И чего его вообще понесло с эту поездку? Нельзя сказать, что Джонни когда либо особенно нравились маленькие домики в лесу, а после некоторого события он бы должен вообще их сторониться даже в мыслях. Но когда это Джонни поступал так, как того стоит ждать? Через раз уж как минимум. А то и реже.
И теперь он был здесь, с людьми, которые лишь недавно по-сути появились в его жизни, не считая дочери, но которые постепенно захватывали все больше и больше места в его жизни. В прочем, как обычно. Он ни когда не понимал, как можно жить не заводя новых знакомых и не впуская их в свою жизнь, даже если это потом приведет к неприятностям.
Но прямо сейчас у него была одна простая цель - найти себе собеседника, который будет слушать, говорить и.. не навязывать ярлыки. Джонни просто хотелось говорить и куда его заведет разговор он не знал и сам.Но для того, чтобы хорошо говорить, нужно доверять тому, с кем говоришь. Джонни доверял Билли, и вроде бы, пару раз так выбалтывал ему много чего, сам особенно не зная, что именно рассказал. Но это же Билли. Но тут Билли нет, зато есть Келл. А кто лучше всего умеет слушать? Священник и бармен.
Джонни даже усмехнулся своим мыслям. Его друзья, его родня - все были воплощениями анекдотов или каких-то расхожих фраз.
Бутылка виски приятно плескала содержимым, зажатая в руке, когда Джонни все же нашел того, кого искал и в очень удачном месте. За домом, где днем делалось барбекью, теперь ни кого не было. Да и едва ли кто сюда придет. Так что гворить можно спокойно и от души.
Миллиган помахал рукой другу и устремился на свободное раскладное кресло.
- Привет, отличная погода для похода. Правда к огню все же тянет, вот и меня тоже. Хочется согреться не толко снаружи, но и внутри, так ведь? Может немного подложим, а? Я бы подложил. Если ты, конечно, не против. Я вот поговорить пришел, не с тобой, нет. В смысле с тобой, но не.. А не важно. Говорить тянет, понимаешь? А в городе почти не с кем. Или народ меня не знает и о душевном так просто не поговоришь или еще что. Билли не хватает. К нему придешь и говоришь, а он слушает. А потом сам говорит, если есть чего. И так все хорошо, все понятно. Он меня знает, я его. Зато ты есть. Ты же тоже слушаешь. И гоорить можешь не всякую херь, ни кому не нужную. Ведь так? Давай подкинем? Люблю на огонь смотреть, Энергия, сила! Живая, теплая, настоящая. Вот поговорить не с кем, а в постель забраться есть. Даже те, кого не тянешь, и то лезут, даже когда самим не надо. Забавно все это. Так, а ты чего тут один сидишь?

Вот сел и хорошо стало. Есть ночь, огонь, друг и бутылка виски. На сегодня это лучший вариант. Еще бы мысли в голове остановить, и было бы совсем хорошо. Да только не останавливаются они, а бегут все быстрее и быстрее, куда-то, как крысы, суетятся, переплетаются хвостами, становясь крысиным королем, верещащим от голода и рвущимся во все стороны сразу. Да только толку то? Разве ж такой узел сможет сам развязаться?
Но ты открываешь рот и говоришь с тем, кто будет тебя слушать, говоришь, говоришь и достаешь из клубка по одной такой крысе, откладываешь в сторону, надеясь, что когда ты закончишь, то они не перепутаются снова, и к ним не примешается еще больше, новых, молодых, с гибкими хвостами, способными запутать еще сильнее.
И Джонни хотел достать их, но он доставал одну, а пара новых уже вплетались, привлеченные подгнивающим мясом тех, кто остался там, внизу, и подохли то ли от голода, то ли от веса тех, что лезли наверх.
