрёл ещё года три назад да всё никак не мог найти время, чтобы замостить им двор. Келлах вот время нашёл, да и когда его руки были заняты делом, голова освобождалась от всяческих мыслей. Теперь он уже который день занимался строительством - пытался привести в божеский вид практически завалившийся на бок какой-то полу-сарай для хозяйственного инвентаря. Вчера ему это дело всё-таки покорилось, и нынешним утром Келлаху осталось только убрать все разложенные по двору инструменты.
Дождя наконец-то не было. Только воздух был прохладным и всё ещё влажным. Морриган не торопился с уборкой - спешить ему было некуда совершенно в последнюю неделю. Буквально в первый же день, когда его выпустили из больницы, и он явился к епископу Нивану, Его Преосвященство с искренней отеческой заботой посоветовал ему не появляться в соборе по служебным делам минимум недели полторы, пока "организм не восстановится после случившегося, и мы не решим, как сделать так, чтобы ваша нервная система больше так не напрягалась". Келлах прекрасно понимал, что значат эти слова, но вида не подал, лишь почтительно поклонившись поблагодарил за заботу и отправился домой.
Дядюшка, определённо, уже был в курсе всего случившегося и позвонив одним из вечеров сообщил, что обязательно приедет в ближайшие дни, чтобы навестить племянника и своего давнего друга Никласа. И, несомненно, встреча была бы не из самых весёлых - по уклончивому тону епископа Келлах как-то внезапно осознал, что теперь-то его совершенно точно должны были перевести из собора в какой-нибудь приход попроще, помельче и поспокойнее. Вроде тех, что были на юге Ирландии в самом начале его карьеры.
Поэтому он теперь с какой-то обречённостью доделывал все дела в так полюбившемся ему доме, на каком-то подсознательном уровне осознавая, что жить в нём ему осталось не так уж долго. Только не это угнетало его больше всего. Занавески. Появившиеся на всех окнах за то время, пока он валялся на больничной койке, лёгкие занавески, наполнившие невесомым ощущением тепла и уюта его достаточно аскетичное жилище. Ему никто не говорил, сам он никого не спрашивал откуда они взялись. Это и без вопросов было понятно.
Эти занавески, заставляющие его каждое утро и каждый вечер простаивать у окна минимум по полчаса, сжимая в пальцах тонкую ткань, не давали ему покоя, вызывая слабую улыбку на губах и непонятный щем в груди. Он не единожды задумывался о том, чтобы снять их, тянулся пальцами к крючкам, но потом разглаживал ладонями мягкие складки и оставлял всё так как есть. Потому что не думать о той, что легким прикосновением к слепым окнам украсила его жизнь, он больше не мог.
Разве что вися на самодельном турнике или сражаясь с невидимым противником на заднем дворе дома он мог не думать вообще ни о чём, сосредотачиваясь лишь на работе мышц и воображаемых ударах неведомой тени.
Прохладный ветер приятно касался разгорячённой кожи, Келлах стянул с себя футболку, передёрнул плечами от внезапно довольно холодного порыва ветра, обнявшего его, и снова пошёл в атаку на неведомого врага - спокойно и чётко отрабатывая разнообразные удары, блоки и выпады, сплетая их в одному ему понятный и видимый рисунок движений, похожих на какой-то древний танец.
Впереди был долгий день, и Морригану хотелось вымотаться как можно сильнее уже сейчас, чтобы сил не осталось даже на мысли.

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-01-01 18:52:47)

+1

3

Не поймите её неправильно - Аврора, конечно, выдержала трагичную паузу в духе самого товарища Станиславского, и приличия ради даже избегала коротких встреч в стенах больницы. О здоровье, благо, можно было узнавать у ведущего врача и медсестер, некоторые, конечно, косились на неё с явным неодобрением, на которое, к слову, ей было абсолютно наплевать, а некоторые несколько сочувственно с одной стороны, а с другой - понимающе, улыбались ей и в красках и в лицах описывали абсолютно всё, что происходило с Келлом за период лечения. Она ценила это и была им бесконечно благодарна, ведь одно дело, когда ты просто пытаешься отойти от человека ровно настолько, чтобы не причинять ни ему, ни себя вреда, а совсем другое дело, когда ты просто не в силах вычеркнуть его из своей жизни и заглушить рвущие на части чувства. Да и Аврора не была из тех людей, что мастерски могли игнорировать голосящие в душе эмоции, зато могла им просто не поддаваться, полностью осознавая и принимая свои мучения.
Вот именно поэтому, хотя не только поэтому, конечно, а ещё по ряду причин, Аврора уже пару минут топталась около входной дверь отца Келлаха, держа перед собой в обнимку бумажный пакет со всякими вкусностями. Аромат свежевыпеченных пирожков из пекарни недалеко от её дома уже пропитал весь салон машины и сейчас грозился проникнуть и в ткани её одежды, а баночки с различными вариациями на тему "Бульон с ..." уже порядочно оттянули руки, поэтому стучать пришлось носком ботинок, стараясь делать это как можно аккуратнее. Однако, даже спустя четыре уже более громкие попытки никто открыл. Странно, ведь ей показалось, что он дома, по крайней мере... Стоп. Уже успев сделать шаг назад к своей машине, предвкушая с каким остервенением она кинет этот чёртов пакет, как достанет телефон и наберет Грейс, как выскажет ей всё, что она думает (хотя, конечно, она так и не думает, но всё равно выскажет), потому что именно она, спустя двадцать минут монотонного монолога Авроры, авторетено заявила, что ей, читай - Авроре, вместо того, чтобы отсиживать свой несчастный зад дома, надо его поднять и приехать к нему, читай - Келлаху. Ну что ж, послушная девочка послушалась и приехала. А его нет. То есть все её усилия полетели коту под хвост, если не глубже. Но стоило ей присмотреться к той самой двери, рисунок которой она уже успела выуить, как стало понятно - она открыта.
-Дура.
Правильно, дура, но руки были заняты, поэтому потянуть за ручку ей было нечем, соответственно, проверить дверь "на открытость" не виделось возможным... Теперь-то, кое-как извернувшись, Рора схватилась за ручку, толкнула дверь и вошла, почти не не оставляя себе возможности подумать о сделанном. Ну а что? Ничего криминального она не сделала, просто пришла проверить пациента, и плевать, что она акушер, а этот пациент мужчина..
В дома никого не было. Пройдя на кухню, а она знала, где она, кухня, расположена, потому что бывала здесь ( а кто по-вашему развесил эти занавески?), Макнилон поставила пакет на стол и с удовольствием встряхнула руками. Те неприятно покалывали, но трёх резких взмахов хватило, чтобы отогнать это ощущение.
- Келлах? Ты здесь? - как можно громче произнесла блондинка, но ответа не услышала. Дверь открыта - хозяин дома. И только эта незамысловатая логическая цепь из двух звеньев не позволила ей вновь уйти, а навела на мысль, что он может быть на заднем дворе. Оставив пакет в нетронутом и первозданном состоянии, Аврора медленно вышла из кухни, еще медленнее подошла к задней двери и уже почти как в замедленно съемке отворила её.
Вот именно сейчас, увидев, как обнаженный до пояса очень красивый мужчина разминается и, кажется, дерется с невидимым противником - или просто сходит с ума, кто его знает - она ничуть не пожалела, что приперлась сюда. Невольно замерев, продолжая тискать в ладони ручку двери и впускать в дом холодный воздух, Ро мялась на пороге и выбирала между вариантом "немедленно исчезнуть" и "тактично покашлять". Правда, за неё решила сама судьба: дверь жалобно скрипнула, словно моля девушку отпустить её наконец, чем поставила жирный крест на возможности бесшумно капитулировать.
- Эм.., - сообразив не сверлить его торс взглядом, врач всё же опустила глаза себе под ноги, представляя, что вот именно эти доски занимают её внимание больше всего на свете, - Прости, что без звонка. Хотя да, я же не знаю твоего номер.. Кхм, собственно, я просто пришла тебя проведать. Принесла там... ээ... пирожки, суп.. ты, наверное, голоден. Тебе надо хорошо питаться, ты знаешь, да?..
Кое-как подняв на него взгляд, теперь уже стараясь смотреть в лицо, девушка глупо улыбнулась и искренне удивилась своему собственному смущению. Что, голых мужиков что ли не видела? Видела, но только не тех, в которых безнадежно влюблена. Да и священниками они не были.
- Прости ещё раз, я пойду. Всё, пока. - и на этом, круто развернувшись, направилась в дом. С глаз долой - из сердца вон.

