Сп*зди где-нибудь гитару, ты не последний и не первый,
Разучи аккордов пару, действуй обществу на нервы.
После школы выпей пива, это клёво быть в панк-роке.
Есть всегда альтернатива, положить х*й на уроки.

Жизнь шла своим чередом, но я её слабо замечал, а может просто не хотел этого делать. С каждым днём во мне нарастала озлобленность. Я не мог найти этому ни объяснения, ни выхода. Во мне таилась зависть к людям с нормальной семьёй, и я не понимал, почему меня лишили этой возможности. Мой мозг не мог осознать, почему и за что, за какие «грехи» судьба уготовила мне такой путь. Я был одинок, мне не хватало тепла. Как получилось так, что я стал не нужен даже людям, которые зачали меня? Почему они бросили меня, эгоистично сбежали от ответственности? Отдушиной в изысканиях стала музыка. Она обнажала моё одиночество, боль, злобу. Я нашёл спасение в грубых, неопрятных рифах гитар и полных жестокости и злости словах, выражаемых зачастую нецензурной бранью.
Годы прошли, как в тумане, ровно, гладко, без потрясений. Единственное, что меня реально стало волновать – это музыка. Это было моей одержимостью, единственной страстью и желанием. Единственное, что было сравнимо с музыкой  - это путешествия. Город за городом меняли друг друга. Но это была не страсть к путешествиям, которые построены на страсти увидеть все больше и больше мест на нашей планете – это был побег. Побег от самого себя и от семьи, которой никогда  у меня и не было.
Так гонимый собой и чертом я оказался в Ирландии. Недолгой остановкой оказался город Килкенни. Я долго искал место, где смог бы остановится, съемную квартиру или комнату. Поэтому некоторое время бродил просто по городу, ночевал на остановках и лавочках в парках, пока не нашел себе приют – маленькую съемную квартиру.
Я только обосновался в маленькой съемной квартире, с небольшим балконом и такой же небольшой кухней. Но мне достаточно, лишь бы крыша над головой была, да кофе под сигаретку. Осталось найти работу. Побродив по местным пабам, забегаловкам и кофейням, я не на шутку запарился и разозлился. В этом городе все были заняты своим делом, и места мне в этом раю уюта не  нашлось. Продрогнув чуть ли не до кости под снегом и не майским ветром, я добрался до последнего в моем списке питейного заведения. Там я уже был готов поесть, выпить и потратить последнюю доступную для меня мелочь. Положительный ответ насчет устройства на работу хотя бы барменом я уже не ждал. Поэтому настрой был так сказать не айс, хоть в петлю лезь. Однако попытать счастье в этом пабе я все же решился и, подойдя к бармену, уточнил у него, не нужен ли им еще один. На что, конечно же, получил отворот поворот. Хотя парень сам толком и не знал, нужен им кто или нет. Так что, не сильно расстроившись, я заказал пива, присел на свободное место в дальнем углу.
Принесенное холодное пиво после пару глотков беспощадно ударило мне в голову после попадания в пустой желудок.  Так что, вскоре разогревшись и опьянев, я достал свою «девочку» - любимую гитару, все время носимую у меня за спиной. Решив скрасить этот вечер - пьяными песнями и хорошей игрой на гитаре, я завел свою шарманку.

Нонеча не то, что давеча, или куда катится этот мир.
