Представлял ли он отца? Какой будет их первая встреча, каким он будет? Да представлял, конечно, кто ж не представлял. В каждом возрасте по-своему, в пять, как только понял, что в отсутствии отца в семье есть какая-то странность - что приедет, подарит огромную машину на пульте управления и заберёт на аттракционы на весь день, и пустит даже на взрослые. Это казалось высшим счастьем, в крохотном островном Бродике это приравнивалось к королевскому богатству, а поездка на аттракционы и вовсе роскошью, потому что для этого нужно было ехать в Эрвин на пароме, что само по себе было приключением, которое помнили целый год, а то и дольше. Став старше, в десять представлял, что отец появится, повинится, что пропадал все эти годы, и привезёт компьютер, опять таки, назло всем. В тринадцать всматривался в покрытое прыщами лицо и старательно искал те черты, которых нет ни в матери, ни в бабушке, ни в покойном деде Арчи, пытаясь слепить из них в голове у себя портрет незнакомого человека. Вот эти низкие брови, острый подбородок без ямочки, дурацкие пухлые девичьи губы наверняка его подарочек. Тайернан кривился недовольно, разглядывая себя,  и невольно вопрошал, не могла ли его мать найти в проходящие папашки кого-то помужественнее?
В пятнадцать острый интерес заставил его в местной крохотной библиотеке, больше напоминающей сарай, перерыть все подшивки газет давности полутора десятков лет, но в местных газетах о таком, как панк-группы, не писали, скорее, плевали вслед автобусу, уносящему в себе страшные пьяные рожи, развращающие их молодёжь.
Острый информационный голод толкал его и на большее, но в пятнадцать нелегко выбраться за пределы острова, а сеть в их прекрасном горном скалистом раю ловила чуть лучше, чем никак, и была доступна аж в школьном компьютерном классе.
В восемнадцать ему было уже откровенно наплевать, тогда, скорее, он и знать ничего о нем не хотел, а встретив, плюнул бы в лицо.
А теперь смотрел на незнакомое, и одновременно какое-то похожее лицо на фото, и сам себе не мог поверить.
Пятнадцать лет он гадал, чего-то ждал, надеялся, злился, и вот получил то, что хотел. Увидел, узнал, остался последний только шаг, а он так и не мог понять, доволен ли.

С деньгами и связями найти человека оказалось куда проще, чем в пятнадцать на острове без интернета. Поднять старые тусовки, из тех, кто ещё не спился, не скололся и  не скурился, заставить их вспомнить, где кто ездил и кто где трахался. С кем, вопрос глупый. Помнили бы, он сейчас бы здесь не был. И не составило много труда найти название группы, когда-то даже имевшей известность на островах, и не погнушавшейся заехать на Арран ради сотни лишних фунтов.
Джонатан Миллиган.
Всё-таки, нет, Тайернан представлял себя своего отца более мужественным. Должна же была мать на что-то повестись в свои семнадцать. Узкое вытянутое лицо, знакомые низкие брови, которые он каждое утро видел в зеркале. Блядские пухлые девичьи губы. Да, наверное, дело было в них.
К наверняка выделяющемуся из средней массы лицу прилагалась биография, которую Тай слушал и читал с желанием пробить себе ладонью лоб, впрочем, было бы ложью сказать, что он ожидал чего-то другого. Пил, курил, трахал и баб, и мужиков, и в итоге  осел в Килкенни, видимо, устав трахать всё, что шевелится, и выбухал всё то, что льётся. До сих пор жив и не колется  в обе руки, и на том спасибо, стало бы обидно узнать обратное.
Но ещё обиднее было узнать, что есть и другая жизнь.
Вторая сторона, о которой ему никто не рассказал.
Тайернан несколько дней просидел в машине перед домом Миллигана, сам не понимая, зачем, молча смотрел час за часом на его дом. Оказывается, у него есть дочь, совсем мелкая, и он любит его. Отвозит в школу, забирает, они пищит ему “Папа!” тонким голоском и виснет на шее. Он зовёт её обедать и ужинать, выносит к воротам мусор, рассортированный по пакетам, забирает молоко и газеты. разговаривает с родителями школьных подружек девочки. Делает всё то, что и должен делать обычный отец - просто живёт рядом со своим ребёнком.
Этого тоже Тай не ждал, и даже не представлял. Всё, что угодно, кроме пастральной картинки. Траву, косяки, дым в окна, шлюхи и выпивка, вот что должно окружать старого рокера. Банты и школьная форма с фирменным жилетом как-то не вписывались. Не то чтобы его это задевало, он этим давно уже перегорел, но как-то… Не вписывалось, и всё.
Сидел, смотрел, слушал в приоткрытое окно, скрытое тонировкой. Сначала он собирался заявиться к нему домой, как в классике жанра, со словами примерно “Люк, я твой отец”, только наоборот. Но в присутствии маленькой девочки этого делать не хотелось, зачем вносить в жизнь ребёнка непонятный и ненужный ей разброд.
Хорошо, что папаня с былой жизнью до конца не завязал.
В бар “Дебош” он заявился, когда было понятно уже, что больше никто не придёт. Не влезут. Шёл какой-то матч на экранах, народ прилип к ним, отовсюду неслись крики, свист, плескалось пиво.
Он бы тоже с радостью надрался, чтобы набраться смелости и пьяной дури, но не хотелось. Так, пива кружку взял для приличия, чтобы не выбиваться из массы.
Выцепил глазами нужный столик и фигуру в полоборота, подсел, пару тошнотных мгновений до этого переживая, как колотится сердце и слабеют колени.
- Джонатан Миллиган? - глупо, за всё это время Тайернан так и не придумал лучшего варианта, как начать этот разговор. Пятнадцать лет думал, и не смог. - Вы помните Арран? Двадцать лет назад? Ваша группа проезжала через Бродик перед тем, как закончить свой тур. Вряд ли вы помните, паб “Пьяный Уоллис” на берегу залива, - парень выложил перед мужчиной свеже распечатанное фото давности двух десятков, где его школьница-мать в кожаной мини-юбке и майке улыбается на фоне съехавшейся со своего острова толпы фанатов.

