Единственным, что Келлах всегда ценил едва ли не больше уединённой молитвы в часовне, была возможность молитвы где-нибудь на свежем воздухе - не важно, в парке или на лужайке перед собором, на крыльце дома или где-то за городом. Часто в такие моменты его сопровождал Эйфин. Вот как сейчас, например, пёс забрался на скамью, устроил голову на коленях хозяина и мирно подрёмывал, дожидаясь момента, когда тихое шелестение тонких страниц старой книжки в кожаной обложке прекратится и можно будет побегать.
Именно Эйфин обратил внимание на тихое жужжание телефона Морригана, лежащего рядом с ним на скамье и переведённого в беззвучный режим. Пёс глухо гавкнул, толкнул лбом хозяина под руку и поняв, что тот правильно расшифровал сигнал, снова устроил голову на его коленях - все эти человеческие штуки, вроде общения через пластиковые коробочки, его не особенно интересовали.
- Брендан? - не то чтобы его сильно удивил звонок именно этого человека. Скорее то, что слышалось в голосе по ту сторону телефонной трубки. - Конечно, я встречусь с вами, буду ждать вас у Марии, на свежем воздухе.
Отключив звонок, Келлах задумался. Брендан был совсем не похож на своего тёзку, устроившего своему непосредственному начальству обвинение в том, чего тот не совершал, довольно сильную головную боль два года назад. О'Кэйси не гнался за сенсацией и признанием, когда снова и снова встречался с Келлахом для беседы. Иногда Морригану начинало казаться, что тот ведёт своё журналистское расследование произошедшего, и тогда его самого словно в раковину запечатывало. И это несмотря на то, что сам он ратовал за то, чтобы его дело было полностью светским, и прекрасно понимал, чем чревата такая открытость. Но всё же доверие у него к Брендану было. И Келлах искренне надеялся на то, что оно обоюдно. Так было бы честно.
Разговоры о происшествии и судах незаметно трансформировались в беседы на столь разнообразные темы, что Келлах сейчас бы вряд ли вспомнил что-то вот так сходу. Во всяком случае, с закрытием дела тревожащие нотки из общения постепенно исчезли. Разговоры стали более философскими, всё чаще наталкивающими Келлаха на размышления о духовном опыте и развитии его у Брендана и, как ни странно, о собственном прошлом.

Приближающегося Брендана Келлах увидел издалека - ровно в тот момент, когда О'Кэйси оказался в пределах видимости, Морриган поднял голову. Весь вид шагающего в его сторону мужчины говорил о том, что ему не очень бы хотелось разговаривать о том, что произошло. И не потому, что не хотелось говорить, а потому, что лучше бы ничего не происходило.
Келлах аккуратно поправил закладки в бревиарии, заканчивая молитву, неторопливо перекрестился и так же неспешно застегнул молнию на обложке книги. Эйфин вопросительно приподнял брови заглядывая в лицо хозяина, словно интересуясь тем, как скоро они отправятся бегать.
- Беги, малыш, тебе можно, - Келлах потрепал пса между ушами и чуть подтолкнул его, чтобы тот спрыгнул со скамьи. Эйфин же, с радостью рванул настоящий круг почёта, белой молнией проносясь вдоль самого края немаленькой лужайки.
Келлах устроился поудобнее, опираясь спиной на спинку скамейки, закинул ногу на ногу, отряхнув край сутаны от нескольких белых шерстинок, поправил крест на груди - Брендан всё шёл, словно оттягивая момент приговора. Это беспокоило. Стоило задуматься о том, что за тему поднимут они в разговоре. Келлах зябко поёжился. Нет, ему не было холодно, несмотря на то, что был он в одной сутане - он всегда был привычен к прохладе, а после памятного сердечного приступа и вовсе искал её как избавление от тяжести в груди. Да к тому же, сутана на нём была из хорошей шерсти - очередной подарок матери, прекрасно понимающей, что её сын вряд ли станет тратить на себя деньги без особой необходимости.
- Добрый, - Келлах с лёгкой полуулыбкой кивнул в ответ добравшемуся до него наконец-то Брендану, внимательно посмотрел на него, съёжившегося, почти завязавшего себя в узел, и протянул руку. Привычный жест, в этот раз призванный не только для приветствия, но и для попытки хоть как-то расслабить собеседника, дать ему ощущение поддержки. - Не извиняйтесь, Брендан, я ведь говорил, что всегда найду для вас время. Что случилось?

Иногда ему хотелось смеяться. Истерически. Зло. Закашливаясь и давясь этим смехом, который совсем не радостный, совсем не весёлый. Пугающий. Да, ему самому было страшно от того, какую волну поднимают в нём любые упоминания о терроризме. Или о том, что большинство крестит им.