Вы скажете “по наклонной” и ахуеть будете правы! Бакстер, прижимаясь щетиной к сырой пыли и стеклянной крошке, это понимал. Понимал, потому прижимался не только щетиной, но и брюхом, хотя мечтал распластаться звездочкой хлебалом вниз. Поиграть в медвежью шкуру перед камином, поиграть в снежного ангела наоборот, в ponyplay поиграть, только бы задышать. Дэвис был приучен к боли, что и говорить. В детстве его лупил папка, святой был человек, пока не спился к хуям. Хотя наверняка Бакстер не знал: когда винтишь с концами из дома в семнадцать, теряешь осведомленность в мелочах. Но ценный урок Бакси таки вынес – сотрясы не страшны. Переломы-гематомы-растяжули не страшны, можно делать на этом бизнес. И таки сделал. Боль как профессия, боль как призвание, умей Дэвис еще жаловаться и принимать красивые позы, потерялся б в дожде из сучек. Потому что девчонки любят юродивых, когда те травмированы с детства и при бабосах ирл. Прямо им медом намазано, но Бакстер нитакой. Не романтично уязвимый, а просто ебанутый наглухо.
- Не-больно-курица-довольна. 
Ксавьер напоминал ему папку. Если бы Дэвис был хоть чуточку по мужлу, Рассел стал бы той самой больной любовью, ога, от которой к мозгоправам идут или на парапет. Склонность глумиться над своим прошлым в голос вообще-то давала планетарный простор всяким таким шуточкам, но Бакси был бит и за это, поэтому не отсвечивал. Гиенил молча. 
- Я щас ливер свой выкашляю, - пожаловался Дэвис асфальту. Пасть заполнялась тяжёлым вкусом металла, как будто Бакстеру опять-было-пять и он лизнул качельку в мороз, до самых кровохарканий. Все такие чувствительные, ниибаца, подумаешь подколол он того мужика. Дэвис любил такое спортлото, не знаешь, у кого бомбанет, а с кем споёшься. Ну не свезло сегодня, зачем сразу по морде-то? Ведь ясен-красен, что даже если Бакстер объебётся настолько, что затащит в постель строптивую ведьму Маруську, Рассел за него впряжётся (Бакси веровал в это из последних сил). Пропустит через шредер, но всё равно в критической ситуации поступит как братка. В отношеньках с этой семейкой самое главное, чтобы критической ситуацией не стал сам Ксавьер. Они с Дэвисом сами по себе не очень-то предсказуемы, это так роднит, так роднит, больше чем проёбанный брак с Савкиной менее желанной однофамилицей.
Печень вообще слабое место у наркоманов, а для Бакстера закон Мёрфи выполнялся особенно часто. В таком положении ржать и сдохнуть хотелось одинаково сильно, но ничего из этого не получалось, поэтому Дэвис радостно позволил себя поднять как ссаного щена за хибон. Потому что декабрь, асфальт не перинка, да и ничто не перинка кроме перинки.
- Ты прям котик, когда ревнуешь, - юморить шутками практически при смерти, повисая на машине для пиздюлей, это экстрим. Такой же как трахаться без резинки, заявка на марафон по врачам однохуйственна и ясна. За это надо было выпить. Ответом на взгляд Ксавьера в упор Бакстер поморщился, дескать, мне хватило первого раза, дядь, не надо.
Чудотворяще действовали две вещи, бухлишко (или в-ва, по ситуации) и ярко выраженные вторичные пп у дам. Они прямо таки заново ставили на ноги, казалось, перееби Дэвис позвоночник во время очередного мотокроса по каньону, он пойдёт. Пойдёт сразу, когда покажут бар или сиськи. Но так как “дам” он слышал в разы реже, чем “повторить?”, ставка делалась на бухлишко.
На третьем шоте отвалилась саднящая бровь, на пятом заглохла печень. Бакс поискал на лице кровь, оставшуюся после ирлашкиного махача, не нашел. То есть Дэвис сегодня фонтан. Мимими.
- Прошла инфа, что Нокс слился, - Бакстер сдул остатки соли с кулака. – помнишь бред про павлинов разводить хладостойких как Томпсон? Нихуя, он свалил к Helstar солягой. Мы мескалин жрали по весне с их звуковиком, так он набрал вчера, порадовал, -  Дэвис адресовал камраду новую стопку, пододвинул свою, закурил. Херовые это всё разговоры, непозитивные чуть менее чем полностью. – Найти и обоссать.