- Ты знаешь, я не верю и не фанат религии, но против не буду. Да и какое мне дело, если тебе это нужно? По правде сказать, я кажется так привык к тебе, что даже не замечаю почти, когда ты занимаешься чем-то своим, связанным с верой. Это словно просто часть тебя, как почесать бровь или поправить вечно свисающий на лицо локон. Так что, если тебе будет надо, а я еще не свалю, то действуй. К тому же, я слишком пьян, чтобы вообще возражать. - Джонни приложился к бутылке, потер нос, и наклонился к другу. - Вот ты только подумай. Делаешь ты доброе дело, когда-то там в прошлом, спасаешь малявку от беды и голода, а она потом тебя находит. Ну вот как я тебя, только я тебя хотел тогда, а она мне сейчас об этом заливать вздумала.
Джонни рассмеялся, понимая, что в этом всем куда больше общего, чем можно было бы подумать.
- Вот находит, а потом оказывается, что она тебя едва ли не героем делает в своих мыслях. А потом приходит и заявляет, что любит тебя, мечтает. А мне-то что делать? Я ее когда встретил, у меня тогда Эмма родилась, и тут эта мелкая, да я в ней подросшую Эмму увидел. Дочку свою, а она мне о любви. Вот знаешь, Келл, мне ж до сих пор кажется, что мне от силы лет двадцать, пока в зеркало не посмотрю. А вот с ней я себя таким старым почувствовал. Дуреха. И самое смешное знаешь что? Ну сказал я ей об этом, что самое большее, что я могу ей предложить - это дружбу, так она сперва расстроилась, а потом наоборот, давай радоваться, словно и правда в голове все на место стало. Кто бы мне так в голове на место все расставил одним простым словом? А то в моем случае, кажется, дружбой все не обойдется.
Джонни снова приложился, опустив голову, и задумавшись о том, что его тревожило. О парне, который занимал его голову последние пару месяцев.

Джонни откинулся назад и смотрел туда, наверх, в небо, в вечно сияющие звезды, возможно уже не существующие где-то там, откуда до нас летит этот свет, огромные там и крошечные здесь. А главное, совершенно равнодушные ко всем душевным терзаниям Джонни, мать его, Миллигана. И Джонни даже на мгновение забыл, что он разговаривает тут со своим другом, изливает душу совсем не звездам, а вполне себе живому человеку, которому, как раз, не пофиг.
Он медленно перевел взгляд, пытаясь понять, о чем же был их разговор и, снова словив волну, ответил.
- Понимаешь, есть... Один парень. Он... Блять, да нахуя этот придурок вообще объявился. Келл, он... Он красивый, да, чертовски красивый, - На лице Джонни должно быть отразилось все, что он думает о внешней привлекательности Яна. - Но дело же не в этом. Меня, какого хера, тянет к нему. Мне нахуй это не надо. Я не хочу ни каких отношений, чувств, всей этой пиздец какой сложной муры! Я хочу просто хорошего секса, который снимает напряжение и дает возможность не думать о том, о чем думать я не хочу. Секс, Келл. Я не хочу думать о том, чтобы, прихватив бутылку вина, мчатся к нему на работу и шантажом вытаскивать его провести вместе время. Ты бы видел его с чертовым псом... Келл, какого хуя? Не сейчас, не так, не надо мне всего этого. По ночам мне снится она, а днем я думаю о нем. Я не могу так. Не могу, понимаешь? Но я снимаю мальчика и думаю, что лучше бы позвонил Яну и провел эту ночь с ним. Мне приходится снова и снова напоминать себе, что я просто права не имею на отношения. Не с ним. Зачем портить парню жизнь? Посмотри на меня, я заливаю горе бухлом и случайными связями. Что я могу дать парню на десять лет младше меня, явно любящему совсем не такую жизнь, как у меня? К тому же, он, походу, практически девственник. Ну, в смысле, в сексе с мужиками. Келл...
Джонни смотрел на друга с мольбой, надеясь, что он разрешит ему все проблемы парой слов и все будет хорошо. Что он напомнит ему, что верность памяти Бэкке, хоть какая-нибудь - это то, что ему нужно. И если уж с верностью тела все хуево, то верность... прочая, она то должна быть.
