Этот день начался еще дня три назад, а может неделю, или раньше, этого Джонни не смог бы утверждать. Последнее, что он помнил до того, как бутылки начали сменять друг друга - он отправил Эмму к родителям. Чувство вины за то, что он ее бросает и, что для нее этот день тоже день потери близкого человека, пусть знакомы они были и не долго, поскреблось и затихло буквально за несколько минут. Джонни просто не мог и не хотел ни о ком и ни о чем сейчас думать. Все паршивые воспоминания пробуждались одно за одним, терзая то хорошее, что он мог вспомнить.
Оставаться в квартире было невозможно, все напоминало до сих пор те короткие месяцы втроем в статусе жениха и невесты, решающих как оформить зал и не сделать ли свадьбу на улице, чтобы можно было невесте подъехать к алтарю в седле, ведь она так любила лошадей. Все это было здесь, мечты, планы, обсуждения, поместятся ли все их дети в одну комнату, или им все же стоит снять дом, с большой верандой и комнатой для каждого будущего малыша. Тогда он хотел семью, тогда он верил, что это возможно. Но вместо ехидной улыбки Бэкки, Джонни видел ее на столе патологоанатома, ведь именно он должен был опознать ее.
Ему удалось заставить себя не думать об этом лишь через несколько месяцев. И причиной был тот, кто сейчас чертовски далеко. Только рядом с ним Джонни было по-настоящему спокойно. Только с ним он был по-настоящему далек от собственных демонов. Но все это было временно. А демоны остаются навсегда. Демоны всего его прошлого, залить алкоголем которое, он выползал в бары и переходил из одного в другой пока его не выгоняли или пока бары не закрывались. Тогда Джонни шел в клуб, чтобы упасть в самый темный угол и напиваться дальше там, ведь грохот и бухло помогают не думать. А еще там можно добыть немного экстази.
Если бы Бэкка видела это, она бы убила его за то, что он делает, но ее не было, она сама была мертва. Зарыта на одном из Лондонских кладбищ и сейчас там ее родители, а не он, его, конечно, пьяным уж точно, ни кто бы не пустил. Он наслушался этого на похоронах, все, что они думают о нем. И про то, что он хрен знает кто, про его образ жизни, даже про то, что он куда старше нее, а она тратила на такого мудака свою успешную жизнь, отказалась ради него от карьеры в столице.
Он был согласен с ними, он был согласен со всеми, кто говорил ему, что такие, как он не женятся, ведь ни к чему хорошему это не приводит.
И все же, он чувствовал, что это было правильно, их любовь была первой действительно правильной вещью в его жизни. Первым, по-настоящему правильным решением. И первой же его настоящей любовью.
Но теперь ее не было. Была только бутылка, которую Джонни зажимал в руке, сидя в углу своей квартиры. Сегодня он не пошел ни куда. Не хотел. Не мог. Сегодня был ровно год, об этом ему сообщил будильник. Он специально завел его ради этого.
Он не включал свет, не отвечал на телефон. Он только сидел, пил и время от времени добирался до толчка, с трудом вспоминая, что в этой квартире живет ребенок и он не может позволить себе быть полной свиньей, даже если мозги окончательно залиты.
Не было ни слез, ни слов, ничего. Не было голода или желания спать. Сегодня не было даже наркоты, только алкоголь и чувство собственной ничтожности. Сейчас Джонни был бы даже рад, если бы мог вообще радоваться, что единственный, кто растревожил в нем чувства вновь, и чувства эти были любовь, был так далеко, как только возможно.
Так было лучше. Воспоминания о Яне сжимали сердце еще больше. Все, что было с ним было не правильно, и даже думать о нем сейчас было не правильно. Он должен был отпустить парня сразу или вовсе ни когда не трахать его. А теперь любовь снова насмехалась над Джонни, над Яном, над всеми. И Джонни даже хотел, как протрезвеет, вернуть котенка, а затем отпустить парня жить так, как захочет, где захочет и с кем захочет. Ведь так должно быть.
Но куда больше он хотел позвонить Яну с просьбой приехать и остаться с ним. Вытащить его из этой бездны, засасывающей все вокруг, и грозящей уничтожить остатки хорошего, ведь он знал, что именно Ян на это способен. Но как он может позвать Яна, если считает, что между ними ничему нельзя позволить быть и сжигающие обоих чувства должны остыть и затихнуть, не смотря на то, как это больно? Как может он позвать Яна сюда сейчас, где все кричит о Бэкке, которую Ян и помогал ему забыть, а забывать Джонни не хотел. Он только хотел приглушить боль и жить ради дочери. А любовь? Опасная и жестокая дрянь, разрывающая сердце тогда, когда тебя покидают любимые.
Еще одна бутылка была пуста и нужно было добраться до новой и Джонни медленно поднялся, пробуя не свалится ли он обратно. Нет, пока он еще мог стоять, и довольно неплохо, а значит надо пить больше. На много больше.
- Дверь открыта, - крикнул он кому-то, скорее всего соседям, кто стучался в дверь. Она и правда была открыта, бороться с непослушным замком ему вчера не хотелось, а сегодня он об этом до сих пор не вспомнил.