А Бакстер чувствовал, Бакстер знал! Сцуко единственный упёрся без всякой причины и открестился от тура по Ирландии. Казалось бы, все говнорокодрочеры, все музицируют помногу лет в одном гадюшнике, общие тапки, общие шуточки и болячки, и тёлки тоже общие. Душа гитераста не выдержала паузы, рванула поближе к водопою, как бы подзабив на надобность попрощаться. Но планам Дэвиса бухтеть как старый дед остаток вечера жёстко помешали.
На гитарную партию он внимания не обратил, мало ли чо пиликает, но пацанячий вокал-таки заставил пригнуться к стойке, чтобы увидеть за Ксавьером дальний угол бара. Песенник выглядел так же, как звучал, “а должен быть говнарь, как Ривера” – возмутился ехидный карлик Баксиной эстетики. Высоких идей в текстах не было, а задатки люмпена – были, ну что за птенчик?
- Гля, какое диво дивное, - приподнявшись, Дэвис резко перегнулся через стойку к бармену. – три чарки джина тому утёночку, - план убийства пацана голландской водкой созрел моментально. Хочешь лабать лайк э рок стар, бухай лайк э рок стар. А то вдруг за чуваком будущее, а он не тренирован и хлыщет пивко как девочка? Вот такой Бакстер был заботник и гуманист!
Казалось бы, кинул зигу доброй воли и сиди дальше, но Дэвис почуял кровь, и то был дурной знак. Боль прошла, мозги разжижены, папа не зол, можно приставать к людям. Покинув своё место с загадочным видом, он обошёл ряд занятых и не очень занятых табуретов вдоль бара, сел напротив пацана и стал еще более загадочным. Прилепил кулак на рожу, с той стороны, которой давеча лежал на асфальте, и стал похож на чувака с мемчика “Ну давай расскажи мне”.
- Ну чё, правда или действие? – выдал фрик, когда песнь смолкла. И как бы спохватившись протянул чуваку краба: - Бакстер.

Отредактировано Baxter Davis (2016-01-17 03:18:59)

- Дэвис, ему восемнадцать-то есть? – услышал я грозный вопрос над головой, не успев еще толком откашляться. Даже стыдно стало как то. Кашлять так от алкоголя, как малолетка, я перестал давно, да что-то явно в этой водке было не то, раз я так скрутился в бараний рог. «Да, кому признаться, что мне 25… обсмеют же ж»
- Есть, - буркнул я недовольно.
- Пс, птенчег, ты там живой? – побеспокоился новоявленный знакомый, заставляя наконец-то меня выпрямится– Правда, значит… Так сколько, говоришь, ты баб перетрахал за свою утячью жизнь?
За такой вопрос мог бы этот фриканутый тип и получить по зубам, да потом их же и не досчитаться, да вот только рядом присевший амбалоподобный тип не вызывал доверия. Поэтому я прикинулся умным и промолчал, переключившись на вопрос амбалоподобного и пока для меня безымянного.
- Алекс, и давно играешь?
Сказать правду, что играю половину своей жизни, будет слишком пафосно, хотя и правильно. Ну что поделать, если я играю с 12 лет, 8 лет как придурок с гитарой и лет 5 профессионально. Да, и сколько ночей я проспал с гитарой в обнимку отключившись репетируя.
- Да, давай, расскажи дядюшке Сави охуенную историю. - не унимался Бакстер, вызывая во мне желание его заткнуть и неприятное почесывание костяшек.
- Давно.
«Да, чувак, что-то ты сегодня многословный как рыба...»
- Алёшка, ты из Штатов? Ну, я тебя поздравляю, пиндос хуев, мы тоже. Вива Калифорния.