Келлах медленно выдохнул сквозь сжатые зубы. Воздух с трудом наполнял лёгкие, с трудом покидал их - ему до чёрта опротивела эта ледяная игла, с удвоенной силой вновь впившаяся под рёбра. Хорошо, что Брендану было совсем не до его выражения лица и попыток выровнять дыхание.
Что было бы с ним самим, явись к нему кто-нибудь из тех, кто помогал ему раньше? Кто-нибудь из тех, кто завяз глубже него во всей этой грязи. Кто-нибудь из тех, кто попался. Кто-нибудь из тех, кто не смог вывернуться из цепких лап Ольстерской и Королевской. Кто-нибудь, кому он не смог помочь в своё время. Конечно же, он понятия не имел, что чувствовал бы, понимая, что перед ним стоит настоящий террорист, возможно даже убийца мирного населения...
На этой мысли Келлаху всегда становилось плохо. Да, он не стрелял в людей как некоторые его товарищи, да, дядька-канонник допустил его до рукоположения, зная всю его подноготную и, разумеется, Морриган-старший был уверен, что его племянник не был виновен в убийствах. Но всегда оставалось маленькое "но", которое не давало спать ночами, которое снова и снова выливалось в кошмары - сам себя Келлах до сих пор не оправдывал ни в чём.
И от этого вся эта ситуация становилась смешной вдвойне.
- Можно, - погрузившись в размышления о высказанном Бренданом, Келлах достал из кармана тщательно скрываемый обычно от любопытных глаз портсигар и выудил из него сигарету, обвёл задумчивым взглядом пространство, отмечая расположение в нём Эйфина. - Сейчас здесь нет детей, так что - можно.
Зажав в зубах сигарету он задумчиво пошарил по карманам, пытаясь отыскать зажигалку, и, не найдя оной, откинулся на спинку скамьи, устремляя взгляд вверх - то ли в небо, то ли на возвышающуюся над их головами громаду собора.
- Террорист террористу рознь, Брендан, - Келлах скрестил руки на груди, словно совсем забыв про так и не прикуренную сигарету. - И вы это отлично понимаете, иначе говорили бы не со мной, а с ребятами из Гарды. И, полагаю, у вас есть не одна причина для того, чтобы так и не пойти к ним по поводу этого парня.
Внезапно сигарета, до этого момента практически забытая, вызвала в нём волну глухого раздражения. Келлах буквально выдернул её изо рта, зажал в пальцах и покрутил, словно разглаживая.
- Когда человек бежит от своего прошлого, понимая, что в нём было много неправильного, возможно, желая изменить хоть что-то в своей жизни; он ищет - осознавая это или нет - хоть что-нибудь, что он делал правильно, - Морриган перевёл дух, тщетно стараясь, чтобы вздох вышел не таким тяжёлым - о, он очень хорошо знал, о чём говорил сейчас. - Хоть что-то, что может помочь ему начать жизнь заново. Вы не думали, что этот парень не так уж плох, раз пытался с вами контактировать там? Вряд ли в той пустыне сочувствие пленникам так уж поощрялось.

Разговор был очень нелёгким. Келлах тщетно пытался понять, что именно не даёт ему самому расслабиться, разрядить обстановку, утешить и ободрить как должно это делать духовному пастырю. Он понимал, что покоя не даёт ему проклятое слово "терроризм". Понимал, что тот, в котором он сам принимал участие и тот, о котором говорил Брендан слишком разные. И похожи настолько, что хочется выть.
- Он сбежал, Брендан, - наконец-то у него получилось сделать так, чтобы голос не звучал слишком взволнованно. Чтобы звучал негромко и спокойно, немного задумчиво и совсем чуть-чуть расслабленно. Сигарета, конечно, помогала, как и всегда помогало как можно более размеренное дыхание. - Вы говорите, что он сбежал от... - как же он ненавидел это слово! - террористов. Сбежал сюда, в Ирландию, поселился в том же городе, что и вы. И не стал прятаться от вас, когда повезло вдруг столкнуться.
Келлах замолчал, сосредоточенно глядя на тлеющий кончик сигареты, размышляя о том, что и как сказать ему дальше. Мыслей было слишком много, и нужные никак не получалось ухватить за скользкие хвосты. Тема оказалась слишком сложной.