- Келл, я не могу сейчас влюбиться. По-настоящему. Я хочу позвать его скататься со мной в Лондон, к Билли. К моему старому близкому другу, к Билли, который мне семья. Она не простит мне этого. Вот так, сразу. Это неправильно, Келл.

Джонни не стремился на самом деле слушать своего друга. У него в голове уже хорошо была нарисована картинка того, что он думал и как видел мир. Любовь изменила многое в жизни Джонатана и менять все еще раз не хотелось. Влюбленность, которой до сих пор он жил, нравилась ему куда больше. Она хорошо описывала мир, рисовала его простым и правильным, без загонов и сложностей в общении. Все было просто и понятно и, если, кто-то так или иначе исчезал из его поля зрения, то он просто исчезал, не унося с собой больше, чем можно пережить. Да, Джонни грустил о тех, с кем расставался, но никогда не хотел запереть их своем сердце. Не хотел быть с ними, даже если это невозможно. А с Бэкки он хотел. И теперь, что бы ему не говорили, он чувствовал себя предателем.
И дело было не в теле, ведь тело - это лишь инструмент. Дело было в чувствах, в мыслях, в том, что, наверное, можно было бы назвать душой. И как он мог влюбиться, когда там должна была все так же жить она.
- Как я могу жить счастливо!? - В словах Джонни не было злости, не было отрицания, только тоска и безысходность, не понимание того, как можно вообще говорить то, что говорил Келлах. - Я не могу быть счастлив. Не хочу. Не хочу быть счастлив без нее. Притащил ее сюда, где вместо счастья она умерла, а теперь забыть об этом и радоваться? Не могу я так, не с ней, понимаешь? Как просто было раньше, я мог влюбляться, но никогда не любил. Думал, что любил, пока не встретил Бэкки. И понял, что до этого не любил никого, вообще, кроме себя. И что я сделал ей за это? Испортил жизнь, а после и вовсе отнял. Как я могу после этого быть счастлив?
Джонни глотнул еще, и мысль перескочила на другую прежде, чем Келлах успел ответить. И Джонни продолжил, но уже совсем о другом. Он снова смотрел на друга, жестоким, почти злым взглядом.
- Он глупый мальчишка, избалованный, не знающий многого о жизни. Может поумнее меня, в его возрасте, но все равно, он еще мальчишка, не смотря на то, сколько ему лет. Наивный, милый в своей дерзости, наглый, черт, как можно не сходить по всему этому с ума. Но знаешь, как бы сильно я не хотел его, как бы сильно я не хотел быть с ним, говорить, просыпаться по утрам, еще больше я хочу, чтобы он уехал, просто, чтобы не портить ему жизнь собой. Своими проблемами, которые я совершенно точно притащу в его жизнь. Я не хочу портить его жизнь собой. Он встретит красивую девушку и женится на ней. И будет счастлив. Нахуя ему я, совсем не молодеющий... теперь уже походу гей, с излишне бурным прошлым? Нет, Келл, это не мое счастье.

- Я врал ей, она приехала сюда из-за того, что я врал ей. Я решил, что она не готова к Эмме, я вынудил ее отказаться от всего, что ей дорого ради... Ради меня, понимаешь, Келл? И ради такого идиота она приехала в эту чертову дыру. Какого хрена меня вообще сюда понесло? Я же всегда знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но хотел показаться, сказать, что, жив, что вот мелкая есть. Двадцать лет вроде хороший срок, чтобы проведать их. Из-за моей идиотской мысли, что что-то изменилось, что может в них проснулось хоть немного человечности, моя любимая, та, кто действительно любила меня, по-настоящему, так, как никто другой... Из-за моего идиотского решения, Келл.