Горло скребёт надрывно и нудно от нервного напряжения, и ему кажется, что голос сейчас заскрипит, как несмазанная телега проржавевшими колёсами. Он столько раз представлял себе этот разговор, перематывал, передумывал, стирал в памяти и вновь начинал, как неудачное видео, что почти на сто процентов был уверен - ему плевать. На любой ответ, на любой тон, вообще на всё. На жизнь предполагаемого биологического отца, на его семью, если она есть, дружков, характер и манеру одеваться. Воняет у него изо рта или нет, чавкает или ест левой рукой, трахает мужиков или баб. Ведь он ему никто, просто донор спермы, на лицо которого вдруг захотелось взглянуть. Удостовериться, что он есть, существует, живёт и здравствует. Или принести цветов на его могилу, как собирался в святом наивном детстве.
Удостоверился?
Доволен?
С удачным эншпилем тебя, нихуя ни разу не Каспаров.
Тайернан, не меняя спокойного выражения лица, удобно откинулся на спинку деревянного стула, неотрывно глядя в глаза мужчине. Долгий взгляд душа в душу, разговор без слов, попытка найти в этом льдистом голубом знакомые отражения. Каково это, прожить целую жизнь вот так, спустив её на ветер, ничего не получив от неё взамен, и теперь пытаться понять, какого чёрта незнакомый парень вдруг заговорил о крохотном шотландском островке? Кейси очень хотелось бы залезть ему в голову и узнать, неужели правда ничего там не всплывает? Или внутри что-то задёргалось, вспоминая, зудит неприятно, как укус блохи, и парень такими неуместными вопросами вызывает раздражение?
Вопросы, которых не ждали, другой реакции не вызывают. Как говорил Гомер Симпсон, чтобы тебя любили - приходится быть со всеми хорошим каждый день. Чтобы ненавидели - напрягаться не приходится вообще.
- Да, в Шотландии, в заливе Ферт-оф-Клайд, на западе, - Тай, не глядя, запустил руку в полагающуюся всем тарелку с орешками, перетирая в пальцах арахис. - Понимаю, давно это было. Да там и помнить нечего, ничем не примечательное место. Природа красивая, скалы, да везде у нас такие, примелькалось, - он небрежно пожал плечами, отводя от Джонатана глаза только на короткую секунду, и снова вернул холодный, изучающий взгляд.
- Хорошенькая, - снова согласился он, в злой иронии щуря глаза. - Она и сейчас красотка, не смотря на то, что двадцать лет прошло. И нет, не думаю, - он с короткой усмешкой дёрнул плечом, разглядывая исподлобья фото. - Я не уверен, что вы вообще спрашивали её имя, или она говорила своё, так что едва ли это можно назвать знакомством, - получалось коротко и зло, и совсем не походило на радостные семейные объятия. Тяжело складывать паззл, не понимая, что должно получиться в конце, может, пони и радуга, а может, дерьмо, размазанное по паркету.
- Но вы с ней переспали, и, думаю, ей даже понравилось, потому что другого она никогда не говорила, - парень прохладно усмехнулся, дёрнув углом рта, и уставился на арахис, который бездумно вертел в пальцах всё это время. На длинные пальцы в мозолях от гитарных струн, которыми он тоже обязан человеку, сидящему напротив.
- Она вообще о вас ничего не говорила, и, судя по всему, и не собиралась, потому что вряд ли хотела, чтобы мы друг о друге когда-то услышали, - парень пожал плечами, и сцепил пальцы в замок, снова поднимая глаза вверх. - Это её право, и её жизнь. Но, мне кажется, вам стоит знать, что у вас есть сын, - он развёл большие пальцы рук, пожимая плечами, и коротко выдохнул, то ли смеясь, то ли успокаиваясь.
Вот как оно случается. Живёшь себе и не думаешь ни о чём, и вдруг судьбе надоедает удачно выпавший расклад, и она коротким движением сбрасывает все карты и начинает новую партию, но с теми же лицами. А ты барахтайся в этом, как можешь.