Отредактировано Aurora McNilon (2016-01-01 21:34:57)

+1

4

[AVA]http://funkyimg.com/i/261pt.gif[/AVA]Спасения нет. Как бы он не сражался, не бился в кровь о самого себя, - спасения нет. Она везде, в каждом вдохе, в каждом облачке пара, срывающемся с его губ и проплывающем перед глазами. И уже сам чёрт не разберёт, где заканчиваются слишком похожие на галлюцинации мысли и где начинается явь. Где, в каком участке его сознания любой звук превращается во что-то, подающее идиотскую призрачную надежду на то, что всё ещё может сложиться в идеальный, до безобразия правильный рисунок реальности. Той реальности, где она рядом, и это правильно. Где нет мыслей о том, что всё, что он чувствует, всё, что знает сейчас о себе и о ней - грех. Преступление обетов, данных не самому себе. Высшему.
Насколько легче думать о том, что всё, что происходит с ним всё это время, просто испытание веры. Испытание верности своим клятвам, обетам пред лицем Божьим. Легче так думать, но... невозможно обманывать себя тем, что это испытание можно пройти.
Потому что кажется проще лечь на холодные камни здесь же, во дворе и просто и бесхитростно сдохнуть сдавшись.
Потому что сил бороться с её голосом, звучащим в самой голове, больше нет.
Потому что скрип двери кухни, ведущей во двор заставляет на излёте очередного рассекающего воздух движения обернуться слишком резко, с готовностью убить. С читающейся этой готовностью в глазах.
И задохнуться.
"Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей..."
Только лишь мысленно, потому что сил произнести молитвы вслух нет. Потому что пальцы сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони в попытке отрезвить, вырвать из этого дурмана, из наваждения, которым явилась она. На пороге его дома. Именно тогда, когда каждая его мысль была обращена к ней, когда колоколом в висках колотилось "Аврора, Аврора, Аврора.."
Но сейчас она была настоящей, живой. Что-то говорила, но грохот сердца в ушах заглушал её слова, заставляя только лишь смотреть на неё не понимая, что можно сделать шаг навстречу, взять за руку, прижать к себе и больше никогда и ни за что не отпускать ни на мгновение. Сделать в конце концов всё то, о чём думается, чем дышится, чем звучит каждое мгновение.
Он даже не чувствует холода сырого северного ветра острыми иглами впивающегося в кожу, мозг играет с ним в какие-то хитрые игры, заставляя кончики пальцев ощущать бархат её кожи, чувствовать тонкий аромат её духов, видеть как медленно румянец разливается по высоким скулам, как блестят невероятные глаза, направленные, кажется, в самую его душу.
Не бывает такое грехом.
И наверное именно от этой мысли его словно сорвало с места, словно какие-то невидимые оковы, крепко держащие его на одном месте, спали с его тела, едва лишь она ускользнула от его прямого взгляда, скрывшись во внутренностях дома.
Кухонная дверь с грохотом захлопнулась за ним, когда Келлах чуть не сшибив стол бедром, отшвырнув в сторону стул, вероломно кинувшийся под ноги, буквально в три шага догнал Аврору, сжимая пальцами её хрупкое запястье, цепляясь за него как утопающий за соломинку, заставляя её повернуться к себе лицом.
- Остановись, - хрипло, почти беззвучно выдохнув он тут же разжал пальцы, сдавившие её руку. - Пожалуйста...
Слова, обрывки фраз теснились в горле, даже дышать не давая, перекрывая дыхание напрочь - начала у этого клубка никак не находилось. Келлах неотрывно смотрел в ясные глаза напротив, проваливаясь в водоворот жара, накрывающего его с головой, бесконечно долго. Бесконечно долгое, звенящее от напряжения мгновение.
- Не исчезай, - ладони сами собой накрыли её хрупкие плечи, сжимая их, притягивая её к нему, прижимая отчаянно крепко, со всей силой бьющих через край чувств.
Взгляд его скользнул по лицу Авроры, словно отыскивая ответы на все невысказанные вопросы, читая её мимолётные эмоции, совсем не отличающиеся от тех, что скользили сейчас по его лицу.
И только это осознание - того, что она знает всё, что она чувствует совершенно то же самое - не дало ему остановиться, в едином порыве прижимаясь к её нежным упоительным губам совсем не целомудренным поцелуем - жарким, страстным, жадным... срывающим всё сущее в бесконечную бездну накрывшего с головой безумного огненного чувства.

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-01-03 02:30:36)

+1

5

Всё было кончено. Теперь она знала это точно, потому что больше никогда не стала бы искать новой встречи с ним и даже, может быть, решилась, наконец, уехать из города навсегда. Кажется, кто-то из её друзей говорил, что в больницу в Дублине требовался глава гинекологии.. а почему бы и нет? Здесь бы ей это не светило, хотя её высокая квалификация вполне удовлетворяла требованиям, предъявляемым к главе... Чёрт, о чём она вообще думает? Какой Дублин? Какая работа? Ты можешь уехать хоть на другой конец света, но от себя-то не убежишь.. Никогда и ни за что она его не забудет, не вычеркнет из собственной памяти, из собственного сердца. Навсегда запомнит его глаза, его ласковый  и понимающий взгляд, его бархатный голос, в котором постоянно хотелось тонуть, зарываясь в него всё глубже и глубже, пока, наконец, не останется только он, а все остальные звуки исчезнут.
Нет, она не такая храбрая, чтобы уйти вот так бесповоротно.
Шаг. Молодец. Стараясь не поднимать взгляд, она слышит, как закрывается за ней дверь. Ноги сами несут её по дому, словно помня, где находится выход на волю. Резиновая подошва ботинок с глухим звуком встречается с деревом пола, и каждый раз этот звук отдаётся в её душе каким-то гонгом, сотрясая сердце.
Второй шаг. Она почти выбралась. Почти свободна. Почти физически она ощущает, как рушатся за ней все мосты, хотя она и не кидала в них зажжённые спички. Они падали сами, с грохотом, с дребезгом, поднимая густые клубы пыли, сквозь которые не пробивался свет, не поникал воздух, и она задыхалась.
Но, кажется, звук был реальным. Эта шальная мысль заставила Ро обернуться и увидеть то, от чего замерло буквально всё внутри. Замерло и вновь запустилось как только его холодные пальцы коснулись запястья.
- Келлах.. - сквозь дрожащий выдох, шепнула она напугано, пытаясь унять ошалевшее от счастья сердце. - Что ты делаешь... отпусти меня.. - и пускай он её уже не держал физически, но держал морально, притягивал своим взглядом, своей пленительной близостью, холодом кожи, которой хотелось касаться, согревая... И вот она уже в его объятиях. Мозг отказывается понимать происходящее, капитулирует, выкидывая белый флаг, и сердце, теперь просто сорвавшееся с цепи, берет всё в свои бразды. Задыхаясь от его прикосновения, Аврора в последний раз молит его тихим шепотом остановиться, отпустить её, но последнее тонет в поцелуе.
Она в одно мгновение переносится на 18 лет назад, ощущая себя вновь молодой незнающей девочкой, которая вот только что получила головокружительный опыт первого поцелуя. Сладкий, волнующий, заставляющий затаить дыхание и вовсе замереть, даже не сопротивляясь, хотя разум и пищит в последний раз о том, что это неправильно, грешно и вообще..
Но всё. Аврора уже себя не контролирует, да и не хочет, поэтому её пальцы внезапно оказываются на его талии, ощущая под собой холодную и влажную от ветра кожу, перебираются на спину и надавливают, заставляя прильнуть к ней всем телом ближе, теснее, почти слиться в единый кусок плоти, объединиться сердцем, обменяться душами, стать одним, переполненным любовью.
И желанием. Его поцелуи этому способствовали.
Оторвавшись от его желанных губ на мгновение, Аврора подняла взгляд, уперев их в его глаза. Немым вопросом она скользнула по ним, почти сразу же находя ответ, поэтому с ещё большей и какой-то отчаянной страстью она прильнула к нему вновь. К чёрту всё. К чёрту.

+1

6

[AVA]http://funkyimg.com/i/261pt.gif[/AVA]Ему совершенно не хочется думать, что это всего лишь низменное инстинктивное желание, хотя, возможно, именно эта мысль и смогла бы его остановить, заставить отступить разжимая ладони, выпуская её из рук на волю. Так, как она просит. Но её умоляющий шёпот действует на него совершенно обратным образом.
Он прижимает её к себе так сильно и одновременно бережно, что самому не верится в то, что его руки способны быть такими мягкими. Что его пальцы могут невесомо скользить по плотной ткани пальто на её плечах, цепляться за мягкий шарф, обмотавший её тонкую изящную шею, распутывать его, добираясь до нежной кожи. И наконец прижиматься к этой коже губами, вдыхая нежный аромат её духов. Задыхаясь от неверия в то, что она так близко сейчас, что он может касаться её, наплевав на всё - на все запреты и обеты вместе взятые, и на каждый в отдельности.
То, что он чувствует сейчас, когда его ладони вновь скользят по её плечам, сдвигая с них пальто, это даже не счастье. Это бешеный круговорот чувств и ощущений, складывающихся в расцвеченную яркими пятнами картину какого-нибудь из экспрессионистов - непонятную, сумбурную, но от того не менее настоящую, живую. Его с каждым мгновением всё сильнее не чувства обуревают, а словно в омут совершенно, казалось бы, забытого состояния утягивает.
И его наконец-то перестаёт рвать на части, перестаёт носить из огня да в полымя, словно какой-то незначительный тумблер в системе управления наконец-то щёлкнул, поворачиваясь как надо.
Всё наконец-то становится идеально правильно - она наконец-то не видится ему, а в действительности обнимает его с ничуть не меньшим жаром, прижимаясь всем телом, отвечая на поцелуи.
Шарф давно отброшен в сторону - он честным образом пытался не глядя повесить его на ручку двери ванной. Не получилось. Мягкий кусок ткани медленно сполз с металлического кругляша на пол, где и упокоился бесформенной кучкой. С пальто обошлись ещё более бездумно, просто оставив его на том участке пола коридора, где оно окончательно сползло с её плеч.
Они совершенно бездумно топчутся, кажется, и по тому несчастному пальто, и по тканым половикам уже спальни, чудом умудряясь не споткнуться о них и не рухнуть на пол в полный рост. Ему плевать, что попадается им под ноги. Даже тот самый стул, который буквально только что чуть не свалил его с ног, словно сговорившись с кухонным столом, больше не попадается на пути, или он просто сам, всё так же не замечая никаких преград, отодвигает его ногой с дороги, замечая только одно - нежность её бархатной кожи, мягкость её губ и тот самый грохот в ушах, заставляющий его целовать её всё более жадно, скользя по тонкой фигурке ладонями, забираясь ими под тонкую ткань блузки и словно обжигаясь о её кожу.
В его доме всегда более чем прохладно, но сейчас ему кажется будто каждая из батарей комнаты выкручена на полную и наполняет помещение безумным жаром, расплавляющим его самого с каждым прикосновением к её коже.
Ему впервые за много невероятно долгих лет нечем дышать не от раскалённых игл за рёбрами, а от того, что он просто не может надышаться ею, словно ему наконец-то выдали огромную порцию чистого горного воздуха после духоты загазованного города.
Он отстраняется от неё лишь тогда, когда её волосы размётываются по подушке, обрамляя лицо ореолом светлого золота. Отстраняется лишь на мгновение, чтобы окинуть взглядом её лицо, чтобы окончательно увериться в том, что ему не снится всё это, что она действительно здесь, на прохладном льне его постели.
Снова он прижимается губами к её губам - лишь на мгновение; а потом, скользя ладонями по плечам, по груди, нетерпеливо расстёгивает мелкие пуговицы её блузки, покрывая поцелуями обнажающуюся кожу, нежно касаясь её самыми кончиками пальцев.