Остановиться было невозможно. И даже слушая, что говорит друг, Джонни продолжал бубнить себе под нос то, что вертелось у него в голове. Конечно, было понятно, что Келлах хочет ему добра и правда верит в то, что говорит. Да только разве от этого может быть легче? Разве она вернется, если он перестанет себя грызть? И если не перестанет, эффект будет тот же самый. Вот только перестать себя винить было сродни предательству, начать думать, что это просто несчастный случай. Нет, не было это просто несчастным, она была здесь из-за него, она была в той машине из-за него. Из-за того, что он навязал ей всю эту жизнь. С его дочкой она ехала на работу, из его дома и в его городе. Все это было его выбором, а не ее. Только он сам, по какой-то нелепой случайности оказался ее выбором.
Пружина самостязания только закручивалась сильнее, когда он обо все этом думал.
- Я не хочу делать того же с ним. Это должен был быть просто секс. Один раз, в самом неподходящем для этого месте и хватит. Сумасшедший, чертовски горячий и.. Черт, Келл. Он кажется сам не знает, что может быть совсем не говнюком. Что он хороший парень, просто тупой, как и все мы. Думает, что за язвительностью спрячется и будет ахуенен. Хотя в чем-то он прав. Меня вот заводит, когда он начинает выебываться. Но знаешь.. Мне кажется, что это все-таки идиотская идея ехать в Лондон. В этом слишком много личного. Слишком много меня.
С чего начинался разговор Джонатан уже и забыл, он переключился на новую волну так легко и естественно, что и сам не заметил. Теперь он просто говорил, продолжая в перерывах между словами пить, и смотрел куда-то сквозь своего друга, еще более рассеянным взглядом, чем от опьянения.
- К тому же Билли... - Джонни и сам не знал, как ему представить Яна своему другу. Парень, которого я взял с собой, потому что он отлично трахается? Ну вроде в духе Джонни, но что-то в этом было не то.

Отредактировано Jonathan Milligan (2018-08-21 14:36:18)

Если бы Джонни не устал от всего, что происходило в последнее время, если бы не был сейчас пьян до отупения, то, возможно, он бы просто начал тихо плакать от всего того ощущения безвыходности, что в нем было. Что ни делай, какое решение не прими - все сводится к тому, что легче не будет. Будет только все тот же круг, по которому будет бегать Джонни, как заведенная игрушечная обезьянка.
Джонни и хотел, в какой-то мере, просто довести все до края и будь что будет. Когда уже будет поздно решать, когда уже все может просто закончиться. Он почти сказал "и хорошо", на слова Келлаха о могиле, но вместо этого просто сделал еще глоток. Не словом, так делом. И как можно больше. До потери сознания и возможности утром страдать от похмелья, а не раздумий. Как хорошо, когда голове такая муть, что лишние мысли просто не приходят в голову. Конечно, Келл прав, говоря, что надо заботиться об Эмме, но желания делать этого не было. Как бы хотел он, чтобы у нее был хоть кто-то еще из родни, кому он мог бы просто ее доверить и знать, что его мелкая будет счастлива, даже если с ним случится плохое. Не сразу, но со временем. Что он ней найдется кому позаботиться и без него.
Утром он снова будет хотеть жить из врожденного упрямства, просто из желания доказать самому себе, что ни что не способно его сломать, как бы ни было больно. Но сейчас это упрямство спало и обнажалось то, что было истерзано и изранено. С ним был тот, перед кем он мог обнажать душу и закрыть ее обратно сейчас было сложно. Он смотрел на друга, пытаясь понять, что тот делает, но мозг отказывался хоть как-то анализировать происходящее.
Джонни вздрогнул от неожиданности и даже дернулся вперед, когда Келл забрал у него бутылку.
- Верни, а! Ты охренел?
Подняться резко Джонни не смог, но все же кое-как выбрался из своего кресла, и усердно удерживая равновесие, двинулся за бутылкой. Не то, чтобы хотелось пить, но позволить вот так отобирать у него бухло, он не мог.
- Верни. Я по жизни эгоист, если ты не заметил. К тому же, я не собираюсь дохнуть, мне просто хуево, уж ты-то должен понять.