Тайернан знал, как выглядит это всё со стороны. Эту ситуацию обсосали все, кто только мог, в сериалах, фильмах, книгах, начиная со “Звёздных войн”, и в девяноста процентах всё сводилось к одному - свежеобъявившиеся наследники требовали денег, недвижимости, заглаженных душевных ран за тяжёлое детство безотцовщины.
Спорить не имело смысла, они имели на это право. На деньги, на дома, на такую же долю участия в своей жизни, которую не получили и теперь хотели отхватить сразу полностью, одним куском. И возмущаться на это тоже глупо, умеешь кататься - умей и сани возить, если трахаешься направо и налево, значит, предполагай, что биология не свернёт по кривой дорожке и от тебя может залететь пара-тройка-десятка перепивших малолеток. Почему-то предполагалось, что жить без отца было плохо, и его поиск и встреча с ним - это указующий путь и счастливая звезда, осиявшая его. И вот теперь в мире настанет гармония, справедливость и богатство. Да нихрена подобного.
Тайерану и без Джонатана все эти годы отлично жилось, как раз, напоминание о его отсутствии и портило основательно жизнь.
И теперь всё должно было враз встать на свои места, но почему-то он не чувствовал ничего. Совсем ничего, ни положенной злости, ни радости, ни разочарования, ни облегчения в конце долгого пути. Разве что любопытство, колющее острой иголочкой желание узнать, что же чувствует мужчина напротив?
- Ничего, - равнодушно пожал плечами Тай, протягивая руку за фото. Другого и не ждал, было бы крайне странно, если бы Миллиган в ответ на его признание вдруг рассказал слезливую историю о давно потерянной любви всей его жизни.
- Я нет, но вот вся деревня да, - отчаянно усмехнулся он, щуря голубые глаза. Обидная вышла усмешка, дела давно минувших дней и всё давно улеглось, появились новые сплетни, но не хотелось представлять, каково было его семнадцатилетней матери залететь от проезжего панк-рокера и остаться наедине с этим в деревне, где каждую семью знают и помнят на десять поколений назад, и никому в окна не нужно заглядывать, чтобы сказать, каким будет ужин в доме на другом конце улицы.
- Мне от вас ничего не нужно, - поспешил заверить он, уже видя, куда клонит Миллиган, намеренно выделяя слова. Что, чует под своим задом миллионы, и боится их потерять? Нашёлся олигарх, третий в списке форбс.
Тайернан скривил губы, глядя с кривой усмешкой то в стол, то на мужчину.
- Она вообще предпочла забыть о том, что это было, и представить, что ей ветром надуло, не было и нет. Ей было семнадцать, и она не сберегла свою честь, проебала, что там говорить, а об этом не любят вспоминать, потому что такую замуж не возьмут, а замуж за того, кто ей ребёнка сделал, она не собиралась, как и искать его, - Тай говорил так, словно и не с этим человеком сейчас и говорил, отстраненно и холодно.
Как будто не чувствовал где-то внутри разочарования. От того, что на него смотрят, изучают, кладут на весы, как кусок мяса, той ли он породы, почувствовал себя товаром на невольничьем рынке. Мерзкое, прямо скажем, ощущение.
И сам на себя за это злился. А то он не знал, что так и будет.
Знал. Но хотел увидеть. Сам. Собственными глазами. И чтобы этот тоже увидел.
Что он уже взрослый человек. У него карьера, слава, деньги, известность. Что потрахался и забыл, а где-то из-за этого родился и вырос человек, без его участия превратившись из ребёнка в мужчину.
- Тайернан Кейси, - он кивнул,застёгивая кожаную куртку. - Пойдём, я никуда не тороплюсь.

Отредактировано Tyernan Casey (2018-10-12 23:27:01)

Забавно, они оба не торопились. Ни кидаться с объятиями, ни с кулаками, ни с обвинениями. Как будто давали друг другу время обдумать и принять. Тайернану было проще, у него для этого была почти вся жизнь, и сейчас был лишь логичный её этап, которого он уже ждал. Мужика же было почти жалко, не каждый день жизнь даёт такой крутой поворот. Хотя никто не исключает, что Миллиган пошлёт его к чертям, напьётся и забудет, как досадное недоразумение. И не будет никакого поворота.
Люди редко любят узнавать о своих грехах, и, как правило, стараются или их скрыть, или забыть, или сделать вид, что ничего не было. А, зачастую, всё вместе, пресекая любые попытки нарушить их зону комфорта.
Но Джонатан держался молодцом, не таращил глаза, не махал руками, не орал матами и не посылал нахер. И даже не предлагал денег, чтобы парень скрылся из его жизни туда, где он всё это время был, и никогда больше не появлялся.
Таю даже обидно стало. Как будто ему не то что всё равно, а похуй. Вообще без разницы, пришёл бы он к нему сказать, что его байк надо перепарковать, или, что у него есть сын, о котором он никогда не знал. Мелочи жизни, которые случаются по пять раз на дню.
Парень передёрнул плечами на сыром осеннем ветру, поёжился.
- Не курю, - коротко бросил он, краем глаза следя за коротким чирканьем зажигалки, продолжая дальше молчать. Теперь очередь Миллигана задавать вопросы, если они есть. И, определённо, он их ждал. Где жил, как жил, с кем жил. Кто ты, что ты, чем занимаешся. Как ты вообще все эти годы? Всё то, что стоило бы спросить, и чего он так и не дождался.
Парень вспыхнул, зло поджимая губы, давя в себе желание вывалить всё то, что вертелось на языке. Он совсем забыл, что собирался набрать в рот воды, и обойтись минимумом деловой встречи, впрочем, разговаривать с надменным говнюком уже не хотелось.
- Посмотреть на тебя, - выплюнул он, с пренебрежением щуря глаза. - На того, кто оказался моим биологическим отцом. Тебя это удивило? - с издёвкой спросил он, переходя на ты. К чему уже церемонии. - Или ты думал, от того, что трахатся направо и налево, дети не рождаются? Будешь делать вид, что чистенький, да? – возмутился Тайернан. – Как принцесса, не ссышь, не срёшь, не дрочишь, не трахаешься? - выпалил он, с неприязнью глядя на человека, поискам которого положил почти половину своей жизни.
- Нихрена мне от тебя не надо, если так это волнует, - он выдохнул, запрокидывая голову, уставившись то ли в небо, то ли в скат крыши. - У меня всё есть, так что можешь не переживать за свой кошелёк. Я хочу сделать тест ДНК, и если ты действительно мой биологический отец, узнать это и забыть. Если нет - извиниться и тоже забыть об этом обоим, - Тайернан сложил руки на груди, оборачиваясь к мужчине. Какой прелестный выходит у них разговор, но по-другому, выходит, и не получилось бы.
- Это моё право, а не прихоть. Право знать правду.

