Вечер был прохладный. Солнце днём ещё теплилось отголосками лета, но уже было понятно, что томная нега переселится с улиц персонально в каждый дом, оставаясь маленьким островком уюта. А как же было хорошо… Люди вовсю пользовались отсутствием пронизывающего холода. Было чётко ясно, этот вечер и эта ночь могут быть последними нежными спутниками в этом году, прежде чем придут их более суровые собраться. Даже немного жаль. А пока можно было побаловать себя и одеться достаточно легко. Аглая придерживалась такого же мнения. Разве что тёмно-зелёное кашемировое пальто до колена служило подстраховкой. Всё-таки есть свои минусы от ночной работы: приходишь – уже холодно, уходишь – ещё холодно. Зато есть возможность уже прийти в «сценической» одежде. Очень удобно, когда нет необходимости перегружать сумку сменной одеждой и переодеваться в коморке, где в любую секунду могут нарушить твоё личное пространство. Не сказать, чтобы это смущало девушку или она этим не пользовалась, однако Nove – всё же приличное заведение, с ним надо считаться.
Итак, 6 вечера. Работники коктейль-бара уже давно на ногах и только одна из них только что заняла своё место. Перед этим заглянула в служебное помещение, оставила там пальто и сумку. Чуть-чуть поболтала с официантками, пофлиртовала с Лёшей – барменом, который, несмотря на серьёзное отношение к работе, ценитель прекрасного пола, а также свободных отношений. Полезный человек. То коктейль за счёт заведения, то чашечку кофе… в постель. Редко, но приятно. Впрочем, время пошло, небольшое фортепиано открыто. Леди и джентльмены, вечер импрессионизма! Наслаждайтесь.
И первым в зал, будто светом, пролился Эрик Сати. Основатель импрессионизма в музыке. Не такой известный как Дэбюсси или Равель, но у Аглаи были строгие принципы в отношении этой тройки известных. Да и играть Сати было проще всего. Особенно гимнопедии. Они были одновременно просты, но глубоко насыщенны эмоционально. В них было нечто глубинное, сокрытое от поверхностного взора. Буквально с первого предложения музыка гипнотизировала, расслабляла, манила своей тайной. Будто рассказывала, что знает, о чём мечтает человеческое сердце. И пианистка со всей доступной ей мягкой настойчивостью просвещала слушателей. Казалось, даже разговоры поутихли. Вон парочка, которая замерла. И он, и она держат в руках изящный бокал с шампанским. Леди даже прикрыл глаза. Наверное, хотела показаться своему спутнику более романтичной натурой. Что ж, музыка ей в этом помогала. Меццопиано, состенуто… Да, дорогие, пока ещё сдержано. Я знаю, что некоторые из вас пришли ко мне. И я испью ваше внимание по капле. Лёгкой патокой проберусь в сознание. Сопрановая партия вас приласкает, пока сдержанные басы закрепят на грешной земле, не давая воспарить. Нравится? Мне тоже.
Брюнетка любила свою работу. Особенно в такие моменты, когда сама растворялась в мелодии. Пускай и другого композитора, но каждый исполнитель всегда вносил в произведение частичку себя. И так дико хотелось сейчас потушить свет, оставить себе лишь свечу. И чтобы на последних аккордах она потухла вместе с ускользнувшей мыслью.
Прошло полтора часа. Сати сыграл свою роль и был возвращён в специальную папку к остальным нотам. Сделала перерыв на 10 минут. Заряд бодрости в виде чая от Лёши и вперёд на новые подвиги!
А дальше по списку Равель…И тут Аглая решила не щадить ни себя, ни публику. «Ночной Гаспар»! Утончённое произведение, и по стилистике отличается от Сати. Люди его начало сравнивают то с лёгкими дождевыми каплями, то со стремительно разрастающимся ледяным рисунком на окнах. За что Соколова любит импрессионистов, они аккуратисты. У них нет ни одной лишней нотки. Они сливаются с миром, а то и подстраивают мир под себя. Можно смотреть на костёр, мерно горящий в камине, а вот сыграйте в этот момент Равеля, и огненные языки перестанут казаться спокойными. Будут игривыми, задорными, манящими, кокетливыми. Любыми, волнующими, экспрессивными в своей внутренней силе. Вы даже разглядите, как алеет обласканное в слиянии с огнём дерево… Не это ли красота? Пианистка больше не смотрела по сторонам. Она в своём строгом костюме из чёрных брюк, белой блузы, тёмного жилета и лакированных ботинок была одним целым с инструментом, с завораживающим переливом из белёх и чёрных клавиш. Да, здесь они были на одной волне. Инструмент уже давно подчинился девушке, а она знала, что на клавише фа-диеза малой октавы имеется маленькая царапина, её любимая си первой октавы отличается немного большей шероховатостью, а ре-бемоль третьей имеет неприятную особенность иногда западать. Благо, этой нотой пользовались редко, ей можно простить этот маленький дефект. Как и все остальные, потому что из-за них этот инструмент и становился уникальным. А ещё он отличался крайне чистым звучанием. Чего уж, в своё время Соколова приложила немало сил, чтобы убедить администратора кафе в необходимости правильного ухода за инструментом. Но оно того стоило. И сейчас Равель звучал почти безукоризнено. Почти. Сложный композитор, надо над ним ещё поработать. А ещё лучше сделать перерыв.
