Нет ничего быстрее капитолийского экспресса, и все-таки Финнику всю дорогу казалось, что время тянется невозможно долго. А еще - что поезд то мчится слишком быстро, то просто ползет, то и дело приятные запахи становятся слишком острыми, а потом полностью исчезают, что звуки и голоса начинают звучать раздражающе резко и визгливо. От этих ощущений трудно было отключиться, но, что хуже, он прекрасно знал, признаками чего они являются: обычно именно таковы бывали предвестники странных тревожных дней, когда ему становилось трудно здраво воспринимать реальность, повсюду мерещилась скрытая опасность, а по ночам приходили кошмары до того реалистичные, что их легко было перепутать с явью. От них спасала близость Бойда, да и самом это состояние иногда можно было разогнать, просто покрепче сжав его руку, но сейчас Финнику не хотелось добавлять еще один черный камень к их общей усталости, поэтому он просто старался отвлекаться: на пейзажи за окном, на болтовню стилистов, на шоу - на что угодно. К тому времени, когда экспресс остановился на платформе Четвертого, бывший ментора почти поверил, что в этот раз справился без посторонней помощи: лихорадочная тревожность почти отступила.
Нужно было улыбаться встречающим, расточать похвалы Бойду, делиться радостью встречи, и впервые за многие недели Одэйр говорил хоть и несколько цветисто, но вполне искренне. Люди, собравшиеся сейчас на перроне, искренне гордились своим победителем и были рады его видеть, им нравилось, что он один из них, да еще и не из семьи каких-нибудь крупных шишек местного разлива, и им явно хотелось, чтобы ему стало дома тепло и хорошо. Одэйру они тоже улыбались, осыпали его веселыми приветствиями - и он с готовностью отвечал - и все-таки, ловя некоторые взгляды, он невольно вспоминал слова Сенеки "Вы теперь больше капитолиец, чем житель Четвертого дистрикта." Пожалуй, в этом была правда. Пожалуй, он даже задумался бы об этом, если бы радость возвращения домой не перевесила напрочь все остальное.
Вскоре камеры выключили, команда сопровождения бурно расцеловала обоих победителей и нырнула обратно в поезд, встречающие начали расходиться, и вот тогда с моря потянуло сильным свежим бризом. Финник жадно вдохнул этот запах и с трудом удержался от того, чтобы начать уговаривать Бойда сорваться на пустой в этот час песчаный пляж немедленно. Там дух дома ощущается острее всего, там они будут только вдвоем, там, наконец, можно будет смыть с себя всю грязь привезенную из Капитолия. Пришлось сделать над собой усилие и вспомнить, что, во-первых, Бойд наверняка хочет повидать семью, а, во-вторых, Азора уже сто раз просила "не быть свиньей и не пропадать сразу после приезда". Ничто не могло заставить Одэйра отправиться исполнять семейный долг надежнее, чем суровый голос сестры.
Распрощавшись с Бойдом на аллее в деревне победителей, он взбежал на крыльцо собственного дома, поставил у двери чемодан и тут же оказался в объятиях матери. Она и Азора заговорили одновременно, обещая ужин, "какого и в Капитолии не видели", тринадцатилетний Нерис вертелся вокруг в тщетных попытках сунуть нос в чемодан в поисках подарков, а отец, как всегда, показался самым последним: мистер Одэйр так и не научился заново ладить со старшим сыном после того, как тот вернулся с Игр.
Семейный ужин вышел шумным и теплым. Расспрашивали о Капитолии, еще больше - о Бойде и о том, как его принимали, рассчитывая, что этот разговор Финнику будет приятен, рассказывали о местных делах и мелких проблемах. Когда закончили, Финник вручил-таки всем привезенные подарки и ушел с Азорой вдвоем в маленькую гостиную, где по вечерам обычно даже свет не зажигали. Перед сестрой можно было почти не скрывать свою усталость и не прятать вновь вернувшуюся тревогу: она, как и многие, не могла понять побывавшего на арене, зато ей хватало ума хотя бы быть рядом без лишних вопросов. И снова тревога отступила, притихла, как иногда стихает дождь, не исчезнув до конца, но превратившись из ливня в слабую морось. Решив, что на большее рассчитывать не приходится, Финник поцеловал Азору на ночь и поднялся к себе.
Сон не шел. Недальний шум моря, казалось, нес в себе скрытую угрозу, рокотал так, будто сулил бой без шанса на победу. За окном мелькали странные тени причудливой формы. Несколько минут Финник просто смотрел в окно, потом принялся расхаживать по комнате, поглядывая по сторонам. Все, что попадалось на глаза, его раздражало: слишком тонкие шторы на окнах, переставленные за время его отсутствия вещи, новый торшер, бросавший на стены мертвенный, как ему, казалось, свет.
Море загудело громче и грознее, где-то ударил гонг, оповещавший о необходимости приготовиться к шторму, и этот звук вдруг напомнил о гонге перед Рогом Изобилия. Гонг, после которого надо бежать, что есть духу. Бежать, пытаясь поймать удачу или спасти свою жизнь. Бежать, прятаться, наносить удары, колоть, душить, резать. И снова бежать!
Финник заметался по комнате. В руках как-то сам собой оказался обрывок веревки, которой когда-то перевязывали его старый чемодан, а теперь почему-то забыли ее здесь, и пальцы сами собой замелькали, принялись вязать причудливые крепкие узлы, делающие любую удавку полезнее и удобнее. Каждый узел - воспоминание, непреложный факт, который не может быть ложью. Он много раз вот так цеплялся за узлы. Вытянувшись на кровати и по-прежнему один за другим скручивая узлы, он зашептал:
- Меня зовут Финник Одэйр, Четвертый дистрикт, шестьдесят пятые Голодные Игры, я вернулся, - губы почему-то разом пересохли. - Меня зовут Финник Одэйр... - он сам не заметил, как соскользнул в сон, мгновенно обернувшийся удивительно ярким кошмаром.
Гай, трибут из Второго, больше похожий на машину, чем на человека, зажал его в углу той пещеры у воды, где он прятался уже несколько часов. Выбил трезубец, сломал ему руку, а потом связал ноги той же лозой, из которой Финник пытался сплести сеть, и теперь сидел у него на груди, улыбаясь и поигрывая тонким изогнутым ножом.
- Такой красивый, - издевательски усмехался Гай и скользил острием ножа по лицу Одэйра так, что кровь начинала заливать глаза. Один глаз, впрочем, уже не видел. - Столько подарков, столько, наверное, спонсоров, стольким нравится смотреть на тебя... Станешь уродом, многие, наверное, завздыхают: "Ах, как ты был мил, любовь моя!" - Гай издевательски засмеялся, а Финнику под руку вдруг подвернулась невесть откуда взявшаяся удавка, и с ней он метнулся к своему палачу, издав отчаянное хриплое рычание.
[AVA]http://storage7.static.itmages.ru/i/16/1113/h_1479077357_8997101_e992d8b06b.jpg[/AVA]
[NIC]Finnick Odair[/NIC]
[STA]Улыбайся[/STA]