Тайернан остывал так же быстро, как и заводился, в конце концов, он этой злостью давно переболел, и сейчас выходили только её остатки, как последние высокие волны после шторма. В конце концов, злостью всё равно ничего не изменить, зато можно испортить то, что ещё даже не началось. Не то чтобы он собирался общаться и строить какие-то слёзные обнимашки с новоявленным отцом, если он, как Джонатан отметил, действительно окажется им, но и расставаться в их единственную встречу скандалом не хотелось.
Не факт, что они встретятся снова, пусть хотя бы воспоминания останутся нормальные.
Молчание давит на Тайернана, сжимает горло в кулак, не давая вздохнуть. Парень смотрит на Миллигана сквозь пелену, ожидая его слов, хоть каких-то, но тот все молчит, качает головой, курит, и Тай испытывает единственное доступное ему теперь чувство – раздражение. Наверное, самое изматывающее из всех.
- Спасибо за то, что не пришлось тебя уговаривать, - Джонатан, наконец, заканчивает молчать вместе с последним пеплом сигареты, и Тай серьёзно кивает, чувствуя, что внутри где-то начинает отпускать. Он ведь готов был и здесь получить отказ, уговаривать, объяснять, просить, предлагать деньги за этот грёбаный тест, лишь бы уже со всем покончить.
Как иногда приятно ошибаться в своих ожиданиях.
- Я знаю, - кивнул он в ответ. - St. Vincent's University Hospital, в Эльм Парке, там делают быстрее всех, ответ приходит уже через сутки, - какое счастье, что большинство вопросов решают деньги, и какая радость, что теперь с этим проблем нет.
Теперь уже Тай молчал, не зная, что ещё сказать. Сейчас хотелось выпить и помолчать, переваривая, передумывая, и, наверное, остаться одному. Странно для того, кто столько искал встречи, да?
- Ты же не маньяк и не серийный убийца, чтобы тебя стесняться, - пожал плечами парень, поднимая глаза. - Я и не ждал чего-то другого, супермена или великого политика, в Бродик такие не заезжают. Бить морду тебе не за что, у меня хорошая жизнь. Совсем не факт, что с тобой она была бы лучше, без обид. У меня прекрасная семья, мать, бабушка, покойный дед, который меня любил, я добился всего, чего хотел, и даже больше. Не исключено, что как раз благодаря тому, что было, к чему стремиться, и лучше кого хотеть стать. Надеюсь, получилось. По крайней мере, трахаюсь я с резинкой, а это уже что-то, - хладнокровно закончил он.
- Тогда завтра утром, у лаборатории, - подытожил он, беря на себя право закончить им же начатый разговор. - Спасибо, что уделил мне это время, - ягуар у дороги мелькнул поворотниками под писк сигнализации, открывая заблокированные двери.

Дома, после полуторачасовой дороги до Дублина, он сделал ровно то, что хотелось всё это время - надрался до того состояния, чтобы не блевать ни вечером, ни наутро, но иметь возможность заснуть быстро и глубоко, а не перебирать лихорадочно каждую минуту этого разговора, выискивая, цепляя, повторяя и доводя себя до невроза. И, что ещё хуже, не представляя завтрашний день.
Утро принесло лёгкое похмелье и головную боль, а вместе с ними - осознание того, что шага назад уже не сделать, от которого желудок скручивало дугой, и не лезли ни вода, ни жратва. Избавиться от него можно было только одним способом - забить, развернуться и никуда не идти, но где-то в глубине души грызутся, словно надоедливые мыши, сомнения, которые не дают жить спокойно. Последний шаг, за которым хер его знает, но который нужно сделать.
В клинику Тай добирается взвинченный до такой степени, что его ощутимо потряхивает, пока он через тошноту допивает третий стакан эспрессо из автомата, заедая его мятной жвачкой, и на часы он старается не смотреть, и вообще забыть, что они есть, но глаза всё равно раз за разом упираются в стрелки на стене, тошнотворно медленно отмеряющие минуты до десяти.
Придёт или не придёт?