- Вы знаете, я сам предпочитаю доверие. Да, оно подводило меня, но большей частью люди оказывались гораздо лучше, чем могло бы показаться на первый взгляд. И несли гораздо меньше зла, чем окружающие ожидали от них. Нет, конечно же, я не призываю вас прямо сейчас заключать Али в объятия дружбы, впускать его в свой дом, в свою жизнь, - пальцы привычно тормошили дотлевшую сигарету, разрывая тонкую бумагу и фильтр в практически микроскопические клочки, тут же сносимые ветром на газон - некоторые привычки не исчезают даже спустя пару десятков лет. - Просто я хочу сказать, что возможно вам не дают покоя плохие воспоминания, связанные с, в общем-то, хорошим человеком. Или человеком, который хочет стать хорошим.
Келлах потрепал за ушами подбежавшего и сложившего голову ему на колени Эйфина, чуть улыбнулся псу и прижался лопатками к спинке скамьи. Шрамы на спине зудели, но сейчас в его памяти всплывали совершенно иные события.
- В моей жизни был момент, когда я искренне ждал смерти за всё, что натворил, но принятие тех, от кого я её ждал, спасло меня. И изменило. Может быть, Али нужно такое же принятие? Принятие, несмотря на то, что вы знаете о нём, несмотря на то, какой он на самом деле. Или каким казался. Или кажется.

- Не представляйте, - с неожиданной горькой усмешкой негромко произнёс Келлах, неторопливо перебирая пальцами белую шерсть лохматого друга. - Честно говоря, лет в двадцать я, наверное, точно с катушек бы от всего этого съехал, но... - он замер на мгновение, уставившись невидящим взглядом куда-то вдаль, - знаете, я всегда знал, что Господь меня любит и бережёт, даже независимо от того, насколько недостойным этой Любви я сам себя считаю. Но только сейчас я начал всё это осознавать в полной мере.
Он снова замолчал, улыбнулся Эйфину, вопросительно вздёрнувшему брови, мягко потрепал пса по холке и чуть подтолкнул его в бок, снова разрешая бегать самостоятельно.
Мысли медленно ползли в голове, словно синхронизируясь своим движением с медленно плывущими по небу облаками - Келлах вздохнул, в очередной раз задумываясь о том, какими причудливыми путями ходят окружающие его самого люди по своей жизни. И как во всей этой путанице рано или поздно угадывается рука Бога.
- Жаль, многие слишком поздно понимают, где свернули не туда, - не задумываясь продолжил он вслух свои мысли. - И очень жаль, что ещё больше людей не понимают, что всё можно исправить даже в самую последнюю минуту. Главное - действительно стремиться к этому.
Эйфин белой молнией носился по зелёной лужайке, то пытаясь поймать по глупости пролетевшую слишком низко птицу, то резко останавливаясь и с видом заправского охотника начиная подкрадываться к развалившимся на солнышке кошкам. Кошки его не боялись - большой пёс был слишком добродушным, чтобы всерьёз браться гонять живность отличающуюся от него видом и размером.
- Я хочу вам кое-что предложить, Брендан, - повернувшись к нему произнёс Морриган. - Я не навязываю, но всё же, - руки начали замерзать, Келлах чувствовал как словно натягивается на шрамах кожа, как её начинает мелко и нудно покалывать. Это всё отвлекало, не давало ему собрать все нужные слова, рассыпающиеся в голове от медленно нарастающей тупой боли. - Помолитесь со мной? - он дёрнул губой, понимая, что всё же сказал не совсем то, что вертелось на языке, вдохнул, медленно выдохнул и сказал снова: - Давайте помолимся с вами вместе?
В соборе в это время точно не должно было быть лишних людей. Да и дело было совсем не в этом. Келлах сейчас слишком остро понимал, как нужна эта молитва, как что-то просится наружу, осторожно складываясь в просьбу. Он ещё не знал, о чём должен попросить Господа, но осознавал, что все слова придут к ним обоим, едва только колени коснутся пола перед алтарём.

Он бы мог сказать сейчас, что выбор есть всегда. Напомнить о мучениках, о святых, о мучениках, ставших святыми, и о тех, чьи имена даже никто не знает. Но не стал. Это было лишним, ненужным, совершенно неуместным в сложившейся ситуации. Каждый переживает свои травмы по-своему. Он ведь сам не отошёл от Бога только потому, что действительно не представлял своей жизни без Него. А потому непонимание и боль высказывал Господу фактически напрямую. Брендан был другим человеком. С другими мыслями, с другими выводами, другими способами анализировать свою собственную жизнь.
- Вы остались живы, - ладонь Келлаха мягко коснулась плеча О'Кэйси, чуть сжав его через плотную ткань пальто. - Это главное. Я, честно говоря, не думаю, что Господь может быть на вас в обиде из-за этого.