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-01-03 02:30:54)

+1

7

[audio]http://pleer.com/tracks/5263518NDS4[/audio]
Это были бесконечные минуты. Бесконечные движения, сливающиеся в одно, ласковое и одновременно с этим горячее, жгучее; бесконечные эмоции, что захлёстывали девушку с головой, не давая никаких возможностей дышать ровно, да и вообще впитывать в себя что-то кроме его поцелуев и объятий. Бесконечное желание, что теплилось в ней, быть может, с самой первой встречи, что вылилось затем в тот странный, судьбоносный сон, но оно было изначально и вот теперь показывало себя этому свету, вкладывалось в каждое её движение, в каждый поцелуй, делая его отчаянно-сладким и страстным. Она хотела его, во всех смыслах этого слова. Она хотела его сейчас, всего без остатка; она хотела его навсегда, ощущать его в своей жизни рядом, плечом к плечу, спина к спине, чтобы протянуть руку - и вот он, настоящий, любящий. Рядом. Но сейчас, конечно, в ней жило лишь одно конкретное желание, об остальном вовсе не думалось.
Ей стало очень жарко. Чувство того, что ей хочется снять с себя всё, однако, основывалось не только на этом: Авроре до жути хотелось ощутить мужчину как можно ближе, будто бы этот тесный контакт двух разгорячённых тел значил нечто большее, чем просто секс. Так и было.
Ро целовала его, и с каждым касанием губ и языка забывала обо всём. Кто она, где она, с кем она рядом. Чем потом выльется ей - особенному ему - эта слабость, этот порок, что избежать они оказались не в силах. И если в первое мгновение она точно знала, что потом со всем этим будет делать, то сейчас... она и не представляла, как потом сможет посмотреть в его глаза, в эти два моря, два омута, в которых она тонула и утонула, кажется. Вместо неё теперь был другой человек, другая женщина, что теперь с удивлением обнаруживает в себе такие залежи страсти и желания. Макнилон с лёгкостью рассталась со своим шарфом, висевшим на плечах тяжелым хомутом, затем и с пальто, не дающем доступ к полному спектру тактильных ощущений... Невероятно, но сейчас вообще все её чувства преобразовались в лишь одно - тактильное. Она чувствовала его мягкую кожу под кончиками своих пальцев, влажные поцелуи на своём лице. Аврора потерялась в пространстве, но довольно быстро поняла, что они уже не стоят, а лежат, и мысленно этому обрадовалась, ведь ещё чуть-чуть и её ватные ноги не выдержали бы такой нагрузки и подкосились.
Чувствуя под спиной сквозь шелковую блузку немного шершавую ткань простыней, Аврора наконец смогла распахнуть глаза, почти сразу же ловя его взгляд. Он отстранился и теперь, словно не веря, оглядывал её лицо. Блондинка воспользовалась этим, чтобы просто перевести дыхание и постараться запомнить каждую черточку его лица, впитать её, запечатлеть в памяти словно фотографию, которую обычно хранят где-нибудь ближе к сердцу, но она бы хранила глубоко в себе. Такая заминка послужила бы хорошим поводом для того, чтобы подумать, но этого Ро не успела: его губы вновь прильнули в нежном поцелуе, а затем и вовсе скользнули ниже, заставляя девушку затаить дыхание, с силой прикусить губу и вновь поглощать эти прикосновения, отчего-то считать каждую расстёгнутую пуговицу, понимая, что теперь она не защищена перед ним ничем, даже таким мнимым барьером как ткань. Её руки мягко легли на его плечи, скользя сначала по ним, вырисовывая рельеф каждой напряженной мышцы, потом опустились вдоль его сильных рук, поднялись обратно и медленно направились вдоль его груди и торса. Теперь они были наравне, по крайней мере в количестве одежды, правда сам счёт был 1-0 в пользу Келлаха и пора было это исправлять. Бесконечно медленно скользя вниз, попутно лаская его тело мягкими подушечками пальцев, Аврора остановилась у пояса, накрывая ладонями пряжку, так же медленно принялась его расстёгивать, вытаскивая его затем из брюк. Уже не слыша звук падения тяжелого ремня на пол, а лишь только свое и его сбитое дыхание, она облизнула губы и вновь коснулась его брюк ладонью, теперь уже нащупывая пальцами молнию, невольно поглаживая его, возбужденного и горячего, сквозь плотную ткань. Бегунок молнии пополз вниз, а вместе с ним постепенно перемещалось и сердце, пульсируя уже где-то внизу живота.

+1

8

Каждое прикосновение её пальцев бьёт по нервам не хуже флагеллантских бичей, будто вспарывая кожу, пробираясь в самую глубь естества, полыхающего сейчас буйным лесным пожаром, выжигающим всё на своём пути. С каждым мгновением в нём остаётся всё меньше сомнений и сожалений. Они, по большому счёту, давно покинули его мысли, оставив там только одну, колотящуюся в виски колокольным гулом - "Моя, моя, моя..." - и трансформирующуюся в бесконечное желание никогда, никуда, ни за что не отпускать это средоточие света и жизни, ворвавшееся в его существование.
- Я люблю тебя... - горячий шёпот едва касающихся мочки уха губ. Ладони скользят по спине, пальцы цепляют крючки белья, освобождая упругую грудь из кружевного плена.
Едва слышный стук пряжки ремня об пол, шорох постели, срывающееся дыхание - всё это смешивается в невообразимый коктейль звуков, за которыми угадывается гулкий грохот рушащихся стен с трудом возведённой на пепелище старого мира крепости. И только теперь понимается, самым краем сознания, отдалёнными отголосками мыслей, что за этими непроницаемо-чёрными стенами наконец-то совершенно незаметно вырос новый мир - живой и настоящий.
И в центре этого нового мира теперь она.
Его ладони скользят по стройным ногам, обхватывая лодыжки, когда он садится на постели, спинывая со своих ног лёгкую обувь, в которой сам буквально только что скакал по двору. Чёртовы шнурки её сапог не поддаются - пальцы стали слишком непослушными, пальцам хочется касаться прохладной кожи, а не дёргать нетерпеливо тонкие чёрные до ужаса непослушные верёвочки. Но, в конце концов, он справляется и с этим, с какой-то досадой замечая вероломно притаившийся замок на внутренней стороне обуви. Впрочем, второй сапог очень скоро отправляется на пол в компанию к первому, а Келлах наконец-то тянет с неё эти проклятые джинсы, скрывающие от него её ароматную нежную кожу, тут же приникая к ней губами, целуя снова и снова, упиваясь этими поцелуями.
И снова его ладони гладят её кожу, беспорядочно шаря по телу, поцелуи следуют за прикосновениями, прикосновения вслед за поцелуями, сплетая ощущения от горячего дыхания и касаний кончиков пальцев в невообразимый жгучий клубок.
Ему кажется, что по венам его сейчас бежит не кровь, а жидкий огонь, расплавленная магма - тягучий жар, разогнанный её руками, заставляющий дыхание сбиваться, а сердце колотиться в самом затылке.
Он даже не замечает, когда его собственная одежда оказывается там же, на полу, в совершенном хаосе, который совсем не вяжется с тем перфекционистским порядком, что болезненно окружает его последние почти два десятка лет.
Окружал.
Этот новый хаос, невероятно органичный раздрай внезапно вписывается в разгорячённую атмосферу его дома так чётко, что кажется - так и надо, так и должно быть.
Он снова прижимается к ней всем телом, чувствуя как под её прохладной, покрытой мурашками кожей разливается такой же густой жар, как и тот, что бушует сейчас в нём. Череда жадных, наполненных обуревающей их обоих страстью поцелуев сменяется лёгкими укусами - ему кажется, что ещё немного и он сожмёт её в объятиях так сильно, что она просто перестанет дышать. И тогда он снова отстраняется, приподнимается на руках, опираясь о постель ладонями, чтобы сказать ей об этом, но слова вязнут в горле, ему приходится мотнуть головой, облизнув пересохшие губы... и забыть, что он вообще хотел сказать, потому что она сейчас настолько невообразимо прекрасна, что все его мысли и слова, которые буквально только что рвались из него, замирают, толпясь как дети на вершине горки в аквапарке.
И вместо всех этих теснящихся в нём мыслей и слов он снова впивается в её призывно алеющие губы, прикусывая их до солоноватого привкуса, через мгновение срываясь с них на подбородок, шею, прижимаясь губами к ароматной коже, потираясь носом, вбирая этот запах, запоминая, дурея от него до невероятного. Сжимает ладонями нежную грудь, лаская твердеющие соски языком, сдавливая их губами, легко прикусывая и снова возвращаясь к горячим, приоткрытым, до одури желанным губам. Проходится ладонями уже по бокам, талии, сжимает бёдра пальцами, заставляя её обнять его ногами, прижимаясь теснее, ближе, горячее... И наконец-то резко, срывая стон с истерзанных уже бесконечными поцелуями губ, вжимается в неё, задохнувшись этим страстным порывом, срывающим сердце в бешеный галоп, заставляющим всё его естество впиваться в неё всё сильнее с каждым практически неконтролируемо резким движением.
[AVA]http://funkyimg.com/i/266Nn.gif[/AVA][SGN]http://funkyimg.com/i/2648P.gif[/SGN]

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-01-05 17:59:59)