Миллиган далеко не сразу перевел взгляд на вошедшего. Ему было просто похрен, кто это может быть. А список был не большой: соседи, Келлах.. И, наверное, все. Поздравить с днем рождения тебя могут многие, но вот быть рядом, когда ты страдаешь из-за потери близкого - люди стараются не помнить об этом. Или хотя бы не видеть тебя убитого горем. Казалось бы, в этом списке должны быть еще два человека, те, кто по идее является его семьей, но они предпочли избежать нелицеприятной правды, что их сын - спивающийся идиот. Ну и к черту их. Отчасти они не хотели быть сейчас здесь из-за самой Бэкки, которую они с трудом приняли с ее английскими корнями. Джонни было даже почти интересно, что было бы, если бы он привел на Рождество Яна, и не просто привел, а как своего парня. Ведь Ян говорил о любви, и теперь Джонни не отрицал ее и в себе. Только не считал уместной.
Полная бутылка были тяжелой. Значит надо ее опустошить. Немного шеркнув донышком по столу, прежде, чем поднять ее и вернуться в свой угол, Джонни отозвался на знакомый голос, которого тут быть не могло. Походу он все же принял что-то не то и начались глюки. Это плохо, но делать уже ничего не хочется.
- Джонни! Джоном меня зовут только мудаки и родители. Только мудаки. Зачем ты здесь? Я не хочу тебя видеть. Я не звал тебя. Я хочу видеть ее, - Джонни медленно шел в сторону Яна, или галлюцинации Яна, уже было все равно. Он только хотел коснувшись, доказать, что это не он. - Ее, а не тебя.
Вот только коснулся он совсем не глюка. Джонни крепче вцепился в одежду, не только помогая себе держаться на ногах, но и давая себе время привести сознание в порядок.
- Ты приехал. - Заключил Джонни мрачным, но уже более трезвым голосом. Реальность Яна возвращала в реальность и Джонни. И это было неприятно. Неприятно по всем причинам, начиная с той, что он точно не хотел, чтобы Ян видел его вот таким: раздавленным, жалким.
- Покурить не будет? Мои где-то, - он махнул рукой в сторону комнаты, - где-то здесь.
Не лучшая встреча - это Джонни понимал очень хорошо. Да и вообще та, которой быть не должно было. Джонни все еще казалось, что это его глюк, может от опьянения, может от голода, может от всего вместе или в одной из сигарет оказалось что-то кроме табака или канапли. Но если это реальность, то все куда хуже.
- Котенка здесь нет, его Эмма с собой забрала. Ну.. Туда. К ним. Забей, потом привезу. Когда.. Не знаю.
Джонни отпустил одежду парня, чистенькую, аккуратную, он и сам был таким. Чертовски красивым. Слишком красивым. Миллиган побрел обратно вглубь квартиры, туда, где нет ни кого.

Отредактировано Jonathan Milligan (2018-04-02 22:44:41)

Вставать было легче. А вот сесть обратно удалось почти падая. Ноги отказывались держать тело в сложных позах, но Джонни принципиально не трогал мебель, обитая последние дни только на полу. Здесь же он и спал вчера. И здесь же он хотел остаться снова один. Дверь тихо хлопнула за вошедшим Яном и Миллиган так же тихо выругался.
- Зачем ты здесь? Я же не ответил на твою любовь? Так нахрена приходить ко мне? Я озабоченный мудак и ничего другого ждать нет смысла.
Не ответил, вот только не потому, что не любил. И сейчас это было только еще очевиднее. Больше всего он хотел, чтобы Ян подошел и обнял его, чтобы Ян был рядом, чтобы он говорил с ним. Но это же вызывало и злость. Вина за то, что он предал Бэкки, так скоро, легко найдя ей "замену", желание, чтобы Ян не страдал от всего этого, и еще большее желание перестать страдать самому, смешивались к такой жалости к самому себе, какую он ни когда не испытывал прежде. Встать, отмахнуться сказать себе "да похуй, будем жить дальше" не получалось, как бы Джонни ни пытался снова и снова себе это твердить. Не работало оно в этот раз.
- Я еще могу ходить, говорить и даже думать. Так что нет. Верни бутылку. Я хочу нажраться до отключки и перестать думать о.. Не важно. - Джонни даже не пытался в этот раз подняться, он просто махал рукой, "выпрашивая" бутылку обратно. От этого становилось тошно и хотелось напиться еще больше. Он сам у себя вызывал отвращение и видел его в Яне. - Уходи. Я бы с радостью потрахался, но не сегодня. Сегодня я хочу только пить.
Жестокость - это то оружие. которым мы пользуемся тогда, когда боимся, что нас самих заденут. И как щитом мы закрываемся ей от всех, пытаясь ей же задеть оппонента, вынудить его сдаться. Вот только оно так не работает. Но Миллигану было все равно, он только хотел, чтобы Ян ушел и не видел его таким. Он хотел, чтобы Ян вообще не приходил, ни сегодня, ни в ближайшее время, чтобы он не думал о нем на столько плохо. Чтобы эти пол года наслаждения от того, что они вместе остались как нечто приятное. В то, что все может быть хорошо, Джонни вообще сейчас не верил.