К тому же, Келлах знал - но не озвучивал, во всяком случае, пока что, ведь Брендан явно не был готов к таким утверждениям - с кем бы и каким бы образом ни сталкивал человека Господь, всё способствовало нужным и полезным изменениям. Знал он это и по свидетельствам других людей, и на собственном опыте ещё как прочувствовал. Но молчал. Сейчас любое из его слов могло стать неуместным поучением, а это иной раз было гораздо хуже явного пренебрежения к ближнему.
Первой мыслью было пригласить Брендана в часовню - меньше людей, меньше само помещение, больше света, тот же Господь в дарохранительнице. Но... всегда с ним было это "но" - ноги сами повели его к первым лавкам просторного нефа собора.
Большой алтарь в глубине пресвитерия был укрыт плотной тканью - до литургии было ещё довольно много времени. Света тоже было довольно мало, но он словно благодаря какому-то волшебству наполнял весь собор, окутывая его мягкими переливами цветов витражей и мерцающих свечей и лампад.
- Давайте останемся здесь, - Келлах приглашающе взмахнул рукой, пропуская Брендана вперёд себя на скамье, и пока тот устраивался, неторопливо опустился на колени - старое дерево подколенника мягко скрипнуло, Морриган осенил себя крестным знамением. - Знаете, Брендан, в детстве, когда старая монахиня старательно вдалбливала в наши бестолковые макушки пункты катехизиса, стремясь хоть как-то расширить наши знания о вере, меня всегда мучил один вопрос - как молиться правильно, - он переплёл пальцы, опираясь предплечьями на спинку стоящей впереди скамьи. - Я никак не мог согласиться с тем, что Им, - чуть наклонившись вперёд он указал пальцем в сторону алтаря, одновременно обращая внимание собеседника и на распятие, и на образ Девы Марии, и на витражи, среди изображений которых виднелась белая птица, окутанная сиянием, - что всем Им так уж сильно нужны эти строго выверенные слова. Молитва - это разговор с Богом, а мы ведь не разговариваем друг с другом цитатами великих мудрецов? - Келлах слабо дёрнул уголками губ, словно пытаясь хотя бы изобразить улыбку. Его словно вымораживало перед алтарём, когда он оставался наедине с Распятым. А сейчас он вообще ощущал себя чем-то вроде передатчика - ему следовало сейчас помочь Брендану оформить мысли хотя бы в попытку молитвы. Или чего-то отдалённо её напоминающее.
- А иногда я прихожу сюда не говорить, а слушать. Никогда не знаешь, сложатся ли твои слова во что-то осмысленное, а вот ответы даже на невысказанные вопросы иногда приходят очень неожиданным образом, - он сам не понимал, зачем говорит всё это, что за размышления подтолкнули его к этим словам, но где-то в глубине души надеялся, что каким-то таким образом сможет помочь человеку, находившемуся сейчас рядом с ним.

- Это не важно, - Келлах улыбнулся, не поворачивая головы к Брендану. Он чувствовал его взгляд, ощущал эту лёгкую беспомощность, проникнувшую в дрогнувший голос. И понимал, что где-то всё это уже видел. Только тогда он сам задавал вопросы священнику, пытаясь понять как жить дальше, пытаясь осознать, что эта жизнь возможна в принципе. - Не важно, какими словами вы обратитесь к Нему, и обратитесь ли словами вообще. Он ведь знает все наши мысли, касается их, когда нам это нужно.
Он понимал, что за вопросами Брендана кроются вещи гораздо более важные - те, которые и задавать-то страшно, потому что кажется, будто если узнаешь ответ, то пути назад уже не будет. Человек боится отсутствия возможности повернуть назад и попробовать снова. Вот только не всегда это действительно нужно самому человеку.
- Иногда мне кажется, что Он совсем меня не слышит, - Келлах неожиданно нервно потёр ладони друг о друга и замер, коснувшись кончиками пальцев шрамов. - И, знаете, это бывает гораздо чаще, чем могло бы показаться. Я множество раз испытывал досаду не только после молитвы, но и прямо во время её. Иногда мне хотелось закричать, практически скандал устроить, - он усмехнулся, - такой, настоящий, с битьём посуды и ударами кулаков в стену.
Тишина обрушилась внезапно. Келлах почувствовал, что его горло будто сдавливает, судорожно вздохнул, пытаясь расслабиться и собрать рассыпавшиеся мысли - множество воспоминаний давно возвращалось к нему не образами, а такими вот ощущениями, от которых иной раз хотелось выть и биться головой о стену. Он давно научился справляться с собой, и внешне такие "приступы" практически не проявлялись - только те, кто достаточно хорошо знал его, могли понять, что с ним что-то не так, остальных же его внутренние переживания не особо касались.