0

9

К такому она не была готова. Идя сюда, она даже подсознательно не могла предположить, что спустя двадцать минут после того, как придёт, переступит порог его дома, окажется в его постели. Что сама поддастся не то, что искушению, а просто собственным сильным чувствам, что, не закрывая глаза, бросится вниз с головой в этот омут, что будет тонуть, послушно впуская в свои лёгкие воду, задыхаясь, умирая и оживая вновь. Её мир рушился вслед за его, крепким и надежным, тут же восстанавливая стены, выкорчёвывая деревья с корнями и сразу же сажая новые. Цветущие. Птицы, давно покинувшие её леса, вернулись и наполнили те малые промежутки между густыми кронами своим пением. На ветвях появились почки, которые с каждым нежным прикосновением его губ, его мягких рук разбухали и готовились к цветению. Её солнце, видимо, уснувшее где-то за большим грозовым облаком, наконец, проснулось и взошло, освещая самые тёмные уголки её души. Как же она оказалась глубока, как широка оказалась её душа, и как сильны её чувства, насквозь всё здесь пропитавшие. Любовь была воздухом вокруг, которым она дышала, она была землёй, на которой она стояла и сквозь которую пустили корни её деревья. Любовь была небом. Она была любовью, внутри, снаружи, покрытая тонким слоем влажных поцелуев. Больше на ней уже ничего не было, даже одежды. Больше ничто не защищало её, ничто не могло служить границей между ее и его телом, теперь они могли слиться воедино, приблизиться на расстояние, казалось, атома, и даже ближе, преодолевая все законы физики, все силы отталкивания, подчиняясь только одному закону. Закону, который не писали люди, не они его придумали, но они его исполняют.
Аврора, конечно, могла бы подсказать Келлу, когда тот раздевал её, нежно скользя руками по ногам, оставляя невидимые глазом, но видимые сердцем следы, что ботинки с этими ненавистными шнурками снимаются проще, достаточно лишь потянуть за молнию, но.. В её голове металась только одна мысль. "Я тебя люблю.." - кричала она, проникая в каждую клеточку тела, закрепляясь там. "Я тебя люблю.." - для шепота у неё не хватило смелости, поэтому она просто думала, попутно понимая, что, наверное, она не хотела бы это слышать. Одно дело знать, чувствовать это в себе, в нём, видеть в каждом его жесте и дыхании, а совсем другое - получить подтверждение. Услышать преобразованное в слова чувство. Слова, которые никуда  не денешь, не вычеркнешь, не забудешь... Теперь придётся жить вместе с ними, делить с ними свои мысли, кров, постель, теперь они проберутся в каждое движение, в каждую мелочь и будут шептать голосом Келла "Я люблю тебя.. слышишь? Я люблю тебя.."
Её сердце пропускает два удара, как раз те, которые должны были прозвучать между ними, когда Келлах отстранился от неё. Холод и одиночество - вот что она успела почувствовать за это короткое мгновение, но этого хватило, чтобы впиться в его губы с новой порцией счастья, страсти и твёрдым намерением не переставать целовать его до конца жизни. Она бы хотела быть чуть нежнее, мягче, слабее, но Ро внезапно открыла в себе что-то огненное, горячее, необузданное, ненасытное, что-то, что руководило всеми её движениями, заставляя не просто гладить его плечи, напряжённую спину, а впиваться в теплую кожу ногтями, оставляя красно-алые борозды. Дыхание просто перестало быть простым вдохом и выдохом, между ними затаились стоны, сначала тихие, шепчущие, скользящие по стенам этой комнаты шелковой тканью, лёгкими прикосновениями, а затем... затем она потеряла себя и ощутила его. Горячего, сильного, пульсирующего невероятным возбуждением. С её губ сорвался стон, более громкий, более сладкий, томный, пошлый. Аврора не могла сдерживать в себе такие порывы, да и не хотела - она хотела, чтобы он видел, насколько она хочет его, насколько ей сейчас хорошо, как она сходит с ума от каждого нового резкого и властного движения. А ведь она и сходила с ума, шептала сквозь стоны прямо в его пламенные губы что-то невообразимое, возможно, невероятно развратное, но наполненное такой силой и таким чувством, что каждым словом можно было бы забивать сваи в промёрзлую землю. Её ноги послушно обнимали его бедра, что двигались сейчас ему навстречу, её руки впивались в спину, а её душа, кажется, уже была в нём.
- Я люблю тебя..

+1

10

Дурацкие, идиотские слова. Слишком неподходящие. Слишком... слишком мелкие, чтобы можно было ими выразить всё, что сейчас владело им.
Любовь конечна. Она выдыхается рано или поздно, гаснет, растворяется. Но то, что он чувствовал, чувствует и - он это знал совершенно точно - будет чувствовать до своего последнего вздоха, это чувство намного больше любви, бесконечнее. Хотя, разве можно применять к бесконечности сравнительную степень.
Он буквально слышал гул этого огня, что удерживал в самой глубине себя все эти месяцы, все эти почти девяносто дней. Нарастающий гул пламени, охватывающего его сейчас с нарастающей силой, заставляющего кровь бежать по венам всё стремительнее, а сердце колотиться всё быстрее.
Аврора, и только Аврора была сейчас для него всем. Его постом, его молитвой, его личным Святым Даром, его грехом, исповедью и искуплением. Да и не только сейчас.
Солёные капли пота попадали на свежие царапины, оставленные острыми ноготками, заставляя его сорвано выдыхать в её губы, с жаром, рвущим его самого на части, впиваясь в них снова и снова - целуя, кусая, проходясь по укусам языком и вновь повторяя всё с самого начала.
Каждый её стон - беззвучный, тихий или оглушающий его своей страстью - заставлял лишь сильнее его вжиматься в её горячее тело, упиваясь каждым ощущением, скользящим под кожей электрическими разрядами.
Отрываясь от её упоительных губ Келлах шептал ей, задыхаясь от вырывающихся из груди стонов, бесконечное сплетение слов обо всём. О том, как она снилась ему полсотни раз. О том, как он тысячу раз хотел коснуться её - настоящей, не призрачной. О том, как чуть не задохнулся, встретив её в больнице. О том, как подумал, что сердце остановится, когда увидел её среди рождественских огней и посчитал, что всё - дожил до галлюцинаций.
Его ладони снова скользили по её телу - беспорядочно, бездумно, сжимая талию, обхватывая бёдра, вжимая её в совсем не мягкую постель. Его губы осыпали нежную кожу бесконечными поцелуями, перемежающимися с укусами - скользили по шее, плечам, перемещались на грудь и возвращались обратно, чтобы снова уловить стон, срывающийся с её нежных губ.
Он чувствовал нестерпимый жар собственных ладоней, скользящих по её прохладной бархатистой коже, кончиками пальцев вырисовывающих на ней какие-то невероятные узоры, когда он обнимал её как можно крепче, подхватывая под поясницу, заставляя прогнуться, прижаться к себе ещё теснее, как будто они ещё не слились до невероятного.
Ему всё сильнее хотелось остановиться, замереть, осознать происходящее, но вместо этого он лишь сильнее сжимал Аврору в руках, срываясь мыслями, сердцем, телом в невообразимый галоп, накрывшего его с головой состояния, желания обладать ею всей, целиком, без остатка, сейчас и навечно. Слиться с ней в этом блаженстве, окутавшем их обоих тёплыми океанскими волнами, уносящем каждую мысль в невесомость.
Его дыхание стало хриплым, а сердце колотилось о грудную клетку так, будто было вот-вот готово проломить собой рёбра. Волна жара медленно поднималась из самого низа живота, опоясывая тягучим раскалённым свинцом, утекая вверх по позвоночнику и в конце концов ухая вместе с сердцем вниз, пронзая огнём самый крестец.
Задохнувшись в единый миг, сдавив до скрежета зубы и уткнувшись огненным лбом в хрупкое плечо, он вжался до предела в неё, пульсирующую тем же огнём, что и всё его естество, проваливаясь в полыхающую огненными пятнами темноту сжатых до боли век.
И лишь спустя несколько бесконечно долгих мгновений Келлах смог разжать руки, с силой сжимавшие тонкую фигурку Авроры, и вдруг, обхватив её лицо ладонями, невероятно нежно, теряя голову от этой захлестнувшей его нежности, прижаться губами к её губам.
- Безумие моё, - шёпот всё ещё выходил каким-то горячечным - сердце не унималось и колотилось в самом горле. Келлах снова и снова прижимался губами к нежным губам самой любимой женщины во всей вселенной, обнимая её, прижимая к себе со всем переполняющим его чувством. - Любимая моя... Свет мой, счастье моё...
Ему хотелось сказать ей сразу всё - как можно больше того, что она для него, как она бесконечно дорога ему, но слова вновь теснились в горле, заставляя губы, гуляющие по её высоким скулам, шевелиться почти беззвучно, выпуская не звук, но лишь его горячее дыхание.[AVA]http://funkyimg.com/i/266Nn.gif[/AVA][SGN]http://funkyimg.com/i/2648P.gif[/SGN]