На этот раз на полчаса. Студенты консерватории привыкли заниматься по 5-6 часов к ряду изо дня в день. Но никто не железный. Пальцы неплохо разыгрались, но и им нужно дать немного времени отдохнуть. К тому же в помещении немного похолодало. Пришлось одеть мягкие перчатки, чтобы руки не замёрзли. Заодно перекинулась фразами с некоторыми завсегдатаями. И новички приходили. Есть такие личности, которые считают, что музыкант – отдельная категория людей. Не стоит лгать, это правда так. Они получают деньги за то, что больные на голову, сердце и душу. Порыв художника может понять только художник. А остальные могут приобщиться к таинству через наблюдение и созерцание результата. Хотя пропускают самый сок. Но что поделать. У каждого своя роль в этом мире.
Десять вечера. Смена сегодня заканчивается в 12. Обычно позже, но большинству необходимо вставать в понедельник на работу. Так что администрация вынесла вердикт, что лучше всего в конец недели людей жалеть и не заставлять их засиживаться допоздна. Иначе во избежание недосыпа больше не будут приходить в бар. Странный вывод, но работает на ура! И людям хорошо, и Аглая благодарна. Нечасто получается поспать ночью. Хотя обычно в это время она и пишет музыку. А иногда просто занимается. А иногда любит посидеть на подоконнике и попить кофе, глядя на город. Есть в многоэтажных домах своё очарование.
И снова пианино в действии. Дебюсси. За последнее десятилетие он стал дико популярен. Не без участия фильмов, но он и правда вишенка на торте. Сегодня Лая взяла 24 прелюдии. Их хватит часа на полтора. Среди них есть известная «Девушка с волосами цвета льна». Красивое произведение. Но и остальные портретные… Только вслушайтесь в названия! «Затонувший собор», «Туманы», «Холмы Анакапри», «Прерванная серенада», «Мёртвые листья»… Пейзажные, портретные, бытовые зарисовки… Клод будто не писал ноты, а рисовал их тонкой акварелью. Поэтому он и признан лучшим из импрессионистов. Гений миниатюр, создатель единственной оперы в жанре импрессионизма. Он игрался легко, его произведения было сложно додумать от себя, однако они были близки и понятны буквально всем.
«Вереск» заполнял собой всё пространство бара. Аглая сидела отдалённо от входа и какая-то шумиха не сразу достигла её внимания. Пианист, поглощённый произведением, вылетает из реальности и живёт только в своём мире. И горе тому, кто посмеет вырвать его в процессе. Это сравнимо лишь с прерванным актом любви, хотя и в не столь неловком положении. Небольшая пауза и соло правой руки дало возможность посмотреть в сторону. И мелодия чуть было не прервалась. Вандал был узнан. Несколько строк и произведение было окончено. А выступление прервано. Табурет остался стоять без пианиста.
Григ бывал здесь. И в виде нот на фортепиано, и в лице одного из лучших дизайнеров Петербурга. Но лучшим он был трезвым. А сейчас… а сейчас к нему направлялись официанты и лица их не сулили горе-творцу ничего хорошего. И пусть он это заслужил, но брюнетка подозревала, что или кто является причиной появления этого субъекта на здешней сцене.
- Мальчики, спокойно. Дайте мне минуту, – Лая перехватила их на подходе и подскочила к барной стойке. – Лёшенька, дай мне, пожалуйста, воду без газа… Спасибо, ты душка.
Кокетливо подмигнула и, сияя очаровательной улыбкой, направилась к эпицентру шабаша. Уже подходя к столику, посмотрела на багровеющего от гнева мужчину и почти пропела.
- Прошу простить нас за конфуз. Наши работники немедленно исправят положение.
И первой же начала исправлять. Так же мило хлопая глазами, цепко ухватила Грига за ухо и потащила к выходу, не особо заботясь о его удобстве. Не маленький, сам нарвался.
На улице отвела к углу дома и только там отпустила. Пока парень горевал о нанесённой ему травме, Соколова открыла бутылку, заботливо убрала очки дизайнера с переносицы на макушку, вылила себе на руку воду и хорошенько её размазала по лицу Ромы. И ещё добавила, но вторая порция пришлась на заднюю сторону шеи – одно из самых чувствительных мест, когда надо охладиться или прийти в себя.
- Какого хрена ты как обычно?! Я понимаю, где-нибудь в другом месте, но Nove – приличное заведение! Блииин… Как нужно было нажраться, чтобы лакать суп из чужой тарелки?
Она была зла на парня. Очень зла. Но это не помешало ещё раз намочить ладонь и уже заботливее протереть лицо и за ушами. Идиот. И пофиг, что он её третий и неофициальный работодатель. Но его даже бить не хотелось. И так побитый жизнью. И сейчас это было особенно хорошо видно. Девушка выдохнула, выпуская лишний пар и разглядывая Грига. Да, его знаменитый однофамилец, кажется, не раз в гробу перевернулся. Но оставлять его такого одного не позволяла совесть. А музыкальный вечер и без того испорчен.
- Подождёшь тут? Я быстро. Или тебе совсем плохо?