Отредактировано Tyernan Casey (2018-10-13 23:17:14)

К десяти Тай почувствовал, что, ещё немного, и он начнёт выдавать кофе вместо автомата, только в обратном направлении, заблевав все стены, и засовывать в него деньги перестал. Да и в голове как-то посвежело, скручивать перестало и как-то даже отпустило. То ли кофеин подействовал, то ли ментол, то ли просто в мозгах на место всё встало.
Но всё равно выдохнул с истерическим смешком, завидев в коридоре успевшую запомниться фигуру. Вот теперь отпустило, по крайней мере, до тех пор, пока им не скажут, свободны, ждите результатов.
- Привет, - Тайернан злорадно зыркнул на мужчину, но как-то без задора. Возможно, их уравнивало то, что и он сам выглядел не лучше. Но приятно грело душу понимание того, что не одному ему сегодня хреново спалось. Тай сам не понимал, откуда у него внутри какое-то подсознательное ожидание от потенциального отца какой-то дряни.
Почему в голову залезает, прежде всего, ожидание дерьма и только потом уже заинтересованное удивление, надо же, не всё так плохо? Сначала готовность к обороне и медленно руку к кобуре, и уже только потом раскрытые объятия. Просто для подстраховки, чтобы успеть вовремя отстреляться и спрятаться за баррикадами.
- Слюну, сперму, и пятьсот миллилитров крови, - фыркнул Тай незлобно, глядя на...папашу? - Серьёзно? Ты никогда не видел, как делают тест ДНК? - удивился он, не подозревая такой дремучести в молодом ещё мужчине.
- Вон тот кабинет, через пару минут вызовут, - Тайернан кивнул головой на дверь впереди, и, не ожидав вопроса, удивлённо обернулся к мужчине.
- Не знаю, - пожал он плечами, отстраненно глядя в сторону. Так, значит, и ему не всё равно, обидно, да, когда вот так безразличен вдруг и ты, и твоя жизнь? А хотелось бы наоборот? Парень поморщился, сглатывая подступивший к горлу горький кофе.
- Зависит от того, что будет в тесте, нет смысла загадывать сейчас, - получилось нервно, он дёрнул плечом, сбрасывая напряжение, и недовольно зыркнул на дверь кабинета.
- Мистер Кейси? Мистер Миллиган? - из-за двери вышла молодая медсестра в розовой униформе, неся в руках планшетку с бумагами. - Пройдёмте, нужно подписать согласие перед взятием материала, - она приглашающе махнула рукой в сторону стойки ресепшена.
- Пойдём, не будем тянуть.

Их и правда не задержали. Несколько подписей о том, что они согласны на тест, что делают это добровольно и не будут иметь претензий, пятнадцать секунд на то, чтобы взять мазки слюны изо рта у обоих. И...всё?
- Всё? - то ли растерянно, то ли облегчённо спросил он, переступая порог кабинете. Да и правда, всё? До завтра они всё ещё чужие и не касающиеся друг друга люди, результаты будут через сутки в бумажном и электронном виде, останется только сесть и переждать эти чёртовы двадцать четыре часа.

Время тянулось невыносимо медленно. Так тошнотворно медленно, что хотелось впасть в кому и очнуться через сутки, лишь бы не переживать всё это внутри себя. Хотелось чем-то занять голову и руки, но ни то, ни другое не слушалось. Хотя, казалось бы, самое страшное и неприятное уже позади - он не получил отказа, его не послали нахер, к чёрту, к демонами, не дали в морду, лишь бы не лез. От него даже не открестились, не сказали, что такого не было и быть не могло. Да, возможно, да, вполне могло быть. Может, сын, а может, и нет, а может, помимо него, по стране топчет бетон ещё с пяток, а то и десяток пацанов и девчонок с одинаковыми голубыми глазами и острыми подбородками, но только одному ему захотелось найти отца.
Всё было не хорошо, но более-менее, от него уже ничего не зависело, сделал всё, что мог, и оставалось ждать бумажного конверта с печатью лаборатории.
Но всё равно из рук всё валилось. На репетиции не мог сосредоточиться, куда-то уплывал, забывал слова, не мог оторвать глаз от стены, и, в итоге, махнул на всё рукой и уехал. Сегодня просто не день Бэкхэма.
А по дороге домой что сделал? Правильно, надрался во всех прилегающих к дому барах по-очереди, не разбирая компании и  того, что пьёт, пока не почувствовал, что в голове посветлело и мыслей стало меньше, и всё казалось чуть проще чем есть. Потом долго слушал, глядя в потолок, старые записи своего “отца”, почти двадцатилетней давности, найденные везде, где только можно - на кассетах, дисках, видео, и переписанные в плей-лист, и пытался гадать, похожи ли они? Голос, манера, характер, жизни? Слушал и пытался услышать что-то такое, что когда-то заметила его мать.

Отключился он так же, как и лежал, в позе звезды на широченной кровати, и разбудило его не пение пташек или гудки машин, а настойчивый звонок в дверь. Глядя в потолок круглыми рыбьими глазами, Тай в несколько мгновений собирался, отрывая себя от простыни, не понимая спросонья, кто он, где и зачем, а, когда понял, снова почувствовал, как противно подгибаются колени. С колотящимся так, что перехватывало дыхание, сердцем он расписался за письмо, и застыл в коридоре, бездумно глядя на печать.
Мистеру Тайернану Кейси, Дублин.
А, к чёрту. Почти не глядя, он разорвал конверт, вытряхивая из него сложенный пополам лист, и торопливо развернул.
Дело номер...
Ребёнок.
Предполагаемый отец.
Количество аллелей…
Всё это он пересмотрел, не обращая внимания, скользнув сразу вниз, к главной цифре.
Вероятность отцовства: 99,99999995%.
Всё.