0

11

Это не могло быть правдой. По крайней мере не такой, нет. Она мы могла смоделировать у себя в голове тысячу, миллионы вариантов происходящего, начиная от простой разыгравшейся фантазии до сна или бреда, что мерещится, спровоцированный высокой температурой и болезнью. Она даже могла бы понять, если бы умерла и видела это вместо того самого пресловутого света в конце тоннеля. Ро, честное слово, не отказалась бы и не воспротивилась бы такой замене, ведь всё лучше наслаждаться любимым человеком, нежели просто плестись на какой-то там огонёк. Девушка могла ожидать всего, но не этого. Всего тут значит всего, и это всё сливалось в одно бесконечное слово, в бесконечное море или небо, которое уходило бы далеко за горизонт... сейчас она чувствовала себя каплей в этом море и одновременно - всей морской гладью; маленьким облачком и вместе с этим - всем голубым ясным небом.Она искренне не понимала, откуда в нём берутся силы на слова, что так обжигали её губы и ушко, когда сам мужчина в нежно-страстных поцелуя перемещался к ним. Она принимала каждый звук, издаваемый Келлахом, наслаждалась им и осознавала их смысл с некоторым, и сердце билось так неровно с каждым пришедшим смыслом, радовалось тому, что все её мучения, все её чувства оказались взаимными с самого, чёрт его возьми, начала, с того книжного магазина, с той книги Брэдбери... Теперь, право слово, эта книга достойна самого красивого места в её доме, как напоминание о том, что счастье есть.
Вот оно, её счастье. Стонет так сладко, что где-то в солнечном сплетении сжимается маленькое солнце; двигается так соблазнительно и страстно, что вместе с болью от резких движений в ней нарастает и наслаждение, что вот-вот грозит вырваться наружу. Но ещё нет. Ещё Ро плывёт по теплому течению, не сдерживая в груди громкие ответные вскрики, ответные движения навстречу, словно боясь упустить мгновение, потерять темп или скомкать все ощущения.
Всё произошло слишком быстро. Её полет прервался встречей с землей, но в отличие от натурального паления, Аврора задохнулась отнюдь не от боли, а от непередаваемого удовольствия, что скапливалось по крупице, по капле сначала внизу живота, а потом разлилось по всему телу - от кончиков пальцев до макушки. Она замерла, хватая распахнутыми губами воздух, всё еще ощущая в горле застывший стон, а потом расслабилась, с удовлстворением отмечая, что самого пика они достигли одновременно. Они подходили друг другу как две перчатки, были созданы друг для друга, и пускай она, несмотря на такое короткое знакомство, выраженное отнюдь не во времени, а во встречах, плохо знала его, у неё было такое ощущение, будто она ЧУВСТВУЕТ его. Она чувствовала про него абсолютно всё и ей было этого достаточно.
Кое-как отдышавшись, она с благодарностью взглянула на него, принимая каждый нежный поцелуй и каждое нежное откровение. Она не стеснялась быть обнаженной перед ним, наоборот, хотела, чтобы он увидел её так, чтобы его взгляд нежный, уже немного уставший и томный, скользил по её телу, едва щекоча. Потеряв его крепкие объятия, она вдруг поняла, что ей этого недостаточно. Она хочет ещё. И она не остановится. Оттолкнувшись ногой от постели, Ро завалилась вместе с мужчиной на бок, а потом, надавив на его грудь, легла сверху. На её губах играла немного хитрая и соблазнительная улыбка, которая сулила Келлаху "продолжение банкета". Да и он, кажется, был совсем не против. Усевшись сверху, она одной рукой облокотилась на его плечо, другой откинула растрепанные пушистые золотистые волосы, оглядывая слегка прищуренным и внимательным взглядом его лицо. Влажные виски и алые от укусов губы, ещё немного болезненные синеватые мешки по глазами, что придавали его блестящему взгляду.. перчинку, если хотите. Он выглядел серьезно и горячо, и девушке внезапно захотелось поглотить его всего, оставить в себе навсегда, поступить так, как поступает со всеми черные дыры. Быть может, это вовсе не космические объекты, а просто очень влюбленные женщины?
- Я люблю тебя, - уже более твёрдым голосом произнесла она, решив, что теперь её признание будет выглядеть более серьёзно. - И я хочу тебя... я не отпущу тебя.. никогда...
На этом всё. Слова, что таились в закоулках души, исчерпались, поэтому, чтобы не терять времени даром, она наклонилась  вперёд, касаясь его желанных губ сначала мягким и нетребовательным поцелуем, темп которого нарастал экспоненциально. Совсем скоро она превратился в жарких и страстный, потом скользнул вниз, к шее, оставляя на ней ярко-красные засосы, перешёл на плечо, породняясь с укусами и ласковыми касаниями языка, и неминуемо двинулся вниз, каждый раз задерживаясь.
Она же обещала не отпускать его?..
[AVA]http://s6.uploads.ru/K7N5c.gif[/AVA]

+1

12

Ему хотелось сказать ей как можно больше.
Ему хотелось молчать сейчас как никогда.
Молчать и ласкать её взглядом, лёгким касанием кончиков пальцев. Раствориться в этом ощущении почти_невесомости, которое разлилось по всему телу, мягко отступая теперь и освобождая место невероятно приятной усталости. Лёгкой, невесомой, как взгляд и дыхание той, что словно каким-то видением была.
Он до сих пор не верил.
Не мог осознать, что всё, что только что произошло, было на самом деле. Что это не плод воспалённого сознания, что его ладони действительно скользят по её коже, вбирая мягкое тепло.
- Аврора.. - едва слышно, одними губами. Словно пробуя на вкус каждый звук, перекатывая на губах движение согретого их обжигающими объятиями воздуха.
Резкая перемена положения с трудом проанализировалась зацикленным на одной только мысли мозге - Келлах в первое мгновение несколько удивлённо смотрел на Аврору, пытаясь понять, почему она теперь чуть дальше от него, чем была всего лишь мгновение назад, почему её окружает ореол солнечного света и почему ему вдруг становится так холодно. Впрочем, осознание произошедшего наконец-то его настигло, и он наконец-то смог справиться с непослушными руками, мягко заскользившими по её бёдрам, обхватившими и сжавшими талию, скользнувшими выше - по бокам, груди, плечам...
Прерывистый вздох сорвался с его губ, когда её нежные губы изогнулись, выпуская слова, практически зримыми образами повисшие перед его глазами.
- Девочка моя.. - нежность захлёстывала с головой, билась за решёткой рёбер, отчаянно рвалась наружу, не давала звукам срываться с губ.
Её слова заставили задержать дыхание, словно оно могло вдруг разметать всё, только что видимое им, словно его дыхание могло заставить её раствориться в воздухе, исчезнуть так, будто её никогда не было. И только лишь с прикосновением нежных губ к его губам Келлах окончательно и бесповоротно осознал, что всё, что произошло, - было наяву.
Поцелуи снова становились всё более жаркими, жадными - ему совершенно точно не хотелось терять это непривычно приятное ощущение сладости, разливающееся сейчас по венам, плывущее под кожей, согревающее его с головы до ног.
Вздох сожаления сорвался с его губ, когда Аврора разорвала этот упоительный поцелуй. Впрочем сожаление долгим не было - лёгкие прикосновения, перемежающиеся с укусами, заставляющие запрокидывать голову, подставляя шею губам, то и дело заставляли его едва заметно вздрагивать, сорвано выдыхать и растворяться, растворяться, растворяться в каждом касании, каждом её выдохе, обжигающем кожу.
Какую невероятную власть имели сейчас над ним её губы, её нежные пальцы, скользящие по его коже, её прохладная кожа, словно плавящаяся под его пальцами.
Она ускользала из его рук, медленно, но верно, но в нём больше не было того страха, что охватил его бесконечное количество минут назад, когда он увидел её удаляющуюся спину и успел ухватить лишь одну мысль в своём сознании - "Сейчас или никогда".
Теперь он знал, чувствовал, проживал мысль, что она, его Аврора, его новая, настоящая, живая, бесконечно счастливая жизнь будет с ним всегда. Что он ни за что не отпустит её.
Никогда.
Никуда.
Каждый её поцелуй, каждое обжигающее прикосновение губ, каждый саднящий кожу укус заставляли его умирать, теряя по крупице, по частице микрокосма.
Каждый её поцелуй, каждое дарящее свет под сомкнутыми веками прикосновение губ, каждый разгоняющий кровь укус заставляли его возрождаться, собирая по мельчайшей частице рухнувший свод мироздания.
Воздух со свистом наполняет лёгкие, пальцы бездумно сжимают прохладный лён простыни.
"Просто не останавливайся.."[AVA]http://funkyimg.com/i/266Nn.gif[/AVA][SGN]http://funkyimg.com/i/2648P.gif[/SGN]

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-01-11 02:51:28)

+1

13

[audio]http://pleer.com/tracks/13223605HE4j[/audio]
Каждый поцелуй, скользящий по его телу, отпечатывался в ней звуком трещавшей по швам прежней жизни. Нитки из влажных дорожек на его коже, оставленные кончиком языка, расходились во все стороны, образуя линии и узоры, сплетались вместе в один клубок, обещая больше не покидать друг друга. Они струились то вверх, задевая тёмные кружки сосков, то вниз так, как считалось бы непозволительным, очерчивая окружности вокруг ямочки пупка. Ро скользила, не переставая наслаждаться его чуть солоноватым вкусом, его теплым запахом.. то был родной запах, почему-то сразу всплывший в памяти каким-то обрывком воспоминания. Этот маленький клочок счастья стал ещё одной, заключительной, частью лоскутного одеяла, недостающей деталью пазла, как хотите. Его запах. Запах дома. Там где сердце.
И если нити поцелуев окутывали его тело влажной пеленой, то зубки, словно иголки, вторгались в эту идиллию, прошивая его мягкую кожу и напоминая о той страсти, что всё ещё не истратилась в её душе, порой оттесняя со своего трона нежность, невысказанную, невыплеснутую и неисчерпаемую. Аврора оставляла следы укусов там, где, по её мнению, должны заканчиваться поцелуи: на его губах, на его шее, плечах и в самом низу живота, пока не затрагивая самого горячего и соблазнительного места, только изредка касаясь его грудью, когда её путешествие внезапно спускалось ниже.
Она не помнила себя и не считала времени, проведенное здесь. Ей было достаточно того, что она жива, она любит и любима, а значит, это может продолжаться вечность. Она слышала, как сбивается всё сильнее и сильнее его дыхание, как неистово бьётся пульс под кожей, рискуя и вовсе прорвать нежные ткани запястья и шеи. Она издевалась, о да, но издевалась сладко, непроизвольно "отплачивая" ему таким образом за тот самый сон, в котором всё почти произошло, и ведь он снился им обоим! Удивительно, правда? Поэтому это была самая настоящая месть, но и ей пришёл конец.
Когда его жар стал настолько сильным, чтобы не смочь его больше игнорировать, Аврора в последний раз провела ладонями по его телу, пальчиками обводя каждый рельеф, каждую впадинку, и поцеловала в самое чувствительное место, в его самую вершинку, тут же обхватывая её губами и скользя ими вниз. И, кажется, впервые в жизни ей захотелось быть причиной такого наслаждения, которое по силе могло сравниться только с адом или раем. Ей захотелось не просто быть рядом с кем-то, не просто любить, а дарить себя, дарить всё, что есть в её душе, что будет в ней и чего никогда не было. Эти мысли промчались в её голове со скоростью экспресса, уступая место только нежности и любви, которые в данную минуту выражались в мягких касаниях языка вдоль горячего и пульсирующего ствола, в аккуратных покусываниях нежной кожи головки и мимолётных поцелуях, которые завершились скольжением вниз и вверх.
Она следила за его дыханием, с удовольствием отмечая каждый его стон более резким и быстрым движением, весьма скоро и вовсе срываясь на энергичный темп, подключая к ласкам ещё и ладонь.