Услышав, что эти двое из штатов я готов был себя проклянуть, все равно удачи ни какой. «Из-за что мне такое счастье?» Хотя, наверное, никто не появляется в жизни другого человека просто так, если так происходит, значит, кто-то что-то должен для кого-то сделать, например, закрыть счета, выплатить долг, сказать последнее слово или я не знаю. Иногда я хочу верить, что у этого всего есть смысл, и у каждого есть какое-то предназначение, но с другой стороны, а, может, никакого смысла жизни и нет, и мы все просто пытаемся придумать себе оправдание, чтобы не просто так топтать эту Землю.
Да, я сам с Калифорнии. Я эдакий калифорнийский мальчик по рождению. Просто мечта идиота - калифорнийский панк. Но факт того что эти двое тоже как-то не радует мою душу.
- Вива Калифорния, блин.
«Как это меня создатель уберег от них, пока я был в штатах?»

Убить Бакстера все равно что сделать аборт его мамке на сто тридцать первом триместре – поздно, а как хотелось бы. Жизнь не особо прекрасна, но удивительна, если ты не абортирован в срок: Дэвис часто о таком думал и делался еще более охуевшим.
Тема выебанных баб осталась не раскрытой и тащила вызовом, но Бакстер, такой великодушный, взял простил мальца на первый раз. Притаился скот, педошуточки генерировал. Лишь недовольно булькнул вискарём, когда Рассел, мать его ети, затирал прописные истины про игнор.
- Не можно, - деланно обиделся Дэвис, щурясь фашистом из темноты. Вниманиеблядь кормится любыми проявлениями неравнодушия, а бойкот расценивается как объявление войны, в которой все средства ок. А средства у Бакстера нечестные, ой нечестные, хуёво вырасти из недолюбленного ребёнка. Но у Дэвиса такой проблемы не было, он вообще не вырос и по-всякому этим наслаждался. – Вам с волкоёбом не угодишь. Этот на жаре в охуевозе как снежная баба, а ты тупо не привык, что чикули на улице сильно одеты, но так тоже бывает, поверь, бро.
С точки зрения Бакстера, климат волшебно покрывал главный генетический проёб европейцев, сообразивших во времена священной инквизиции уничтожать тысячами своих самых красивых женщин. А теперь извините, шерше ля фам отменяется по техническим причинам. И то верно, нахуй крокодилов, даже на Аляскиной географической родине его три четверти бабы на квадратный километр краше будут.
- А тебе и в Припяти было бы заебись.
- Что за охуенную идею мне сейчас подал этот халк, - вмиг ободрившийся Бакстер кинул в Рассела искомой пачкой сигарет через стол, – в такой жопе мы ещё не снимали, - и с энтузиазмом повернулся к пацану, – прикинь, мутантов в парке аттракционов наловить и себяшек наделать на чёртовом колесе, - изумительная идея, и как она раньше к нему не пришла? Съёмки в жопе были третьим именем Бакса после Аниты, это был фетиш, который подразумевал бессмысленные и беспощадные страдания вовлеченных в процесс людей. Дэвис снимал на глубине, на высоте, в огне и под землей. Шутки шутками, а виды Чернобыля что надо, несмотря на сходящие с ума дозиметры в местах, куда всенепременно сунется Дэвис. Нуачо, размножаться ему всё равно не суждено, как и долго благополучно жить, поэтому Бакс завошкался на месте как нетерпеливая псина от напора вариантов, хлещущих в воспаленный мозг. – Не проеби, не проеби, не проеби, Рассел, напомни мне, если отшибёт, ладно, ладно? Локальный постап и руинки для последнего альбома – идеально, можно взять охрененные панорамы над Зоной, уводящие в лес, если разместить всю эту пиздобратию на крыше и Лонга по центру, а, да… - речитатив смолк так же резво, как начался, Бакстер залпом прикончил стакан, скрестил руки на груди и затих, как подросток, получивший леща. Ну, забылся, а кто идеален?

Отредактировано Baxter Davis (2016-01-26 00:51:10)