Тайернан дёрнулся, хмыкнул, хохотнул, и потом почти истерически захохотал, скользнув спиной по стене на пол и водя руками по лицу.
Всё.
Это правда всё, больше нет вопросов, нет обиды, нет какой-то неполноценности  и жалости, навязанной обществом.
Джонатан Миллиган действительно его отец, а он “действительно” его сын.
И что теперь с этим делать?
Тай уже и забыл, что он собирался узнать и просто оставить всё как есть, и не лезть ни в чью жизнь. Собирался гордо появиться и гордо уйти. Да плевать на всё, на обещания самому себе, на с трудом сделанное каменное выражение лица, на холодность, отстранённость, которой он сознательно отделялся от мужчины. На всё, на всё плевать, у него есть отец!
Наскоро почистив зубы, чтобы не вонять перегаром, он запрыгнул в машину, гоня её в Килкенни. Пусть это выглядело мальчишеством, пусть он покажется в глазах Джонатана ребёнком, нетерпеливым, глупым, забившим на свои же собственные слова, сейчас это казалось таким нелепым. Глупо было терять шанс хотя бы увидеть его реакцию и подумать, что с этим всем делать.
Машину он припарковал на привычном уже за несколько дней “наблюдения” месте, со снова колотящимся, как воробей, сердцем, подходя к крыльцу, на котором столько уже раз видел Миллигана.
Внутри где-то в груди уколола последний раз мысль, может, не стоит, развернуться и уйти. Узнал? Узнал, разве тебе важно было остальное? Но он, мотнув головой, загнал её глубже и надавил на кнопку звонка.
Он имеет на это право.

Тайернан не успел подготовить фразу, которой он встретит распахнувшуюся дверь, и запоздало подумал, что даже не знает, с кем живёт теперь уже точно отец. Кроме маленькой девочки, может быть, есть жена, может, и ещё дети, старше или младше, которые о нём тоже понятия не имеют, но которые могут встретить на пороге. Что он скажет им? “Привет, я хрен с горы, которого вы никогда не знали и о существовании которого даже не думали, пришёл сюда, чтобы развалить к чертям собачьим вашу жизнь”? Да что бы он не сказал, в таком случае всё бы звучало примерно одинаково. Бывает же вот так в жизни, есть ты, такой умный и красивый, и вдруг приходит в голову идиотская идея, и ты мало того, что решаешь, как же охеренно это здорово, ещё и начинаешь её усиленно делать этот бред.
Отступать было поздно, звонок под его пальцами уже трезвонил на весь дом.
Хотелось, как в детстве, закрыть глаза, но он, конечно же, этого не сделал.
- Привет, - Тай застыл на пороге, не входя несмотря на приглашение. Его тут не ждали, это было на лице у Джонатана написано, но, может, ему тут и совсем не место, и где-то там в глубине дома накрывался обед для него и маленькой светловолосой девочки, которая понятия не имеет о существовании внезапного брата.
- Я...не помешал? - повёл плечами он, задавая риторический вопрос, и, всё-таки, переступил порог, чувствуя себя каким-то упырём, которому требуется особое приглашение.
В чужом доме было непривычно, пахло чужими людьми и чужой жизнью. Пригоревшими с утра блинчиками, девчачьими духами, непривычной туалетной водой. Висели то тут, то там детские вещи, валялись игрушки. И звучал его голос.
Тай сначала не придал значения, привыкнув слышать себя со стороны, и только потом удивился, когда звук стал резать ухо своей тут неожиданностью. Он готов был услышать всё, но не это, и даже не знал, как отреагировать-то на такое.
Вроде и вот он, миг торжества, сладкого самодовольства, а почему-то было неловко. Как будто застал за чем-то крайне неприличным, как мамка подростка в незапертой комнате.
- Спасибо, - пожал он плечами, растерянно топчась на месте. Чувствовал себя идиотом. Так рвался, так стремился, так мчал, ради того, чтобы понять - понятия не имеет, что вообще сказать и делать. Кидаться с открытыми объятиями? Как-то не  тянуло, рассказать о последних новостях тоже не выйдет  - долго говорить за двадцать прошедших лет, а просто молча стоять на пороге…
- Ты один? - оглянулся парень, прислушиваясь к дому, но, кроме его собственного голоса, с хрипотцой рвущего ноты, больше ничего слышно не было. - Может, пойдём поедим? Жрать хочу, как собака, не помню, когда последний раз ел, - с сомнением хмыкнул он, как-то последнее время не до этого было, атмосфера больше располагала к питью. И, если всё было так, как казалось по помятому лицу Джонатана, ему пожрать тоже не помешало бы. Чисто для здоровья.