+1

14

Он ощущал себя.. нет, не на тридцать и даже не на двадцать лет. Ощущение, словно он вообще вне какого-то возраста, вне времени, ещё совсем недавно довольно чувствительно придавливающего его к земле, не отпускало. Заворачивало в тёплое одеяло секунд, мгновений, минут и, кажется, даже часов и не отпускало.
Губы её скользили по его телу, словно утягивая их обоих в невесомость будто ворвавшуюся в этот мир из того самого, давнего сна, снившегося им два месяца назад. Растворившегося в каждой секунде прошедших дней, наполнившего собой каждую шестидесятую долю этих шестидесяти двадцатичетырёхчасовых отрезков. Неведомым образом сохранившего память о прикосновении к босым ногам влажной травы, о солёном ветре и нежных лепестках фиалок, рассыпающихся вокруг шелестящим звездопадом.
Больше всего ему хотелось сейчас касаться её, прижимать к себе, впитывать её всю - нежность кожи, ласковые прикосновения, обжигающие поцелуи, щекочущее дыхание и одуряющий запах её волос. Растворяться в этом круговороте, распадаться на атомы и снова и снова собираться воедино, чтобы прочувствовать каждое мгновение, каждое касание снова.
Как в первый раз.
Ему отчаянно хотелось вспомнить как он впервые её увидел, как понял, что покоя ему не будет теперь ни с ней, ни без неё. Вспомнить тот момент, когда понял, что она - вся, каждая её улыбка, каждый поворот головы, взгляд, взмах руки - становится ему бесконечно дороже и важнее того самого покоя. Снова ощутить то сводящее с ума чувство беспокойства, предшествующее осознанию безнадёжного растворения мыслей в другом человеке - в ней. Осознанию того, что её теперь для него настолько мало, что она, только она везде - в каждой мысли, в каждом вздохе, в каждом касании осеннего ветра, отчего-то постоянно приносящего тонкий запах разогретой летним солнцем земли.
Вместо всего этого теперь был свет - пульсирующий её поцелуями, обжигающий её дыханием, обволакивающий прикосновениями её тонких нежных пальцев. Место мыслей и воспоминаний постепенно заполняли ощущения, срывающие с губ прерывистые вздохи, заставляющие грудь вздыматься и опадать, разрывающие гортань царапающими стонами, плывущие яркими пятнами в темноте плотно сомкнутых век.
Его пальцы касались её кожи, скользя по округлым плечам, запутывались в волосах, снова сжимали обжигающе-холодный хрусткий лён постели. Губы распахивались навстречу тяжёлому воздуху, всей своей многокилометровой толщей давящему на его грудь, тут же вырывающемуся из неё вместе с едва сдерживаемым стоном.
Каждое прикосновение её губ распаляло, поднимало в нём волны тяжёлого жара, прокатывающиеся по телу, наполняющие каждую мышцу расплавленным свинцом. Всё его тело одновременно невыносимо тяжелело и словно легче воздуха становилось. Он снова и снова сжимал в ладонях жёсткую ткань простыней, подаваясь навстречу нежным горячим губам, бездумно и хрипло шептал сквозь стон бестолковые просьбы, вцепляясь пальцами в её плечо, приподнимаясь на локтях, обводя невидящим взглядом её лицо и снова бессильно падая обратно в прохладные объятия влажных простыней.
Ему было бесконечно мало её, захватившей всего его во власть своих губ, рук, нежности и страсти.
Ему было отчаянно много её огня, мечущегося под кожей, бьющего грохотом сердца в виски, сворачивающегося клубком внизу живота, ускользающего к кончикам пальцев и стремительно возвращающегося в самое солнечное сплетение, бьющего со всех сил под дых, заставляющего спину выгибаться от стягивающего позвоночник наслаждения.
Он задыхался от жара, скручивающего мышцы, опаляющего горло, заставляющего его разрываться болезненным хрипом, вырывающимся из груди.
Он не помнил себя, когда, с трудом преодолевая дрожь, волнами прокатывающуюся по телу, обхватывал болезненно-горячими ладонями хрупкие плечи, притягивая к себе, прижимая, впиваясь поцелуем в алеющие губы... и наконец-то выдыхал, даже не надеясь так сразу восстановить сорванное напрочь дыхание.[AVA]http://funkyimg.com/i/266Nn.gif[/AVA][SGN]http://funkyimg.com/i/2648P.gif[/SGN]

Отредактировано Ceallach Morrigan (2016-01-15 03:48:45)

+1

15

Она ещё никогда не была настолько близка к тому, чтобы сойти с ума от счастья и несчастья одновременно. Все самые противоречивые чувства мира словно собрались на какой-то шабаш внутри неё и сейчас плясали свои ритуальные танцы вокруг тлеющего костра - её сердца. Всё внутри неё рвалось и металось, заходясь в истерическом припадке, в припадке неудержимого хохота и плача. Ей уже было не под силу контролировать свои движения, что с каждым разом становились все резче и нетерпеливее; ей было тяжко от сорванного дыхания и бешено колотящегося сердца, что звучало сейчас непосредственно в её ушах, затмевая по силе звука даже стоны любимого человека. А он был громок. Он показывал всем своим видом, как ему хорошо, какое безумия - быть может, даже почище, чем ее, - сейчас творится в его душе, точно так же разрывая плоть и мысли на миллионы кусочков, которые хоть и собирались, но уже совсем в другом порядке. В правильном, если хотите, порядке, рождая на свет совершенно другого человека.
Да, ни он, ни Ро не останутся прежними - их изменили эти несколько часов, проведенные вместе, эти километры страсти и желания, что разворачивались сейчас под их ногами и над их головами, давя тяжелым свинцово-синим небом.
Она не помнила себя. Она даже не помнила, кто он, но чувствовала лишь одно - любовь, всепоглощающую, всепрощающую. И то, что их знакомство изначально было растворено в недосказанности, постепенно ушло на второй план. Ничто, никто уже не имел никакого значения. Перед ней был он, перед ним - она, а между ними - даже не миллиметры, а атомы, и пускай бы это противоречило всем законам физики.
И вот, повинуясь этим самым законам, в частности закону притяжения, Аврора просто не могла отпустить Келла. Даже тогда, когда он, обуреваемый приступами дрожи, удовольствия, схватил её за плечи и притянул к себе, она прильнула к его губам в ответном поцелуе и крепко-крепко обняла, прижимаясь к нему без преувеличений всем телом. Так крепко всегда обнимают дети, которые внезапно потерялись в больших торговых центрах, а потом нашлись. Кто ищет тот всегда.. что? Найдёт?
Нет, найдётся.
И Ро нашлась. Сама не понимая, но она, кажется, и вовсе потерялась: среди работы, среди людей, даже среди своих мыслей. И находила себя почему-то всегда только в его глазах, которые смотрели на неё всегда так по-доброму и открыто. Теперь она, конечно, знала, почему они имели такое выражение, но было в них ещё что-то ... грусть? Да. И этом причину она тоже уже нашла..
Кое-как оторвавшись от его горячих сладких губ, блондинка робко улыбнулась, провела прохладным кончиком носа по щеке и перевалилась с него на бок, не переставая обнимать всё так же крепко. Теперь тело, лишенное и одежды, и опаляющей страсти, разнежилось от перенесённого удовольствия и наконец стало ощущать, что в комнате как-то слишком прохладно. Покрываясь мелкой дрожью, Аврора прижалась щекой к плечу, невольно прикрывая глаза.
- У тебя всегда так холодно?.. - прошептала она, пытаясь согреть уже не себя, его, поглаживая мужское бедро своей ножкой. Ей нестерпимо хотелось ещё и ещё, и ещё, но... кажется, и этого было слишком много для человека, только недавно вышедшего из больницы с диагнозом "нервное истощение". Хотя... "нервное" это ж не "сексуальное", правда?