- Молитва для меня никогда не была ритуалом, - наконец-то продолжил он, чуть отдышавшись. Под рёбрами слева снова кололо, но уже не так резко и настойчиво - можно было даже не обращать внимания. - Даже литургия часов*. Я просто пять раз в день обращаюсь к бревиарию и молюсь... И иногда, очень внезапно, понимаю, что меня слышат. Что ответы на все мои когда-то давно заданные вопросы буквально у меня в руках вот именно сейчас, перед глазами, что я слышу их. Ну а кто-то получает ответы сразу. Наверное, они и есть святые.
Келлах пожал плечами снова беря паузу. Нет, сейчас он не чувствовал необходимости обратиться к ритуалам, к строго определённым словам. Сейчас между ними складывался разговор, и Келлах был уверен, что этот разговор вовсе не двоих мужчин, стоящих на коленях посреди пустого храма.
- У меня много просьб. Я молюсь о благополучии дочери, о тех, кто покинул меня, о тех прихожанах, которым нужна помощь, да и просто обо всех, с кем меня сталкивала и сталкивает жизнь. И это только просьбы, связанные с людьми... А ведь я довольно часто прошу помочь мне с мастерской или с решением каких-нибудь экономических вопросов. Иногда мне кажется, что на Небесах меня уже давным-давно мечтают заткнуть, - он негромко рассмеялся, смущённо пожав плечами. - Впрочем, это не очень-то меня останавливает. Иисус говорил нам о том, что мы должны обращаться к Нему как можно чаще. Наверное, я стараюсь выполнить хотя бы эту Его просьбу.

*индивидуальные богослужения, должные совершаться ежедневно в течение дня священниками, монашествующими и живущими посвящённой жизнью.

Иногда человеку нужна просто возможность выговориться. Просто говорить, выпуская из себя всё, что скопилось за годы. Говорить не анализируя, не пытаясь отсеять информацию. Это было совсем не похоже на исповедь. Хотя, в какой-то мере, именно ей и являлось.
Келлах гораздо больше кратких отчётов в исповедальне ценил такие вот разговоры. Они позволяли узнать человека гораздо глубже, более справедливо разобраться с мотивами его поведения, даже элементарно найти причины для каждого неосознанного поступка. И самое главное - помочь не допустить повторения тех действий, последствия которых снова могли бы мучить.
С Бренданом сейчас было гораздо сложнее именно в этом, привычном для Морригана плане. Тот не каялся в грехах, его тревожило нечто иное, мало связанное в своём корне именно с его поступками.
Поэтому он просто слушал, не перебивал надеясь, что на что-то важное Брендан наткнётся сам, получив возможность выпустить наружу все свои переживания, взглянув на них, возможно, со стороны. Слушал и очень надеялся, что у О'Кэйси хватит сил и мужества добраться до самой глубины себя. Но что и говорить - не всякому святому хватало сил на такое.
- Я уверен, что вам не раз говорили такое, - Келлах отчего-то чувствовал себя словно застывшим - не было никакой необходимости жестикулировать или добавлять интонациям выразительности и даже свой собственный голос он слышал словно со стороны. Так бывало, когда он слишком глубоко погружался в размышления и словно отстранялся от окружающего его мира. - Вы пережили очень глубокое и продолжительное потрясение. Это никогда не проходит бесследно. И совсем неудивительно, что ваш привычный мир из периода "до" совсем не стыкуется с миром "после". Он, конечно же, остался тем же, в той же системе координат, только вот вы, Брендан... вы из той системы выпали.
Он замолк ненадолго, пытаясь отогнать от себя образы своей прошлой жизни, своего опыта выпадения из привычного мира - не это было сейчас важно. Хоть сколько-нибудь имело вес лишь то, что Келлах понимал, что может чувствовать Брендан, пусть даже и не мог представить все его внутренние переживания в точности.
- То, что вы якобы потеряли и хотите найти, Брендан, на самом деле может быть буквально у вас в руках, - непроизвольно брошенный на собственные ладони взгляд заставил Морригана едва ли не зажмуриться - шрамы отвлекали от собирающихся в предложения слов, но странным образом наталкивали на нужную мысль. - Но, может быть, вы просто пока этого не видите? Ведь угол зрения изменился. Да всё изменилось, - он снова замолчал, буквально на какую-то пару секунд. - Может быть, вы даже нашли это, но просто ещё не осознали?