Если бы Тайернан мог читать мысли отца, он бы сейчас подтвердил, что тот чертовски прав. Как подростки на первой вечеринке, мнутся, топчутся, танцуют на расстоянии вытянутой руки, понятия не имея, как приблизиться друг к другу. И, как те же подростки, не решаются сделать первый шаг, опасаясь быть высмеянными.
Тай понятия не имел, надо это делать или не надо, нигде на заборах не было написано ответов, как поступить, внезапно найдя отца, у которого своя собственная жизнь и своя семья. Дочка, Эмма. Получается, его сводная сестра. Парню очень хотелось поинтересоваться, где же её мать и язвительно высказаться на счёт настигшей кармы, но он решительно засунул свои остроты поглубже в задницу.
Раз они оба здесь, значит, всё-таки готовы хотя бы попытаться что-то сделать, даже если это будет шаг назад, к спокойному оставлению всего на своих местах.

Тай согласно кивнул, тряхнув кудрями, и через пару минут они уже сидели в небольшом пабе, ещё полупустом в предобеденное время.
- Ты на диете? - удивлённо вздёрнул бровь он, глядя на заказ, вышло неловко, но отчаянно хотелось хоть как-то разрядить тягостное молчание.
Сам он, наконец, понял, что зверски хочет есть, и молодой организм после нескольких дней вынужденного алкогольного голодания требовал своё. Поэтому перед ним красовался поднос с полным ирландским завтраком, а за ним тарелка с боксти и на сладкое пудинг-гуди с чаем, от кофе уже воротило до тошноты. На первое время хватит.
Хотя, конечно, есть в присутствии Джонатана было неловко, не смотря на то, что излишней скромностью Тайернан не страдал. Но, вроде как, их первая семейная трапеза, не хватает только руки сложить и помолиться перед едой. С другой стороны, беконом занять рот проще, чем он и занялся. А вот Миллигану, судя по всему, кусок в горло не лез.
Тай для себя ещё не определился, злорадствовать по этому поводу или нет, поэтому пока только пожал плечами, отложив вилку в сторону:
- Я не знаю, - наверное, это не тот ответ, который стоило бы ждать, но другого ничего на язык не шло. - Я вообще не был уверен в том, что это правда, и мне действительно удастся найти...нужного человека, и он будет жив, в адекватном состоянии и готов общаться. Да и вообще не верил в то, что что-нибудь получится, скорее, заранее был готов к провалу. Или к тому, что меня пошлют или попытаются откупиться. А теперь…
Он не был готов к тому, чтобы продолжать, потому что сам не знал, что говорить.
- Я не настаиваю на общении, особенно, если оно будет неуместным, - парень развёл кистями рук, и сцепил их в замок, поднимая на Миллигана взгляд. - Серьёзно, никто никому ничем не обязан, никаких претензий, - он качнул головой. - У тебя своя семья, ребёнок, другая жизнь, и я не претендую на то, чтобы в неё влезать, - Тайернан тряхнул волосами, отводя взгляд в сторону.

- То есть, я такой не один? - иронично хмыкнул Тайернан, выгибая дугой бровь. Шутка, конечно, но, как говорится, в каждой доле шутки… Было бы ожидаемо и не удивительно. Хотя, конечно, не ему винить Джонатана, они ведь сейчас почти на равных, нынешний Тай и Джонни двадцатилетней давности. Та же слава, девчонки, срывающие с себя трусы при одних звуках коды, свобода, молодость, лёгкость, с которой всё меняется каждый день. У Тайернана единственный перевес, бонус собственного рождения как знак того, как не надо поступать. Не будь этого, расти он в полной семье без забот и проблем, и вырвись вот так в светлое будущее, как знать, каким бы он был сам. И как бы не хуже.
Так что все под одним богом ходим.
- Короче, - Тай отодвинул от себя тарелку, выпрямляясь, и подавил невольный вздох то ли облегчения, то ли, наоборот, «предвкушения» неприятного разговора . Сколько уже можно обжиматься, как два престарелых гея, не решаясь ничего сказать, и только ходя кругами туда-сюда, раскланиваясь в реверансах. Ах позвольте, нет вы позвольте, нет, позвольте, я, ах, что вы, что вы… Можно продолжать до бесконечности, в своём стремлении не навредить превращая драму в комедию абсурда. Не для этого они здесь, и не для этого проделали путь, кто длинный, кто короткий, но крайне насыщенный, чтобы теперь изголяться в напыщенных фразах, рассказывая, как обоим всё равно.
Не всё равно.
Ток всегда течёт по пути наименьшего сопротивления. А, встречая большее, проходит по потребителям и сбрасывается на ноль, и ничего не происходит. Ничего не делать проще простого. Опустить руки, оставить всё, как есть, пустить по наименьшему сопротивлению, чтобы не выходить из своей зоны комфорта. Просто оставить всё, как есть, потому что для этого ничего не нужно делать.
А, чтобы что-то произошло, нужно приложить усилия, сдвинуть пресловутый камень.
- Я не вижу смысла отмахиваться друг от друга, раз уж мы здесь и дошли до того, чтобы вместе поесть. Нет, давно бы уже послали друг друга, или ты меня, или я тебя, разошлись и постарались забыть. А, раз никто этого не сделал, значит, есть смысл и дальше что-то пытаться делать. Лично я так думаю, - развел кистями рук он, откидываясь на спинку. Раз уж Миллиган вверил ему в руки возможность решать, как им дальше был, он своё решение принял. - И, на счёт прессы, никто, пока, - он выделил это слово, - не знает, что я здесь, менеджеру позвонил и сказал, что заболел, попросил на пару дней запись отложить.