+1

16

Кажется, именно теперь всё стало в полном порядке. Словно наконец-то нашлись все детали растерянного когда-то мелкого паззла с картинкой про белых медведей на крайнем севере в ослепляющем солнечном свете.
Келлах понимал, что сейчас его мысли должны были стать смятенными, спутанными, начать носиться в черепной коробке вспугнутыми птицами, но ничего такого не было. Он был спокоен и уверен наконец-то в том, что всё сейчас правильно, что, наверное, именно так всё и должно было быть.
Что ему наконец-то позволено быть счастливым не только благодаря служению Богу и людям, что ему наконец-то можно быть счастливым самому, безотносительно приносимой пользы миру.
- Я привык, - Келлах на мгновение прижался губами к прохладному лбу Авроры. - Холод бодрит, говорят.. - он приподнялся, подцепив ногой сложенное у изножья кровати мягкое шерстяное одеяло, перехватил руками, встряхнул, разворачивая, и бережно укрыл уже чуть ли не съёжившуюся от холода у него под боком женщину.
- Замёрзла, - он не спрашивал, всё и так было понятно - он и сам порой замерзал дома, отогреваясь лишь горячим чаем или кофе с ложкой коньяка, когда становилось совсем уж невмоготу. Прохладные пальцы легли в его ладонь, Келлах поднёс их к губам, мягко целуя и отогревая своим дыханием.
Можно было бы подняться, выползти на кухню и заварить чай, но ему не хотелось даже просто шевелиться, что уж говорить о передвижении по дому. Хотелось только прижимать Аврору к себе как можно крепче, обнимая её за плечи, легко касаясь губами лба у самой границы волос, зарываясь в них носом, вдыхая аромат.
- Я хочу, чтобы этот день никогда не заканчивался, - едва слышно шепнув Келлах снова прижался губами ко всё ещё прохладному лбу бесконечно любимой женщины, устало прикрывая глаза и неожиданно тяжело вздыхая.
Рано или поздно его вернут к служению, и что тогда? Что вообще может быть с ними завтра? Да даже сегодняшним вечером, неумолимо надвигающимся сумраком с востока. Как бы ни было - он, и только он, только что нарушил не только некоторые заповеди, но, что самое главное, преступил добровольно данные обеты. И от этого холод пробирался по позвоночнику, заставляя его ещё сильнее прижимать к себе Аврору, так, словно бы он боялся, что она вот-вот просто возьмёт и исчезнет из его рук. Навсегда, безвозвратно. Так, словно её никогда и не было рядом, словно всё это ему привиделось, приснилось.
- Я люблю тебя, - негромко, уже словно сквозь сон... или и вправду вдруг проваливаясь в темноту дремоты.[AVA]http://funkyimg.com/i/266Nn.gif[/AVA]

+1

17

[audio]http://pleer.com/tracks/5673733HruS[/audio]

Она отчётливо услышала в его тяжёлом вздохе нотки, странным образом перекликавшиеся с её собственным состоянием. Теперь, когда пелена безумной страсти, желания спала, обнажая душу, казалось бы, полную любви и нежности, наконец-то пришло понимание того, что оба они натворили несусветную глупость. Поддавшись желаниям прикасаться к любимому человеку, целовать, впитывать каждое его дыхание своей кожей, они, кажется, забыли о том, кем являются. И если для Авроры данный поступок не противоречил укладу её жизни, то для Келлаха... мягко говоря, никак не укладывался в его модель бытности. И пускай он говорил сейчас совсем другое, пускай обнимал так крепко, что Ро в один момент поняла, что ещё чуть-чуть и она просто не сможет дышать, пускай его тело, разнеженное, податливое, теплое, сейчас плотно прижималось к её, благодарно принимая его жар и согреваясь... пускай, но девушка прекрасно понимала, что стоит за всем этим - страх неизвестности, шок от сотворенного... быть может, даже злость к самому себе за допущенную..
...ошибку.
- И я люблю тебя, - прошептала она, наблюдая, как её самый родной на этой планете человек погружается в сон, а его дыхание становится более медленным и глубоким. Сквозь тонкую кожу она чувствовала, как размеренно бьётся его сердце, больше не пропуская ни одного импульса. И даже уснув, он не смог расцепить руки и ослабить объятия, порой сжимая плечи блондинки крепче и крепче. А она не спала. Мысли в голове роем вились и жужжали каждая на свой лад, перебивая друг друга, толкая и путаясь. Аврора смотрела в его лицо, обводя взглядом каждую черточку, пытаясь запомнить каждый изгиб, точно зная, что больше его не увидит. Никогда - по крайней мере в этой жизни.
Она точно знала, что ей предстоит сделать. План был расписан на ближайшие пятнадцать минут, но что будет потом, когда она выйдет, выбежит за порог этого дома - она и представить боялась. Её интуиция подсказывала разные варианты: от панического страха до желания вернуться обратно, пока мужчина не проснулся, но самым верным решением оставалось одно - встать, собраться и уйти. А остальное по обстоятельствам.
Так она и сделала: аккуратно сняв с себя его горячие ладони, замерев на мгновение, когда Келл дернулся во сне, Макнилон слезла с постели и позволила себе оглядеться хотя бы для того, чтобы найти все разбросанные вещи. Белье, джинсы, затем ботинки - она надевала на себя всё, что час-два назад с такой лёгкостью снимала или позволяла снять. Вещи были холодные и от этого неуютные, а тело, ещё помня теплоту другого, родного тела, просилось обратно, заставляя сердце подыгрывать ему в этом и трепетать, щемить с такой силой, что девушке приходилось пару раз останавливаться и выпрямляться в полный рост, медленно вдыхая и выдыхая. Слез себе она не позволяла, руководствуясь тем, что всхлипывать ей вряд ли получится тихо, а сейчас каждый шум, даже скрип половиц, мог нарушить её идеальный план побега.
Блузка, пальто.. кажется всё. Стоя на пороге, Рора печальным взглядом обвела комнату, пытаясь не касаться взглядом измятой кровати и человека, что сейчас мирно спал и видел сны. Она сделала всё быстро и максимально тихо, кажется, даже дыша через раз и ступая, почти не касаясь пола. Вылетев из дома, она вздрогнула от резкого удара в лицо холодным влажным воздухом. Он, выбивая последние силы самообладания, наконец стал причиной горьких беззвучных слёз, огненной дорожкой спускающихся по раскрасневшимся щекам. Она не помнила, как добралась до машины, как нашарила ключи в кармане, как опустила руки на руль.. Затуманенным взглядом она уловила дрожание ладоней, сжимающих чёрный обод, и позволила выплеснуть всё то, что хищником пожирало всё внутри: с горьким стоном она повалилась в бок, утыкаясь лицом в сидение и разревелась. Упоённо, с чувством, с толком, с расстановкой. Девушка изливала из своей души всё горе, несчастье и любовь, что так не вовремя посетила её душу. Не вовремя и не к тому человеку. Не к тому, который бы мог позволить себе принять её в свою жизнь, обнять и поцеловать без боязни нарушить обет.
Но в одно мгновение всё закончилось, слёз не осталось, плакать было больше не чем, поэтому, поднявшись и утерев дрожащей ладонью слёзы, она вновь огляделась. Судя по всему Келл ещё не обнаружил её пропажи, поэтому у неё было в запасе как минимум пару минут на подумать. Что ей теперь делать? Оставаться в городе было нельзя, ведь он прекрасно знал, где она живёт, где работает.. уехать?
Да, это было бы идеально. Кое-как найдя в кармане телефон, она коснулась символа быстрого вызова и услышала заветные гудки. Она звонила тому человеку, который был способен понять её и без слов, помочь тогда, когда это было нужно, и сохранить тайну даже под пытками.
- Алло, Аврора, прости, я сейчас немного.., - начала Грейс, но быстро осеклась, услышав в трубке тщательно подавляемые всхлипывания. - Ты что, плачешь?
- Нет.. да.. неважно. Грейс. Я дура. Я идиотка каких свет не видывал! Послушай.. мне надо уехать... Что? Нет, не навсегда, надеюсь, но надолго. У тебя есть кто-нибудь в Дублине? Нет я... Ох, Грейся, у меня с ним всё было... ВСЁ это ВСЁ.. нет, прости, я не кричу, просто.. ладно, да, я подожду.
Грейс, милая Грейс. Ро вновь подумала о том, что, наверное, давно бы пропала, если бы не такая подруга. Заведя двигатель, Аврора плавно тронулась с места, оставляя позади себя все надежды, все мечты и все чувства заодно. Какой в них толк, если от них только больнее?

Ровно через семь минут она затормозила у своего дома, а ещё через десять - позвонила Грейс. В тот момент девушка как раз остервенело бросала в чемодан все вещи без разбору, вслух напоминая себе не забыть документы и ноутбук.
- Да, я как раз уже собираюсь..
- Значит так. В Дублине живёт моя одна хорошая знакомая. Женщина лет за пятьдесят, одинокая.. в общем, неважно. Я ей позвонила, остановишься у неё пока не найдёшь себе жилье. Она была моей должницей, так что всё в порядке. Адрес вышлю смс-кой.
- Ох, Грейс, - всхлипнула ещё раз. - Если б ты знала, как я тебе благодарна..
- Я знаю, солнце, знаю..
- Только.. никому, совсем НИКОМУ, не говори, где я, хорошо?
Получив клятвенный ответ подруги, Аврора выключила телефон, вынула сим-карту и оставила её в прихожей. Взяв в одну руку один чемодан, в другую - сумку с документами и прочим, она решительно и как можно быстрее погрузилась в машину и уехала, даже не успевая подумать о сделанном.
Прощай

+1

18

[AVA]http://funkyimg.com/i/27cC1.gif[/AVA]Это было жестоко.
Настолько, что дышать было больно от словно всё его тело сковавшей обиды на всю эту сложившуюся у них ситуацию. Эта обида заставляла его топтаться на пороге собственного дома, сминая в пальцах опутавший его шею мягкий шарф, который Аврора то ли не успела, то ли не захотела забирать. То ли оставила ему специально. Этакой издёвкой, мол, береги и помни.
Нет, конечно он понимал, что она скорее всего просто не думала о каком-то шарфе, когда спешно сбегала из его дома. Но.. зачем?
- Зачем ты это сделала?.. - одному Богу известно, сколько раз он прокрутил в мозгу этот вопрос, сидя на пороге её дома, смотревшего на него укоризненно своими слепыми тёмными окнами, снова и снова набирая её номер. Слушая сообщение оператора о том, что телефон абонента выключен или..
- Просто не хочет вас видеть и слышать.
- А что ты хотел? - говорили ему зажигающиеся вдоль улицы фонари.
- Ты забыл, кто ты есть? Кем ты стал, кем ты был, кем останешься навсегда?
Холодный воздух забирался под куртку, обжигал обнажённую кожу - Келлах понял, что натянул её на голое тело, только теперь, проболтавшись по улицам приличное количество времени и замёрзнув практически до дрожи. Надвинув капюшон, казалось, на самые глаза, скукожившись и сунув руки под мышки, он медленно брёл в сторону своего дома, так же медленно окончательно осознавая и пытаясь смириться с мыслью, что вновь остался один на один с собой. Вот только теперь ничего спасительного впереди не было.