Джонни не любил насилие и большинства драк старался избегать. Не потому, что это страшно, хотя учитывая, что драться он умеет крайне плохо, бояться было бы иной раз вполне разумно, а потому, что это просто ему не было близко. Он вообще предпочитал решать все словами, чтобы было мирно. Но бывают ситуации, когда похрен на все и ты забиваешь на свою не любовь к насилию и жестокости. Таких моментов в жизни Джонни было не много, и большая часть их них были скорее спасением свой шкуры. Защищая свою гордость Джонни редко прибегал к кулакам или чему-то, что можно назвать оружие.
И вот сейчас был один из этих случаев.
Волна злости поднялась сразу, как только Джонни убрал руку от лица, которой он прикрыл его от осколков, разбившейся бутылки. Джонни прекрасно понимал, как он сейчас выглядит, он понимал, что все это мягко скажем не вызывает приятных ощущение, но опустить его словами так? Нет, это задело. И задело очень сильно.
В этот раз встать было проще, хотя и не слишком, но адреналин делал свое дело. А пока Джонатан вставал, Ян продолжал разжигать злость. Алкоголь мешал нормально стоять и тем более замахнуться, но он ни чуть не мешал стремиться к этому.
Кулак прошел мимо Яна, но устоять все же получилось и вместо новой попытки замахнуться, Джонни схватил парня за ворот.
- Если ты не заметил, я тут оплакиваю свою первую настоящую любовь, обещавшую мне семью и наших с ней детей! Только тебя здесь, блять, не хватало! - Джонни практически рычал. - И из-за того, что я притащил в эту ебаную дыру, она погибла! Я ссыкло? Да, блять, возможно! Но не смей мне указывать, как мне оплакивать ее! Кто ты вообще такой, чтобы указывать мне!? Один из мальчиков, которых я трахнул, чтобы хоть как-то унять тоску?
Драться не получилось, и злость выплескивалась тем, что Джонни еще мог - словами, которые совершенно точно заденут Яна, ведь ему тоже должно быть больно, раз он пришел именно сейчас, когда Джонни способен только разрушать.

Все окончательно превращалось в бред больного рассудка. Джонни не мог залезть в голову Яна и узнать, хочет ли на самом деле он говорить все это, но сам Джонни не хотел, то, что он говорил резало и его самого, но остановиться.. нет остановиться он не мог. Слишком зол, слишком пьян, слишком переполнен болью.
- Когда ты сосал у меня, тебя не волновало, какая у меня жизнь. Ты не был против дать мне себя трахнуть, снова и снова!
Точка, много черных и жирных точек, не смываемых из-за того, как въедаются они в мозги и сердце, они ставили сейчас на всем, что было между ними. На непростительно сильную любовь, которую Ян вызывал у Джонатана. И ее он пытался сейчас вырвать с корнем. Со злобой, с корнем, заменяя ее ненавистью - тем, чем любовь заменить проще всего. Тем, что единственное получалось.
- Но ты слишком избалованный богатенький мальчик, чтобы отказать себе в своих похотливых желаниях. Но теперь ты можешь не беспокоиться об этом, ведь ты не захочешь больше видеть озабоченного мудака! Ты можешь вернуться к тому образу, который строишь из себя! Я и так из за тебя нарушил свое правило - не трахаться с одним и тем же больше пары раз.
Когда Ян отошел, Джонни стало сложнее стоять и он пошел в сторону стола, где-то там можно было найти еще бухла, если только оно не кончилось полностью. А еще об стол можно было держаться. Он больше не смотрел на парня, не мог себя заставить смотреть на Яна, говоря ему то, что он говорил, даже будучи на столько пьяным. Хорошо бы, если бы Ян уже ушел, и Джонни даже подумывал прогнать его, но не давала сделать это мысль, что пусть так, но он все еще в одной с ним комнате. Пусть так, что он слышит его, а если заставит себя поднять взгляд, то и видит. И Джонни не прогонял его, изводя себя, но этим он занимался уже не первый раз, и ему казалось, что он начинает привыкать к этому весьма мазохитскому занятию.