Ну вот и всё.
Которое подряд за эти дни “всё”, отмеривающее окончание и начало новых глав, которых оказалось так много для трёх дней. У некоторых на это уходит вся жизнь, а они успели ужаться в такие короткие сроки, что позавидует любой сценарист. Пять стадий принятия неизбежного, отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие, часть из них они даже миновали, не понятно только были, на какой остановились сейчас. Хорошо, если на последней.
Но теперь нужно было двигаться дальше, раз уж он взял на себя смелость разрушить очередной барьер из тысячи, стоящих между ними. Знать бы только, что делать дальше, хотя, кажется, он этот вопрос вопрошал в пустоту раз уже эдак много, и ответа оттуда пока не снизошло. Может, в будущем он ему ещё и прилетит кирпичом по голове, но пока на том конце провода глухо.
О городке, так о городке, надо же с чего-то начинать.
Кивнув, Тайернан начал рассказывать про сам Бродик, про то, какой он, как пусто там зимой, и какие потрясающие виды летом и осенью. О бабуле, которая воспитывала его, пока мать уезжала на учёбу, о покойном деде, который катал его на плечах и разрешал прыгать со скалы вниз, когда уезжали с ним вдвоём на море, и вода в те редкие дни бывала сносной, а не ледяной. О том, как мечтал попасть на аттракционы в Эрвин, но это было сложно, долго, дорого, и они себе позволить такого не могли, а потом уже и не надо стало, маленький, что ли. Как бабуля каждое воскресенье заставляла его надевать всё выгладенное и отпаренное в церковь на службу, и надеялась, что его возьмут в церковный хор, но в его далёкие восемь лет ей отрезали, что у мальчика нет ни слуха, ни голоса, и ему разве что с его данными коров на пастбище гонять, а не псалмы портить. О вечном огороде за домом, работы на котором заканчивались разве что на месяц зимой, и начинались задолго до того, как в землю можно было что-то воткнуть. О вездесущих кроликах, которые рыли свои норы везде, плодились, не зная меры, и о том, как бабуля, заприметив этих паскудников возле своей драгоценной капусты, вопила на весь Бродик, вызывая деда с его охотничьим ружьём, отчего кролики чаще всего и спасались бегством. А, если не спасались, то шли в рагу, вполне съедобное, если в него не клали отвратительное брокколи. Или брюссельскую капусту, которая плавала и выглядывала оттуда, как рыбий глаз.
О том, как первый раз приехал в Лондон, и тут же там потерялся, и чуть не опоздал на предкастинг, успев забежать уже в самый последний момент, и спася, тем самым, свою не начатую карьеру. Как первое время перебивался одной китайской сухой лапшой, потому что денег взять было неоткуда, то, что скопил, в Лондоне разошлось моментально, а на работу устроиться не было ни возможности, ни времени. Как первый свой заработок спустил просто на еду в дорогом ресторане, где, наконец, отъелся, и оплату дешёвой квартирки, а остаток - с гордостью отправил матери.
Было, что рассказать за столько лет.

Поначалу говорить было тяжело, получалось скованно и неловко, вроде как ты на собеседовании и пересказываешь собственную биографию, с тем отличием, что не требуется указать свои плюсы и минусы, и кем вы видите себя в нашей компании через десять лет. Но Джонатан или умел, или хотел слушать, и стало проще. Как будто не видел товарища сто лет, и эти сто лет одиночества должен ему пересказать. Что-то забыл, что-то умолчал, что-то постеснялся сказать, выстраивая картину, но суть, в общем, не менялась.
- Я не хотел! - назидательно поднял вверх указательный палец парень. - Бабуля об этом мечтала с тех пор, как узнала, что её дочь внезапно беременна, видимо, это как-то скрашивало тот факт, что она залетела неизвестно, от кого, - фыркнул Тай, раздувая ноздри. - И, конечно, сильно расстроилась, когда меня отбрили, мне-то, как раз, было нормально, там все пацаны были старше меня и отношения… не клеились, в общем. Зато когда я начал на гитаре играть, и дал в церкви свой первый концерт аж на двадцать зрителей,и  регент, скрипя зубами, признала, что была неправа, бабуля полгода ходила рядом с ней, как надутый голубь, - парень хохотнул, вспоминая старое.
А вот что спросить у Джонни, он не знал. С чего начать? Если быть честным перед самим собой, то ему сейчас хотелось больше побыть в тишине и одиночестве, чем принимать в себя новую гору информации, когда и эту еще не переварил.
- Я не знаю, что спросить первым, - с виноватой улыбкой развел руками Тай. Двадцать лет за пару часов не пересказать, да и надо ли, им же теперь некуда торопиться.
- Может, как-то в другой обстановке? Познакомишь меня с дочерью, например. Если она не будет против и если расскажешь ей.
Тайернан вытащил из кармана куртки ручку, царапая на салфетке номер телефона.
- Ну, раз мы решили общаться, - пожал плечом он, подталкивая салфетку. Интересно, как Джонатан его запишет? Сын? Странный парень? Тай-как-его-там?
- И у меня выступление в Дублине в эту пятницу, в “Оленьей голове”, может, захочешь прийти?