Он понял, что что-то не так не сразу - сначала он медленно и лениво приоткрыл один глаз, потягиваясь с удовольствием и обводя взглядом комнату. То, что Авроры не было рядом с ним, его по началу не насторожило - мало ли, какие женские дела её могли поднять с постели. И уже потом, чувствуя поднимающуюся из глубины груди смутную тревогу, смешанную с непониманием происходящего, прислушался - никаких посторонних звуков слышно не было, в доме царила привычная холодная тишина. И сумрак. Непривычный сумрак, которого определённо не должно быть, когда вечером дома находятся люди, которые не спят.
Это был первый тревожный звонок.
Келлах буквально рывком поднялся с постели, подхватывая с пола одежду, торопливо натягивая и чуть не запутываясь в собственных  брюках, прыгая на одной ноге как чёрт знает кто, ломанулся в кухню.
- Аврора! - кажется даже посуда в навесном кухонном шкафу как-то жалобно звякнула, словно сам дом пытался уберечь его от глухой тишины, звучавшей ему в ответ.
Телефонный справочник дважды чуть было не выпал у него из рук, когда он, зажав между пальцами нужную страницу и прижимая трубку к уху, крутил диск допотопного телефона, набирая номер больницы, в которой она работала, шёпотом молясь, чтобы она просто была срочно вызвана к какой-нибудь больной.
Но услышал в ответ на свой вопрос только то, чего больше всего боялся услышать - в больнице её не было.
- Сегодня её не было весь день. Может быть ей что-то передать, сэр? Сэр?.. - вот что он услышал, почти беззвучно растеряно пробормотав в ответ что-то вроде "нет-нет, ничего..."
Её телефон не отвечал. Домашний слал долгие гудки, а мобильный механическим голосом страдал о недоступности и отключённости абонента.
Ему показалось, что у него просто вырвали душу, сердце вместе со всеми кровеносными сосудами, все нервы - одним очень резким движением, не давшим даже ощутить боли. Только пустоту. Гнетущую, чёрную, ледяную, затягивающую всё в себя пустоту.
Прикусив губу изнутри, он задумчиво поставил телефон на место, бессильно опустился на тумбу для обуви, стоящую под вешалкой, и замер. Он понимал, что прямо сейчас ему нужно сделать что-то очень важное, возможно, самое важное в его жизни, но никак не мог ухватить за хвост скользкой мысли, рыбой выскальзывающей у него из рук каждый раз, когда ему казалось, что он вот-вот её поймает, уже поймал...
И вот тогда ему на глаза попался её шарф, лежащий у двери ванной.
Она уходила так быстро, что даже не забрала всех своих вещей. Схватив этот шарф, он торопливо намотал его себе на шею, подхватывая куртку с крючка вешалки, чуть не оборвав при этом у неё петлю, не глядя сунул босые ноги в ботинки и даже не озаботившись дверным замком, не подумав закрыть двери быстрым шагом, почти бегом отправился к её дому, всё ещё изо всех сил надеясь застать её там. Поговорить, удержать, услышать, что она действительно не хочет видеть его больше никогда, что каждое сказанное ею несколько часов назад слово было ложью.
Он хотел, чтобы её губы произнесли ему всё то, что он уже сам сложил в своей голове из вязкого киселя слов и мыслей.
Он хотел бросить ей в лицо, как сильно он ненавидит её за эту ложь, обнять её, прижать к себе и действительно никогда и никуда не отпускать. Ни за что.

- Зачем, Аврора? - ступеньки крыльца её дома были холодными, всё вокруг было холодным, даже его пальцы были холодными настолько, что ледяной дисплей его телефона просто не реагировал на прикосновения. Он снова и снова дышал на руки, снова нажимая на вызов и снова отрешённо слушая трель домашнего аппарата за дверью, а потом досадливо сбрасывал звонок, услышав заветное "Аппарат абонента..."
он сидел без движения до тех пор, пока какой-то доброхот из соседей не крикнул ему с соседнего крыльца, что если он немедленно не уберёт свою задницу с порога уважаемого в городе человека, то именно его задницей непременно и с радостью займётся заскучавшая от безделья Гарда. Вряд ли добрый и радетельный за спокойствие соседей человек признал бы в ссутулившейся фигуре священника. Впрочем, Келлах понимал, что столкнись он сейчас на улице хоть с самим епископом, тот его совершенно точно не узнает.
Призрачная надежда, впрочем, тлела где-то в глубине груди, когда он понял, что ноги несут его к дому Грейс Харрелл. И чем ближе был его конечный пункт назначения, тем легче становилось на душе. В самом деле, не могла же Аврора уехать из города вот так сразу, не подумав, не обсудив с подругой сложившуюся ситуацию. Он уже даже почти улыбнулся с облегчением, представив, как увидит её в гостиной Грейс и услышит что-нибудь незначительное, совершенно ничего не значащее для него, вроде "Что будет с нами дальше?" Он знал, что будет с ними дальше. Он просто выбрал её, она теперь была для него всем, и он точно знал, что не отступится до последнего, дойдёт до самого Папы, если понадобится, но никогда и никуда её не отпустит...
У Грейс её не было. Ему даже не нужно было пытаться вломиться в дом Харрелл, чтобы проверить её слова. Он верил. Он видел правду в глазах. И задал только один вопрос, но тот самый - мучивший его неимоверно всё то время, что он бродил как неприкаянный по городу, и получил на него утвердительный ответ. Да, она уехала из-за него. И конечно же никто ему не скажет - куда.

Он не помнил как добрёл до дома. Он знал сейчас только одно - он был не просто разбит, он был уничтожен, стёрт в порошок. Ничего не было ни впереди, ни позади него. Лишь одна пустота. Бестолковая, бессмысленная пустота. Без цели, без надежды, без всего. Он даже не мог думать сейчас о священническом долге и том, что ему теперь с ним вообще делать. Исповедоваться, получить направление в Конго и забыть обо всём? Бог милостив, Он прощает всё оступившимся и раскаявшимся. А уж, как бы там ни было, раскаиваться Келлах хорошо умел. Натренировался за столько-то лет.
- Впрочем, ничего удивительного, Господи, я всё понимаю, - едва слышно бормотал он себе под нос всё так же медленно переставляя ноги в сторону своего дома, глядя куда-то в землю ровно туда, где то и дело мелькали носки его ботинок, отмеряющие метр за метром мощёных тротуаров.
- Я всегда был понимающим, всегда знал, за что мне выпало такое испытание... Но почему Ты позволил мне почувствовать что-то другое? Зачем эта надежда? Зачем искушение ею? Зачем вообще всё?
Шарф выпростался из-под неплотно застёгнутой куртки и теперь развевался от ветра то и дело мягко прикасаясь к его лицу, заставляя лишь зажмуриваться от знакомого и такого дорогого запаха её духов. В какой-то момент Келлах подумал, что ещё немного и эти почти невесомые прикосновения сыграют с ним дурацкую шутку - заставят поверить, что это не мягкая ткань касается его лица, а нежные руки Авроры. Что ему всё происходящее просто снится. Он сжал в ладони развевающиеся концы, наматывая их на руку. Только галлюцинаций или очередной порции призрачных надежд ему не хватало сейчас.
На пороге собственного дома теребя этот самый многострадальный шарф он простоял ещё минут пять, прежде чем сообразил, что ключи с собой не взял, и они вообще не нужны ему - дверь-то была открыта. И хотя Аврора никогда не ждала его дома, именно осознание её отсутствия в глубине комнат никак не давало ему сдвинуться с места. Пока мелькнувшая на периферии его погружённого в осознание безнадёжности положения сознания мысль не заставила его вздрогнуть и судорожно втянуть носом ледяной и влажный уличный воздух.
Очередная дурацкая надежда - толкнуть дверь и провалиться в нежные объятия заждавшейся его дурака любимой. Келлах зажмурился, сглатывая кислую слюну, заполнившую рот, мотнул головой и не открывая глаз нажал ладонью на ручку устало скрипнувшей двери.
Чуда не произошло - сердце жалобно провалилось вниз, заставив его издать какой-то практически беззвучный стон и бессильно привалившись спиной к стене медленно сползти вниз. Слишком много надежд на чудо за один вечер, слишком много счастья, горя, боли и тоски за одни сутки. Сердце тяжело ухало куда-то в солнечное сплетение, то и дело выдавливая из его груди болезненный вздох.
Келлах сидел посреди коридора, упираясь локтями в собственные колени и уткнувшись лицом в мягкий шарф, пахнущий уже не только лёгкими нотами ванили, лаванды и чего-то ещё, что он не мог идентифицировать, как ни старался, но и сырым дождливым январским воздухом, которым он и сам уже пропах насквозь.

Горечь в конце концов сдавила горло так, что стало совсем нечем дышать - Келлах взвился на ноги, сдирая со своей шеи злополучный шарф, так же резко, дёрнув за рукава, содрал с себя влажную и потяжелевшую куртку, отбрасывая её куда-то в сторону, и со всего размаху впечатал кулак в стену, сбивая к чертям кожу на костяшках. Раз, другой, третий. Сжимая до остервенения зубы и словно не замечая всей этой боли, раздирающей его на части, с утробным рычанием он снова и снова колотил стену, словно вымещая на ней всю боль, выпуская на волю душащие его эмоции, мстя самому себе за все надежды - и те, что он успел почувствовать за этот вечер, давно перешедший в глубокую ночь, и те, что разбились, осыпаясь теперь к его ногам штукатуркой, пыльной взвесью, отстающей от тонкой стены. Вымещая всю охватившую его ярость, всю ненависть к самому себе и своей собственной дурости, сломавшей жизнь не только ему. Перевернувшей весь мир не только ему, но и - он точно знал это, был уверен - Авроре. Было бы ей наплевать - не сбежала бы она так быстро из города. Так, словно от погибели своей спасалась.
Да так и было - он разрушил всё, к чему посмел прикоснуться. Абсолютно всё...

+1


Вы здесь » Irish Republic » Завершенные эпизоды » Your faith was strong...


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно